Вечер трудного дня на Сеновале, или один день из жизни Белок

      А и приключилось тут у нас дело обычное, хотя и не желанное. Опосля Нового году Боярин у нас поломался. Сильно.       Поехал он, стал быть, в иноземные края, Гишпанские. И ну там быков укрощать, лошадок объезжать! Много кого объездил. Да видать один конь штоль вороной, штоль буланый, норовом крут оказался. Коняка попался ерепенистый, молодой да необъезженный толком. На первые разы вроде как и вынес, а уж третьего разу терпеть не стал, взбрыкнул, да на повороте норов показал. Да и скинул Боярина неподобающе. Поломался Боярин. Лежит теперь чинится. В землях Гишпанских.        А Жонка его, Четвертая, как про то услышала, на всех крыльях за море улетела, чинить его помогает всячески. Угрозы никакой здравию его страшной нет, потому мы выдохнули, да и сидим теперь в спокое отдыхаем. Как есть, разум наш тоже теперь немного чинится. Но, видать, пострадавши мы сильно. Потому как глупостей делаем немало. Говорят знахари иноземные, которые умы чинить пробуют, — у нас не сломанный мозг, он у нас врожденный такой. У всех. Заразно может… А может родня мы все…        Поскольку от вида боярского грозного холопья избавлены, народец на Сеновале повеселел. А потому как женушки его предыдущие узнать про поломку-починку боярскую должны как можно позжее, народец всячески над ними издевается и неуловимого Боярина им вечно подсовывает. Дескать, был да весь вышел: «Вона сюртук висит — тут где-то ходит.» «А на телефон ему позвоните, спросите где он, пошто нам-то в рельсу стучать?» «Эвона цыгарка дымится — тут где-то.»       Цыгарок-то дымных мы у Премудрых хоть сотню сразу можем собрать, да и в пепельницу-то бросить. Зато теперь Премудрые тока дороги цыгарки курят — хозяйские! И уж как привыкли-то быстро! Как отвыкать-то теперь будут…       Девкам, опять же, раздолье, пока Боярина нету — можно с холопьями с соседнего Скотьего Двора про разности интересные по уголкам побалясничать.       Мамзюль Жанет с Полькой-стерьвью народ всячески развлекать приезжают. Картинки движущиеся, про всяких зверей невиданных показывают. Премудрые с ними оченно любят посидеть, про аниме какое-то с Жанетой и Полькой все разговоры разводят.       Ну, а поскольку тишь да благодать на Сеновале до поры стоит, решили мы сегодня с Пахомычем барчука посетить, спроведать, как молодой боярин поживает. Помочь не надо ли чем, а то, ну как Боярин нагрянет в конец недели, а там непотребство какое. Потому велели мы бричку попросторней заложить, да к Макеюшкиным хоромам и отправились.       А как приехали, так и поняли, что вовремя. Ибо картина нам предстала занятная.       А и сидит во горнице, на табурете иноземном, по-заморски пуфом именуемом, девица-краса, жонка Ванькина, именем Офелия. А поскольку Ванька свою часть уговора с родителями выполнил, то и видно сразу — в тяжести баба. Сидит, ноженькой белой покачивает, шоколадку грызет, и орёт отчего-то громко: «А я говорю, ты мне есть изменщик коварный! А я тут вот сяду, и сидеть буду, пока дитя не принесу, и не поеду никуда!»       А вокруг отчего-то стеклышки валяются, от двери красивой. И стоят два молодца пред нею, в одних портах, тех, которые для упражнений физкультурных предназначенных. Красавцы. Оба. На телесах голых буграми горы, да долины плоския. Хошь на руках, хошь на спинах, хошь на плечах. Да так хороши, что Пахомыч опять переполошился за свою жисть неправильно ориентированную на натурализм. А кроме того, на обоих роспись боевая. У Ваньки на лице. У Макеюшки по рукам да плечам узоры странные.       А и стали мы, что попромеж них приключилось, вызнавать. Ну и вызнали. Дело было стал быть так.       Поскольку, частично, наследник у ванькиных родителёв уже есть, посчитал Ванька свой долг перед роднёй исполненным, ну и перестал он долг супружеский исполнять. Да и неудобственно за исполнением такового в иноземщину летать. Да еще и на острова за теплым проливом.       Ну, а как тут всяческие праздники были, то жена его, носительница наследника престола, в родные края пожаловала. И Ванька ее всячески в течение недели развлекал, и всякие капризы ее исполнял. Окромя вечерне-ночных совместных этюдов акробатических. Ибо уговор есть уговор. И вот, наконец, сегодня распрекрасную женушку отправил он в края заморские.       Ну как отправил… Отвез туда, где корабли летучие в разные стороны летають. Спозаранку, ишшо и солнышко не вставало. И как есть, так к разлюбезному своему другу оттель сразу и направился.       А только женка-то его строптивая оказалась. Решила, что любовь её неземная Ваньке по нраву придётся, коли она вот прям сейчас обратно вертается. Ну и развернула оглобли, да и в совместное гнёздышко, родителями Ванькиными подаренное, и отправилась. А не оказалось там Ваньки-то. Она тогда решила к нему на хатку внезапно нагрянуть. Да только и там его не обнаружилось.       Ох и осерчала тогда она. Поняла, что сильна любовь промеж Ванькой да Макеюшкой. Да и помчала к Макеюшке в хоромы. А и угадала.       А поскольку Макеюшка у нас гостеприимный вьюнош, у него как раз в пору ту дружок, именем Платоша, до ночного рейса корабля летучего время коротал, на дивной машине игрушки играл, да на Ваньку с Макеюшкой в других комнатах возившихся, внимания не обращал.       А как в двери-то позвонили, он и открыл, думал что из избы-едальни разносчик пришел, еду принёс.       А и ворвалась во хоромы Офелия-нимфа, да и как увидела телеса переплетенные, хоша пока и не особливо раздетые, так и кинулася-бросилася на болезных. Ручонками махать стала.       Споперва Ванятку, стало быть, полосовать начала. А и имеет теперь Ванька прекрасный лик, сильно попорченный полосами параллельными, пересекающимися в неэвклидовой геометрии. То есть, в районе примерно пупка.       А как Макеюшка стал Ваньку от неё осторожно отнимать, она его сначала покусала, а потом по причинному месту попинать попробовала. Красивый Макеюшка теперь. Покусанный. Рученьки в синяках, да прокусах.       (Вот посидели подумали тут. Ежели вот вампир кого покусает — то обратишься в вампира. А коли баба беременная «радужного» искусает? А ну как в беременного превратится? Ну и — может от бешенства всё ж его проколоть?)       Как услышали мы всё это, решили, что надо бы девку-то всё же в края тёплые отправить. Ибо, ждут ея там. А тут еще и оказалось, что требовала она Ваньку в заложники, потому как через три часа ей был корабль летучий заказан. А на него она только с Ванькой согласная была вступить.        Пахомыч, Дед-Морозом опыта набравшийся, и говорит: « А пошли-ка девонька, я с тобой в теплые края полечу. Или хотя бы на корабль летучий посажу. А по пути расскажу тебе, што не одна ты такая, в Ваньку-то крышей поплывшая!»       А и пошла девка-то! Как коза на привязи! Отвез ведь Пахомыч! Безо всякого сопротивления. По дороге ей мороженку купил, нос вытер, велел пузо беречь, и пообещал, что встречать и провожать будет теперь всегда. Талант у Пахомыча такой открылся внезапно. Только ой, чует сердце — не последний раз Пахомычу за девкой этой бегать придётся… Терпи, чо уж теперь, Дедморозушко!