i'm ur masterpiece

Доводилось тебе когда-либо встречать людей, приковывающих взгляды окружающих настолько, что казалось, они наделены суперспособностью останавливать время? Прохожие обязательно застывали на мгновенье прежде, чем продолжить путь мимо. Бог знает чтобы убедиться, что этот парень не сон, или чтобы запечатлеть его в визуальной памяти, если не прикоснуться, то сохранить хотя бы там, где-то в библиотеках своих воспоминаний на полочке «и такое бывает». Чонгук же имел уникальную способность, не такую потрясающую, как этот парень, но зато немаловажную для других людей, таких, как те, что проходили мимо этого парня, обязательно оборачиваясь на него. Гук мог оставить эти ровные, будто четко кем-то (еще до Чонгука) отмеренные, черты лица, эту невероятно складную фигуру, даже это врожденное изящество в купе с гармоничностью к миру в собственной памяти и хоть в самой малой (в сравнении с реальностью) степени отразить на бумаге. О, как ему завидуют эти прохожие. Нет-нет. Завидовали бы. Но они не знают о таланте Чонгука. Как не знает и тот, кто одарен намного большим — красотой, которую Гук так дерзко решает попытаться перенести к себе в блокнот, черным грифелем на шершавую поверхность. Парень увлеченно двигает кистью руки, оставляя резкие и тонкие линии (как ему кажется, недостаточно описывающие утонченную натуру), вскидывает голову, отрываясь от рисунка, вновь и вновь, каждый раз немного (намного) дольше, чем требуется, для сверки натуры с изображением. Чонгук ловит каждый его взгляд, шаг, взмах руки, замедляя воображаемую съемку, чтобы вдоволь насладиться даже тем, как опускается подошва на асфальтную поверхность, чтобы долго доносился стук каблука, чтобы пальцы отставали от кисти, поднятой вверх, а после догоняли, медленно выпрямляясь. Особый вид мазохизма — наблюдать за совершенством и не прикасаться в боязни испортить. Есть ещё кое-что, чему могут позавидовать эти прохожие… — О! Красивый рисунок! — прямо над ухом, и так громко! (На самом же деле довольно тихо и низким, приятным тембром, но у парня выбило все мысли из головы одной этой фразой от внезапности). Чонгук напрягся всем телом, потому что готов был сейчас вспрыгнуть и убежать, но был уверен, что будет выглядеть как последний идиот. А Гук не хочет падать в грязь лицом прямо на глазах у своего краша, совсем не вариант. — Сонбэ, — Чонгук не помнит, когда его голос звучал противнее, чем сейчас. Ой, не стоило, ой, зря. Молчи, умнее будешь казаться — жизненная мудрость, которую пора принимать за жизненную позицию. Гук сжимается весь, втягивая шею в плечи, будто от холода, и тянет рисунок к груди, стараясь скрыть. Да, в этом есть что-то, чему могут завидовать эти прохожие. Но и Чонгук может завидовать этим прохожим. Ведь его сонбэ прекрасен, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты. Но нельзя жениться на своей Прекрасной Даме. Нельзя быть так близко к прекрасному, это негласное табу — не подходить к хрупким предметам искусства. Вмешаешься, нарушишь, убьёшь. — Ты часто меня рисуешь? Я видел… И в этот момент Чонгук решает, что не такая плохая идея — бежать. Что, не задумываясь более ни на секунду, и делает, представляя себя флэшем и скрываясь за первым же поворотом, а там забегает в кафе. Теперь можно передохнуть и взвесить свой поступок… который был непозволительным с самого начала. Было очень опрометчиво со стороны Чонгука решить, что он может запечатлеть, не вмешиваясь, красоту того парня. Нужно было то ли скрываться лучше, то ли не начинать вообще. Чон садится за столик в дальнем углу и на всякий ещё и капюшон черной толстовки натягивает. Там он кладёт свою кладезь воспоминаний на стол и перелистывает странички, задерживаясь на каждой. — Здравствуйте, вы можете сделать заказ, — снижая интонацию к концу — Чонгук просек сразу, из-за чего, — отчеканила официантка, заглядывая в блокнот. Не удержалась, чтобы тихо добавить: — Как красиво. — Нет, — твёрдо ответил Гук и посмотрел раздраженно на девушку, будто она во всех его проблемах виновата. — Недостаточно. Американо, пожалуйста. Девушка опустила голову, поклонилась и ушла, так и не подняв глаз с пола. Похоже, расстроена… Это не в стиле Чон Чонгука — расстраивать людей. На рисунке Ким Тэхен. Нет, на рисунках. На всех в этом блокноте. И в двух предыдущих. Ладно, возможно, Чонгук