Золотой рассвет. Часть 2. Последний Союз

Дорога до Сауроновой крепости отняла у харадских добровольцев очень много времени и сил. Если бы не Аллуа, которую Ортхэннэр посвятил в тайну расположения многих мордорских подземных тоннелей, им так и пришлось бы возвращаться домой несолоно хлебавши, но она объяснила им дорогу. Чтобы попасть в Барад-Дур, им пришлось огибать Мордор с восточной стороны и искать скрытый в Пепельных горах проход. — Это здесь, — Аллуа указала своим спутникам на жутковатого вида пещеру с низким входом, — зажигаем факелы, и вперед. Нам дальше до самой крепости собственно вперед по подземному ходу еще лиг шесть быстрым шагом, но большая часть пути уже позади, так что шевелимся. Айор застыла в нерешительности, ей было боязно лезть в этот черный провал даже с факелом и в сопровождении своих друзей. Проход, со всех сторон которого торчали острые черные камни, напоминал ей пасть какого-то сказочного чудовища с оскаленными зубами. — Ну что ты встала? — с укоризной посмотрела на нее Аллуа. — Если уж мы проделали такой путь, назад дороги нет. Страшно? Та неуверенно кивнула. — Раньше надо было думать, в бою будет еще страшнее. Давайте, все за мной, да осторожно, поначалу здесь свод довольно низкий, в особенности у входа, так что пригнитесь. К утру будем в крепости Ортхэннэра. *** Небо на востоке еще даже не начало светлеть, когда мирно спавшего коменданта Маэглина разбудил один из караульных и сообщил, что полчаса назад через главный западный подземный ход к ним прибыл отряд из Ханатты. Эльф встал с постели, спросонья зевая и хрипло матерясь. — Еб вашу мать, что вам всем дома не сидится и в кровати не лежится, — ругался он, одеваясь, — то Эрилиндэ трахаться захотелось, то с вами теперь разбирайся — ни сна, ни отдыха. Он быстро сбегал за Сауроном; тот, впрочем, не удивился, увидев во главе харадских воинов свою подругу детства. — Ну вот, Моро ж меня предупреждал, — чуть слышно сказал он коменданту, — я совершенно забыл об этом, но тут уж ничего не поделаешь, явилась. Рад тебя видеть, всех вас, — обратился он уже к Аллуа. Вот ведь нашла себе развлечение, хотя ее можно понять, скучно ей там в своей Ханатте на одном месте сидеть. — Как ты? — обеспокоенно проговорила эльфийка, внимательно глядя по сторонам. — Мы все за вас переживаем. Как Денна? — Он, наверное, пока что еще спит, я не стану его будить, пусть отдыхает — силы ему еще понадобятся, — с неожиданной суровостью ответил Ортхэннэр. — Мне с тобой надо поговорить по душам. Маэглин пока поможет твоим людям разместиться, а ты давай за мной. Аллуа не понравился его тон, но она молча пошла с Черным Майа в его шестиугольный кабинет. Там все было по-старому, как и в те времена, когда он только выстроил свою крепость — те же черные драпировки на стенах и окнах. Она так давно сюда не приходила, а ничего, казалось, не изменилось. Саурон поставил перед ней чайник с чаем из прозрачного стекла и такую же чашку, после чего некоторое время молчал с непонятным выражением лица. — Аллуа, — быстро проговорил он, — я благодарен тебе за то, что ты обо мне не забыла и хочешь мне помочь, но я тебя об этом не просил. Не превращайся во вторую Элхэ, которая из-за своего своеволия едва не погубила все общее дело. Такое поведение не доводит человека до добра. Главный здесь я, и решаю я. — Я понимаю, — эльфийка чувствовала себя очень неловко и понимала, что сделала что-то не то. Она сидела, рассматривая сквозь стекло плавающие в красновато-коричневом чае темные чаинки. — Я не только не просил о помощи, — продолжил он, чуть помедлив, — но и собираюсь в ближайшие полгода или даже пару месяцев сдать врагам крепость. Пустую. Поэтому я понемногу распускаю гарнизон. Как ты сама понимаешь, я не могу спровадить его восвояси весь и сразу, потому что не стоит привлекать к моим ребятам внимания и подставлять их под удар — если кого заметят, им придется пробиваться на юг и восток с боем, а зачем им это надо? Двоим младшим сыновьям я месяц назад уже приказал отсюда убираться, старший уходит