Malen beendet

Наверное, это нормально — любить до дрожи в коленях. Рассыпаться на пиксели от одного взгляда, вздоха, слова. Растворяться в чувствах, словно это не твоя жизнь и не твоё сердце, оно заключено под замок другим человеком. Просыпаться — не для себя, засыпать — тоже. Иметь возможность подобрать множество эпитетов к слову «идеальный», не преувеличивая ни капли. Руки на автомате ищут чужие, глаза бегают по толпе, потому что знаешь — найдётся. Это не уверенность или надежда, а всего лишь предчувствие. И оно никогда не подводит. Чёрная толстовка немного короче шорт, а носки дотянуты до середины голени. За окном ночь, фонарь с блекло-жёлтым светом и снегопад. Не то чтобы этому трудно радоваться, просто хочется продлить осень совсем на чуть-чуть, остаться здесь дольше, чем на вечность. Дженни устало потирает глаза, смотрит в экран ноутбука долго, пронзительно, будто не видела этого фото уже сотни раз. Облизывает нижнюю губу и закрывает вкладку с ним. Она устала от этого. Внутри саднит, разгорается огонь и прожигает сердце: больно, горчит ещё. На тумбочке рядом кружка с недопитым чаем, в которую Ким стряхнула пепел сигареты. В комнате остался запах табака, наполняющий воспоминаниями девушку до краёв. Она, вроде как, бросила, но если хочется, то можно. Можно курить, вспоминать прошлое и перечитывать любимые моменты из переписок — никто не запретит. Люди никогда не знали цену любви. Той, которая исходит изнутри, искренняя и со счастливым концом. Это не иллюзия или обман самого себя, а реальная жизнь, ведь такое бывает и чаще, чем кажется. Только нужно держаться за всё крепко, не отпускать до последнего и понимать, что чувства тоже хрупкие, как первые цветы. Уже второй час ночи, снегопад не прекращается, вроде даже усиливается. Снег под ботинками хрустит, пар изо рта рассеивается мгновенно. Некоторые из снежинок попадают на ресницы, неприятно тая. Дженни старается не заострять на этом внимание, быстро идёт и не думает о чём-то действительно важном сейчас. Под курткой всё та же толстовка, а на ногах шорты и носки. Пальцы поправляют съехавшую назад шапку, натягивая её ещё больше на уши. Редкие прохожие оглядываются на одетую не по погоде девушку, фыркают и, очевидно, больше не вспоминают об этом. Ей, признаться честно, плевать. У неё своя жизнь и мысли в голове тоже. И Ким не плачет, когда падает и счёсывает колени, вовсе нет. Ей, скорее, обидно за себя, но жалеть всё равно не будет. Она поднимается, ледяными и грязными руками вытирает выступившую влагу на глазах, размазывая подводку. Темнота шумно дышит в спину и смеётся колючим смехом, напоминая, кто здесь неудачница. Дженни суёт руки в карманы и рефлекторно сжимает полупустую пачку сигарет. В парке фонарей мало, да и то некоторые нерабочие. Небольшой слой снега ровно покрывает лавочку, но в следующую секунду его смахивают на землю. Дженни садится, дрожит от холода и волнения, а в груди сердце бьётся в сумасшедшем темпе. Пальцы немеют неимоверно, поэтому найти нужный контакт в телефоне становится одной из самых трудных вещей на Земле. Ожидание её всегда бесило. — Онни, — дрожащим голосом произносит Ким, слыша еле уловимое дыхание в телефон. — Пожалуйста. Больше Ким ничего не произносит, звонок сбрасывают. И не поймёшь, 'да' это или 'иди ты к чёрту'. Но она продолжает сидеть, прятать руки в карманах и надеяться на лучшее. Тем временем людей становится всё меньше, а подобные места вовсе безлюдны. Конечно же, если в них нет таких же обречённых идиотов. На деле проходит не более двадцати минут, но Дженни кажется, что вся ночь уже пролетела и вот-вот должно откуда-то из-за горизонта встать солнце. Она поднимает голову и видит прямое доказательство того, что ангелы тоже падают с небес, а потом живут обычной жизнью и делают вид, что это в порядке вещей. Джису стоит в обтягивающих джинсах, ботинках на каблуке, на которых она ходит невиданным способом. Серое пальто еле достаёт до колена, а огромный чёрный шарф закрывает половину лица. Она смотрит с грустью в глазах, моргает редко и молчит. Ей сказать нечего, потому что Джису никогда не приходит просто так. Она дорожит своим временем больше всего. Достаёт руку из кармана и протягивает вперёд, выкутываясь из шарфа. — Отдай пачку, — ей в ладонь сразу же опускается небольшая синяя коробочка. — Умница. Сигареты летят на асфальт и мнутся под каблуком. Джису делает шаг вперёд и опускается на колени; от снега джинсы сразу мокнут, но на это глубоко плевать. Холодные пальцы скользят по дрожащим ногам, останавливаясь перед свежими ранами. — Тебе надо обработать это, — голос мягкий, спокойный и без лишних эмоций. — Дома есть чем? Дженни морозит. Она бегает глазами по лицу девушки, пожимает плечами и улыбается совсем мягко, словно весь мир ушёл на второй план, оставляя за собой маленькие, незначительные проблемы. — Вроде. Джису прекрасно знает, что той плевать на раны, на жуткий холод и позднюю ночь. Это так привычно, происходило