Металлический яд.

      Мы сидели друг напротив друга над шахматной доской, как и бессчетные разы до этого. До того памятного дня на побережье Кубы, когда я был вынужден оторвать от себя небольшую, но ставшую жизненно необходимой, часть своей жизни. Когда оставил пострадавшего от моей руки Чарльза за спиной. Я так долго старался забыть это, и вот теперь, когда привычно приготовился к уколу боли с той стороны, я обнаружил, что там почти все стерто. Размазаны детали. Даже события вспоминаются с трудом. И почему-то стало страшно. Ведь оказалось, что я состою из этих воспоминаний почти настолько же, насколько из углерода. Каждое связано с чем-то другим, тоже важным, но уже не настолько, тесно переплетено, составляя скелет, основу меня. И если они уйдут, что же останется от меня?       Глядя на телепата, такого неопрятного и жалкого, в противоположность моим воспоминаниям, прихлебывающего отчётливо пахнущий крепким алкоголем чай, я не мог понять, как этот человек смог заполнить собой каждый уголок моего искореженного сознания и сердца. И только взгляд — немного помутневший, больной, но все такой же обжигающе-синий, — напоминал об истинной личности человека, сидящего передо мной.       — Что уставился? — враждебно буркнул в свою кружку Чарльз. Он сидел в кресле, закутавшись в плед, и не сводил глаз с шахмат.       Я сморгнул и перевел взгляд туда же.       Хм, мне кажется, или…       — Это та же самая партия?       — Какая еще «та же самая»? — недовольно огрызнулся мой собеседник, но я уже был уверен в своей правоте.       — Мы играли ее, когда я в последний раз был в этом доме.       Ксавьер поджал губы и откинулся назад в кресле, натягивая плед выше на плечи.       — Возможно.       Я пристально посмотрел на него, отмечая защитную позу и дерганые движения, то, как он периодически болезненно морщился и потирал виски. Профессор выглядел так, будто страдал от тяжелейшего похмелья.       — Ты проигрывал, — кивнул я на доску, одновременно силясь понять, что же мне твердят инстинкты.       — Я заметил.       Мужчина отвернулся, потянувшись к стоящей на столике бутылке, на дне которой плескалась янтарная жидкость, и подлил ее в свой совсем-уже-не-чай. Я нахмурился, когда его руки затряслись так, что стеклянное горлышко застучало по краю чашки.       — Чарльз, — строго произнес я, — может, ты уже расскажешь мне, что с тобой происходит?       — Ничего, — рвано пожал он плечами. От резкого движения плед съехал назад, и Чарльз попытался его поймать, неосторожно задрав расстегнутый рукав на левой руке. И хотя Ксавьер тут же вернул ткань на место, я успел заметить подозрительное покраснение на сгибе локтя. Это что, наркотики? Мои кулаки непроизвольно сжались при одной мысли, что телепат позволяет себе так необдуманно гробить свой прекрасный дар. И эти его безразличные односложные ответы начинали выводить из себя.       Чтобы немного разрядить обстановку, я выдал:       — Давай, мы просто начнем все сначала?       Чарльз горько усмехнулся двусмысленности фразы. Поняв, что именно только что предложил, я почувствовал неловкость — после того, что я устроил на прощание, так запросто сначала не начинают, и с моей стороны было бы наглостью такое предложить. Тут мой взгляд очень вовремя упал на шахматную доску, и я дал задний ход:       — Я имею в виду шахматы, — сделал я вид, что говорил именно об этом.       Чарльз, в свою очередь, сделал вид, что поверил мне, и начал снова расставлять фигуры по местам. Руки у него тряслись, и в какой-то момент он умудрился упустить черную ладью, которая бодро покатилась к краю стола. Машинально, совершенно забыв о металле в основании фигурки, я кинулся ловить ее рукой. Именно проклятая ладья и отвлекла меня, потому что я пропустил момент, когда моему другу стало совсем плохо.       Чарльз сдавил пальцами виски и согнулся, едва не утыкаясь носом в колени. Лицо его исказилось от боли. Я бросился к нему, забыв про фигурку. У меня сердце в пятки ушло — я ведь не имел ни малейшего понятия, что он мог принять или вколоть, и что вообще делают в таких ситуациях. Я всю жизнь учился убивать — реанимация же совершенно прошла мимо.       