через неделю, поэтому в обозримом будущем и тебе придется покинуть крепость. Надеюсь, что тебе удастся избежать открытой стычки с нашими неприятелями и спокойно добраться до безопасного места через подземный тоннель, но все равно будь осторожна и внимательна. Аллуа отхлебнула из чашки и невольно поморщилась — чай был слишком крепким и заметно горчил. — Невкусный? Если хочешь, добавь сахара, вот сахарница. — Да нет, чай очень вкусный. И в меру горячий, — улыбнулась она, отпила еще глоток чая и поставила чашку на стол. — Хорошо. Извини, что доставила тебе беспокойство. Я хотела как лучше, думала, тебе нужна помощь, но ты, как я смотрю, тут не бедствуешь и не голодаешь. — Еще чего не хватало, — с кривой усмешкой махнул рукой Саурон. — У меня есть все необходимое, со мной тоже все в порядке. — Зачем ты вообще затеял эту войну? — с недоумением спросила она. — Неважно. Потом все поймут, если все получится. Тебе не нужно волноваться по этому поводу. Сайэтта, безусловно, сильно переживает, но он пока что еще слишком юн, он не Денна, и я не собираюсь посвящать эту мелочь неопытную в свои планы. — Хорошо, я все поняла, — покорно кивнула Аллуа. — По первому твоему слову я соберу своих людей и покину крепость. Больше никаких вопросов. Ее друг юности, судя по выражению его лица, оказался очень доволен таким ответом. Она налила себе еще чашку чая, с удовольствием ее выпила — несмотря на горьковатый вкус, крепкий чай хорошо бодрил. — Иди спать, а то ты небось всю ночь сюда добиралась, — посоветовал ей Саурон. — Сейчас пойду, только вот с Денной повидаюсь, — ответила та. — Извини меня еще раз, я не хотела вольно или невольно идти против твоих планов и замыслов. — Не надо так переживать, — успокоил ее Черный Майа. — Это я должен был тебя предупредить, чтобы ты оставалась дома, благо мне об этом говорили, но я занимался своими насущными делами и совершенно об этом забыл. В любом случае — не переживай, многие мои люди уже ушли из крепости без каких-либо затруднений. Выйдя из кабинета Саурона, Аллуа спустилась вниз и там столкнулась в коридоре с Денной — он был безумно рад встрече с родственницей. — Хорошо, что ты к нам пришла, — сказал он, — а то я здорово по вам с Айор соскучился. Я б сам домой съездил, если б не война. Время для путешествий неподходящее. Внезапно в разговор вступил Моро, который до того безмолвно стоял за спиной Третьего и приветствовал Аллуа лишь едва заметным кивком головы. — Я все знал, — он опустил глаза, — что вы сюда придете. — И что? — не поняла она. Моро аккуратно поправил на голове яркий шелковый платок с цветочным узором. — Вы здесь. Ваши предсказания сбудутся. Помните? Вы гадали на картах, когда к вам приезжал гость. Судьба бесстрастно оценивает наши желания и мечты и, случается, принимает очень странные решения. Аллуа положила руку на подоконник, бросила взгляд на золотое с легким розоватым отливом рассветное небо. Она уже успела забыть о том гадании, когда Олло был у нее в Ханатте, да и вообще сочла его однозначно неверным и ошибочным. О чем говорит этот странный юноша в платке, откуда он про это знает? — Вспомнила? — он пристально посмотрел на Аллуа. — Вспомнила, но это не может быть правдой, — твердо объяснила она, — потому что не может. — Может, — Седьмой смотрел куда-то в пространство. — Может. Аллуа тупо глядела на него, чувствуя себя мухой, попавшей в паутину. Этот парень что, Видящий? Что означают его слова? Зачем Айор вообще взялась в тот день за карты! А если с Олло и в самом деле случится что-то ужасное, как ему выпало? — Не слушай его! — окликнул ее какой-то писклявый юношеский голос. — Он чокнутый на всю голову, у него с раннего детства мозги не на месте! Она обернулась и увидела перед собой невысокого худенького юношу довольно хрупкого телосложения с серо-зелеными глазами, одетого в черное. — Элвир! — заорал Денна и сжал кулаки. — Что б мне с тобой такое сделать — в глаз тебе дать или пинка под яйца, чтоб ноги закрутились и ты быстро свалил отсюда? Саурианна, я думаю, не обрадуется, если