переборщил и в этом была его ошибка. В любом случае суть тебе ясна — Чон знает название шедевра, так бесстрашно и беззаботно расхаживающего по улицам Сеула. Знает не потому, что этого парня кто-то выкликивал, Гуку удавалось увидеть его только в одиночку, и он этому только рад (никто не достоин стоять рядом с шедевром). Чонгук в курсе имени, потому что в курсе всей жизни Ким Тэхена. Потому что учится с ним в одном здании. — Американо со льдом, наслаждайтесь, — услужливо подплыла девушка к его столику с заказом. — Хочешь, я нарисую тебя? Официантка подняла огромные, распахнутые от удивления глаза и, почти не задумываясь, ответила в том же тоне: — Нарисуй! Пожалуйста. Пожалев о своем предложении сиюминутно, Чонгук бы ответил, что та и рядом с шедевром не стояла, не имеет права быть на одних с ним страницах, но пора уже заканчивать, ну, правда. Сколько ещё блокнотов он испишет, а всё не то, недостаточно… Так что эта рандомная девушка из этого рандомного кафе станет внезапной точкой посреди его личного дневника. К тому же Чон правда не любит расстраивать людей. Поэтому Чонгук рисует, не менее увлеченно, чем раньше, выписывая с той же точностью. Смотрит на девушку лишь пару раз, ловя на себе ответный взгляд, который та, кажется, совсем не сводила, и выпивает ещё несколько чашек кофе «за счет заведения» («за счет твоей обаятельной улыбки» — значится на стаканчике). *** «Доброго утра!» — и плюсом вагон смайликов и стикеров. Не то чтобы доброе, но с утром не поспоришь. Чонгук разлепляет глаза, пялясь в предательски яркий экран телефона, и пытается проснуться и осознать реальность. «Ты хорошо спал?» Гук не знает, что такое хорошо спать с тех самых пор, как узнал, что такое эстетический оргазм на примере возбуждения от одного неприкасаемого шедевра. «Уже поел?» Также Чонгук предпочитает поспать подольше, нежели тратить время на завтрак, а потому сразу же одевается и выбегает из общежития в университет. «У меня сегодня смена» А у Гука сегодня очередной пиздец. «Так что если хочешь» И он ничего не хочет. Хочет, правда, кое-кого, но это другая история и она под общеизвестным табу. «Забегай ко мне, я угощу тебя американо» Чонгук читает, но не просматривает и не отвечает. Он дал той девушке из кафе свой ай-ди. Зачем? Да просто не хотел расстраивать. Чон всегда делает то, чего от него ожидают, и делает либо хорошо, либо никак вообще. «Или после смены, попьём кофе у меня», — и плюсом вагон таких смайликов, чтобы Чонгук точно понял намёк. Чон знает, что эта увлеченность у девушки всего на один день. Через пару часов она его бросит, потому что он не отвечает, ещё через парочку будет страдать, потом забьёт и забудет. Ничего такого, на что стоило бы тратить время и силы. Правильно, лучше вставать ни свет ни заря лишь для того, чтобы потратить своё время и силы на созерцание прекрасного, а именно — Ким Тэхена, который приходит ко второй паре в утро вторника (а сегодня именно он), когда как самому Чонгуку к третьей. Все потому, что занятия Тэхена в это время проходят в большом зале для репетиций и выступлений. И в такие моменты Чонгук думает, что всё пошло, как надо — совершенство на сцене и огромный зрительский зал, откуда на него любуются. И-де-аль-но. Чонгук привычно ждет, пока все студенты зайдут в зал, а потом садится, скрещивая ноги по-турецки, у чуть приоткрытой двери, которую как будто специально не закрывают полностью никогда, и пьёт банановое пюре из тюбика, запивая молоком из трубочки. — Зачем вы так со мной?! — выкрикивает Тэхен ломаным голосом, полным отчаянья. На его глазах чуть ли не слезы, а руки сжаты в кулаки. — Я не сделал ничего, чтобы заслужить такое, — шепчет Чонгук и отпивает молоко. — Я не сделал ничего, — Ким резко отворачивается от собеседника, опуская взгляд в пол, и закусывает губу, а потом поднимает взгляд, уже полный злости, — чтобы заслужить такое! — Я всего лишь любил тебя, — нашептывает Гук, следя за каждым движением тела Тэхена и нотой его голоса. — Я всего лишь… всего лишь любил Вас, — и по щеке бежит слеза, на которую Тэ не обращает внимания. — Отлично! Снято! Молодец, Тэхен, следующий. Тэхен, всё еще подавленный, не отвечает, лишь кивает и спускается по ступеням со сцены, смотря под ноги. — А-а, ёкщи, Тэхен-а! — Чонгук кивает головой много-много раз и