множество раз, и она готова поклясться, что произойдёт ещё столько же. Поднимаясь с колен, старшая отряхивается и снимает шарф с шеи. В следующую секунду он оказывается на Дженни, а её лицо утопает в нём. Ким позволяет себе роскошь и, прикрыв глаза, вдыхает полной грудью. Запах сладкий, немного отдаёт карамелью и клубникой, так же, как и от Джису. Этим ароматом хочется окутать всё вокруг себя, чтобы улица, дома пахли именно так. Чтобы чувствовать присутствие девушки рядом с собой круглыми сутками и создавалась хоть малейшая иллюзия безопасности. Ведь запахи играют большую роль в наших буднях, люди сами того не замечают. И порой другие люди тоже начинают ассоциироваться у нас с запахом мяты, чересчур сладких конфет или цветов. — Ты спала? — Дженни спрашивает это тихо, сомневаясь, была ли эта фраза услышана. Они идут самым коротким путём к дому младшей, их пальцы переплетены между собой, и тогда становится тепло. От прикосновений и смысла, заключенного где-то между этими прикосновениями. Шаги медленные, кажется, что торопиться некуда, ведь на деле так оно и есть. — Нет, — коротко отвечает Джису и крепче сжимает руку. — Не хотелось. Это стало проблемой, огромной, почти что глобальной. Джису давно знает, что счастливые люди не видят чёрно-белые сны. Они молчат долго, но не от недостатка слов. Внутри целые истории заключены, снаружи неловкие улыбки и прикосновения, отдающие жаром. Девушки заходят в квартиру, Дженни запирает дверь и включает свет. Джису снимает пальто, оставляет его в прихожей и уходит в комнату. Ким же кидает взгляд ей вслед, аккуратно снимает чужой шарф и кладёт его на тумбу. Появляется надежда, что старшая его забудет здесь. Куртка падает куда-то между шкафом и углом, ботинки небрежно остаются на входном коврике. Тепло постепенно нагревает ноги и ледяные пальцы, заставляя себя чувствовать комфортно и, пожалуй, лучше, чем около пяти минут назад. Ким идёт следом за Джису, неловко останавливается у дверей и наклоняет голову набок, создаётся впечатление, что не она здесь живёт. Джису сняла джинсы, отправляя их сушиться на батарею. Сама же остаётся в тёмно-бордовом свитере, крадёт серые домашние шорты Дженни и такие же носки. — У тебя аптечка на кухне? — Да, — Дженни не перестаёт улыбаться. Вместе они перемещаются на кухню: младшая сидит на стуле и наблюдает за тем, как Джису роется в аптечке и находит дезинфицирующие средство. Берёт ватные диски и вновь опускается на колени, начиная обрабатывать. Дженни болезненно шипит, сжимает руки в кулаки и тяжело вздыхает. Джису издаёт смешок, аккуратно дуя на рану. Забота от ангелов была всегда особенно нежной. — Ребёнок, — она качает головой и поднимается. — Ты всё? — Конечно. А потом, когда всё убрано обратно и шумят проезжающие за окном машины, всё вновь возвращается на привычный круг. Диалог, который они проговаривали невероятное количество раз, и, пожалуй, он им не надоест. — Останешься до утра? — Останусь, — Джису кивает. — Я всегда остаюсь. — Но в результате уходишь, онни. Правда режет по старым, ещё не зажившим ранам. Хочется сказать, что с этим поделать ничего нельзя, но можно ведь. Достаточно признать очевидное себе в первую очередь, не кому-то другому. — Мне жаль, принцесса. — Я знаю, онни, знаю, — Дженни отводит взгляд. На её лице видна грусть и тень сожаления о собственном выборе. Ким не хочет обвинять старшую в собственной боли и разбитом надвое сердце. С этим уже живется привычно, но не легче. Однако Дженни всё понимает, хоть и не принимает. Заставить чувствовать человека что-либо очень сложно, а любовь — это выше чьих-то возможностей. Такое не подвластно даже разуму, потому что мы не всемогущи. Есть человек, а шанса специально влюбиться в него нет. Ужиться с морем сожалений тоже трудно, утонуть можно. Время переваливает за три часа ночи, а в сон не клонит совсем. Они лежат под одним пуховым одеялом на двоих в тёмной комнате и говорят о том, что зелёный чай определённо лучше чёрного, вязаные носки неприятно колют кожу, и сбитые режимы сна восстанавливать трудно. Обо всём и ни о чём одновременно. Минуты вновь летят как сумасшедшие. Дженни нежно обнимает девушку, жмётся к ней и дышит совсем близко. Ей так комфортно и хотелось бы продлить подобные моменты настолько, насколько это возможно. Одно мгновение — расстояние сокращается до нуля. Она целует губы Джису, ладонями гладит спину и прикрывает глаза. Ей отвечают скромно, это слишком похоже на услугу, не более. Поцелуй сладкий, без пошлостей и языка. Отстраняясь, Дженни утыкается в изгиб шеи девушки и всхлипывает совсем тихо. — Прости, — голос хриплый, — я обещала тебе больше не делать так. — Всё в порядке, — Джису гладит волосы, переходит практически на шепот. — Спокойной ночи. На утро Джису уходит, не позавтракав, и извиняется за то, что разбудила. Она просит не забывать одеваться теплее и говорит о том, что пора бы выкинуть все заначки сигарет. Шарф, конечно же, не остаётся на тумбе у входа.