узнает, что ты говорил Моро гадости и обзывал его чокнутым. Того в следующее мгновение как ветром сдуло. Аллуа огляделась: Моро тоже куда-то растворился. — Кто это? — спросила она у своего родича. — Я в последний раз была в этой крепости, когда Ортхэннэр едва успел ее выстроить, и не знаю всех его людей. — Белобрысый хмыреныш — Элвир, Шестой из Девяти, менестрель и ученик Наурэ, — пояснил тот. — Мерзкий типчик и нытик с дрянным характером, его никто из нас не любит, лучше с ним не общайся. Моро — Седьмой, прямой потомок твоего друга детства Моро, не бойся, он не сумасшедший, каким его пытался выставить Элвир, просто, как вы это раньше называли, Видящий. Он потому к Саурианне и ушел — его люди боялись. Он всем предсказывал, кто, когда и от чего именно умрет, на ком женится и все такое. Умалишенным не обзывали, просто сторонились — кому охота знать, почему ты завтра ляжешь в гроб. Аллуа вздрогнула. — Он когда-нибудь ошибался? — На моей памяти — пока нет, — Денна взял ее за руку. Значит, все-таки Видящий. О чем он ей говорил? Что означает это гадание? Что теперь делать? Ортхэннэр прав: ей вообще не следовало здесь появляться. Как предупредить и спасти Олло, если ему что-то угрожает? — Ты завтракала? — спросил ее Третий. — Пока нет, Ортхэннэр меня просто чаем угостил. — Тогда пойдем. Они вместе шли по коридору, когда их снова нагнал Моро. Аллуа попыталась изобразить на лице некое подобие приветливости, хотя ей в присутствии этого странного юноши стало заметно не по себе. — Кольчугу можешь снять, — сказал Седьмой, — здесь она тебе пока не понадобится, наденешь, когда будешь уходить, а так здесь безопасно, ты же не на стене. Что ты так расстроилась? Из-за гадания? Ты не волнуйся и даже в самые ужасные мгновения не теряй надежды, все будет хорошо, помни о том, что после ночи всегда приходит рассвет, а отношение к другим может измениться так, что не о чем будет переживать и жалеть. *** Моро по характеру был человеком довольно спокойным и миролюбивым и наверняка просто замял бы неприятный инцидент, не обратив внимания на оскорбления Элвира — что взять с придурка, но Денна настоятельно посоветовал ему пойти к Саурону и нажаловаться тому на мерзкого ученичка Наурэ. — Знаешь, Моро, ты меня извини, но нельзя все спускать людям с рук! — сказал он товарищу. — Он тут будет строить из себя непонятно что и обзывать тебя чокнутым в присутствии совершенно незнакомого человека, а ты в очередной раз промолчишь? Тот решил, что Денна все-таки прав, и в тот же день рассказал о происшествии Саурону. Черный Майа здорово разозлился и вызвал Элвира к себе, чтобы устроить ему хороший разнос. — Так, мне тут птичка на хвосте новость принесла, что ты, недоумок, на ровном месте нагрубил Моро. Вопрос первый: какого хрена? Элвир стоял перед Сауроном с видом провинившегося школьника, разглядывая темный паркет. — Что молчишь? Язык проглотил? Я жду объяснений. Без шуток. Будь любезен, скажи, почему ты позволяешь себе так с ним разговаривать. Во взгляде Саурона не было ни гнева, ни жалости — только холодная рассудочность, и юноша сразу почувствовал что-то очень недоброе. Он знал, что Властелин его недолюбливает, а по возвращении из Нуменора тот стал открыто показывать Элвиру свою неприязнь, не делая никакой тайны из того, как и почему погиб Наурэ. — Он запугивал Аллуа, — виновато пробормотал Шестой, по-прежнему глядя в пол. — Говорил ей всякие ужасные вещи про какое-то гадание или пророчество, я видел, что ей страшно, и хотел ее успокоить. Зачем он так делал? Она же действительно боится! — Так, слушай сюда, — ледяным голосом произнес Саурон. — Моро сказал ей то, что я ему разрешил. Это понятно? Элвир испуганно кивнул. — А раз понятно, так какого хрена не в свое дело нос суешь? — рявкнул на него Черный Майа, для пущей наглядности стукнув кулаком по столу. — Только посмей мне еще раз не к месту рот раскрыть, и вылетишь отсюда быстрее, чем успеешь сосчитать до трех. С этого дня ты временно отстранен от всех дел, пока не одумаешься и не начнешь вести