беззвучно хлопает в ладоши. Однако представление для него закончилось, ведь сразу после того, как Тэхен спустился, он направился прямо к двери. Вообще-то, такого не бывает, чтобы Тэ выходил с занятия. Эту сценку прогоняют третью пару, с чего бы Киму сейчас вдруг удариться в депрессию из-за неё? Нет, нет, это не по той причине. В любом случае — проблема. Ким Тэхен движется широкими уверенными шагами к двери, за которой прячется Гукки. Чонгук начал судорожно оглядываться. Раньше эти пары у Тэ проходили в обычной аудитории, а не в зале, и можно было сбежать за поворот в коридоре, здесь же коридор был длинный из-за протяженности самого зала. Единственный выход и дверь, в которую Чон может войти без скандалов и вопросов, — это туалет. Туда он и направляется, забыв все нажитое прямо у двери. Тэхен открывает дверь, и первое, что видит перед своими ногами, — баночка с трубочкой из-под молока и пюрешка. Что за прелесть. Тэ усмехается и поднимает, обнаруживая, что там еще осталось. Перед парой здесь этого не было, тогда… Тэхен оглядывается и замечает закрывающуюся дверь туалета. Теперь становится совсем весело. Без задней мысли Тэхен допивает молоко по дороге к туалету и там выбрасывает всё в урну. — Итак, как тебе представление? — игриво спрашивает Тэ, но стены туалета молчат. Тогда Тэхен рассмеялся. — Я допил твоё молоко. Надеюсь, ты не возражаешь. Он уже давно заметил своего милого сталкера-младшекурсника, но ничего не стал предпринимать. Тэхен понимает, когда люди хотят с ним познакомиться, он чувствует это, но здесь другой случай… этот парень… просто наблюдает. Так зачем ему мешать? Смущает, правда, но дико льстит. — Не знаю, по какой причине бежал ты, но я бежал сюда за уединением. Но, во-первых, — слышно было по голосу, как он опять улыбается. Тэ обнаружил знакомую обувь, подтверждающую его догадку о том парне. Видимо, не успел забраться на толчок, а теперь и вздохнуть боится, не то что двинуться, — ты здесь, и уединения не выйдет. Во-вторых, оно мне больше не нужно, ты развеселил меня! Тэхен сказал искреннее тихое «спасибо» и вышел из туалета, уже не слыша громкий облегченный выдох. — Господи, он серьезно допил молоко? — на выходе Чонгук заметил свой завтрак в мусоре. — Какая антисанитария! «Это был косвенный поцелуй, вот бы и в обратную сторону так же!» — допустил он в мыслях. *** Чонгук с нетерпением ждал жарких дней, когда в душном репетиционном зале просто невозможно будет находиться, и тогда весь поток Тэхена будет заниматься во дворе прямо напротив корпуса, где проводились пары у Гука. И тогда, в этот сезон и на этих предметах, Чон Чонгук лишался конспектов и информации ради того, чтобы быть зрителем очередного этюда Ким Тэхена. Иногда, когда занятия Тэхена выпадали на практику, то вместо всего того, что рисовали однокурсники, у Чонгука на бумаге выходил старшекурсник. Перед преподавателем он просто пожимал плечами и говорил: «Вдохновение». Он уже видел, как Тэхен обретает собаку, как он её любит и как теряет. Собаки не было, но Ким Тэхен создал её так, что даже Чонгук, сидящий на пару этажей выше без возможности слышать и видеть очень ясно, поверил в её существование и даже успел посочувствовать потере сонбэ. Также он видел и более рейтинговые сцены, как, например, когда Тэхен любил. Человека. По его жестам и действиям нельзя было определить пол, и это поразило Чонгука. Тэ не очерчивал упругие женские формы в воздухе, как это делали многие другие, не дарил цветы, не наряжал в платье, не задирал юбок. У его партнера подчеркнуто не было принадлежности к какому-либо полу. Он играл в любовь с воздухом, и эти моменты Чон сохранил на самой видной полочке своей памяти, часто доставая этот эпизод, прокручивая снова и снова. Ах, если бы глаза умели фиксировать видео- и фоторяды, как бы было проще жить. Всё было прекрасно и в этот день. Чонгук вновь открыто пялился на Тэ, единственный высунувшись из окна третьего этажа наполовину и искренне считая, что следит незаметно. — Этот парень, черт, опять, смущает же… — Ким Тэхен! — Да! — отзывается Тэхен, отводя взгляд от младшего, и двигается на импровизированную сцену. Сегодняшний этюд — танцор. Из Тэхена танцор… Ну, так себе. Поэтому он не желает, чтобы его фанат номер один смотрел и запоминал эту откровенную лажу. Хоть Тэ и был уверен, что при