Сказки Иерусалима

Никто не способен предугадать, что ждёт человека за тем или иным поворотом, что случится с этим местом через год, и проснётся ли завтра влиятельный купец, играющий с деньгами бедных солдат и нагло лгущий тем в глаза. Управлять временем никому не подвластно, сколько бы фантастики не было писано в мудрёных различных книгах. А вот человеческой судьбой… Казалось бы, всё настолько просто, всего лишь пронзить клинком живую плоть, которая через несколько минут выплеснет из себя всю кровь и оставит сознание где-то за гранью реальности. Горожане твердят об одном: «бесчеловечно!», совершенно не понимая, почему сарацинам приходится таскать очередной труп со стрелой, торчащей из металлического шлема. Четыре года минули как жалкие часы, потраченные на прочтение интересного приключенческого романа, просто с различным восприятием. С невзгодами на сердце, тяжестью в душе, силой воли, но люди осиливали путь и по сей день. Они не смели отрицать, что с падением крестовых походов города наполнились непривычной тишиной, исчезла былая суета и тревоги, а король Ричард вернулся в столицу, на своё законное место, держать просторы под своим укромным плащом. Не сказать, что в Сирии воцарился полнейший мир. Число преступников, обманщиков, убийц растёт без какого-либо перерыва и, насколько бы благодарен не был король фракции белых воинов, ассасины возглавляли все списки преступников. Правитель не желал мириться со столь странной точкой зрения людей, которые позволяли себе убивать то, что им не любо. Деревушка, располагающаяся в десятке верстах от столичной территории, не являлась больше как таковым местом жительства. Уже на протяжении шести лет сожжённые обломки домов стоят истуканами, с годами покрываясь неприятной песчаной пылью, превращая оставшиеся предметы в гниль. Здесь до сих пор витала атмосфера воспоминаний того самого решающего сражения, вслед за которым на крепость Аламут опустилась череда слепых бед, тщательно скрытых за пеленой лжи предводителя. Но, время – лечит. - Битва с сарацинами настолько измотала тебя? Живее, Зейд! - Эй! Я отвлёкся, не честно! Вот они, одни из представителей нового ассасинского поколения воинов. Джамиль и Зейд – неразлучные братья, напарники, ничего не совершающие без присутствия другого. Вот уже который год юнцы, повзрослевшие и ставшие настоящими мужчинами, верно служат столь благородному, по их мнению, ордену. Наравне со своими сверстниками они являлись самыми избалованными и шутливыми представителями. Что ни задание – всё игра. Ещё и сумасшедшие счастливчики, ведь умудряются ввязаться в неприятности и с улыбкой на устах, подшучивая одновременно, выйти из воды сухими. Ни один наставник делал замечание их инструктору, будто бы он оказал дурное влияние на своих учеников, позволил им стать настолько легкомысленными. Рафик же считал, что всё наоборот, что эти двое просто стали теми, кто они есть, к тому же искренне не понимал, к чему это постороннее вмешательство и какая вообще разница, если пара весельчаков приносит лишь благо в сторону ордена. Возможно, причина была в неприязни: обладатель вечных нареканий некогда являлся верным наставником Джамиля и Зейда, который выучил профессиональных убийц. А после восхождения нового Ментора эта пара оболтусов мало того, что сошла с планки по характеру, так ещё и навязалась в обучение к другому, менее желаемому, рафику. Учитывая, что арабы уже являлись полноправными защитниками Аламута – для старого наставника это был просто какой-то срам. Руины, на месте которых тройка ассасинов остановилась, не несли никакой моральной нагрузки на представителей сильного пола, которые продолжали просто забавляться игрой в мяч. Найденный под завалами прогнивших досок, кожистый мешочек оказался наилучшим развлечением, чем обычное ожидание многоуважаемого рафика, который скрылся где-то за едва уцелевшими стенами строений и изучал голубиное послание из Масиафа. Шатены то и делали, что перебегали с одного маленького участка на другой, перебрасывая друг другу дряблый кожаный круг, а местами и вовсе не отдавая, швыряя его поодаль. Сейчас один из таких бросков совершил Джамиль, попадая прямиком в еле держащую крышу колонну, которая тут же с грохотом рухнула на землю, превращаясь с обычные сырые обломки, окутанные клубами песчаной пыли. - Ты, конечно, меткий, – подметил голубоглазый, кашлянув в кулак от нагнанного жаркого воздуха, в ответ на что лишь получил смешок со стороны товарища. - Да ты даже и так не сможешь своим луком. - Это ты говоришь о себе и своём мече? Возраст может делать их нелепыми с таким характером, зато самыми преданными и не унывающими, как большинство новобранцев, приходящих на Святую землю. Кареглазый засмеялся на пару с Зейдом, сокращая расстояние до того и на ходу похлопывая брата по спине. Всё это лишь глупые шутки, которые никогда не будут сказаны всерьёз. - Кончайте дурачиться, ассасины, – заголосил третий присутствующий, ступая по дряблым обломкам в сторону фидаев, попутно закрепляя маленький клочок пергамента на красной голубиной лапке. По выражению лица главнокомандующего было ясно, что птица принесла