себя как подобает, а пока в наказание бери ведро и тряпку и иди мыть полы на всем верхнем ярусе, да чтоб сверкали. Приду — проверю! Еще занавески там же в коридоре сними и постирай. Все понял? Вперед. Лицо Шестого исказила какая-то жалкая гримаса. — Я же себе руки сотру в кровь и играть не смогу… Вот Тано Мелькор… — Еще одно слово — и я тебе обе руки сломаю, точно играть больше не сможешь. И чтоб имени Мелькора я тут больше не слышал, Мелькор умер больше трех тысяч лет назад, и главный теперь здесь я, будь любезен меня слушаться. Элвир робко кивнул — он уже успел наглядеться на то, чем чреват гнев Властелина. — Усек? Пошел вон. *** руку кладу я на талию или на грудь той, кого люблю, и смотрю я на бархат густой, под которым дрожит со своими замерзшими звездами ночь. Пабло Неруда «Человек-невидимка», 1954 Саурон был ужасно зол, хотя пытался не подавать виду — еще не хватало на кого-нибудь сорваться. Он терпеть не мог упертых людей, которые находят странное удовольствие в том, чтобы настаивать на своем вопреки здравому смыслу, но тем не менее по жизни ему прямо-таки везло на упрямцев. В роду Элроса эта черта характера, судя по всему, вообще передавалась по наследству. Невзирая на все разъяснения, Зимрабет снова взялась за старое — не уйду, останусь с тобой до конца, хоть он ее и предупреждал, чтоб не смела с ним спорить и ему перечить. Тоже мне, лавры идиотки Элхэ, видать, покою не дают. Хорошо хоть, Эрилиндэ в итоге не пришлось даже упрашивать, чтоб свалила, а то она поначалу тоже порывалась защищать Барад-Дур до последнего. Однако когда его военачальницу недельки через три после ночного приключения во вражеском лагере начало мутить по утрам, а один раз она чуть не упала в обморок, то сразу поняла, к чему это, и убралась из крепости вместе с отрядом Мортаура. Спасибо Гил-Галаду, хорошо постарался! А может, последовать его примеру и тоже постараться — где четыре, там и пять, а уж в интересном положении упрямая Зимрабет точно в бой не полезет, несмотря на всю свою оголтелую ненависть к Исилдуру и мечты сгноить беднягу в темнице вместе с его детьми. Что ж, неплохая идея — можно совместить приятное с полезным. Немного посовещавшись с провидцем Моро, он решил не откладывать дело в долгий ящик. Несколько дней назад они с Зимрабет опять повздорили, когда он пытался убедить ее в том, что ей пора покинуть крепость вслед за сыновьями; настало время помириться и избрать другой способ спровадить супругу восвояси. С этими мыслями он направился в ее покои. Час был поздний, но она еще не спала и почти сразу открыла дверь. Увидев своего мужа, Зимрабет молча отступила и прошла в комнату; он — за ней, не забыв повернуть ключ в замке. Что ж, не хочешь понимать, что мужа надо беспрекословно слушаться, потому что он просто так ничего не говорит и тем более не требует — выставим тебя из крепости иным способом. — Зимрабет, извини, я был неправ, когда накричал на тебя, — Саурон изобразил на лице искреннее сожаление, хотя на деле думал совершенно об ином. — Я просто не хотел, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я забываю о том, что ты, в отличие от дуры Элхэ, знаешь, с какого конца берутся за меч. — Зря ты решил, что у нас нет надежды на победу, — недовольно ответила она. — Может, еще отобьемся. Эту крепость просто так не взять, а еды и воды у нас вдоволь. Если бы безумная ненависть к Верным родичам не лишала Зимрабет способности здраво мыслить, Саурон уже давно хотя бы частично посвятил ее в свои планы и даже посоветовался с ней, но сейчас это было слишком небезопасно. И откуда в людях такое? Вместо того, чтобы поверить на слово тем, кто более опытен, и поручить им руководство ситуацией, а самим просто тихо исполнять приказы, они начинают проявлять ненужную и неуместную инициативу, из-за чего ставят под угрозу чужие планы и замыслы! Самое веселое в том, что в Нуменоре Зимрабет делала все, что он скажет, а теперь ей непонятно с чего взбрело в голову расправиться с троюродным братом! — Конечно, ты можешь остаться в крепости, — мягко