Beast

      Криденс сидит на диване в просторной гостиной, вцепившись в стакан воды, как в последний шанс на спасение. Когда все вышло из-под контроля и пошло наперекосяк? А ничего никогда и не было в порядке, мысленно сокрушается парень. Криденс с преувеличенным интересом рассматривает стакан в своих руках, почти не слыша мужчину. Грейвс обманчиво расслаблено сидит в кресле напротив — сейчас он без пиджака, с ослабленным узлом галстука и с бокалом вина в руке — задавая вопросы о жизни своего гостя. Бербоун в какой-то момент рассказа о своём обучении внезапно уходит в себя и замолкает, что не особенно нравится Персивалю, но он лишь щурится и мягко окликает парня:       — Криденс, что было дальше? — Грейвс дожидается, пока Криденс поднимает на него взгляд и добавляет. — Я слушаю тебя.       — Простите, сэр... Мне кажется, вам это не особенно интересно, — парень неловко ёрзает на диване и ставит стакан на низкий столик, его руки так трясутся, что он попросту боится выронить и разбить его.       — Отчего же, мне действительно интересно узнать, чем ты занимаешься, — Персиваль внимательно следит взглядом за движениями Криденса.       — Вы все это можете прочесть в газетах! Я не понимаю, зачем я здесь... Это из-за матери? Да? — Бербоун наконец не выдерживает, он нервно облизывает губы и затравленно смотрит в лицо Грейвсу, трясясь от страха. Персиваль приподнимает брови, тоже ставя свой бокал на столик, и откидывается на спинку кресла, располагаясь ещё более вальяжно.       — Меня не интересуют дела Мэри Лу, и если бы я хотел прочесть газету, я прочёл бы ее, — Грейвс распускает узел галстука и стягивает его с шеи, бросая к бокалу на столик. — Если бы мне было не интересно, Криденс, я бы не просил тебя рассказать.       Бербоун удивлён, действительно удивлен, как такой, как он мог быть интересен, такому как Грейвс? Ведь в нем нет ничего выдающегося и особенного!       — Криденс, ты особенный, — будто слыша мысли парня, тягуче произносит Персиваль, наблюдая, как парень задерживает дыхание на его словах.       — Я разочарую вас, сэр, я абсолютно обыкновенный, — и только сейчас Криденс замечает, что его обращение каждый раз вызывает интерес в глазах Грейвса, и уже тише добавляет. — Во мне нет ничего выдающегося.       — Ты не разочаровал меня, ты пока не понимаешь, насколько уникален, — твёрдо говорит Грейвс.       Наступает пауза в их странном диалоге, что, как ни странно, помогает Бербоуну если не расслабиться, то хотя бы унять дрожь. Чувство опасности, исходящее от Грейвса не прошло, но, парадоксально, присутствие мужчины унимало страх перед матерью, который был в разы сильнее и отвратительнее — он заставлял чувствовать себя слабаком.       — Может, все же расскажешь мне, откуда у тебя эти раны? — Персиваль кивает на кисти рук парня.       — Сэр... Я не думаю, что это стоит внимания, ведь это всего лишь пустяк... — Криденс машинально прячет ладони в рукава.       — Чего ты боишься, матери или боли? — достаточно грубо перебивает Грейвс. Криденс молчит, снова уставившись в пол, кровь отливает от лица. Он гулко сглатывает комок в горле и предпринимает жалкую попытку бороться с подступающими слезами, что всегда было заведомо провально, и от чего ему досталось ещё больше.       — Криденс, ты боишься меня? — осторожно проговаривает Персиваль, подаваясь вперёд, но не вставая из кресла, точно боясь спугнуть дикого зверя. Криденс отрицательно мотает головой, не в силах вымолвить и слова, быстро стирая покатившиеся по щекам слезы.       — Мальчик мой, — точно забываясь, произносит Грейвс, ласково проговаривая, — не бойся, я не причиню тебе вреда, я не заставлю тебя чувствовать ту же боль. — Бербоун поднимает взгляд на мужчину и слушает его, затаив дыхание.       — Криденс, иногда боль очень приятна... она может помочь избавиться от других более неприятных вещей.       Бербоун чувствует, что нервное перенапряжение близко, и он либо сорвётся в одну из тех страшных истерик, что иногда случались с ним, либо он позорно рухнет в обморок.       — Криденс? — Персиваль уже собирается встать, но парень берет стакан с водой и пьёт мелкими глотками, явно на счёт, пытаясь успокоиться, и у него это начинает выходить.       — Я в норме... — уверяет Бербоун и, дождавшись пока Грейвс кивнёт, спрашивает, — неужели боль действительно может быть другой?..       — Покажи мне свои руки, — мягко просит Персиваль, и Криденс, вздохнув, решается, начиная разматывать бинты, но мужчина качает головой. — Подойди.       