довольно благую весть, и тот час же, по осторожному маху кистью руки, поспешила направиться по указанному адресу, в Иерусалим. Зелёные очи проследили за полётом почтальона, блеснув на неприятных лучах пустынного солнца, а затем взор украдкой опустился на стоящих перед фигурой мужчин, не сдерживая улыбки в ответ от созерцания породнившихся лиц. - Нам пора возвращаться в Масиаф, – вновь раздался осторожный голосовой тон, сопровождающийся коротким кивком в сторону запряжённых разноцветных арабских скакунов. - Да, рафик Джол. Лекари в братстве могли бы величать Ан-Шейбе «воскресшей». В день падения Аль-Муалима, женщина проживала свои последние секунды на грязной земле, сейчас даже и не припоминая, что творилось в тот момент в её голове, что творилась вокруг. Всё она черпала из рассказов, чужих воспоминаний, слухов, как Альтаир отнёс женщину в башню лекарей, а Малик привёл с собой не менее пяти умельцев. Причём второй был настолько рассержен, что заставлял всех остальных попутно бояться за жизнь умирающей не меньше. Стрела разорвала мышцу насквозь, повреждая верхний участок сосудов, заливая дыхательные пути кровью, что буквально плескалась из открытой раны. Ни один посторонний врач не питал даже малейшей надежды на выживание, все как один осознавали, что стараются сейчас впустую. Но она выжила. Кто-то считал это чудом, кто-то своей заслугой. И лишь трое остались благодарны вере: в себя, в силу и в божье помилование. После проживания в башне под надзором, прикованной к койке месяц, а может и два, Джол пошла на поправку, а чувствуя себя намного лучше, принялась возвращать навыки воина. Она не присутствовала на кремировании тела Аль-Муалима, зато застала избрание нового ассасинского Ментора. Джол всегда видела в Альтаире лидера, и считала, что место высшего мастера – это его призвание. За предшествующие года ей не раз удавалось выбить из мужчины мысль, что он весьма благодарен следопыту. Может, такого понятия, как друзья, он уже давно не использует, но вот верный товарищ, которому можно доверить что-то личное - весьма. И, будучи признательной за это, она поклялась следовать по пути рядом с ним, освещая дорогу к истине, если вдруг он заплутает. Женщина была вновь принята в братство и назначена на должность рафика, по совместительству наставника. Из новобранцев росли отличные лучники, чем и был доволен Ментор, хотя некоторые главнокомандующие всё же и не признавали Ан-Шейбе, как заслуженного ассасина. - Вы очень хорошо справляетесь, – осведомила брюнетка, накидывая на свою макушку капюшон белоснежной туники, поверх которой был накинуто длинное чёрное джеллабе, со светлыми вышитыми узорами по оборке, поднимающиеся ровно по бокам. С одеждой, сшитой любимой матерью, пришлось распрощаться, словно отсеивая ту чёрную полосу своей жизни, жизни предателя и изгнанницы, какой воительницу сейчас не назовёшь. – Поэтому я не думаю, что мне вновь нужно отправляться на задания с вами. - Рафик Джол, мы ведь такая замечательная команда! – аргументировал Джамиль, едва натягивая шлею своего песчаного коня, дабы не выбиваться из ритма, в котором шёл жеребец наставницы. Он мечтательно вздохнул, обежал своим взором открывающийся вид каньонов перед группой, уже представляя, как Повелитель назначает этих троих на звания мастеров, отправляя на самые опасные задания, которые хоть как-то остудят горячую кровь и самоуверенность мужчины. - Вы ведь близки с Ментором. Он же не откажет в такой мелочной просьбе? – присоединился к обсуждению голубоглазый, встраиваясь вместе со своей гнедой кобылой в заданный темп спутников. Говоря о «близости», братья - не только эти фидаи - ненароком думали, что между рафиком и высшим мастером что-то есть, какой-то роман, и эти немногие не были осведомлены об обратном. - Я ценю ваш энтузиазм, братья, но своим преимуществом пользоваться не стану. К тому же, помимо вас двоих, у меня наряд новобранцев, и везде успеть у меня не хватает сил. Всё-таки после травмы я уже не настолько прекрасный воин, – вскидывая брови, честно призналась женщина. На самом деле она немного жалела, что вообще сунулась в тот момент к Альтаиру. Не получи она эту стрелу в ключицу, скакала бы сейчас как молодой ягнёнок по горам, а так у неё и голос сел, и дыхание время от времени перехватывает. Лекари сразу предупреждали, что легче зеленоглазой никогда не станет, она будет мучиться, пока не придёт час её кончины. Кареглазый, на удивление Джол, ничего не ответил на сиё признание, и лишь уставился вперёд, на дорогу, ненароком высматривая виднеющуюся за холмами, расплывающуюся в жарких лучах солнца, смотровую башню ассасинов. Сиё заявление даже как-то задело мужское сердце. Всё дело в том, что старший сын Фавзи очень восхищался этой особой: женщина-ассасин - это просто немыслимо, в то же время так необычно, что сознание такого человека, как Джамиль, этот факт просто не может не затмить; её искусство ведения боя было любо ему, хоть сам предпочитал клинок. И, конечно же, она совершила весьма храбрый поступок по отношению к ордену – она восстановила равновесие. Но, после восхождения Альтаира на величавый пост, фидаин оставался