сказал он, и у Зимрабет немного отлегло от сердца, хотя выглядела она по-прежнему довольно встревоженной. Она немного растерялась, не решаясь начать разговор. — Мы отобьемся, обязательно отобьемся, — храбро сказала она. — Иначе и быть не может! Саурон изобразил на лице ободряющую улыбку, в душе потешаясь над такой наивной отвагой. Тоже мне, героиня нашлась похлеще Эллери Ахэ — при нынешнем раскладе сил переть против союзного войска. Ну ничего, долго ты здесь не задержишься. — По крайней мере, попробуем, — уклончиво ответил он и обнял Зимрабет за плечи, а потом взял ее руки в свои. Та не отстранилась, и он медленно, словно смакуя каждое движение, стянул с нее черное с золотом платье из харадского шелка. Зимрабет, закрыв глаза, обвила руками его шею, чувствуя, как он целует ее лицо, губы, плечи, и они упали на постель, не размыкая объятий. Потеряв голову от нахлынувшей страсти, она никак не могла насытиться ласками мужа, словно испытывала их последний раз в жизни. В их близости было столько огня и безумного влечения, что она почти что утратила власть над собственным телом и ощущение времени, очнувшись уже на рассвете, когда на сиреневом небе гасли последние звезды. *** Как и было оговорено, предводители Союза собрались на совет, чтобы решить, как окончательно разделаться с Сауроном. После долгого обсуждения они решили, что если продолжат по-прежнему сидеть под стенами крепости, то никогда не одолеют Врага. Им показалось, что наилучшим выходом было бы выманить Черного Майа из его убежища и вызвать на бой — он и так уже загнан в угол, и деваться ему просто некуда. Говоря по правде, положение самих сил Запада было не лучшим, но нужно было как-то выбираться из этого тупика. — Этот мерзавец напал на Гавани, уничтожил Эрегион, обманул и жестоко убил моего несчастного брата Келебримбора, а женщину, которую я люблю всем сердцем, заставил себе служить! — Гил-Галад клял Саурона на чем свет стоит и был настолько на него зол, что не сомневался в том, что сможет его одолеть. — Мне есть за что ему мстить! Более того, он постоянно мучил и изводил моих родичей и друзей из Нуменора, погубил их Остров, довел до безумия Ар-Фаразона и пытался добить их уже здесь, в Средиземье, когда они еще даже не успели опомниться после всего пережитого! Я брошу вызов Врагу и убью его! — Я с вами, aran, — поддержал его Элендил. — Пусть ответит за все и выйдет биться один на один с кем-то из нас. Если мы не разберемся со всем в ближайшее время, эта война так и будет длиться, пока у кого-то из нас не кончатся силы, а мы и так на последнем издыхании. Исилдур изъявил желание сопровождать отца — ему не давало покоя письмо жены, которая наконец решилась поведать супругу о том, что произошло с Исилвэн, но старшему сыну он велел оставаться в лагере. — Нет, Элендур, ты со мной не пойдешь, — твердо сказал он. — Если со мной и твоим дедом что-нибудь случится, ты возглавишь наше войско и доведешь все дело до конца, а если потребуется, то и дашь достойный отпор Врагу. Нэрвен высказала мысль о том, что кто-то из предводителей Союза должен будет выйти на бой с Сауроном, а кто-то — остаться в лагере, чтобы войско случай чего не осталось без командующих: ведь Враг силен, и его нельзя недооценивать. Трандуил рвался отомстить Черному Майа за свое увечье, но товарищи попросили его лучше не лезть в бой — Саурон всегда был искусен в обращении с оружием, и для него бы не составило никакого труда зарубить калеку, который слеп на один глаз. В итоге после долгих споров они решили, что Гил-Галад отправит вестника в Барад-Дур, который передаст Врагу вызов предводителей союзного войска. Пусть Саурон в свою очередь выбирает время и место для решающей схватки, а один из них — они потом на месте решат, кто именно — первым вступит в поединок с Черным Майа. Если у него получится прикончить Саурона, все прекрасно, если нет — время для скорби будет потом, его место немедленно займет кто-то другой. — Я обязательно вызову Саурона на бой, — настаивал Гил-Галад, — я должен, даже