любом раскладе не лишится этого восхищенного взора. Чонгук задохнулся уже на первом пируэте, а на третьем умер. На шестом возродился, а на восьмом почувствовал, что живет. Сказать, что танец Тэхена чувственный и наполнен изяществом, — промолчать вовсе. Гук не выдержал напряжения в теле и сбежал, не досмотрев. Иначе он действительно потерял бы биение сердца и пережил бы клиническую смерть. Любопытный риск, но не сейчас. — Ну, вот, сбежал все-таки фанат, — усмехнулся Тэ, когда, закончив представление, сошел со «сцены», где, занятый выступлением, не заметил восторга самого важного своего зрителя, который покинул представление лишь по причине слабого сердечка. *** Чонгук помнит, как только пару недель назад обещал себе покончить с этими рисунками, они бесполезны. Но он не сдержал данное себе обещание, вновь изображая прекрасное. Конечно же, тот блокнот он так и оставил наполовину пустым, законченным на той рандомной официантке. «Это новая жизнь», — думал Чонгук, покупая новенькую книжечку с тонкими листочками. Начнет в другом стиле, может, какие-то абстрактные вещи… А в итоге Ким Тэхен среди кактусов, конопли и алоэ, Ким Тэхен среди ловцов снов и красных нитей, Ким Тэхен среди львов и волков. И вот, устроившись полулежа на прекрасном диванчике в библиотеке, где должен, вообще-то, узнавать что-то о художниках Возрождения, он рисует обнаженного Ким Тэхена среди замысловатых сооружений. От сосредоточенности втягивая скулы и прикусывая щеки, сужает глаза и поворачивает голову, по-разному прикидывая и вспоминая всё то, что мог видеть. Ему в самом деле уже давно не кажется странным, что, несмотря на полный контактами девушек какао-ток, он озабочен одним лишь парнем и хочет только его. Смирился. — О, интересно! — вновь над ухом и вновь так громко и внезапно! На сей раз Чонгук действительно подпрыгивает и пихает блокнот под попу, встревоженно вскидывая голову на пришедшего. «Ты видел?» — читается в его глазах надежда на обратное. А Тэхен, как всегда, смеется. — У тебя моя обнаженная натура под задницей, боже, — Тэхен широко улыбается и присаживается рядом, кладет руку на Чонгуково бедро, нарушая все табу и банальное право на личное пространство. — Как тебя зовут, милашка? — Чон Чонгук, — теперь слишком низко, Гук вообще не понял, был ли этот голос его. — Хочешь нарисовать меня, как одну из своих французских женщин, Чон Чонгук? — сексуальным голосом спросил Тэхен, но когда Чонгук завис, то не сдержался и раскололся, рассмеявшись. — Я Ким Тэхен, но ты, наверное, знаешь. — Почему ты так думаешь? Что знаю. — Когда я подходил к тебе на улице пару недель назад, на рисунке было подписано. Ты их все подписываешь моим именем? — Их все? — Хочешь сказать, что их всего два и этот второй? — Да, — без зазрения совести врет Чонгук в лицо актеру. — Пф, — Тэхен улыбается и ведет головой — не верит ни слову, но бросает сощуренный в улыбке взгляд, что Чон расценивает как открытое кокетство, а руку на бедре — как наглое домогательство. — Давай поужинаем вместе? — Нельзя. — Что? — Тэ теряется. Хотя он и понимал, что парень необычный и уже долгое время следит, не предпринимая ничего, но не думал, что тот так твердо настроен гнуть свою линию. — Ты в общаге живешь? Комендант смущает? — Нет, не поэтому, — вздыхает Чонгук, не в силах объяснить то, что чувствует и понимает только сердцем. Он просто тупо пялится на красивые длинные пальцы Тэхена на своей ляжке, они иногда сжимаются и… с каждым разом всё больше табу рушится, может, что-то ещё можно спасти? — У тебя есть сосед в общаге? — А это здесь при чем? Есть, — жмет плечами Чон и старается незаметно увильнуть от Тэхеновой конечности, вторгнувшейся в его зону комфорта. Не то чтобы это было неприятно, но точно рановато, резковато и как-то не в тему, хотя, конечно, приятно и как будто так и надо. — Как зовут? — Чимин. — Полное имя, факультет? Чонгук грозно зыркает на Тэхена, пытаясь выразить всю злость и раздражение. — Пак Чимин, хореография. — Стой, Чимини? Наш Чимини? — актер возбужденно эмоционирует, меняя положение, закидывая одну ногу на диван, под себя, и в профиль оборачиваясь к Чонгуку. — Мой друг Чимин? Признавайся, это он тебе всю инфу про меня сливал? — Нет, я сам узнавал. Чимин заметил с месяц назад, — отвечал Чонгук отрывисто. Ему уже надоел этот допрос, следовало