Моя бедная вдова

«Моё призвание — музыкант. А постоянно сменяющиеся профессии — это лишь издержки призвания».

      У Кендалла щемило в груди.       Он сидел в своём серебряном «шевроле» и отрешенно пялился на рулевое колесо. Перед глазами, как корабли, проплывали события двухлетней давности, а именно — один летний вечер, когда он и его любимая Ребекка возвращались домой с прогулки. Кендалл, как наяву, увидел огромный «джип», вылетевший на перекрёсток, услышал страшный удар, оборвавший всё внутри… Он закрыл глаза и вжал голову в плечи, точно старался спастись от этих воспоминаний. Но стоило сделать это, и Шмидт очень ярко и красочно вообразил себе окровавленное тело Бекки и свой собственный крик — нечеловеческий крик отчаяния, тоски и безнадёжности. Эти воспоминания всегда настигали его в одиночестве, и именно в одиночестве он мог всецело отдаться в руки той боли, что преследовала его уже второй год…       Кендалл тряхнул головой. Нет, сейчас не время страдать. Сейчас плохо Логану, это Логану надо помочь, ведь он так в этом нуждается. Подняв глаза, Шмидт увидел друга. Логан нетвёрдо шагал к «шевроле» и качался из стороны в сторону: все признаки нетрезвого состояния на лицо. Вид у него был глубоко опечаленный, кулаки сильно сжаты — Логан выглядел сердитым и как будто обиженным, но его внешний вид был настолько жизнеутверждающим, что Кендалл поневоле улыбнулся. Пусть Хендерсон злой, как чёрт, пусть, — но ведь он… живой. Разве все проявления этой разносторонней и необыкновенной жизни не прекрасны?       — Что, увидел то, ради чего приезжал? — спросил Кендалл, когда Логан залез в автомобиль и злостно хлопнул дверцей.       Хендерсон нахмурился с таким отвращением, будто его спросили о какой-нибудь неприятной болезни, и пробурчал:       — Да. Они вместе смотрятся просто нелепо! Это даже сравнить ни с чем нельзя!       Шмидт улыбнулся наивности друга и повернул ключ зажигания.       — А какие ещё эмоции ты хотел получить, когда собирался на свадьбу своей возлюбленной? — хмыкнул Кендалл. В подобном тоне обычно звучит фраза «А я ведь тебе говорил»… Но Кендалл действительно ему говорил!       Логан посмотрел на него, сощурив глаза.       — Не надо бросаться словами, Кен, — проговорил он, от усталости еле выдавливая из себя фразы, — я никогда не называл Несси своей возлюбленной.       Хендерсон сказал это для какой-то непонятной даже ему самому цели. Теперь, после той боли, которую он испытал сегодня и которую залил вином, он как никогда ясно осознавал, что любил Ванессу. В иное время его могли одолевать тяжкие сомнения, но сегодня для него как будто открылся новый, необыкновенно красивый мир, с которым он был ещё не знаком, который ему только предстояло изучить. И имя этому миру — любовь.       — Ах, да, извини, — сказал Кендалл, — я как-то не подумал. Вы двое не были вместе и не любили друг друга… Вы просто спали.       — Соглашусь, наши отношения не походили на самые обыкновенные отношения парня и девушки, но…       — Перестань, — прервал друга Шмидт, — хватит играть в игры. Всем вокруг, собственно, как и вам с Ванессой, давно уже понятно, что вы любите друг друга.       Логану было приятно это слышать, но внешне он своих эмоций не выдал. Его сердце сжалось от тоски, захлестнувшей его сокрушительной волной. Какими бы ни были их истинные чувства, Несси было уже не вернуть: теперь она на законном основании принадлежала этому жалкому типу, дряхлеющему мешку с деньгами— Гарольду Ремиговски!       — Я устал, — тихо сказал Хендерсон и с силой сжал зубы, — я уже так устал от того, что этому поганому миру интересны только деньги. Деньги, деньги! Это просто бумажки!       — Да, дружище, мир несправедлив. Но слушай: мы ведь сами только и делаем, что думаем о деньгах.       Логан посмотрел на друга, его глаза сверкнули.       — Не примешивай нас к этому обезумевшему от звона монет свинарнику, — с ожесточением произнёс Хендерсон. — Всё, что мы делаем, это пытаемся выжить! Чёрт возьми, вспомни хотя бы о Дэнни! Да, нам нужны деньги. А как выжить по-другому?       — Никак, — со вздохом ответил водитель «шевроле». — Именно поэтому нам приходится кое-что недоговаривать нашему дорогому другу.       — Лгать тоже иногда приходится… Но не стоит жалеть Джеймса, уверен, он скрывает от нас не меньше!       — Но наша ложь переходит все рамки. Даже рамки закона.       Проезжая мимо дома семьи Маслоу, Кендалл сбавил скорость. Его внимательные зелёные глаза устремились к широкому окну на втором этаже. Свет горел. Шмидту показалось, что он даже заметил силуэт, промелькнувший за окном.       — Видишь его? — устало спросил Логан, лежавший на сиденье с закрытыми глазами. Ему не хотелось говорить, не хотелось даже думать: слова и мысли казались ему слишком приземлёнными, простыми и недостойными нового мира, в котором он теперь жил. Но Логан говорил. Он делал это лишь затем, чтобы не молчать. В противном случае Кендалл пристанет к нему с вопросами о Несси, и тогда всё в этом мире из прекрасного перевоплотится в гнилое и уродливое.       — Ага, — удовлетворённо ответил Кендалл и ударил по газам. — Он дома. Сделай дозвон Карлосу.       В доме семьи Маслоу жили всего три человека: Джеймс, его младшая сестра Тифани и их мать Хелена. Дом не был очень большим и не представлял из себя ничего необычного, кое-где даже просела крыша, покосилась терраса. Дом, порядком потрёпанный временем, автомобиль, которому не помешал бы хороший ремонт, — глядя на это, тяжело было поверить, что глава этого семейства являлся директором автодилерского центра и, по оценкам окружающих, был вполне обеспеченным человеком.       Джеймс и Тифани лишились отца год назад: его нашли мёртвым в спальне собственного загородного дома. Смерть Дэвида стала неожиданностью для всех, кто знал его, а для его семьи — ещё и большим горем. Причину смерти установили при вскрытии: Маслоу-старший был отравлен. Полиции на поиски убийцы потребовалось около четырёх месяцев, и в итоге Ноэл Ричардсон — подчинённый Дэвида — сел за решётку. Его коллеги были обескуражены тем, что столько лет работали бок о бок с убийцей, но поступок Ноэла они посчитали закономерным и даже логичным: в конце концов, в сфере большого бизнеса убийство не было новью. Уже через месяц подробности совершившегося обросли нелепыми слухами. Сначала говорили, что Дэвида заказали конкуренты, а Ноэл стал для них только средством; но позже пошли толки о том, что эта смерть была выгодна Хелене — жене Маслоу-старшего — ввиду огромного наследства.       