Я схватил его за руки, пытаясь разжать, увидеть его лицо, оценить состояние, но профессор сопротивлялся с неожиданной силой. Ну, давай же, Ксавьер, я должен тебе помочь! Если ты решил себя угробить, только не в моем присутствии! Что ты с собой сотворил в этот раз?       В этот момент я почувствовал, что внутри него словно звенит металл. Конечно, такого быть не могло — это, скорее всего, какое-то украшение или что-то в таком духе, но голос у этого металла был странный, я никогда такого не слышал. Впрочем, от испуга мне вполне могло показаться, тем более что слышал я его всего несколько секунд.       Пока я пытался снова услышать эту странную аномалию, Чарльз немного пришел в себя.       — Что бы я с собой ни «сотворил», тебя это не касается, — враждебно произнес он, и его глаза блеснули стальной синевой сквозь спутанные волосы. — Но то, что ты подумал про наркотики, не правда.       Замечательно. Если ты и без наркотиков умудрился довести себя до такого состояния, друг, боюсь представить, что бы было, сиди ты на героине. А вообще, меня все это достало.       — Если ты такой гордый, можешь сам разбираться со своими трудностями, — заявил я, поднимаясь с колен. Я подцепил с тумбочки стакан, налил себе немного из бутылки господина Ксавьера — он только наблюдал за мной, онемев от такой наглости — и поудобнее устроился в кресле напротив.       — Ты можешь убивать себя любым интересным тебе способом, мне это безразлично, — солгал я. Он, конечно, прочитает меня и поймет, что это неправда, но будь я проклят, если признаю это вслух.       — К тебе я пришел не за тем, чтобы читать мораль, — продолжил я, потягивая неплохой виски и игнорируя взгляд, прожигающий дно стакана, — а для того, чтобы предложить решение проблемы мутантов.       — А у мутантов есть проблема? Какая-то, кроме тебя? — издевательски поинтересовался Чарльз, поглядывая на бутылку. Нет уж, дорогой, допивай теперь свой ужасный чай!       — Очень смешно. Я про притеснение мутантов людьми.       — Ты хочешь устроить очередной геноцид? — устало спрашивает профессор.       Может быть, раньше я действительно слишком увлекался этой идеей?       — Нет, на этот раз обойдемся без геноцида. С чего бы начать? — протянул я, закрыв глаза и потерев их рукой. — Я решил основать суверенное государство. Для мутантов. Где бы совсем не было людей. Ведь, если не будет людей, не будет и проблемы, правда?       Чарльз откровенно рассмеялся.       — В этом весь ты! Нет людей — нет проблемы! И где же ты найдешь столько свободной территории? Мое поместье столько народу не потянет.       Я почувствовал надежду. Если Ксавьер сразу не отверг мое предложение, а стал думать, как его осуществить, то, возможно, задумка не так плоха.       — Нет, я все продумал, — тут же включился я. — В смысле, я знаю, что ты не приемлешь насилия, и, хотя это и самый очевидный выход, мы не будем отбирать территорию у людей.       — Вот спасибо, — буркнул Чарльз и потянулся взять бутылку, стоящую между нами.       — Да, — не обратил я внимания на его слова, вскочив на ноги и перехватив виски. Рука Ксавьера сгребла пустоту.       Я принялся расхаживать кругами по комнате, размахивая бутылкой и продолжая излагать свою мысль:       — По статистике, в мировом океане плавают тонны металлических отходов. Если собрать их вместе, получится целый остров! Мы можем разместить там всех, кто захочет спрятаться. Но мне необходима помощь. Я физически не смогу оповестить всех мутантов, к тому же есть много скрытых, таких, как ты или Рейвен. Мне нужен телепат, Чарльз.       На лице мужчины отразилась внутренняя борьба. Наверно, я не очень хорошо подал свою идею.       — Черт, на словах все так сумбурно… В голове оно выглядит лучше. Прочитай меня, — подался я вперед, глядя на него.       Чарльз отчетливо поморщился, словно его задело само предположение, что он может захотеть ошиваться где-то поблизости от моей головы. Ну да, этого и следовало ожидать.       — Я не могу, — наконец неохотно выдавил телепат. Не можешь или не хочешь, Чарльз? Давай называть вещи своими именами.       — Прости, мой друг, — тем временем продолжил мужчина, вертя в пальцах белого ферзя и отказываясь встречаться взглядом. — Я бесполезен для твоего плана.