недоволен, что лучница проводит много времени вместе с Ментором и его «правой рукой». Грубо говоря, он ревновал. Но смелости пойти против Ла-Ахада у него просто не хватало. Да и разве оно ему нужно? По долгожданному прибытию в Масиаф, группа была вынуждена разойтись ввиду неотложных дел рафика, посему Зейду было поручено доложить Ментору о результатах выполненного задания по убийству купца. Вероятно, она ещё долго будет привыкать к столь спокойному отношению со стороны белых воинов, ибо ощущение изгнания всё никак не пропадало, несмотря на приветствия со стороны защитников, со стороны новобранцев, и даже того факта, что её просто никто не трогает. Исключить можно лишь недовольные взгляды миссионеров старшего поколения. Ан-Шейбе не спеша поднялась на несколько этажей вверх от основной библиотечной залы, разнося глухой стук плоских каблуков по каменным мощеным коридорам. Не доходя до последнего яруса, женщина свернула с лестницы на продолговатый проём, выбравшись в очередной коридор, расположенный полукругом, с оконными вырезками с другой стороны стены. Она минула несколько запертых деревянных дверей и добралась до предпоследней, по краям которой располагались незнакомые на лицо стражи. Они трое обменялись немым кивком в знак приветствия, в секунду осматривая друг друга и выражая долю недоверия, затем рафик лёгким движением кисти смахнула капюшон с копны чёрных волос и, кладя ту же ладонь на металлическую рукоять, уверенно толкнула старую дверцу, входя внутрь и тут же запирая ту за собой. Как же долго ей не доводилось ощущать этого привычного расслабления, породнившегося запаха и знакомых полюбившихся очей, в последние года ставшие каким-то неописуемым блаженством. На устах обоих взошла лёгкая приятная улыбка, даже не смотря на тот факт, что шрам на глазу женщины делал лицо на ступень угрюмее. - Я ждал тебя, – на полтона ниже обычного проговорил ассасин, без ворчливой или упрекающей манеры, как-то нежно, что было весьма непривычно для мужчины. Она просто улыбалась, опираясь спиной на дверь. Сохраняла тишину, как можно дольше задерживала эхо чужого голоса в сознании, пока, наконец, эта долгожданная минутка не рассеялась воспоминаниями о предшествующих делах в лице помощницы верховного даи. Кого, как не Малика, лучшего друга, Ла-Ахад ещё мог поставить на должность своего верного заместителя? Никому более он не сможет доверить свои дела и руководство в своё отсутствие или полнейшую занятость. Хотя, с последним можно иногда и поспорить. Альтаир, даже возглавив ассасинский орден, оставался таким же королевским бездельником, и вся работа обычно сбрасывалась на однорукого, а там и письма рассмотреть, и списки новобранцев, и списки каждого подраздельного миссионера, и подуспеть с заданиями, с весточками. Пока мастер был занят изучением Яблока, что ни даи, ни рафик не одобряли, Малик разгребал сей кропотливый труд, в котором Джол предоставила свою помощь. Создавалось впечатление, что это было всего лишь жалким предлогом, чтобы вызвать неукротимый диссонанс между этими двумя людьми. - Посылать голубку в Иерусалим через меня было не обязательно, – помотав головой, женщина спрятала свою усмешку и отстранилась от нагретой двери, двигаясь в сторону просторных кресел в углу. Попутно снимая снаряжение со своей спины в виде новенького лука и колчана стрел, вынимая из-за алого пояса кинжал. Всё разом опустилось на мебель, но с такой небрежностью. Мужчина подавил свой смешок и, сжимая перо пальцами, продолжил что-то вычерчивать на бумаге. - Как прошло твоё задание? - Джамиль и Зейд прекрасно справляются с поручениями этого уровня, они вполне могут обойтись без моей помощи, но не хотят, чисто из принципа, – на выдохе произнесла зеленоглазая, сокращая расстояние до нового рабочего места верховного даи и, не взирая на сей писательский труд, пальцами прошлась по безобразно сложенным друг на друга бумагам, раздвигая одну за другой и словно что-то вычитывая. – Я думаю, им стоит доверить задание четвёртого ранга… - Задумчивая манера сопутствовала вычитанным заполненным контрактам, однако любопытную персону решили тут же прервать, в имитированном жесте удара касаясь пером тыльной стороны кисти. - Не трогай. Все задания передаются через Ментора, и он будет весьма недоволен твоей инициативой, – в недовольной манере заворчал однорукий, однако его нравоучения просто игнорировали. Малик заметил, как женщина, едва поморщившись, коснулась рукой нижней части ключицы, расхаживая пальцами по этому участку с массирующими движениями. – Когда в последний раз тебе перевязку делали и промывание? - Перед тем, как отправиться в Дамаск – неделю назад. - А кто? - Наджиб. - Опять этот... Ты же знаешь этого нервозного растлителя. Я ведь просил тебя не доверять ему свою рану, – пробубнил мужчина себе под нос, мгновенно нахмурившись в недовольстве за сию глупость. – И вообще не подходить к нему! - быстро добавил Малик. - Я сегодня же попрошу кого-нибудь другого заняться твоей раной. А пока что выполняй свои обязанности внутри Аламута: в другой комнате, третий стеллаж, средняя полка. Джол не стала комментировать ни одно из