сбежать ещё когда ему крикнули (не было такого) на ухо, прямо как в тот раз. Он встал, рывком скидывая лапищу Тэхена и собирая вещи. — Ты чего такой злой? — А ты чего такой красивый?! И сбегает поспешно. *** — Чимин! — Да, дорогая, — повседневно-безразличным тоном отзывается парень, оглядываясь на окликнувшего его друга, легким бегом приближающегося к нему по коридору. — Чиминни, милый, почему ты не сказал, что мой сталкер живет с тобой? — Эм, — Чимин замялся и отвлекся от конспекта в руках, глядя в глаза Тэхену с искренним сожалением. — Прости? Не моя тайна, чувак. Ну, и как бы это выглядело… — Я прощаю! — улыбается Тэтэ солнечно, и у Чимина уже отлегло, как вдруг тот просит: — Только притащи мне парочку его рисунков. — Ты просишь украсть?! — Там изображен я, значит, они мои тоже! Это разве не то же, что и фотография? — возмущается Тэхен, качая права. Чимин качает головой. — Ну… пора бы издать и такой закон, значит! Он рисовал меня обнаженным… — О, — оживился Чимин, — наш Чонгукки? — Да, — с толикой обиды в голосе ответил Тэ. — А у него есть девушка, Чим? — Эм, он мне про личную жизнь не рассказывает, — с сомнением протянул Чимин. На самом деле сосед слышал не раз, как у Чонгука разрывается телефон от входящих, даже видел пару раз соседа рядом с девушкой. Но Тэхену, похоже, лучше не знать. А то веселье очень скоро прекратится. — Не думаю, что у него кто-то есть. — А друзья? Дружит с кем-нибудь? — уже с надеждой интересуется Тэтэ. — Со мной? Не уверен, что есть кто-то ближе, – здесь Пак не лукавил. Чимин присаживается на скамейку в коридоре, вновь просматривая конспект. — Да в чем же ты уверен, Пак Чимин?! — Только в том, что он мой сосед, а ещё в том, что ты запал на него, — ухмыляется Чимин, подтрунивая друга. — Запал? — Тэхен выпадает из реальности, закидывает голову вверх, вспоминая привлекательного внешне младшего, с высоким ростом и красивым телом (однако скрытым за толстовками и бомперами, но накачанные ноги, к которым Тэ, был случай, прикасался, выдавали с головой), который по утрам любит пить молочко с банановым пюре, и с мечтательной улыбкой и глупым смешком отвечает: — Хе-хе, да-а, запал… — Скучно с тобой, ну тебя, — отворачивается Чимин в несерьезной обиде, ведь он ожидал вскриков вроде «кто запал?!», а после поворачивается вдруг с хитрым прищуром: — Точно же, ещё я уверен, что у него пресс круче моего! — Пак Чими-ин! — за образы, навязанные репликой друга, Тэхен принимается его в шутку душить, а тот смеется, потому что шалость удалась. Когда Тэ решает, что для маленькой мести достаточно, и отпускает Чимина, то вновь спрашивает: — Так что, сделка? — Сделка? Нет, я правда не смогу украсть рисунки, — в голосе угадывается едва ли не вина. — Знал бы ты, как он следит за ними, да и красть что-то я не хочу и не стану. — Тогда уговори его пойти со мной на свидание? — Тэхен ищет любые ходы, ломая брови и увеличивая глаза для пущей убедительности. Он приседает перед однокурсником на корточки, кладя ему голову на колени, как послушный пес. — Что? И как ты себе это представляешь… — Тогда просто приведи меня к вам в комнату! — щелкает пальцами Ким, будто найдя свою «эврику». — Ты этого с самого начала и добивался, да? — Кто знает, — довольный собой, загадочно тянет почему-то на английском Тэхен, выпрямляясь и садясь рядом на скамейке, закидывая ногу на ногу. — Значит, сделка. — Ага… *** Чонгук откидывается на сидение кресла, расположившись за рабочим столом в комнате общежития, и зарывается руками в свои волосы, массируя виски и прикрывая глаза. Перед ним на столе лежит обнаженный Тэхен. Нет, конечно, только нарисованный. По правде, это такое наглое богохульство со стороны Чона, и он уже жалеет, что имел наглость решиться на него. На рисунке явно во многом наврано, истины на бумаге мало, ведь обнаженным Тэхена Чонгук не видел. После сегодняшнего разговора с Тэхеном ему закрадывается глупая мысль, что Чимин, возможно, как раз мог быть свидетелем, ведь парни ходят вместе в зал, но Чонгук яростно отметает её, совсем бред. Как это вообще должно выглядеть? Вроде «эй, Чимин, я тут не уверен, так ли выглядит задница твоего друга, которую я нарисовал, проверишь?» или простое «ну, как, похоже?», что было, конечно, более близко к отрывистой манере разговора Чона, но все равно далеко от