Какими бы сплетнями люди не обносили эту историю, правда была следующей. Ещё при жизни Дэвид завещал передать всё своё состояние, включая банковские счета, загородный дом и два дорогих автомобиля, в пользу государства. В итоге супруга и дети Маслоу-старшего после его смерти не получили ни цента. Всё, что у них осталось, это дом, автомобиль, купленный Джеймсом на его собственные средства, и небольшой антикварный магазинчик — подарок отца, которым Джеймс владел с двадцати одного года. Здание само по себе было невзрачным, но оно всё же заслуживает к себе особого внимания.       Магазинчик все эти годы не представлял для Джеймса особого интереса. Он не интересовался работой персонала, ходом продаж и прибылью, лишь только ежемесячный доход в пару сотен долларов напоминал ему об этом нескромном подарке отца. Однако всё изменилось, когда Дэвида не стало. Спустя несколько месяцев после его смерти Джеймс вдруг взялся за коренную переделку своего владения, начав с тотальной продажи антикварного товара. И он хорошо постарался, потому что совсем скоро всё уже было распродано — всё, за исключением одного тяжёлого и, впрочем, бесполезного пушечного ядра. Джеймс решил не избавляться от него так запросто, и в итоге это пушечное ядро стало своеобразным символом его будущего детища.       В то время дела у друзей Джеймса шли неважно: Логана уволили, причиной чего стала вся эта ерунда с Ванессой, а Кендалла вытурили с очередной съёмной квартиры за неуплату. Всё это в совокупности с бешеным желанием Джеймса любой ценой избавиться от воспоминаний об отце подтолкнуло его к решению о строительстве отеля. С осторожностью и вниманием, присущим его натуре, он обдумал свою идею, составил бизнес-план и подсчитал все расходы. В итоге он пришёл к выводу, что небольшой отель может стать весьма прибыльным делом, особенно здесь, в Лос-Анджелесе, где быстрыми темпами развивается сфера туризма.       Итак, решение было принято, здание бывшего магазина отремонтировано и несколько перестроено, и вот уже через полгода Джеймс открывает «Раунд-шот». Это был недорогой отель с тридцатью пятью номерами и ещё одной комнатой, в которой помещалось сразу шесть спальных мест — вариант для бюджетных туристов. Дела друзей, с которыми он виделся не так уж часто, но отношения с которыми были дороги его сердцу (пусть он и не всегда отдавал себе в этом отчёт), Маслоу разрешил сразу же, устроив их в своём детище. Таким образом, весь третий этаж здания стал постоянным местом жительства для Кендалла и Логана. Здесь для парней нашлись все удобства: две спальни с двуместными кроватями, общая ванная и кухня с холодильником и плитой; в большем они и не нуждались. Плата за всё это приравнивалась к стоимости двуместного номера, и парни делили её пополам. В особо трудные времена, когда денег для оплаты не хватало, Логан и Кендалл убирали другие номера в счёт стоимости их жилья. Должность менеджера отеля занял Карлос, так как ещё со школы он питал большую любовь к математике и, окончив курсы после экономического колледжа, стал просто блестящим менеджером. Однако разделить жильё с друзьями Карлос не пожелал: он и его жена Алекса снимали хорошую квартиру в паре кварталов отсюда.       Итак, прочно убедившись в том, что сегодняшний вечер Джеймс проводил дома, Кендалл и Логан приехали в «Раунд-шот», где их дожидался нервничавший Карлос.       — Я уже думал, вы не позвоните, — выдал он, когда все трое встретились у чёрного входа в отель. — Саймону тоже надоело ждать.       — Ну, извини, — сказал Кендалл, — это была не моя вина.       Карлос с нетерпеливой улыбкой посмотрел на Логана, и тот, поняв, что ему надо оправдаться, пьяно забормотал:       — Когда человек проходит через то, через что прошёл сегодня я, часы кажутся ему минутами…       — Ладно, Логан, потом расскажешь, как у тебя прошёл вечер, — замахал руками испанец, — давайте разберёмся с Саймоном, и дело с концом.       Втроём они подошли к небольшому грузовику, на кузове которого красовалась яркая, бросающаяся в глаза надпись «Конфеты от Брауни». Карлос бросил опасливый взгляд через плечо и осторожно постучал костяшками пальцев по кузову. Дверца с шумом поднялась, и парни увидели Саймона, который, казалось, был чем-то напуган.       — Можно? — спросил он, внимательно оглядев парней круглыми глазами.       — Да, — кивнул Карлос.       — Наконец-то, — выдохнул Саймон и, углубившись в кузов своего автомобиля, начал доставать оттуда коробки. — В следующий раз не затягивайте с этим, ребята.       — Да, извини, — покивал Кендалл, наблюдая за тем, как башня из коробок, наставленных друг на друга, постепенно росла, — больше такого не должно повториться.       Логан стоял в стороне и, прижавшись плечом к стене, смотрел в сторону. Ему было всё равно на операцию, что они с парнями здесь проворачивали, на содержимое этих коробок и на то, во что этот фокус мог им вылиться. У Хендерсона на уме были только Несса, её свадебное платье и этот чёртов Гарольд Ремиговски.       — Вот и всё, — со вздохом произнёс Саймон, взгромоздив перед лицами парней последнюю коробку, и оттряхнул руки, точно они были все в пыли. — Забирайте. Сумма та же, что и всегда.       Ещё раз для чего-то обернувшись, Карлос достал из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул его Саймону. Тот, взяв его, украдкой его пощупал: конечно, он знал парней уже не первый месяц и понимал, что им можно было доверять, но в жизни ему уже со многим приходилось сталкиваться…       Когда грузовик с «конфетами» уехал, парни быстро и очень слаженно перетаскали коробки на третий этаж, в спальню Логана.       — Отлично справились, — с улыбкой сказал Карлос и посмотрел на часы. — Пойду поработаю над сегодняшним отчётом и поеду домой. Уже поздно.       — Спокойной ночи, — произнёс Кендалл, — если ты, конечно, после подобного можешь спокойно спать…       — Могу, — ухмыльнулся испанец, будто хвастая, — всё это уже входит в привычку.       — Ладно, иди. Алексе привет.       Когда Кендалл с Логаном остались в спальне вдвоём, Хендерсон задвинул последнюю коробку под свою кровать и тяжело вздохнул.       — Почти каждую ночь мне снится, — начал он, — что я сплю на сказочно высокой горе денег.       — Однажды так и будет, — ободряюще улыбнулся Шмидт. — Тогда мы вместе будем с улыбками вспоминать то, что происходит сейчас.       Идея с нелегальной продажей алкоголя пришла Карлосу ещё несколько месяцев назад. Тот период был чрезвычайно сложным для парней, потому что денег у них не было совсем. Хватало разве что на оплату жилья, а еда из дешёвых фастфудов нисколько их не насыщала, к тому же портила желудок. И тогда Карлос решился на отчаянный шаг, сделать который было невозможно без нарушения закона. Он познакомился с Саймоном — дилером дешёвого алкоголя — и поначалу проворачивал эти трюки в одиночку; лишь потом только к нему присоединились Кендалл с Логаном. Стратегия их была следующей.       Раз в месяц Саймон подъезжал к чёрному входу «Раунд-шота» на своём грузовике со «сладостями», выгружал коробки с алкоголем, получал кругленькую сумму в конверте и преспокойно уезжал, не вызывая ничьих подозрений. Карлос прятал коробки подальше от глаз рабочего персонала и, главное, подальше от глаз Джеймса. Далее полученный от Саймона дешёвый алкоголь разливался в бутылки из-под дорогих напитков и как бы ненавязчиво предлагался посетителям отеля. Доход от этих продаж был ошеломительный, но его нужно было как-то фиксировать в ежедневных отчётах. И Карлос делал это очень просто. Он брал десять процентов от нелегальной продажи алкогольных напитков и записывал эту сумму в качестве дохода от продажи «Конфет от Брауни». Остальные девяносто процентов парни делили между собой — по тридцать процентов каждому. И так эта схема повторялась из раза в раз, из месяца в месяц. Сумму, необходимую для покупки алкоголя, парни тоже делили на троих, так что их связывал общий секрет и определённая материальная ответственность.       Логан, Карлос и Кендалл скрывали свои махинации от Джеймса как могли. Они знали, что их друг придёт в бешенство, когда узнает об их подлом обмане, запретит это и, вполне возможно, даже захочет получить денежное возмещение за нанесённый ущерб, а чего хуже — ещё сообщит в полицию. Но оставить это дело казалось им уже невозможным: они слишком сильно привыкли к своему стабильно крупному доходу, да и деньги им всё ещё были нужны. Их спасало то, что Джеймс по-прежнему слабо интересовался ходом дел в его владении. Он приезжал сюда раза два или три в месяц, да и то чтобы проверить только, в хорошем ли состоянии находилось здание. Отчётами он интересовался мало и полностью доверял это дело Карлосу.       — Всё-таки каждый раз, — сказал Логан, вытягиваясь на кровати, — когда мы делаем это, меня одолевает странное чувство. Похоже на стыд. Мне кажется, мы оскверняем память мистера Дэвида, когда занимаемся подобной подлостью в этих стенах…       — Не бери в голову, — с твёрдостью проговорил Шмидт, — он и сам был тем ещё меркантильным подлецом.       — Кендалл, — устало и с упрёком сказал Хендерсон, — ты же знаешь: о мёртвых либо хорошо…       — Либо ничего, да. Но для Джеймса слово «жлоб», кажется, вовсе заменило слово «отец».       Это было правдой. Джеймс всю жизнь был довольно скрытным и серьёзным человеком, а после смерти отца его осторожность в общении и замкнутость увеличились в разы. В особенности он старательно обходил стороной разговоры об отце и никогда не упускал возможности назвать его «мелочным жлобом». Он всё ещё не мог простить Дэвида за то, что тот после своей смерти оставил семью без единого цента и что он, Джеймс, должен был теперь трудиться как проклятый, чтобы в одиночку обеспечить безработную мать и сестру, которая только-только начинала обучение в колледже. Друзья могли понять его замкнутость и потому редко спрашивали его о чём-либо, а особенно — об отце.       — Ладно, оставим мистера Дэвида в покое, — сказал Логан, глядя в потолок. — А Джеймс… Он ведь так хорошо с нами обошёлся, предоставив нам здесь жильё, а мы… Иногда я просто чувствую себя чёртовым предателем.       Кендалл остановился возле кровати друга, наклонился и испытующе посмотрел в его коньячные глаза.       — Слушай меня внимательно, — убедительным тоном выговорил Шмидт, — Джеймс был и остаётся нашим хорошим другом. Наш небольшой обман никоим образом не влияет на наши с ним отношения, а даже, вполне возможно, только прочнее их скрепляет. Посмотри, что происходит в наших жизнях. Нам нужны деньги. Это всё, что я знаю.       Логан молча отвернулся от него и упёрся в стену пустым взглядом. Его тошнило от разговоров о деньгах, от этих коробок, что стояли у него под кроватью, и от слов Кендалла. Он уже не впервые говорил их Логану, и каждый раз Хендерсону приходилось делать вид, что он им верил. На самом деле убеждающие фразы Шмидта нисколько не облегчали страданий Логана, и тот приходил в бессильную ярость от осознания собственной слабости.       — Ладно, дам тебе побыть наедине с собой, — сказал Кендалл, тоже чувствуя некую усталость. — Утром, если хочешь, можем поговорить о Несси…       — Я больше никогда слышать о ней не хочу, — со злобой проговорил Логан.       Шмидт улыбнулся, не поверив злости друга, выключил свет и, тихонько прикрыв дверь, ушёл в свою спальню.       Здесь под тонким одеялом, негромко посапывая, спало одно миловидное белокурое создание. Это было единственное живое воспоминание о Ребекке, это был Дэнни — её младший брат, которому лишь в прошлом месяце исполнилось семнадцать.       Кендалл снял наручные часы, положил их на комод и, устало вздохнув, сел на кровать. Он посмотрел на Дэнни. Безукоризненно ровная линия носа, высокие скулы, эти волосы… В нём всё напоминало Бекку. Может быть, именно поэтому Шмидт так любил и в то же время так его ненавидел?..       