обязан свести с ним счеты и наконец отомстить ему за то, что он сделал с Тъелпе! Да я его голыми руками задушу! Жалко, что нельзя заставить его пережить перед смертью то же самое, что он заставил испытать моего брата! Его верный герольд Элронд, как всегда, намеревался сопровождать своего повелителя. Нэрвен, ее муж и калека Трандуил оставались в лагере, однако желание идти с Гил-Галадом также выразил и Кирдан, который обычно держался в тени. — А ты-то куда? — удивился король Нолдор. — Слушай, вот тебе с нами уж точно не надо. Ты не такой хороший воин, как я, и тебя Саурон порубит на куски раньше, чем ты успеешь поднять меч. — Да знаю я, — смутился тот, — но не могу же я в стороне стоять. Нэрвен ты оставляешь здесь, потому что она женщина, Келеборна — ей в помощь, Трандуил без глаза, а я-то что? Знаю, Тэлери не такие искусные бойцы, как Нолдор, да и не такие храбрые, но все же позволь мне сопровождать тебя. — Ну ладно, — Гил-Галаду было неохота с ним спорить, поэтому он великодушно согласился: Кирдан, безусловно, не смог бы противостоять Саурону на равных, но верховный главнокомандующий Союза надеялся, что до этого дело и не дойдет. В итоге все сошлись на том, что первым в бой с Врагом вступит сам король Нолдор либо его друг Элендил, благо им было за что мстить Саурону; сопровождать их должны были Элронд, Кирдан и Исилдур. — Пусть этот выродок ответит за все, — сухо сказал сын Элендила, поскольку одно воспоминание о том, что ему и другим Верным пришлось пережить в Нуменоре по вине старшего советника короля, до сих пор причиняло ему боль. Гил-Галад поначалу хотел было расспросить своих друзей о гибели их родины, но понял, в каком они состоянии, и решил впредь вообще не касаться этой темы. Король Нолдор поступил так, как и было оговорено: он отправил посланника во вражескую крепость и велел передать Черному Властелину, что предводители союзного войска вызывают его на бой. — Ну хорошо, — с равнодушной усмешкой согласился тот, словно давно этого ждал, — давно пора с этим заканчивать, нечего тянуть кота за хвост. Предлагаете мне выбрать время и место? Ладно. Тогда послезавтра ночью на горе Ородруин, благо здесь недалеко. Идет? Гил-Галаду и Элендилу очень не понравилось предложенное Сауроном для сражения место, но им не оставалось ничего другого, кроме как согласиться — раз уж назначили условия, пусть будет так. В последний день перед решающим поединком король Нолдор чувствовал гнев и жажду мести. Он постоянно думал о тех, кто так или иначе пострадал по вине Саурона. Файвэлль, жители Гаваней, эльфы Эрегиона, несчастный доверчивый Келебримбор, которого перед смертью жестоко пытали, нуменорцы, Эрилиндэ… Будучи ослепленным страстью, он даже не расспросил девушку о ее прошлом, о том, как она попала на службу к Врагу — ведь в ее былой жизни наверняка таилось что-то ужасное. Что с ней делали, чем угрожали? Эльф предполагал, что кто-то из близких или друзей его возлюбленной находится в заложниках у Саурона, и поэтому ей просто некуда деваться. Сейчас он не сожалел о том, что отпустил Эрилиндэ — если бы она не вернулась, взбешенный Враг наверняка выместил бы злобу на том несчастном, которого он использует, чтобы вертеть своей военачальницей как ему в голову взбредет. Хорошо еще, что этот выродок не попытался затащить ее в постель и удовлетворять с ее помощью свои плотские потребности, но для утех на ложе ему вон сгодилась несчастная сестра Исилдура. Что ж, тут нельзя не согласиться с тем, что Враг весьма расчетлив и проницателен: зачем ему обычная безродная эльфийка, пусть и на редкость прекрасная, если можно поглумиться в свое удовольствие над девушкой из рода Элроса, к тому же племянницей заклятого врага? Впрочем, Гил-Галад надеялся, что все это продлится недолго. Сегодня ночью он разделается с Сауроном, все те, кого Враг использовал как хотел, наконец обретут свободу, а Тъелпе будет отомщен. *** Элендил сидел на большом черном камне неподалеку от лагеря и вглядывался в бесконечно тянущийся вдаль серый горизонт. То есть, конечно, он