того, что он когда-либо мог бы спросить. Наверное, любой бы на месте Чонгука был счастлив спросить напрямую у того, кого рисовал, о достоверности воспроизведенного. Но никто не был на месте Чонгука, поэтому когда он слышит вместо двух ног четыре и одного голоса — два, то вскакивает с места, быстро понимая, что к чему. Чимин никогда не приводил друзей, вообще-то, это негласное правило, что в их комнате могут быть только двое. — Здравствуй, Чонгук, — сладко улыбается Тэхен на пороге. Чонгук стоит с полминуты, смотря то на Тэхена, чья улыбка медленно трескается волнением и неуверенностью в правильности поступка, то на предателя, который мнется на месте где-то за высоким стройным станом Кима, даже не в силах поднять глаза. Стоит, а потом берет со стола документы, ключи, телефон и подушку. — Куда ты, — Чимин хватает его за локоть у дверей и отмахивается от Тэхенового «Давай лучше уйду я». Развели тут драму буквально ни на чём. Творческие, мать её, натуры. — Я попрошу о перераспределении меня в другую комнату, а пока переночую в библиотеке. — Пока ты этого не сделал, Тэхен — единственный, кто посередине семестра остался без соседа, — младший обмяк в руках и отступил назад. Чимин понял, что правильно сделал, чуть-чуть приврав сейчас. — Тебя направят к нему. Чонгук не был в восторге уже от того, что его сосед водил дружбу с шедевром, а уж того, что он его привёл буквально в душу Чону, кажется, не переживет совсем. Но что сделано, то сделано, а Чонгук вроде пока дышит. Делит воздух своей комнаты с Тэхеном. Он импульсивный парень и правда был готов уйти спать на улицу, лишь бы не с тем, кто плюнул на его доверие, но внезапно стало все равно. Когда он вернулся в комнату, взгляд упал на рисунок на столе, который он не успел убрать. Сосед с гостем стояли на маленькой кухне, ожидая, когда вскипит вода, и сейчас ему ничего не мешало, чтобы убраться на столе немного, но не хотелось. Он не должен, гость не его, к тому же нежеланный. Услышав, как Чимин разливает на три кружки, Чонгук прошел в узкую зону кухни, оказываясь с Тэхеном плечом к плечу, и взял свою кружку, молча удаляясь в свой уголок. В комнате еще долго стояло молчание, первым не выдержал, конечно же, Тэхен, разрезая тишину звонким восклицанием (на самом деле тихим удивлением, и Чонгук серьезно без понятия, почему для него любое слово Ким Тэхена как гром посреди голубого неба) и начиная что-то обсуждать с Чимином. Тот позволил ввести себя в диалог, и парни стали общаться и шутить как-то по-своему, Чонгук этого юмора не понимал, зато понимал другое. Он привык. Вот так вот, за десять минут. К голосу Тэхена он взял и привык. Его тембр был довольно приятный и вовсе не взрывался петардами в ушах Гука. И только друзья начали вспоминать любимые песни, напевая мотивы, как Чимин отвлекся на звонок и, извинившись, выбежал из комнаты. Всё было похоже на то, что Чимин не собирался возвращаться. После это подтверждает Тэхен, оповещая об смс от Пака, которое гласило: «Непредвиденные обстоятельства, похоже, до вечера не вернусь». Вновь настала тишина. Чонгук откатился на кресле и встал с него, прихватив кружку со стола, чтобы переставить её на стол на кухне. Наливая новую порцию чая, он нашёл в себе смелость посмотреть на Тэхена вблизи, решая, что ему просто повезло быть в первых рядах. А Ким, оказалось, всё это время смотрел на младшего. — Ты что-то говорил, — Чонгук прокашлялся, так как его голос вновь казался ему не своим, чужим каким-то и неприятным. Таким голосом не говорят с шедеврами. С ними вообще общаются на другом языке, не человеческом, — про рисунки французских женщин. Тэхен завороженно кивает, не сводя взгляда. — Мне не нравится Франция, — усмехаясь, признается Чон, а Тэ навостряет уши, впитывая любую информацию. — И никого, кроме тебя, в моих альбомах нет. Тэхен рвано выдыхает воздух через приоткрытый рот и втягивает живот. То, что говорил Чонгук, было вроде обычным и ничем не примечательным, но только не для них двоих, всё, что он говорил, как факт того, что он говорил, было интимно. — Но ты можешь раздеться, если хочешь. Я не уверен, что нарисовал правильно. Чонгук уверен, что нарисовал чушь, кроме того, уверен, что говорит чушь. Тэхен встает с места и направляется к выходу. Чонгук усмехается и думает, что никак иначе и быть не могло, но