слов, сказанных даи, а лишь покорно развернулась и направилась в указанное место, искать нужные для выписки документа книги. Эта расстановка маленькой библиотеки была весьма небрежной, и под вечернее время, без свечи, здесь явно нечего делать. От обилия предметов в этом маленьком помещении брюнетка начинала невольно дышать ртом, а затем и покашливать от оседающей в гортани пыли. Она старалась переступать через разбросанные по полу ветхие дневники, карты, даже удалось где-то углядеть ножны. Насчитав нужный стеллаж вместе с полкой, рафик занялась поисками конкретных записей, которые в последнее время часто использовал мужчина. «Нет, чтобы в стол положить, рядом, а не просить меня лишний раз бороздить по потёмкам пыльной обители». Дверь с неприятным скрипом распахнулась, впуская в кабинет верховного даи двух молодых новобранцев. Ещё стоя в проёме юнцы перешёптывались, и лишь затем поспешно приблизились к столу, будучи одарены недовольным взглядом хозяина помещения. Выводило ещё больше то, что эти олухи начали скромно выталкивать друг друга на контакт со старшим миссионером в течение минуты, пока Малик, наконец, не рявкнул на столь стеснительных новичков. - Верховный даи! – внезапно заголосил со страху один из арабов на высоком тоне, чувствуя, как лицо его нагревается и становится румяным. – А где сейчас Ментор? – наконец, спустя какое-то время, по ощущениям длившееся вечность, выговорил юнец. - Нам бы хотелось поговорить с ним, – осмелев, начал поддакивать своему товарищу второй. - Если Повелителя нет в покоях – значит, его нет. И значит, что вам обоим нужно набраться терпения и сообразительности, если хотите получить хотя бы крошечный шанс на зачисление в ряды ордена, – грубо отрезал заместитель Альтаира, хотя, говорил он это с такой уверенность, в то же время сам не имел понятия, куда запропастился его друг. Кареглазый хотел было добавить ещё что-то, очередной упрёк, точно в дрессировке, как женский голос прервал мысли каждого. - Ей Богу, Малик, у тебя точно нет пристрастия коллекционировать пыль на полках, помимо книг? Дышать невозможно. В ответ на это замечание, Аль-Саиф красноречиво закатил глаза кверху, описав ими полукруг. А затем его сознание было готово поспорить, что только что он слышал неприятные смешки со стороны присутствующих юнцов, которые тот час же сдержанно начали перешёптываться. Хмурый взгляд не обошёл двоих наглецов, однако даже раздражение высшего по званию не угомонило их. Великая ошибка и полнейшее неуважение. Заставить себя замолчать им помогла вышедшая из соседней кладовки женщина, при виде которой двое болванчиков тут же вытянулись по струнке, синхронно чуть ли не выкрикивая от неожиданности: - Рафик Джол! Однорукого араба ненароком посетила мысль, что его помощница гоняет своих учеников раскалённым кнутом, чтобы знали своё место. Он не мог ни утвердить, ни сомневаться, прекрасно знал, что особи слабого пола весьма загадочны, и кто знает, что скрывается под маской той или иной беднячки. В данном случае методы «воспитания» новобранцев Джол были ему нисколько неизвестны, она особо не делится этой темой, считает, что не стоит тратить на это время. - Если память мне не изменяет, часом ранее я отправила вас обоих, Шамиль и Баграт, в Акру к информаторам, – созерцая сторону стоящих поодаль парней одним изувеченным глазом, женщина не спеша следовала со стопкой книг в руках к столу, попутно дивясь от последующих озвученных мыслей. - Неужели вы, каким-то чудесным образом, уже управились? - Простите, госпожа, – моментально потупив взгляд, произнёс новобранец. - У нас были вопросы к Ментору по поводу нашего снаряжения, и мы... Ну... Раздражать сия манера поведения и разговора начала не только Малика. Старшая по званию устало прищурила очи, замерла буквально в паре шагов от стола, ожидая, когда же, наконец, нелепый гость закончит свою мысль. Но, обилие невнятных бормотаний и членораздельных междометий сразу же вывели её. - Брысь отсюда, бегом, – фраза, сказанная резко, но без единой грубости, больше похожая на простой шик, коим гоняют надоедливую животинку. И по команде пара трусливых «мышат» тут же скрылись за дверью кабинета. Джол, наконец, донесла нужные пыльные книги, положила на стол поверх стопки пергамента и, не убирая левую руку с ветхого переплетённого ребра, продолжила: - Сложно с этими сопляками. Сомневаюсь, что они доживут до обряда посвящения. - Как будто ты была лучше в их возрасте. Только и видел, как ты моталась из угла в угол и разлёживалась на поле тренировок, - с улыбкой, с насмешкой проговорил Аль-Саиф. Но эти двое что-то затянули свою игру в немощных. Оставляя предложение недописанным, верховный даи положил крупное перо чуть поодаль от себя, попутно вскидывая взгляд с бумаг на женский лик. Он нисколько не изменился, его не затронул ни возраст, ни ушибы, волосы разве что отросли, вечно заплетённые в две неопрятные косички. Араб ещё даже не окончил свою реплику, как украдкой подобрался единственной кистью к чужим пальцам, осторожно кладя свою ладонь поверх руки Джол. - Я смотрю ты проявлял большой интерес к моей персоне. Ты так много знаешь обо