when you're in love all the lines get blurred

(Важная часть этой вселенной, которая не поместилась в основной сюжет истории. Когда-то между xvii и xviii, или когда-то между тем, как Чимин и Юнги подтвердили, что им не наплевать друг на друга.) Чимин откидывается на спинку стула. Юнги отменил своё грозное правило о том, чего могут касаться ноги и где могут лежать руки Чимина. От безделья он вращается на стуле, порываясь телом туда-сюда и вертясь из стороны в сторону, но не совершая полного оборота. Он ищет в себе смелости задать Юнги вопрос, который упорно не хотел покидать его мысли с тех пор, как слова «целовался» и «с парнем» последовательно покинули рот Джихуна по отношению к его старшему брату. Точно так же как в их первую «встречу» (Чимин принялся так называть их первое свидание к большому раздражению Юнги), Юнги обернулся своей подушкой, притворяясь спящим. Чимин видит, как он закрывает глаза, когда Чимин поворачивается к кровати, судя по всему, думая, что он не заметит. — Чимин, — в конце концов Юнги устаёт от скрипа, который издаёт пластик каждый раз, когда Чимин поворачивается. — Если тебе есть что сказать, то просто скажи. Чимин давно уже перестал спрашивать, как Юнги может мгновенно понимать, что его что-то беспокоит (ответ всё тот же: «Я знаю тебя всю жизнь, идиот»), но никогда не перестаёт удивляться. Чимин всё ещё не может ничего поделать с тем, что не любит соглашаться. — Мне нечего сказать. Мне просто скучно. Потому что ты скучный. Хватит баклуши бить. — Ты странно себя ведёшь, — возражает Юнги и переворачивается, шурша подушками, пока не подминает их под себя, серьёзно и пристально глядя на Чимина. — Просто скажи мне. Чимин не спрашивает сразу же. Тревога и смущение кувыркаются по его животу, не давая языку повернуться. Как это постоянно случается, когда он, в конце концов, открывает рот, у него неловко выскакивает: — У тебя когда-либо был секс? — Это то, о чём ты беспокоился? — Юнги хмыкает. — Ты два часа сидел здесь и шумел, потому что ты хотел спросить, трахал ли я кого-либо? Чимин издаёт тихий возмущённый звук в ответ, изо всех сил стараясь не надуться. Нечестно, что Юнги говорит ему сказать, а сам потом передразнивает его. — Это ерунда, Чиминни. В один день он случится у тебя, — каким-то образом Юнги кажется одновременно милым и подлым. — Этот день просто ещё не наступил, — спокойно продолжает Юнги. — И даже когда этот день придёт, всё будет в порядке. Тебе не следует тратить теперь на это время и волноваться о будущем, будь то завтра или когда-нибудь через несколько лет. Это просто будет тем, что ты сделаешь, и тебе либо понравится, либо нет. И уже оттуда ты будешь делать выводы. — Это значит, что у тебя уже было? — пытается обобщить Чимин. Несмотря на такую речь словно у него есть огромный опыт, Юнги мотает головой. — Нет. Я асексуален. — Асексуален? — слово кажется Чимину знакомым. Он знает, что где-то слышал его до этого, но не может привязать к соответствующему контексту и понять, что оно означает. Очевидно, это что-то похожее на него самого. Что-то из области гетеросексуальности, не в точности гомосексуальности, как у него. Незнакомый термин заставляет Чимина растерянно сморщить лицо. — У меня нет секса, — объясняет Юнги. — У меня тоже, — озадаченно отвечает Чимин. У него не было, нет, и иногда он задается вопросом, будет ли вообще. — Нет, в смысле, — вздохнув, Юнги зажимает подушку между колен и отводит взгляд от Чимина на край кровати, где простыня вскочила и почти съехала с матраса. Несмотря на то, что он может её поправить, он играет с тканью, чтобы не смотреть на Чимина, — я вообще не занимаюсь сексом. Не потому, что никто не хочет. Не потому, что работы по горло. Я просто не хочу. Вообще. Я, ну, не возбуждаюсь ни от чего, и я не очень хочу, чтобы кто-либо прикасался ко мне в таком смысле. Чимин кивает, осмысливая как минимум основную мысль объяснения Юнги. — Ты не