Вечер трудного дня на Сеновале, или один день из жизни Белок

      Обещалися отчет по корпоративу. Но… Беда такая — только обрывками. У крепостных поспрошала, да толку мало. Общими усилиями восстановили что смогли. Ну уж что вышло. Вот.       Приехали заранее. Куда? Туда… Корчма какая-то, при постоялом дворе. Столы ломятся. Корчмарь суетится. Пожалился, что с него стребовали стремянку. Ну да, штоп шарики да зверушек с открытками подвесить! Плакал, што трудно было найти в корчме такое чудо. Похоже нашли. Повесили игрушки-то…       Гусляры — подводники на месте, Хоровод Девушек — простушек прибыл. Стребовали вин заморских и игривого вина. Или игристого? Ублажили — уважили. Утончённые натуры, капризные, — «без денех скрипка не ихрает». Без вин заморских видимо тоже…       Пошли проведать — как там оно. Встречь нам красота идет двухметровая. Снегурка в гриме, но без халата да кокошника. Гусляры — подводники оживилися, спросили, откуда шоу трансвеститов. Снегурка наша, Вольдемар, заулыбался и по — аглицки лопотать с ними стал — дескать с Дании мы! А Дед — Мороз Пахомыч (ишшо без грима) за филейную часть его щипанул, и строго так, в глазки Гусляру глядючи: « — Не замай, моё! Пошли, красота моя ненаглядная, помилуемся, пока никто не мешает!» — да и приобнял за туж часть филейную и повёл к дверям с треугольничком вершинкой вверх. Казначейша Неонила, глядючи на непотребство этакое, сморщилась и высказалась на тему: «Штоль своих мужиков мало, пошто иноземца Пахомыч уцепил?» Гусляр поглядел на нас, да и задом попятился, и пробормотал только что-то вроде — «Я же говорил! А мне не верят!»       Девка Нимфодора с девкой Пульхерией Хоровод Девушек — простушек пошли проведать. Спросили, не нужно ли чего в помощь — и прошли, стерви такие, попами так покачивая, што кажись и Гусляр — сластолюбец равнодушным не остался. А Простушки как-то сникли…       Потом девка Христодула прилетела, грамоты берестяные на руки требовать стала, непременно список съезжающихся, — «А то лезут кто ни попадя, я не всех же в лицо помню!» Получивши успокоилась и убегла. К воротам штоль, гостеюшек с хлебом — солью встречать.       Елисей заявился, сказал, что у него сервак вызывает сомнения, тот, что в иноземщине стоит, и потому не наливать ему строго, ни под каким предлогом, еще часа два. А кто ж его удержит — то? Да и нетрезвый-то он ешшо лучче работает!       То по моей памяти — последнее внятные и разумом выданные воспоминания… А далее уж со слов людских. Да и все едино, ни порядку, ни стройности не получается.       Спервоначалу Боярин речь сказал. Быстро. Потому как стоять долго не мог, ибо у него был конвейерный корпоратив, и он только с одной конвейерной посиделки прилетел.       Потом Пахомыч сказывал, что вышли они посередь корчмы со Снегуркой. Попервости сказали сказки выученные. Потомотки стих неприличный выслушали — тот самый «Здравствуй Дедушка-Мороз, борода из ваты, ты подарки нам принёс п…с горбатый». Ну или что похожее. Ответили, что принёс, и к елочке за подарками приходить велели. Ну, кто смог — тот пошёл. Кто не смог того принесли… Меня, говорят, принесли… Но это было после… вроде…       Про Хор Гусляров — подводников сказали, что шибко — сильно хорошо пели. Сначала весело. Потом жалостливо. Потом непотребно — весело. К Снегурке приставали. Снегурка настаивал на верности Деду-Морозу. Говорят, кто-то из гусляров этим фактом опечалился сильно, и плакал почему-то на грудях нерукотворных девки Христодулы. Потом с ней же и исчез. Христодула плечами тока пожимает и говорит, что не заметила… тем более с утра…тем более что у ней все мужики настоящие…        А Хоровод Девушек — простушек оченно страстно телесами двигал. Ногами разное вытворяли, песни развеселые-заводные исполняли. Рассказывают, что Премудрые наши Елисеевы айтишники даже зелье гаджетовое побросали, и очень внимательно на Простушек тех смотрели, и даже, некоторые, потом о чем-то с Девушками речи вели. Хотя сами Премудрые уверяют, что только обещалися Яблочные игрушки непременно к чему-то там толь подписать, толь отписать — сие для нас темень дремучая.       А сами Девушки-простушки опечалились формами нашей Нимфодоры. Очень. Потом с нею за столом сидели, на аппетит её дивилися, формами восторгалися, и пытали, что нужно пить, чтоб так есть, и так впечатлять. Впечатлилися сильно. Решили совместно, что пить все же лучше, чем есть… А тут и Елисеюшка их поддержал… Говорят, что с ним и пропали. Все Девушки-простушки.       Ах да, помню! Точно, вот же — голос Елисеюшки: « — Ну, а теперь, лапушки мои, в нумера!» И больше мы Елисеюшку не видели. И Простушек тоже. Силён Елисеюшка!       Молвили, дескать, под перемену блюд на столе стояла казначейша Неонила и танцевала танец на раздевание… Вроде как карточный долг… Хотя я помню, что она за роялем «Мурку» бацала. Или «Владимирский централ». Но до того, или после — никто точно вспомнить не смог. У Неонилы спрашивать бесполезно — она говорит, что ее там вообще не было… А кто тогда со мной песТню пел — «Новый год, мандарин мне в рот!»?       А еще говорят, Боярин песню пел. Караоку. Даже стоя! Про лучший город земли. А жена его Четвертая с пасынком Макеюшкой танцы танцевала… За што Ванька Макеюшку принародно облобызал, и сказал, что он лучше чем мачеха его пляшет. А штоп крику не поднялось — Михалыч песню спела, ну как спела — как смогла. Говорят я поддержала… подвывала… ай да пофик! Вобщем, «Моя бабушка курит трубку» — и говорят, так Михалыч с той трубкой и ушла… А за ней какой-то Гусляр побежал и Скоморох… Гусляр вроде вернулся, а Скоморох пропал. Вместо него потом почему-то Макеюшка с Ванькой на музыке играли и неприличности всякие вроде — «отними стул у начальства, или сядь на пол мимо стула», устраивали.       А до того девка Нимфодора с Пафнутием плясали чегой-то ненашенское, и оченно ритмичное, и на девке Нимфодоре одежды было три блестящих тряпочки, и Пафнутий впечатлил и девок и мужиков красотой своей и невероятною подвижностью… И еле его от этих впечатлённых друг его закадышный спас… И спасал долго — весь вечер, ибо Пафнутий у нас самый спиртоустойчивый — он за развоз и поселение в постоялых дворах у нас завсегда отвечает.       Но и его пытать пользы нет — говорит, устал сильно, не помнит ничего. Но возложенное руководством и совестью исполнил в точности — Утро Великого Бодуна встретили все! Ну, кто где смог — но в целости и сохранности, а кто и с дополнительным комплектом конечностей… Но это уш никто и не расскажет — корпоративная тайна!