мне, - с иронией произнесла она, и в такт скромному мужскому действию едва перевернула ладонь, беря в неё чужую, тем самым соскользнув конечностями с книг на поверхность стола, поверх едва подсохших бумаг. Это был какой-то невесомый жест, едва сцепляющий длани в объятиях, будто вовсе случайный. Зеленоглазая чувствовала, как подушечки пальцев касаются грубой смуглой кожи, ощущала напряжение мышц. - Я знаю о тебе достаточно. - Какой же ничтожной информацией ты владеешь, даи. На этих репликах тон обоих слегка снизился, перенимая на себя толику ехидной ласки. С одной стороны они показывали себя скованными, что следовало из явного сдерживания, выражающееся напряжением тела; а с другой позволяли себе больше обычного, некую свободу, и какой бы не была фраза – эффект единственный. Лучница наклонилась вперёд, шурша спущенным вперёд чёрным балахоном, упёрлась в ребро стола, что являлся единственной преградой, и по-детски соприкоснулась лбами с «правой рукой» Ментора. Она может припомнить, как однажды совершала сию милость вместе с дорогим Икрамом, память о котором хранила по сей день. Но делает рафик это не потому, что хочет осквернить свою верность, а потому, что желает жить дальше счастливо, как могла бы с ним. - Замолчи уже, бесчестница, – сорвался последний шёпот с уст Малика, а затем, малость поддавшись лицом вперёд, он впился в губы ассасина. Их любовь – настоящий комок иронии, скатавшийся спонтанно. Даи был готов пустить женщину на смерть в любой удобный, попавшийся случай, а когда он настал, когда, истекая кровью, она рухнула под ноги фидаинам, Аль-Саиф чувствовал, как сердце раскалывается на жгучие осколки. Он думал, что несдержанность выставит его посмешищем перед ассасинами, перед Альтаиром, но нет. Когда жизнь мятежницы была спасена, брюнет долгое время не признавал своих действий, и даже после такого возненавидел Ан-Шейбе ещё больше. Первое время он даже пытался всячески клеветать на неё, недооценивать, пока, в один пасмурный ноябрьский день, она не вернулась с группой ассасинов в порядке двенадцати человек. Какие только мысли и противоречия не лезли ему в сознание, а они-то всего-навсего задержались в дороге. В качестве «извинений» она предложила ему свою помощь, в виде помощницы, разбирать дела, которые сам даи не успевает. Он, пусть и будучи не довольным, весьма быстро согласился на такое предложение. И, насколько бы избито это не звучало, их совместная работа сделала своё дело. Вражда перелилась в нейтральность, из неё в дружбу, и решающей прямой была любовь. Без обязательств, без веской неожиданной причины, без моральных утрат и мук. Они просто хотели полюбить. Сирийское солнце по окончанию часа своего правления поклонилось к горизонту, оставляя за собой лишь тусклые алые проблески на западе. Аламут накрыл неестественный мрак, разнося привычный прохладный поток ветра по окрестностям, по помещениям. Аромат благовоний разбавлял обстановку, придавал толику полнейшего наслаждения, умиротворения, заставляющий с головой покинуть этот мир и погрузиться в нечто более приятное. Чуть уловимый поток ветра не только изредка сдвигал по полу упавшие пергаменты, но и обдавал прохладой накалившиеся за некоторый промежуток времени тела. Вероятно, глоток свежего воздуха было единственным, что могло спасти здравый рассудок от неутолимого желания. Они благополучно, без угрызения совести, оставили свои обязанности. Осознание того факта, что их тела изныли по желанным прикосновениям, напрочь поставило красный крест на бумажной работе, которую они ещё успеют разгрести. Расположившись в рабочем кресле, не имея никакой прихоти менять обстановку, на коленях Малика верхом восседала женская фигура, которую с особым трепетом прижимал к себе. Рука мужчины изредка блуждала по чужому телу, которая не так давно избавила рафика от черного ненужного балахона и крепкого кожаного пояса, предоставляя полное право хозяйничать в любом ранее закрытом месте. Едва покалывая оголённую ключицу бородой, верховный даи упорно обласкивал чуть ли не каждый сантиметр потёртой шеи. К этому времени кожные увечья, полученные в результате падений или обычного обветривания, не хило приукрасились следами от укусов, смягчённые слабыми засосами и поцелуями. Не первый раз мужчина доказывает, что умеет орудовать своим языком не только излагая различного рода поучения и язвительные грубости. Ладонь медленно поднимается по левому бедру, разгорячённый язык бредёт от шеи к ключице, обдавая ту горячим дыханием, вырывая из женской груди очередной не сдержанный слабый стон. Каждый её эдакий сладкий скулёж был знаком для Аль-Саифа, чтобы тот продолжал, и, в конце концов, он бы переродился в полное нетерпение, отдаваясь в страстные порывы друг друга. С каждым новым действием араба, Джол чувствовала прилив неописуемого блаженства. Напряжение тела как-то противоречило душевному состоянию, состоянию чего-то будоражащего, головокружительного. Одна ладонь пальцами зарывалась в тёмных коротких волосах, едва оцарапывая кожу головы удлинившимися ногтями, моментами неприятно сжимая локоны; вторая же, со снятым по делу скрытым клинком, изучала прикрытое