Криденс неторопливо встаёт с дивана и на ватных ногах подходит к креслу, ему кажется, будто он идёт вечность. Когда он подходит, его ладоней ласково касаются пальцы мужчины, Персиваль неторопливо, медленно разматывает повязки на покалеченных руках. Как только белая лента бинтов освобождает израненную кожу, Грейвс меняется, на лице на доли секунд появляется неприкрытая агрессия, но тут же в контраст своим эмоциям мужчина наклоняется и, едва касаясь, целует края ран-полосок от ремня. Криденс зачаровано следит за тем, что происходит, его руки ни разу никто не целовал, да и вообще в его семье было туго с проявлением «нежностей». То, что он перестал дышать, парень осознаёт лишь по лёгкому головокружению, хотя, возможно, в этом виноваты губы, прижимающиеся к ещё не до конца зажившим ранам. Бербоун шумно втягивает воздух и теряется окончательно, стоит ему столкнуться взглядом с Персивалем, который своими действиями вынул из него душу, перемешал все в ней и вложил обратно — иначе как объяснить то, что Криденс почувствовал от таких простых прикосновений. Хотя, конечно же, это не было чем-то рядовым, он никогда не занимался ничем подобным ни с одним из знакомых ему людей. Мать обязательно назвала бы это постыдным и недостойным поведением. Криденс настолько сконцентрирован на оценке своей реакции, что пропускает момент, когда на его щеку ложатся тёплые пальцы и поглаживают неспешно гладкую кожу, ловко скользя по острой скуле.       — Все в порядке? — Грейвс улыбается, смотря на такого очаровательно растрепанного и растерянного парня.       — Да... — Бербоун медлит, а потом добавляет, — сэр... — получается с придыханием и более интимно, чем планировал Криденс. На дне карих глаз Грейвса вспыхивает огонёк, и он, перехватив парня за запястье, тянет к себе, на что Криденс легко поддаётся. Парень почти ожидает поцелуя, но Персиваль замирает в сантиметрах от его губ.       — Криденс, ты девственник?       — Эээ... Простите? — парень растерянно и глупо моргает.       — Я спросил, был ли у тебя с кем-либо секс? — Грейвс предельно серьезен, и парню ничего не остаётся, кроме как ответить честно.       — Нет... — краска заливает даже уши, — в смысле, у меня никого не было...       — Я понял, — Персиваль улыбается и сокращает расстояние между ними, но не целует парня, а утыкается лбом в его лоб. — Криденс... разреши тебе помочь?       Парень не совсем понимает, что от него хотят, но вся эта ситуация слишком ему приятна и он соглашается, быстро кивая. На его брюки тут же ложатся ладони, которые проворно расстёгивают ремень, от звона пряжки Криденс вздрагивает, но ловкие пальцы так быстро вытягивают ремень из шлевок и отбрасывают его.       — Тише, все хорошо, — успокаивающе шепчет Грейвс. — Сделай для меня кое-что, ладно? — Криденс снова кивает. — Опустись животом мне на колени. Парень зависает на несколько секунд, а потом, словно в трансе, опускается на пол и прижимается животом и грудью к коленям Грейвса.       — Умница, какой же ты умница, Криденс... — уверенная рука стягивает с ягодиц парня брюки и белье. — Если тебе станет страшно или действительно неприятно, скажи мне.       — Да, сэр... — тяжело дыша, соглашается парень, пока горячие руки Персиваля оглаживают кожу ягодиц, и несильно мнут, он уже знает, что будет дальше, и подсознательно сравнивает это с наказаниями матери, хотя отличий уйма.       — А теперь, считай, — Криденс хочет спросить, что считать, но на его левую половину опускается ладонь со звонким шлепком. Парень судорожно втягивает воздух и вцепляется пальцами в подлокотник кресла, напрягаясь всем телом и жмурясь.       — Криденс, я сказал тебе считать, — строго произносит Грейвс, несильно тормоша парня за плечо. — Ты слышишь меня?       — Да, да, — парень сильно и часто кивает, смотря прямо перед собой.       — Да? — выжидающе повторяет мужчина.       — Да, сэр! — исправляется Криденс, и тут же раздаётся шлепок. — Один!       — Хороший мальчик, — Грейвс почти ласково оглаживает ягодицу и тут же шлепает.       — Два! — громче считает парень, ещё шлепок.       — Три! — звучит уже не просто громче, а более сипло.       — Четыре! — слышится чётко, а кожа краснеет.       — Пять! — через стон.       — Шесть! — смазка с возбужденного члена Криденса начинает пачкать брюки Персиваля.       — Семь! — со всхлипом и сорванно.       — Восемь, — глухо и протяжно.       — Девять! — крича.       — Десять! — Криденс стонет надсадно, выгибается в спине, свозит ладони об подлокотник и долго кончает, крупно дрожа в кольце обнимающих рук.