так даже лучше. Пускай уходит и больше никогда не приближается к Чонгуку, а лучше ни к кому. Но к Чонгуку особенно, он чокнутый. Теперь Тэхену это известно. Что ж, похоже, к сведению принято и есть ответ. Ответ со звуком щелчка внутреннего замка на двери. Ответ, что Тэхен настолько же, если не больше, чокнутый. — Я не лягу голым на кровать Чимина, — смеется Тэхен, смотря на Чонгука, который всё это время прослеживал взглядом действия старшего. — Разрешишь? Чонгук слабо пожимает плечами, тело со скрипом выполняет команды мозга, который, кажется, свалил из комнаты вместе с Чимином. Парень всё ещё не верит, что ему собираются позировать. Обнаженным. Однако от своего предложения (технически, это он начал цитатой «Титаника») отказываться Тэхен не собирается, поэтому он проходит глубже в комнату, к уголку Чонгука, и, беглым взглядом окидывая творческий беспорядок на столе, невольно восхищается рисунками. Чонгук не врал. На каждом из них Тэхен. Таким разным Тэ даже сам себя не видел и не представлял. Во всех жанрах, одеждах, эмоциях и позах, во всех стилях. Если кто-то оттачивает мастерство натюрмортами с яблоками и цветами, то Чонгук набивает руку Ким Тэхеном. И не только карандашом на бумаге, но и на своей кровати под одеялом стыдливо, и в душе, и в туалетах. Чонгук с запозданием реагирует, в несколько шагов преодолевая пространство и оказываясь возле своего стола, защищая телом рисунки. Тэхен поднимает глаза на Чонгука, улыбается ему и садится на его кровать без приглашения. Чон упирается в стол позади и сжимает его края до побелевших фаланг пальцев, наблюдая за тем, как сходит с ума. Либо он, либо Тэхен, либо мир — тут не совсем понятно. Очевидно лишь то, что старший, нахально глядя в глаза и мило улыбаясь, расстегивает рубашку, манжеты, ремень и тянется снять носки, но Чонгук останавливает, резко хватая за запястье. — Оставь. — Носки? Ладно, — Тэхен улыбается теперь в полный рот, кажется почти счастливым. Не то чтобы он впервые выступает в роли натурщика. Его не раз просили об этом, но никогда так интимно. Для себя. Ким скидывает рубашку с плеч, и Чонгук буквально сжигает взглядом каждый открывающийся участок кожи, проследив путь ткани по ней. Он смотрит и наблюдает, запретив себе касаться. С умом заключая, что последующее не выдержит, находясь так близко. Чон берёт необходимое со стола, несколько раз все роняя и хватаясь совсем не за те предметы, которые нужны, потому что в голове не список инструментов, а обнажающийся Ким Тэхен. Он отходит на другой конец комнаты, садясь на расправленную кровать Чимина, и успокаивает себя тем, что это небольшая месть за сегодняшнюю выходку. Тэхен тем временем уже вытаскивает ноги из штанин, сидя на кровати и упершись сзади себя руками в матрац, поддевая ткань штанов и стягивая ее ногами. Какой-то нечеловеческий ленивый метод избавления от нижней части гардероба, но таков Тэхен. И по-хорошему Чонгуку бы записать всё это на камеру. Даже выполняя такие телодвижения, Ким не перестает выглядеть как искусство во плоти. Чонгук уже давно возбужден, но не обращает внимания, потому как творчество на первом месте. А вот на возбуждение Тэхена не обратить внимания сложно, особенно учитывая, что он сначала присаживается на кровати на корточки и стягивает белье до колен, а потом падает на попу и лишается какой-либо одежды окончательно, отбрасывая боксеры на пол ногой. Чонгуку стоило остановить его, еще когда он аккуратно поддел белье пальцами, а не залипать на них и на то, как ткань скользит по телу, бесстыдно являя художнику идеальный член Тэхена. Хотите сказать, не знаете, что такое идеальный член? Все так пропорционально и складно, что хочется прочертить каждую линию, проследить невесомо пальцами. В голову Чонгука забирается мысль и о собственных губах на каждом изгибе и родинке, но он быстро её заталкивает подальше. — В какой позе ты меня хочешь? — без тени былого веселья спрашивает Тэхен, даже через все расстояние умудряясь смотреть младшему куда-то глубже глаз. — Ложись на живот, — сглотнув, спокойно отвечает Чон, игнорируя толстый и явный намек и ещё кое-что толстое и явное перед его глазами. Он не собирался рисовать всё естество Тэхена, и вовсе не из-за отвращения, а потому что банально не выдержит. Тэхен самодовольно ухмыляется и с грацией медленно ложится