под ненавистной туникой накаченное тело, предварительно избавив верхнюю часть одеяния от стянутых завязок. Казалось, из-за жалкого срока чуть больше недели, они даже как-то отвыкли друг от друга, поначалу действуя скромно, невесомо, точно боясь чего-то им неизвестного. Но затем чувства, томившиеся внутри, просто окутали разум ассасинов, давая понять, что сегодня им можно всё. Но, видимо, кое-кто так не считает. Отвратительный, по сравнению с такой тишиной, громкий стук по деревянной двери разнёсся по кабинету даи, вместе с тем донося голос по ту сторону: - Даи Малик! – раз обратился незваный гость к мужчине, и не был одарён ни единым вниманием. Напротив, он лишь продолжал изливать свою сладкую похоть на любимое тело, грубо говоря, подчинённой. Но, видимо, ложное отсутствие его нисколько не переубедило. – Верховный даи! Я знаю, что Вы у себя! Ментор требует Вас к себе, это важно. - Альтаир и вправду мастер по части нарушения умиротворения, – на выдохе прошептала Джол, опуская голову и прижимаясь влажными губами к макушке ассасина. Кажется, она была расстроена, может совсем чуть-чуть, ведь отличает важность каждого дела: любовь к Малику не стоит у неё на первом месте, в отличие от братства, и закатывать обиженные истерики не станет. Мужчина в свою очередь в последний раз прижался малость покрасневшими губами к груди возлюбленной, около неопрятной перевязки, и с таким же тоном проговорил: - Прости, – помедлив, он продолжил, искоса взглянув на входную дверь. - Я должен идти, иначе осмелюсь разгневать этого объявившегося чудака. В течение пары минут брюнеты приводили себя в прядок, возвращая одежду на положенное место, собирая разлетевшиеся по каменному полу бумаги и, в последний момент, освещая комнаты огненным отблеском на стенах. Аль-Саиф, закончив затягивать завязочки своей туники, сократил расстояние до усевшейся в кресле лучницы, едва нагнулся к ней и коснулся губами лба, чуть выше левой брови, тем самым целуя полоску шрама. - Ты знаешь, что делать. Получив в ответ короткий кивок и лёгкую улыбку, ассасин вышел из окутанного полумраком кабинета, с укоризной созерцая «личного гонца» Альтаира, вместе с которым направился на этаж выше, дабы узнать, чего же хотел его вернувшийся друг, оставляя Джол разбираться с бумажной работой в одиночку. - Мира и покоя, Альтаир. - Приветствую, Джол. Прошу, присаживайся. После того, как Альтаир принял пост Ментора, он остался таким же горделивым одиночкой, однако что-то в нём и прибавилось положительного. Возможно, это осознание действительности, что важно, а что нет, и, конечно же, различие тех рамок, на которые он не смотрел ранее. Сейчас в его речах можно было услышать толику вежливости, правда вот использует он её далеко не со всеми, в основном избранными являлись те, кто достаточно времени проводит с Альтаиром, вне зависимости от своего звания. Женщина поступила, как её и попросили. Отстранившись от идущих вдоль стены колонн, рафик прошёл к середине библиотеки, ближе к огромному окну за спиной мужчины, и уселся на предложенное кресло. - Как ты чувствуешь себя? Я слышал, визит к Наджибу закончился весьма неприятно, – такая непривычная вежливость со стороны Ла-Ахада немного даже пугала. Он особо никогда не интересовался состоянием своих воинов, если они ходят и дышат – всё, на задание. - Мы просто немного повздорили, – осведомила зеленоглазая Повелителя, подавляя рвущуюся наружу дрожь кистей. - Он куда-то начал торопиться, и не стал делать мне промывание. Сказал, что "не суть важно, приходи позже". - Джол упустила множество подробностей из разговора между лекарем, не желая утруждать любыми скверными подробностями произошедшего. - Джол, я же знаю этого хитреца. Ты ничего не хочешь мне рассказать? Что можно скрыть от этого человека? Он засомневался в ответе ассасина, значит, уже есть доля процентов, что второй лжёт. Хотя, если задуматься, зачем женщине обманывать араба о произошедшем, о своём состоянии? В любом случае это не пройдёт мимо Ментора, рано или поздно. Посему, руководствуясь этой мыслью, Ан-Шейбе кивнула в ответ: - Нет. Так, зачем ты звал меня? – Обращение на «ты» было неотъемлемой частью их диалогов. Они достаточно давно перешли границы «чужих людей», и уже никто не удивлялся, своего рода, наглости обычного рафика, учитывая, какие только слушки не разносили по крепости. Сам же мужчина уже давно не был против этого, понимая, что ни к чему. - Полагаю не просто провести беседу о самочувствии? - Да, я бы хотел попросить тебя об услуге, – сцепляя пальцы в замок и кладя на стол перед собой, едва ли не шепча, пролепетал Альтаир. Будто бы волновался. По мнению женщины, он весьма странно вёл себя: тон голоса звучал с частичкой неуверенности, а вызов был таким резким, что и не заволноваться грех. Что же это за услуга, ради которой нужно прерывать тренировку новобранцев? - Нужно… сопроводить Марию в Израиль. Полагаю, оберегать - это по твоей части. Я могу доверить это задание лишь тебе, ибо уверен, что ты справишься. Ученики подождут, - он сделал большой акцент на обращении, давая понять рафику, что имеет в виду Ментор, а именно времена их