Металлический яд.

      Я понял, что с ним что-то не так, едва увидел его. Даже не понял — скорее, почувствовал. Во взгляде Чарльза сквозила какая-то потерянность — в смысле, больше, чем обычно. Я был готов ко всему — что он будет кричать на меня, кинется с кулаками или взорвет мне мозг своей телепатией (он, конечно, говорил, что это невозможно, но чем черт не шутит). Но к безразличию готов не был.       Я постучался в двери его особняка поздним вечером, уверенный, что Чарльз уже знает о моем появлении. У нас, конечно, были разногласия, но то, что я собирался предложить, было гораздо важнее. Чарльзу, как конченому альтруисту, должно было прийтись по вкусу. Я был уверен, что он моментально забудет о своих претензиях, когда услышит мой план.       Он мучительно долго не открывал — я начал опасаться, что он решил меня проигнорировать, и стоит на самом деле за дверью, ожидая, пока я уберусь ко всем чертям вместе со своими гениальными идеями. Но потом замок все-таки щелкнул, дверь отворилась и…       Я, если честно, был рад его видеть. Особенно рад видеть, что он уже оправился от ранения, которое я по неосторожности ему нанес. Мировоззрение мировоззрением, но зла Чарльзу я никогда не желал.       И вот он, стоит на своих ногах, будто ничего и не случилось… Это, конечно, было ожидаемо — его синий шерстяной приятель (как его, Хэнк?), сразу сказал, что ничего серьезного, но все же убедиться своими глазами во сто крат приятнее.       Только вот, даже если забыть про травму, выглядел мой друг паршиво — отросшие волосы, неухоженная борода, нездоровая худоба и совершенно потерянный взгляд. А еще — мне, возможно, показалось — от него несло алкоголем!       Словом, увидев его, я решил, что план пока подождет.       — Ты? — удивился Ксавьер, прислонившись к косяку.       Я даже не знал, что ответить. Я как-то успел свыкнуться с мыслью, что меня ждали, что он, возможно, уже знает, зачем я пришел… Даже шлем не стал надевать — решил, что это будет вежливо. А тут такое неподдельное удивление, как будто для него действительно стало неожиданностью обнаружить меня на пороге своего дома.       Но это только поначалу. Удивился — и словно погас, надел безэмоциональную маску. Ни тебе приветствий, ни упреков, ничего.       — Чарльз, — выдохнул я, мысленно вопрошая «Тебе все равно, что я пришел, старый друг?», пытаясь найти в его чертах отклик. Однако голубые глаза — воспаленные, в красных прожилках — смотрели мимо меня.       Может, это такой протест? Может, он просто не хочет залезать мне в голову, потому что я сам когда-то просил его об этом?       — Здравствуй, мой друг, — попытался я еще раз, не дождавшись никакого ответа. — Видишь, я сам пришел к тебе.       Только тогда, наконец, Чарльз сфокусировал на мне взгляд. Его яркие, всегда словно искусанные губы, искривились в болезненной усмешке:       — Мой друг, Эрик? Ты такой смешной.       Он попытался скрестить руки на груди, но покачнулся, будто косяк внезапно выскочил из-под его плеча. Расстегнутые манжеты его цветастой рубашки, так не похожей на те, строгие, что он когда-то носил, задрались, обнажая ставшие еще более хрупкими запястья.       Ксавьер невесело посмеивался. Я же, наоборот, нахмурился, все больше убеждаясь, что с ним происходит что-то ужасно неправильное. Что-то, что я чувствовал всем своим нутром, но никак не мог осознать.       — Что тебе нужно, Леншерр? — устало бросил Чарльз, очевидно раздраженный тем, как пристально я его разглядывал. — Я не ждал сегодня гостей. Тем более таких, — он многозначительно смерил меня взглядом с ног до головы.       В ответ на это мысли о плане даже не всплыли в моем разуме, вытесненные нахлынувшим внезапно беспокойством. Чувство неправильности все не отпускало.       — С тобой что-то не так, Чарльз? — прямо спросил я.       — С чего ты взял? — немедленно ощетинился Ксавьер. Вся его поза стала еще более напряженной, он вызывающе вскинул подбородок. — Удивлен, что я не бросился тебе на шею, как только увидел? Ну, прости, настроение что-то не то.       Мужчина угрюмо уставился в пол, раздраженно постукивая ногой. Но не ушел, не захлопнул перед носом дверь, и я воспринял это как разрешение.       Я аккуратно коснулся его плеча, мышцы которого будто окаменели под моими пальцами. Чарльз так и не поднял взгляд, упрямо продолжая что-то искать у себя под ногами. Но и не отстранился.       — Что случилось? — Я попытался сказать это мягко, насколько умел, но не был уверен, что все еще способен на что-то подобное. — Я же чувствую, что что-то не так. Расскажи мне.       Чарльз недоверчиво фыркнул, поднимая на меня глаза. С такого расстояния я отчетливо уловил едкий запах виски, идущий от него.       — Почему что-то обязательно должно было случиться? А если бы и случилось, с чего ты решил, что я должен рассказывать это тебе? — Ксавьер рассержено выдохнул, стряхивая мою руку со своего плеча. — Ты ясно дал понять, что тебя не интересуют мои чувства, когда забрал все, что было мне дорого, и слинял с того проклятого острова.       — Чарльз, — попытался я остановить его, но телепат словно не слышал. Его слова дышали ядом. «Не то, чтобы я не заслужил этого», — прошептала где-то в глубине моя крепко спящая совесть.       — А сейчас, ты приходишь и просишь рассказать тебе, что случилось, словно это не ты оставил меня истекать кровью, стоило мне не поддержать твою точку зрения.       — Чарльз, я всего лишь…       — Хочешь знать, что случилось, мой дорогой друг? Так я скажу — ты бросил меня! — взорвался он, наконец, криком, приближаясь ко мне на нетвердо держащих ногах. — Оставил меня ни с чем! А теперь приходишь так, словно все в порядке, словно так и надо! Да как ты…       Он задохнулся на полуслове, глаза блестели, словно он вот-вот разрыдается, а кулаки были судорожно сжаты. И мне даже хотелось, чтобы он меня ударил, чтобы не мучил себя… Но Чарльз, так и не продолжив, развернулся и скрылся внутри дома, оставив распахнутой дверь.       Я застыл, опустив глаза в пол, понимая, что в чем-то он действительно прав. Может, я был слишком наивен, полагая, что мой добровольный приход разом перечеркнет все старые обиды, и даже не сознавая, насколько глубоко я ранил Ксавьера. Настолько, что теперь он не захотел даже позволить мне все исправить.       — Так и будешь стоять на пороге? — донесся его голос из гостиной, стоило мне смириться с поражением.       Я в удивлении поднял голову, а потом, спохватившись, зашёл, закрыв за собой дверь.