Отец Бекки и Дэнни покинул семью сразу после рождения сына: вот так просто, ничего не сказав, собрал вещи и уехал в неизвестность. Маму они похоронили значительно позже, когда Дэнни исполнилось шесть, и именно тогда, после смерти мамы, он как бы спрятался в себе от целого мира. Бекка, которая была старше брата на девять лет, воспитывала его одна, и попробуйте найти силу более стремительную и разрушительную, чем та, с которой Дэнни привязался к своей сестре. Бедный мальчик, лишённый родительской ласки, нередко даже называл Бекку мамой. Она никогда не запрещала ему делать этого, но в периферии её сознания всё же блуждала мысль, что в следующий раз подобного повториться не должно. Однако тоска Дэнни по ласке и заботе матери давала о себе знать, и подобное повторялось из раза в раз. А Бекка, к её разочарованию, ничего не могла с этим сделать.       Кендалл познакомился с Дэнни, когда тому было одиннадцать. Никогда не знавший ни нежных поцелуев матери, ни заботливого внимания отца, он рос очень замкнутым и малоразговорчивым мальчиком, так что их с Кендаллом первая встреча прошла не очень гладко. Дэнни вообще плохо сходился с новыми людьми, да и черты его довольно скверного, ещё не сформировавшегося характера начинали обрисовываться очень чётко в этом возрасте. Стоило Бекке представить брату своего возлюбленного, как Дэнни с какой-то обидой в голосе спросил:       — Ты что, решила найти мне нового отца?       Этот вопрос выбил из колеи как Кендалла, так и Бекку. Справившись с нахлынувшим чувством смущения и даже стыда перед Кендаллом, она присела на корточки рядом с братом и, взяв его за руки, сказала:       — Нет. Я просто хочу, чтобы у тебя был друг.       — По-твоему, у меня нет друзей? — ещё больше оскорбившись, спросил Дэнни. — Думаешь, если я вырос сиротой, значит, я и по жизни круглый одиночка, да?       Этот конфликт, вспыхнувший из ничего, очень быстро был замят Беккой, и они втроём провели относительно неплохой вечер за ужином. Отношениям Дэнни и Кендалла нужно было только начаться, чтобы потом они приобрели ровный и размеренный ритм. И этому во многом поспособствовал Шмидт: он видел, что Бекка всем своим большим сердцем любила брата, и ему хотелось стать для него хорошим другом. Его упорство в этом деле принесло плоды: за три года Кендалл и Дэнни сошлись настолько близко, что часто начали проводить время вдвоём, без Бекки. Может быть, прошло бы ещё немного времени, и эти двое стали бы не разлей вода, но… Но та авария, унёсшая жизнь Бекки, раскинула их по разным берегам широкой реки, перейти которую не было никакой возможности.       У Кендалла вновь защемило в груди, когда он вспомнил тот вечер. Он держал умирающую Бекку на руках, а она, задыхаясь и захлёбываясь в собственной крови, просила только об одном: чтобы Кендалл не забывал о Дэнни. Тогда он со слезами на глазах поклялся любимой, что никогда и ни за что не оставит Дэнни, что сделает всё ради него, отдаст свои последние силы. И до сего дня он сдерживал своё слово: его святая клятва, данная любимой, стала чуть ли не всем смыслом его жизни. Бесконечные поиски работы, долгие изматывающие концерты и, наконец, нелегальная продажа алкоголя — всё это Шмидт делал ради Дэнни и только ради него. Ради него Кендалл на время забыл о своей признательности Джеймсу и заключил у него за спиной хитроумную сделку. Не будь в его жизни этого парня, он не стал бы с такой ожесточённостью и уверенностью повторять Логану свои слова о том, что их обман не самая подлая вещь на свете. Может быть, в глубине души Шмидт и сам не верил своим словам… Но ему хотелось, чтобы хоть кто-то им верил. Хотя бы Логан. В память о Бекке.       — Что, опять концерт? — послышался сонный голос Дэнни, и Кендалл, вздрогнув, посмотрел на него.       — Я тебя разбудил?       Ответа не последовало, и Шмидт, снова вздохнув, сказал:       — Нет, концерта не было. Простые дела отвлекли.       «Простые дела, — с горечью подумал он, — простая встреча с алкогольным дилером». Дэнни, конечно же, знать обо всём этом было необязательно, поэтому Кендалл скрывал их с парнями секрет ещё и от него.       — Когда мы переедем в квартиру? — вдруг спросил Дэнни.       Шмидт медлил с ответом. Он смотрел в темноту и думал, что сказать.       — Снимать этот номер дешевле, чем квартиру, — наконец ответил он. — Ты же знаешь. Я зарабатываю не так уж много…       — Мне надоело жить здесь. В квартире было намного удобнее и… и… Я не могу привести сюда своих друзей.       Кендалл опустил голову, чувствуя, что виноват перед ним. Шмидт тоже устал. Он делал всё, что только мог, выжимал из себя все силы, но этого, как оказывалось позже, всегда было недостаточно. Ввиду этого Дэнни часто представлялся ему маленьким вампиром, который сидел на его шее вот уже два с лишним года и без конца пил, пил, пил его кровь, но никогда не напивался.       — Я знаю, — терпеливо отвечал Кендалл, потирая вздувавшиеся от каждого удара пульса виски, — знаю, друг, но ничего не могу с этим сделать…       — А может, — зазвучал из темноты рассерженный голос Дэнни, — тебе просто пора перестать ловить наивные музыкальные мечты и найти наконец нормальную работу?       Шмидт перевёл на него хищный взгляд; его глаза, как казалось в этой темноте, сверкали изумрудами. Музыка всегда была и оставалась для Кендалла верным средством выражения эмоций, чувств, мыслей, и он считал её занятием всей своей жизни. Для Дэнни же музыка была бессмысленным бренчанием на гитаре, которое не отводило нервы, а только до невозможности раздражало их.       Кендалл почувствовал, что грудь его будто налилась свинцом, стало тяжело дышать. Он покачал головой, встал и торопливо проговорил:       — Ночью надо спать, а не разговаривать.       — Ты казался мне таким взрослым два года назад, — не замолкал Дэнни, — а теперь я вижу, что ты даже понятия не имеешь, как тебе жить.       — Сам-то ты давно взрослым стал? — сердито бросил Кендалл и, тут же осёкшись, замолчал. Он старался по возможности меньше кричать на Дэнни и спорить с ним, он знал: подобный способ воспитания — худший из всех возможных.       — Ложись спать, Дэнни, — устало сказал Шмидт. — Ты же не хочешь уснуть завтра на алгебре?       Дэнни вздохнул, постаравшись вместить в этот вздох всё свой негодование, и, накрывшись с головой, отвернулся от Кендалла. Помолчав несколько секунд, он добавил:       — Если ты старше меня, это ещё не значит, что ты всегда прав.       Кендалл ещё немного постоял у кровати, потом растерянно огляделся и не спеша подошёл к окну. Была глубокая ночь, наверное, часа два. Луны видно не было, поэтому улицы казались непривычно тёмными и пустыми.       «За что он меня так ненавидит?» — мысленно спрашивал себя Шмидт, хотя его сердце совершенно точно знало ответ. Дэнни не мог простить Кендаллу ту аварию и обвинял его в смерти Бекки. «Если ты не виноват, — всегда отвечал он на доводы Шмидта, — то почему ты жив, а она нет?» Все объяснения Кендалла разрушались об эту фразу, как о бетонную стену. Вообще-то, по правде говоря, виноват был водитель «джипа», но Шмидт почему-то все эти два года не мог избавиться от угнетающего чувства собственной вины…       После смерти сестры — ещё одного близкого человека — Дэнни стал более агрессивным, и каждое его слово больно кусалось. Он спрятался за этой агрессией как за стальной бронёй: если кто-то ещё захочет стать ему ближе, броня этого «кого-то» попросту не подпустит. Нет, Дэнни был не готов потерять кого-то ещё… Поначалу он отталкивал от себя поголовно всех людей и не подпускал даже Кендалла, который до аварии был его хорошим другом. Позже, когда первая вспышка боли утихла, Дэнни разрешил Шмидту оформить над собой попечительство и переехал к нему жить, правда их отношения так и не сумели вернуться в прежний ритм. И хотя ссоры между ними не были редкостью, Кендалл всё же помнил в Дэнни того милого и доброго мальчика, с которым он охотно общался два года назад. Шмидт верил, что там, внутри, за нетерпеливым и агрессивным Дэнни, есть кто-то другой, более нежный и внимательный, понимающий и заботливый. И именно его — этого «кого-то другого» — Кендалл любил.       Карлос осторожно открыл дверь и, затаив дыхание, на цыпочках прокрался к кровати. Увидев, что у Логана были открыты глаза, испанец вздрогнул так, что чуть не подпрыгнул на месте.       — Твою мать, как же ты меня напугал, — сказал ПенаВега, выдохнув. — Я думал, ты спишь.       Хендерсон угрюмо смотрел перед собой и прижимал ко лбу бутылку с холодной водой. О каком новом мире он вчера только думал? Неужели он полагал, что после всего случившегося сможет хотя бы дышать без этого мерзкого, липкого ощущения никчёмности всего живого в мире? Нет, его сердце никогда не наполнится любовью!       Карлос опустился на колени перед кроватью и выдвинул из-под неё одну коробку.       — Ты чего не спишь? — спросил менеджер «Раунд-шота», достав из коробки старую бутылку с коньяком и внимательно её разглядев. — На часах восемь, ещё совсем рано.       — Только восемь? — равнодушно бросил Логан, по-прежнему глядя в пустоту. — Кошмар. А ведь худший день в моей жизни только начался…       ПенаВега задвинул коробку обратно и, вздохнув, с сочувствием посмотрел на друга.       — Вид у тебя неважный. Ты как, дружище?       — Как? — вяло переспросил Хендерсон и пожал плечами. — Да никак. Сдохнуть хочется.       Карлос нахмурился и похлопал его по плечу. Тот даже не пошевельнулся. Он пытался не шевелить даже глазами, потому что каждое движение причиняло ему боль и заставляло вспоминать то, о чём он всем сердцем желал бы забыть. А тут ещё Карлос на нервы капает своими вопросами… Если бы у Хендерсона не болело всё тело, он встал бы и вышвырнул его вон из номера!       — Я думал, худшим днём в твоей жизни был тот, — начал испанец, — когда ты узнал, что Несса выходит замуж. Или хотя бы вчерашний день… Но никак не сегодняшний.       Логан хотел иронично улыбнуться, но не смог, и вместо этого уголки его губ поползли вниз.       — Нет, — прохрипел он. — Нет… В те дни я был счастлив хотя бы одной своей зыбкой надеждой, а сегодня… cегодня я просто безнадёжно несчастен.       — Ты же знаешь, что Несса любит тебя, — попытался Карлос ободрить друга, — она… У неё просто не было выбора. Решать было нечего.       — Нечего? — с вызовом переспросил Хендерсон, резко посмотрев на собеседника и тут же вскрикнув от боли, пронзившей его виски. — Ай… Нечего, чёрт побери, да? У неё был выбор, она могла всё исправить! В своих руках Несси держала всю мою жизнь, а вчера… вчера она просто разрушила её.       Логан опустился на подушку и начал дышать так быстро, что казалось, что он задыхается.       — Прежде я даже не знал, было ли между нами что-то, — шёпотом произнёс он, — а теперь совершенно точно уверен: всё кончено.       Карлос немного помолчал, думая над тем, что хотел сказать, а затем проговорил:       — Ты ещё увидишь, это не конец. Обещаю, всё наладится. Настоящая любовь пройдёт даже сквозь смерть.       По губам Логана проскользнула недобрая ухмылка.       — Никто и не говорил о любви.       — М? — не понял испанец. Хендерсон, нахмурившись, злобно ответил:       — Я говорю, выходит, она ни сколько не любит меня, если смогла так со мной обойтись!       — Брось, Логс, она никогда не говорила, что не любит тебя!       — Но и обратного тоже никогда не утверждала.       ПенаВега замолк: у него кончились аргументы. Он слишком мало знал об отношениях Логана и Нессы, да и никто в мире не знал о них больше, даже сами Логан и Несса! Карлос имел очень размытое представление о том, что это были за отношения, поэтому не мог с абсолютной уверенностью говорить о любви. А врать другу и напрасно его обнадёживать Карлос не собирался.       — Первый день ты как-то переживёшь, — сказал он, снова похлопав Логана по плечу, — а дальше будет легче. Вот увидишь.       Хендерсон выслушивал это с кислой миной на лице. Что Карлос мог знать? Можно подумать, однажды он тоже прошёл через это!       — Ты взял что хотел? — хрипло спросил Логан, безотрывно глядя на собеседника.       — О, да… — растерянно заговорил Карлос, взяв в руку бутылку, — да, конечно…       Логан молча перевёл взгляд на дверь, и испанец, поняв всё без лишних слов, так же молча вышел из номера.       Весь следующий день Логан чувствовал себя будто на грани гибели, будто он уже был в холодных и костлявых руках смерти. Он бессознательно метался в своей постели, то потея из-за горячего и липкого воздуха, то замерзая от непонятно откуда взявшегося пронизывающего ветра. Попытки уснуть крепким сном оказывались удачными лишь наполовину: сначала он медленно, будто плывя в какой-то густой непроницаемой жидкости, погружался в тёмную бездну сна, но потом его стремительно выталкивало оттуда, и он начинал тихо-тихо стонать, как разбуженный младенец, и снова беспокойно ёрзал. Голова болела, пустая грудь была будто наполнена миллионами звенящих металлических шаров, невыносимо хотелось спать. Логан лежал в кровати, как абсолютно безвольное существо, и каждой клеточкой тела чувствовал, что Нессы не было рядом. Её не было, не было, не было! Именно поэтому весь мир казался ему сегодня будто перевёрнутым с ног на голову, именно поэтому голова шла кругом. Её не было.       «Но мне и не нужно, чтобы она была рядом, — думал Хендерсон в редкие минуты просветления, когда его тело словно стряхивало с себя всю тяжесть, — не нужно… Теперь ни за что не возвратить того, что было. Я уже сыт ею — сыт по горло, и если я сделаю хотя бы ещё один глоток, то наверняка погибну».       К вечеру его состояние улучшилось, но ему всё ещё было плохо. Логан сел в постели и, взявшись за ноющий затылок, который как будто тянуло вниз, с удивлением оглядел свою комнату. Кровать, шкаф с одеждой, стол, стулья, диван, окно и дверь — всё было на своих прежних местах. Неужели за все эти часы в мире ничего не изменилось? А если мир всё тот же, то почему Логан больше не чувствовал в себе себя прежнего?       Вчера вечером он не ощущал этого гнетущего одиночества, а мог даже думать и мечтать о любви… Да, это всё вино. Оно помогло. Поможет и сегодня.       Он осторожно поднялся на ноги и, почувствовав, что голова пошла кругом, прислонился к стене: так было проще удержаться на ногах. Наверное, около минуты он смотрел на фейерверки разноцветных точек, прыгающих перед глазами, потом взял со стола свой бумажник и направился к двери.       Но стоило ему тронуть ручку, как в дверь нетерпеливо постучали. Логан отдёрнул руку и с недоумением уставился на дверь, как будто не мог поверить, что там, по ту её сторону, кто-то вообще мог существовать. Не зная, что делать, он неподвижно стоял перед дверью и смотрел на её лакированную поверхность как безумный. У того, кто находился по ту сторону, вероятно, не было столько же терпения: невидимый гость, сохраняя остатки самообладания, постучал ещё, но потом всё-таки не выдержал и ворвался в комнату.       Логан даже не изменился в лице и не вздрогнул, когда увидел Нессу. Ему казалось, что всё это — сцены дешёвого любовного романа, который он уже много раз читал и сюжет которого знал наизусть.       Ванесса улыбнулась, увидев его, и её взволнованный взгляд, проскользнув по его туловищу, остановился на бумажнике, судорожно зажатом в его руке.       — Уходишь? — спросила она с тем же волнением, которое читалось и в её глазах. Ванесса не отдавала себе в том отчёта, но это «волнение» объяснялось очень просто, и называлось оно стыдом.       — Ухожу, — ответил Логан холодно и как-то машинально, будто выдав заученную реплику из сценария. Перед ним стояла она — объект его сегодняшних мыслей, сомнений и страданий, единственный человек, который сумел бы его сейчас как спасти, так и погубить… А он почему-то из кожи вон лез, чтобы показать ей, что ни секунды сегодня о ней не думал.       Несса опустила глаза и, захлопнув дверь, которая до этого была настежь открыта, тихо спросила:       — Может быть, тебе стоит отложить все свои дела к чёрту и немного побыть со мной?       Логан посмотрел на дверь таким взглядом, словно она была последним и единственным его спасением.       — Ванесса, — твёрдо и с усталостью проговорил он, нисколько не удивившись тому, что назвал её «Ванессой», а не «Нессой», как обычно, — мне уже ничего от тебя не надо, так что…       Он подошёл к двери, чтобы уйти — сбежать отсюда, но девушка прижалась к ней спиной и с вызовом взглянула на него.       — Всё равно собираешься уйти? — не веря в происходящее, спросила Несса. — Ладно. Попробуй.       Какое-то время Хендерсон молча сверлил её взглядом, потом неуклюже выронил бумажник и, вздохнув, подошёл к своей смятой постели. Ванесса победно улыбнулась.       — Я всё думал, чего же мне сегодня так не хватало, — сказал он, сев на кровать, — потом понял, что это всё ты, ты мне нужна, я хотел, чтобы ты была рядом... — Несса просияла, услышав это, и уже сделала шаг вперёд, чтобы кинуться в его объятия, но Логан добавил: — А теперь, когда я вижу тебя здесь, я понимаю, что не нужно мне всего этого. — Девушка замерла среди номера и с удивлением покосилась на говорившего. — Я не хочу тебя видеть, Ванесса. Уходи.       Она покачала головой, не поверив его словам, и, улыбнувшись, почти вплотную подошла к кровати.       — Я же попросил, — с раздражением сказал Хендерсон, — неужели ты не понимаешь, что ты последний человек в списке тех, кого я хочу сейчас видеть?       — Это не твои слова, — нежно пропела Несса и, положив одну руку на его плечо, другой ласково погладила его по волосам, — это всё остатки вина в твоей голове. Я видела, вчера ты выпил его очень много.       Он метнул в неё острый, как нож, взгляд и встал на ноги. Его уязвила мысль о том, с каким наслаждением она вчера смотрела на его страдания и с каким удовольствием говорила ему сейчас об этом. Как же всё это было унизительно! Прав был Кендалл: зачем Логан вообще вчера туда поехал?       — Я собирался пойти в бар, — сухо бросил он и поднял с пола бумажник, — только это мне сейчас и нужно.       Несса смотрела на него, поджав губы и не зная, на что решиться.       — Я хочу с тобой, — наконец тихо сказала она.       