спонтанного союза, послужившие хорошим уроком. Дорогая Мария… Не так много воспоминаний о ней, но самых ярких. Можно долго рассуждать о том, какая невероятная история произошла в её жизни, но самое знаменательное событие, приятно задевшее душу зеленоглазой – она вышла замуж за уважаемого Ла-Ахада. Он с трудом мог пересказать, при каких обстоятельствах всё же понял, что любит эту, покинувшую крестоносцев, женщину. Немногие были в курсе, что, вернувшись с задания на востоке в Масиаф, они обвенчались. Более того, Торпе была на последних месяцах беременности, чему Малик и Джол были несказанно рады, за эту пару. Несмотря на то, что именно эта женщина планировала и устраивала охоту за «бурым воином», брюнетка неплохо сдружилась с ней, даже называла её орденской сестрой. Всё-таки налаживать контакт о личных переживаниях с другой женщиной куда проще, чем проводить всё время среди персон мужского пола. - Конечно, – не раздумывая, ответила она. - Не смею подвести тебя. В ответ на едва уловимую улыбку Ментора лучница глухо закашляла, чувствуя подступающую к горлу тяжесть, точно проглотила камень, голова на какое-то мгновение начала смахивать весом на стальной меч, а картинка перед глазами зарябила. Ан-Шейбе устало прикрыла глаза, в очередной раз возненавидев эти чёртовы приступы усталости. Но, если бы было всё настолько просто. Да, она не договаривала чего-то важного Повелителю о ссоре с лекарем, считая, что раз дело срочное, то не стоит тревожить чужие мысли, не стоит давать повод разочаровываться в её персоне. Руки вновь задрожали, когда при открытии протёртых глаз картинка не становилась чётче, а тяжесть тела не увядала. В горле резко пересохло, а скрытое под тенью белого капюшона перепуганное выражение лица не давало даже и малейшего повода мужчине подумать о самочувствии присутствующей. - Главная дорога туда перекрыта, вам придётся ехать другим путём, отмеченным на картах. По приезду на границы, вы… - Он продолжал объяснять женщине суть миссии: доставить в целости и сохранности свою жену, куда и зачем. Мужчина попутно вышел из-за своего стола, завернув за небольшую стену, размещающую на себе множество полок с картами. Он выискал нужные свёртки, попутно разворачивая один из них и возвращаясь обратно к рафику. Из его уст продолжали сыпаться краткие пояснения; кладя пергаменты на свой стол, он остановился около кресла черноволосой, рассматривая карту в таком положении, чтобы указанное было видно и ассасину, однако, через какое-то мгновение, Ментор заметил полное невнимание. Гостья припустила голову, навалившись на правый бок сидения. - Джол, я трачу своё время, чтобы обеспечить тебе успех в задании, – окликнул эдаким образом Альтаир женщину, но та продолжала игнорировать всяческие попытки к взывании совести. Мужчина нахмурился, резко укладывая ладонь на плечо ассасина и встряхивая. – Джол! И вновь никакого внимания на этот недовольный тон, жест, она лишь как тряпичная кукла потряслась под его рукой и не более. Хмурость араба переросла в недоумение, а затем в едва различимую обеспокоенность. Он бросил пергамент на стол к остальным, а затем присел на корточки перед, казалось, спящей лучницей, смотря на её открытое с этого ракурса лицо: полная безмятежность и опущенные слабые веки – всё, что увидел Ла-Ахад. - Джол..? – В который раз попытался привлечь внимание Ментор своего друга, но в его голосе не присутствовало ни единой ноты раздражении или злости. Он отгонял любые мысли, что тот час нахлынули на его сознание, и, протягивая руку к женскому лицу, пальцами прошёлся по щеке, аккуратно спускаясь ниже, прижимая подушечки конечностей к сонной артерии. Пульс отсутствовал. Теперь можно было не держать барьер сбивающих с толку потока мыслей, ведь лишнее всё равно улетучилось, оставляя самое, что ни на есть, неожиданное. Теперь Альтаир заметил бездыханность тела, бледность лица, отсутствие какого-либо поведения рафика. Буквально за секунду подавление на пару с горечью захлестнули его с головой. Он просто не ожидал, что всё произойдёт так быстро. Но, скорее, Альтаира больше беспокоило не это, смерть ему знакома не единожды, смерть скольких близких он видел в своей жизни. Янтарные очи опустились в пол, рассеивая картину осознания где-то глубоко в мыслях. Да, потеря друга, хорошего товарища в бою. Повелитель Аламута сможет пережить это. Как отреагирует Малик – вот что пугало араба. Ла-Ахад был в курсе отношений верховного даи и Джол, посему было просто страшно представить ту картину, которая через несколько минут воспроизведётся перед его глазами. Учитывая, насколько острыми были чувства при «первой смерти» женщины. Ментор продолжительно вздохнул, отрицательно мотая головой. Не спеша, осторожно, он взял в руки чужую холодную кисть. - Камаль! – в привычном тембре обратился он к одному из ассасинов, находящихся этажом ниже. Воин среагировал сразу же, поспешил подняться по лестнице, и выражение его лица отражало явное обеспокоенное изумление, созерцая позицию своего Повелителя. – Спустись в гробницу и попроси Фадрийю, чтобы подготовила всё для церемонии. Дважды ученику повторять не пришлось, яко не