хочешь, чтобы я тебя касался, — неправильно угадывает Чимин. По его груди прокатывается чувство вины, когда он вспоминает, как они держались за руки и обнимались, что делалось дольше, чем им следовало бы, и всё то время, когда он невзначай оцеплял собою тело Юнги. — Мне нравится, — говорит Юнги, не думая. Как только он осознаёт, что только что сказал, алый румянец расползается по его шее, и он снова избегает глаз Чимина. Чимин любит эти редкие моменты, когда всё равнодушие и сарказм исчезают, оставляя Юнги уязвимым и честным. Ему нравится это чувство доверия. — Тебе нравится? — выдавливает Чимин после того, как тишина затягивается на несколько минут, желая понять границы, которые устанавливает ориентация Юнги. — Прикосновения приятны, — румянец незаметно расползается дальше к его щекам, когда он проясняет. — Мне нравится это. Я хочу сказать, — Юнги немного запинается в своих словах, словно его язык необыкновенно неповоротлив, — мне нравится быть рядом с тобой — с людьми — и, ну знаешь, — он становится так тих, что следующее слово Чимин понимает лишь по его губам, — нежность. — Юнги прочищает горло, прежде чем продолжить, мельком взглянув на выражение лица Чимина, чтобы оценить его реакцию: — Я просто не хочу ни с кем оказаться в какой-либо сексуальной ситуации. Медленно кивнув, перерабатывая информацию, Чимин, в конце концов, пожимает плечами. — Хорошо. — Хорошо? — переспрашивает Юнги. Его тон окрашен удивлением, что заставляет его голос оборваться на последнем слоге. — Конечно же, хорошо, — говорит Чимин. Он награждается одной из тех крохотных счастливых улыбок, которыми Юнги его не так часто удостаивает, и это заставляет Чимина почувствовать, словно его грудь вот-вот заполыхает. (Год спустя после признания Чимина.) Юнги вспоминает тот день, когда Чимин усаживается на его колени. Чимин крепко зажимает ногами его бёдра, медленно поглаживая лопатки Юнги. Он тянется к его шее, оставляя нежный поцелуй на ключице Юнги прежде, чем испустить в его кожу довольный вздох. Единственный удобный способ для Юнги сидеть, когда руки Чимина находятся под его подмышками, это обхватывать его ссутулившиеся плечи. — Что ты делаешь? — беспокойно спрашивает Юнги, когда Чимин начинает ёрзать и его промежность скользит по паху Юнги. — Ты тёплый, — бормочет Чимин, роняя ещё один поцелуй на тело Юнги, на этот раз ближе к его плечу. — Это приятно. Он, слава богу, снова усаживается на месте и приглушает зевок в рукаве Юнги. Юнги хочет позволить ему заснуть, но его неуверенность подводит его. — Ты злишься из-за того, что я асексуален? Его опасение не необоснованно. Тревога Юнги обостряется их позицией, но эта мысль в его голове засела ещё до того, как они начали встречаться, ещё когда любопытство Чимина о сексе привело к тому, что он признался. Он знает, что Чимин хочет секса, а Чимин в свою очередь знает, что он — нет. Трудно находить компромиссы, когда их желания как разные полюса Земли. Его вопрос полностью приводит Чимина в чувство. В порыве взглянуть в глаза Юнги, Чимин почти падает с его колен. — Нет, — обещает Чимин. — Нет, никогда. — Точно? — нажимает Юнги, немного ненавидя себя за это. — Я знаю, что ты хочешь настоящих отношений… Чимин перебивает его, беря лицо Юнги в свои ладони и соприкасаясь с его носом: — У нас по-настоящему. Я ведь знал это ещё прежде, чем мы начали встречаться. И я так влюблён в тебя, что мне с тобой спать не нужно. Мне плевать. Это идеально. Он ждёт, пока Юнги не улыбнётся ему, прежде, чем отпустить его и снова прижаться к груди своего парня. Когда он чувствует, как тело Юнги конечность за конечностью расслабляется и его руки комфортнее сжимают его спину, Чимин позволяет своим векам снова опуститься. — Видишь? — шепчет Чимин и чувствует тепло по всему телу от блаженства, что его обнимает человек, которого он любит. — Идеально. — Да, — соглашается Юнги, положив щёку на волосы Чимина. — Ты — вот что идеально.