Хендерсон покосился на неё так, словно она сказала самую нелепую на свете глупость.       — Я пойду один, — сквозь сжатые зубы процедил он, — один. Ты мне не нужна. Мне очень тяжело.       — А мне не тяжело? — вдруг вскипела Ванесса и снова подошла к двери, словно боялась, что Логан вот-вот убежит. — Думаешь, мне было так просто смотреть вчера на тебя? Я хотела, чтобы ты стоял рядом со мной, ты, а не Гарольд! И… и… и я никак не могла избавиться от желания уединиться с тобой вот здесь, в этой комнате, чтобы ты снял с меня это чёртово свадебное платье!       Он застыл на месте, как будто внезапно окаменел, и медленно перевёл взгляд на Нессу. Она, прижимаясь спиной к двери, возбуждённо-тяжело дышала и тоже смотрела на него.       «Неужели это всё правда? — с недоверием спрашивал себя Логан. — Неужели и Кендалл, и Карлос были правы насчёт неё? Неужели она действительно…»       — Хватит, — мотнул головой он, словно прогоняя из неё все эти наивные мысли, — хватит, Ванесса. Ты вышла замуж. За другого. Теперь ничего не вернуть.       Она прижалась затылком к двери и разразилась весёлым хохотом.       — Глупенький, — сказала она, отвечая на вопросительный взгляд Логана, — глупый и наивный Логги, разве ты не понимаешь, что всё, чему суждено измениться в наших жизнях, это только моё место жительства?       Он долго смотрел на её улыбку; от раздражения и волнения у него начал дёргаться левый глаз.       — Ты не понимаешь, — наконец вымученно выдал он, — эта свадьба, и ты… Ты теперь чужая жена.       — Да, действительно не понимаю, — согласилась с ним Несса, — я не понимаю твоего консервативного отношения к браку. Что решают бумажки? Господи! Мы ведь по-прежнему принадлежим друг другу, ты и я!       Она бросилась к нему, но Хендерсон метнулся в сторону и возмущённо посмотрел на Ванессу.       — Дело даже не в бумажках, — выдал он, глядя в её непонимающие глаза, — дело в том, что ты променяла меня на его толстый кошелёк, дело в том, что я, узнав о вашей свадьбе, почувствовал себя просто последним олухом на планете! В конце концов, дело в том, что после всего этого я больше не смогу относиться к тебе по-прежнему.       «Хотя и люблю тебя по-прежнему, — мысленно добавил он, — люблю, но… я так слаб для того, чтобы признаться в этом…»       Несса смотрела на него так, словно поверить не могла его словам. Как он только мог говорить ей всё это? Разве не понимал он, в каком положении она находилась, разве не понимал?..       — Мой отец, — ослабев от слов Логана, начала Ванесса.       — Твой отец, — злобно прервал он её, — твой отец, твой отец! Конечно, он причина всего. Бедный мистер Кадлиц! Послушать тебя, так он, верно, виноват и во всех войнах.       — Я же тысячу раз объясняла тебе, Логан, — покачала головой девушка. Голос её становился всё тише и тише. — Я была словно между двух огней… Шаг влево, шаг вправо — всё равно, они бы оба меня погубили!       — Но шаг влево ты всё-таки сделала.       — Сделала. Я выбрала тот огонь, в котором cгорела бы быстрее.       Хендерсон не смотрел на неё и ничего не отвечал. Он изо всех сил пытался сохранить в себе неприступность. Нет, она не должна снова взять вверх над ним… Только не в этот раз.       — Когда я шла сюда, — начала Несса, откинув прядь волос со лба, — никак не могла подумать, что ты просто возьмёшь и выставишь меня…       — Ты сама заставляешь меня делать это. Ты сама виновата в моём к тебе отношении. — Помолчав, Логан бросил на неё быстрый взгляд и небрежным тоном спросил: — И для чего ты вообще пришла сюда?       Она медлила с ответом. Логан так унизил её, стоило ли теперь говорить ему истинную причину своего приезда?..       — Что ты молчишь? — спросил Хендерсон, приблизив к ней своё лицо. — Зачем ты пришла сюда, Ванесса? Зачем?       Она увидела в его глазах какой-то бездонный тёмный омут и будто с разбегу прыгнула в него. «Унижаться так унижаться!» — промелькнула в её голове отчаянная мысль, и Ванесса, затаив дыхание, выдала:       — Я уже рассказала тебе о своём вчерашнем желании. Поверь, оно не уменьшилось ни на унцию.       Услышав это, Логан удивлённо захохотал.       — Знаешь, Несса, это… это… — Он и сам не заметил, как снова начал называть её «Нессой». Между тем она медленно приблизилась к нему. Хендерсон посмотрел на неё с таким испугом, словно подумал, что она вот-вот достанет нож и вонзит его ему в сердце. — Раньше это было… но сейчас… Ты же знаешь, Несса, я не смогу переспать с чужой женой.       — Я ему не жена, — достаточно резко произнесла она. У Логана от этого тона побежали мурашки. — Я ненавижу его. А тебя — нет.       Она положила левую руку на его плечо с такой осторожностью, точно опасалась, что может обжечься. Хендерсон с той же осторожностью посмотрел на её руку. На безымянном пальце блестело дорогое кольцо.       — Нет, — резко выдал он и, сбросив её руку, отошёл в сторону. Голова снова пошла кругом. — Я не могу. Это моральный барьер. Знаешь, ведь говорят, что браки заключаются на небесах…       Ванесса медленно опустилась на стул. Она не хотела верить в происходящее. Как, как, как он мог её отвергнуть? Сначала ей показалось, что лучше всего будет обидеться и уйти, но уже через мгновение она передумала. Несса ещё не пустила в ход самое действенное оружие против мужчин. Ещё рано так просто сдаваться.       — Да, — тихо выдала она, и Логан посмотрел на неё будто с каким-то сожалением, — может, ты прав. Изменив ему, я сделала бы плохо. Тебе.       — Мне? — искренне недоумевая, переспросил Хендерсон. Потом он немного подумал, словно попытался установить между её словами логическую связь, и снова спросил: — Мне?       Несса покивала в ответ и начала играться с верхней пуговицей своей блузки. Логан смотрел на неё, как голодный кот, увидевший в аквариуме рыбку, быстро снующую среди зарослей водорослей.       — Гарольд, с одной стороны, очень честолюбивый человек, — произнесла девушка, продолжая играть с пуговицей, и вдруг будто случайно её расстегнула. Хендерсон тяжело сглотнул. — Но с другой стороны, это — очень страшный в своей мести мужчина. Он влиятельный, у него есть связи во всех Штатах, и не дай бог кому-нибудь перейти ему дорогу…       Логан почти не слушал, что она говорила. Он смотрел только на её тонкие пальцы, которые взялись уже за вторую пуговицу. Какое-то время Несса в удовлетворении молчала. «Очень хорошо, — думала она. — Он услышал, что я сказала, но он недостаточно сосредоточен для того, чтобы принять мои слова всерьёз». Потом она медленно, чуть поддавшись вперёд, встала на ноги и выпрямила спину. Её грудь высоко поднялась.       — Я так хочу тебя, Логги, но в то же время так не хочу рисковать тобой... Теперь ты понимаешь?       Ответа не последовало. Логан стоял неподвижно, будто очарованный.       — Сегодня ночью мы улетаем в Италию, — тихо заговорила Ванесса, не глядя ему в глаза, — что-то вроде свадебного путешествия. Перед рейсом я решила заскочить к тебе. Может, сегодня мы вовсе видимся с тобой в последний раз…       Хендерсон тут же очнулся от забытья и, испуганно округлив глаза, на не гнущихся ногах подошёл к Ванессе. Она по-прежнему прятала от него свой взгляд.       — Что? — спросил он, не желая в это верить, и как-то невольно взял её за руки. — Ты… ты сюда больше не вернёшься?       — В планах Гарольда — вернусь. В своих же… — Она сделала паузу. — Кто там, в Италии, сможет помешать мне залезть в петлю?       В тот момент Логану и в голову не приходило, что это — очевидная провокация, отчаянное и неконтролируемое, как дикая кошка, желание Нессы подчинить себе его волю. В тот момент он просто понимал, что сегодня, может быть, в последний раз видит свою любовь — такую загнанную, уставшую, измученную и запутавшуюся...       — Изломанная жизнь, — сказала она надтреснутым голосом, — если, как ты и сказал, ничего вернуть уже не удастся, то…       Хендерсон не мог говорить из-за оцепенения, вновь обхватившего всё его тело. От его прежних холодности и презрения не осталось и пустого места: теперь в его сердце билась только любовь — нежная, ласковая, сочувствующая, всепоглощающая.       — Наверное, мне уже пора, — добавила Несса, поняв, что молчание слишком затянулось. — Зря я сюда приехала.       Она развернулась и медленно побрела к двери. Слова будто застряли у Логана в горле, из-за них он даже не мог дышать. Он только стоял на месте и лихорадочно думал: «Что же я наделал? Что же я наделал?..»       — Несси! — наконец выкрикнул он, будто боясь, что она может его не услышать. Девушка замерла и, не поворачиваясь, улыбнулась. Не «Ванесса», даже не «Несса». А «Несси». — Пожалуйста…       Он подошёл к ней, прижался к её спине и нежно, как и всегда это делал, поцеловал в шею. Ванесса улыбнулась ещё шире и коснулась ладонью его щеки. Верное оружие. Оно срабатывало всегда и всегда попадало точно в цель.       — Что же ты делаешь, Логан, — прошептала она, всё ещё стоя к нему спиной. «Он уже почти в моих руках, — с удовольствием подумала она, — но не стоит опускаться до надоедливой простоты. Немного сопротивления мне всё же не помешает».       Он молча, не прерывая своих поцелуев, стащил с её пальца обручальное кольцо. Она с удивлением взглянула на украшение.       — Наденешь его снова, когда уйдёшь отсюда, — сказал Хендерсон и, бросив кольцо на стол, развернул девушку к себе лицом. — Оно мне мешает.       Логан обеими руками взялся за шею Ванессы и пылко поцеловал её в губы. «О, как сладко… — думал он, — как я не понимал раньше, что это — именно то, в чём я нуждался?»       — А как же Гарольд? — задыхаясь, спросила она. — Он уничтожит тебя, если узнает…       — Уничтожит? — переспросил Хендерсон, покрывая мелкими поцелуями её шею. Потом он внимательно посмотрел в её нежные глаза цвета шоколада и шёпотом спросил: — А кто ему скажет?       Через час они вдвоём молча пялились на грязно-серый потолок комнаты Логана. Их горячие, словно дышащие огнём, тела были укрыты одеялом, волосы у обоих были влажными. Молчание длилось уже минут десять.       — Вчера я много всего чувствовал, — тихо сказал Логан. Он и не хотел этого говорить, но слова будто сами сорвались с языка. — Я и ненавидел тебя и жалел… Но яснее всего я почему-то чувствовал, что люблю тебя.       Ванесса повернула голову и внимательно на него посмотрела. «Любишь?» — будто спрашивали её карие глаза. Он сделал то же самое. Несколько секунд они молча пялились друг на друга… а потом у Нессы зазвонил телефон.       Всё ещё глядя на Хендерсона, девушка поднесла мобильный к уху и произнесла:       — Да, Гарольд. Я же говорила, что поеду к подруге. Да. Знаю. Скоро буду.       Отложив телефон в сторону, она села на кровати и начала одеваться. Логан посмотрел на неё с искренним изумлением и приподнялся на одном локте.       — Что, просто возьмёшь и уедешь? — спросил он. От этого тона веяло холодом и даже почти ненавистью.       Несса взглянула на него через плечо.       — Гарольд звонил, — сказала она самым обыденным тоном. — У нас скоро самолёт. Надо ехать.       У Хендерсона больше не нашлось слов. Он опустился на подушку и, нахмурившись, уставился в потолок. Это слово «нас» никак не шло у него из головы.       — Я вернусь через две недели, — произнесла Ванесса, надевая кольцо обратно. — Завезу свои вещи домой и сразу же приеду к тебе, обещаю. — В дверях она задержалась и, бросив на Логана осторожный взгляд, добавила: — Я уверена, что мне будет не хватать тебя.       С полсекунды она ещё подождала, не последует ли ответ, но ушла, так и не получив его.       Как только это случилось, Хендерсон схватил подушку и бросил ею в дверь. Потом он взялся обеими руками за голову и засмеялся над собственной наивностью. «Я так и знал, так и знал, так и знал, что этим всё кончится! — мысленно проклинал он себя, а заодно и всё своё существование. — И как я только повёлся на её уловки, на эти дешёвые и пошлые слезливые сцены? Попался, как безмозглая рыба на крючок! Вот она опять ушла, ускользнула, оставила меня... Всю жизнь я только касаюсь её — касаюсь, но удержать никак не могу. А я ведь был уверен: стоило мне сделать ещё один, один только глоток, и…       Да. Теперь я наверняка погиб!»