был вовсе не унылым и серым — на небе не было ни облачка, но оно вовсе не казалось верховному королю дунэдайн ясным, напротив, он давно думал, что мир утратил все яркие краски. Он забыл, когда последний раз смеялся и улыбался: кажется, это было давно, в какой-то другой жизни, а в этой его преследовала бесконечная череда кошмаров, плавно переходящих в явь. Сегодня ему снова приснилась его дорогая жена Алдамирэ с малышом — такая же прекрасная, как и в день их свадьбы; улыбнувшись мужу, она помахала ему рукой. — Я соскучилась! — крикнула она. — Иди ко мне, я жду тебя! Элендил застыл в нерешительности и в следующее мгновение проснулся. Подушка была мокрой от слез — хорошо, что никто не видит. Сейчас он жалел о том, что не погиб вместе с Нуменором или в сражении у Врат Мордора. Пару раз он ловил себя на желании наложить на себя руки, но так и не решался ничего с собой сделать — у него бы это просто не получилось. Разумом он понимал, что так нельзя и на нем лежит слишком большая ответственность за подвластных ему дунэдайн, но сил жить в этом ужасе у него уже не было. Вернее, он вообще не мог назвать свое нынешнее существование жизнью. Это было именно что существование — без дома, на чужой земле, в постоянной тоске по родине, без любимой жены, а из четверых его сыновей в живых остался только один, и временами ему думалось, что у него нет ни выбора, ни выхода. Казалось, сейчас, когда победа над Сауроном совсем близка, а убитые в Эрегионе и Нуменоре люди и эльфы будут отомщены, он должен был ощущать радость, торжество, жажду мести, но вместо этого Элендил чувствовал какую-то черную пустоту, в которую его медленно засасывало, словно в гнилое болото. Если Враг сегодня ночью убьет его, все в мире будет по-прежнему, будут ветер, снег, зимы и весны, точно так же взойдет и закатится солнце, только уже без него, Элендила. Ничего не изменится, но он больше не увидит звезд, не услышит пения птиц, не сотрет с лица капли дождя… Что видит человек после смерти? То же, что и при жизни? Или вообще ничего, он просто перестает быть? Куда уходит его душа? От размышлений его отвлек звук чьих-то шагов — мелкие камушки хрустели под ногами. Обернувшись, он увидел Исилдура. В последнее время Элендил прекрасно понимал, что его несчастный сын медленно сходит с ума, но не мог ничего с этим сделать. — Здравствуй, отец, — сказал тот, — вот ты где. А я тебя везде ищу! Он медленно поднял голову, посмотрел на сына: тот почему-то выглядел сильно расстроенным. — Представляешь, я свое брачное кольцо потерял, — удрученно продолжил Исилдур, разглядывая свою левую руку. — Утром, как всегда, умывался, руки мыл перед завтраком, потом смотрю — его нет. Везде искал, так и не нашел. Элендил испугался, пусть и постарался не подать виду. Дунэдайн, в отличие от харадрим и других народов Средиземья, никогда не были суеверными, но мало ли что?! Однажды он, будучи в Арменелосе на городском рынке, совершенно случайно услышал беседу двух торговцев с материка. Один тоже сетовал на потерю брачного кольца, а другой говорил ему, что это очень дурной знак — одному из супругов суждена скорая смерть. Нет! Только не Исилдур! По вине и от рук Саурона с подручными и без того погибло великое множество Верных, наверняка он спит и видит, как бы ему истребить всех потомков Эарендила, дурочка Мериль, когда станет ему не нужна, тоже долго не проживет. «Лучше я. Я. Для меня все и так уже кончено, я света белого вокруг себя не вижу. Я тебя в бой не пущу, да и Гил-Галада тоже, лучше я пожертвую собой и попробую все же убить Саурона, а вы живите. Живи, мой единственный сын, может, к тебе, когда все закончится, все же вернется здравый рассудок, у тебя жена, дети, а мне, наверное, уже пора к твоей маме — недаром она звала меня во сне!» — Да, это плохо, — посочувствовал он сыну, — но я думаю, что оно найдется. Поищи как следует возле своего шатра, может, вместе с водой выплеснули, я уверен, что оно соскользнуло у тебя с пальца, когда ты руки мыл. — Конечно, — согласился с ним Исилдур.