дурак. Он сглотнул подступивший к горлу ком, прекрасно понимая, кто же такая эта монахиня, и кто стал её следующим пациентом. Он развернулся и бегом направился вон из крепости. - Саргон! – позвал Альтаир следующего, который так же быстро явился на второй этаж, пребывая в идентичной прошлому человеку реакции. Мужчина замялся, прежде чем отдать следующий приказ, проворачивая в сознании один и тот же факт, одну и ту же картину, но другого выхода найти он не мог. – Найди Малика, и приведи его ко мне. И отыщи Наджиба. Я хочу знать, что стало причиной смерти рафика. Они все клонили свои души Аллаху, даже если и вовсе не знали, ради чего здесь находятся. Сырое сумрачное помещение разносило по своим стенам, лестнице, прямиком наружу, точно горн, любой возглас, любые шаги. Мрачная атмосфера создавала всё необходимое для упокоения каждого, кого сюда могли принести. «Каждого» лишь заслужившего. Никто не станет тащить сюда издали трупы умерших ассасинов, если он не отдал свою душу и меч Повелителю. «Отдал», значит заслужил разрешение на такое благословение. А ежели «Благословение» свершилось – Мастер не забудет тебя. Чуть дальше погребального зала находился крупный склеп, хранящий в каждой каменной могиле останки правителей, даи, рафиков, и даже обычных фидаинов, пусть их и на пальцах сосчитать можно. В главную залу медленно стекался весь Аламут, разнося по крохотному радиусу от себя пламенный отблеск свечи, принося в храм хоть какой-то светлый луч, как надежда, как память. Три ферзя, сотня пешек. Освещённая витиеватыми крупными подсвечниками с двух сторон, женщина в балахоне монахини неподвижно предстала пред гостями, которым была готова донести слово Аллаха, горечь душевной утраты. В передних рядах, порядок которых не был соблюдён ни по каким званиям, перед алтарём фигурировал мужчина в чёрных одеждах, с расшитыми по оборке ало-белыми узорами, прикрывающий знатные белые одеяния с отличительными символами. Который, как и все, не взирал на священницу, на гроб, что стоял совсем рядом, нахождение подле которого не приносило никакой услады и спокойствия. Был ещё один, отличившийся от верных служителей ордена. Он созерцал лишь мощенные раскрытые врата храма, внедрённые в гору, не желая видеть ничего, что есть внутри. Но из-за расколотой стойкости и ненависти ко всему Божьему он ослеп, временно, пока вновь не возьмёт под контроль свои чувства, вытекающие слезами наружу. Он слышал каждое слово, каждое молитвенное завывание в глуби подземной залы. Слушал всё, слушал внимательно, не смея перебивать речь душевными изнываниями и проклятиями. Но губы его изрекали богохульственный манер, который топтал ведущую его веру.

Солнце завершает свой путь, направление и срок которого определены ему Аллахом Всемогущим, Мудрым, ведающем обо всём. Ведающим об Истине. Женщина. Воин. Ассасин. Наша Сестра! Мы не посылали на Неё народ с неба никакой, чтобы благословить одарённой силою. Собственными усилиями дитя Евы заслужило и место, и звание, ибо Мы никогда не посылаем небесную рать на тех, которых Мы собирались погубить. Мы погубили Её честь лишь одним воплем: «Искариот!*». "Мы видим в Вас дурное предзнаменование! Клянёмся, если Вы не перестанете, Мы Вас побьём камнями, и Вы будете сильно наказаны Нами!". Мы прогнали Чужака со Святой земли, когда сами слушали Чужого. Она непоколебимо, до кончины своей, следовала вечному кредо великого братства. Она вытащила всех Нас, грешных, из грязи клевещущей! "Вы - только люди, подобные Нам, и Милостивый никому из людей не внушал никакого Откровения. Вы - только люди, которые говорят неправду". И Мы обязаны Ей памятью. Вечным сосудом для праха воспоминаний! Дабы Твоя правда не была забыта, дабы Твоя верность и доблесть увещевали народ, к отцам которого не был послан увещеватель, и этот народ пренебрегает своим долгом перед Аллахом, перед самим собою, другими людьми и пред Тобой. И сделала Ты тех, которые не видели знамений и доказательств, подобными тем, которые заключены между двумя преградами - одна перед ними, другая позади их - так, что они ничего не видят ни впереди, ни позади. Истина, дети. Истина вела Её сквозь тьму, пособляющая усмирить покровителя Алчности. O Аллах, я прошу Тебя помочь мне Твоим знанием, и я прошу Тебя придать мне сил Твоим могуществом, и я прошу Тебя оказать мне великую милость: упокой душу рачительной сестры, храни Её со своими объятиями и благословениями, чтобы, молясь, Мы все вспоминали Падшего, но отважного Ассасина. Аминь. - Истины нет.

____________________________________________ Искариот!* - Предатель! Я хочу выразить большую благодарность всем, кто это читал. Всем, кто оставлял свои отзывы, будь то публичный комментарий, то лс. Ваша поддержка была нужна мне, и вы её дали. И я смог закончить это произведение на той ноте, на которой задумывал. Спасибо вам, ребята. Спасибо тем, кто был со мной на протяжении всей жизни фанфика. Всего лишь месяц - и работа закончена. В ближайшее время, когда я отдохну, появятся ещё в порядке четырёх фанфиков на тему Assassins Creed, три из которых пойдут отдельным сюжетом, и один будет обычным драбблом спин-оффом.