на живот, чуть сгибая колени и приподнимая ягодицы от соприкосновения простыни с его возбуждением. Но когда ткань под бедрами чуть-чуть нагревается от его тела, то укладывается комфортнее, сложив руки под головой и устроившись лицом на предплечье. Он ощущает запах чистого белья, аромат одеколона и шампуня Чонгука. Вся кровать настолько пропахла младшим, что хочется зарыться и избавиться от напряжения в теле, вдыхая аромат. Правда, зачем это, если тот, кого Тэхен вожделеет, сидит через два метра от него, неизвестно. — Замри, — приказывает Чон очень тихо, но твердо, отчего Тэхен невольно постанывает, представляя совсем другую ситуацию, хотя и реальная возбуждает невероятно. Чонгук вымеряет каждый штрих, плавно проводя карандашом по границам не один раз там, где тайно желает провести в реальности. Теперь он чувствует себя значительно правильнее, так и должно быть — Тэхен позирует, он его рисует. Но сердце заходится так быстро, что, кажется, только его стук слышно в тишине. Может, ещё тяжелое дыхание Кима. Тэхен всё время, пока Чонгук творит, наблюдает за его сосредоточенным лицом, втянутыми щеками, напряженными скулами, и, чёрт, отучите его в задумчивости тыкать языком в щеку. Разве художники не забавно высовывают язык и кусают губы, как дети? Забудьте. Чон Чонгук — исключение, определенно. Невероятно сексуальное исключение. Всем этим натурщик доводит себя до точки, когда возбуждение приносит боль, и он начинает сначала совсем незаметно, а после сильнее и несдержаннее, набирая темп, тереться о ткань под собой, нарушая свою позу. — Тэхен, пожалуйста, я скоро закончу, — умоляющим тоном вновь весьма неоднозначно произносит Чонгук, ускоряясь. Тэхен ускоряется тоже. Чтобы сделать набросок не требуется и пяти минут времени, совсем немного усилий и капелька таланта. Но для Чонгука это не обычный набросок, а набросок, который требует особого к себе отношения. Происходящее в комнате пиздецки похоже на секс без проникновения, на ментальный секс, если такое вообще возможно. Именно это и происходит, когда Тэхен распахивает густые ресницы, взглядом со смесью возбуждения, смущения и боли от воздержания впивается в глаза Чонгука. Чон резко втягивает воздух и, каким бы он спокойным ни казался, с силой вырывает лист, на котором рисовал, когда тот отказывается просто перелистнуться, и на новом зарисовывает положение, в котором Тэхен сейчас. Под изгибом поясницы он с усилившимся румянцем на щеках очерчивает член Тэ, всё же стесняясь рисовать подробности, сначала перебарщивает с тенями, как цензурой. А после решает, что красота не должна быть за цензурой, и это то, чем он живет с момента появления Кима в его жизни, поэтому стирает всю черную область, смело дорисовая то, о чем даже робкая мысль ранее допускалась с трудом. Так ли идеален Ким Тэхен? Везде ли он идеален? О, да. Тэхен прикусывает губу, не отрывая взгляда от Чонгука. Тот уже закончил один эскиз, видимо, раз вырвал его, почему же не позволяет встать? Почему вновь чертит что-то, почему смотрит туда так, что скоро Тэтэ и прикосновений к себе не потребуется, чтобы закончить раньше Чонгука? — Я всё, — спустя вечных десять минут припечатывает Чон, вставая с кровати. Тэхен, кажется, только этого и ожидал, потому подрывается с места, хватает одежду, собираясь идти в сторону ванной, но вдруг, сменив курс, в два шага преодолевает пространство до Чонгука, чтобы впиться в его губы отчаянным поцелуем. Совершенно голый, с вещами в руке, он сминает губы ошарашенного Чонгука, который еще даже не успел выпустить карандаш из рук. Тэхен целует, не получая ответа, но даже от своей инициативы получая кайф. Увлекаясь, он делает полшага ближе, касаясь членом чужого бугорка на штанах, и испускает протяжный низкий стон. Который прерывается, потому что Чонгук отталкивает его, упираясь ладошками в грудь Тэ, не сильно, но достаточно, чтобы разорвать поцелуй и чтобы Тэхен сделал шаг назад по инерции. Он смотрит на Кима разочарованно и одновременно с сожалением, будто он виноват в случившемся и не должен был. Вытирает тыльной частью ладони губы и поворачивается к старшему спиной. Тэхен стоит с минуту, пытаясь понять, что с ними происходит, а после спешно одевается, не беспокоясь о вещах, надетых небрежно. — Я пойду, — нервно кусая губы, оповещает Тэхен, сделав пока только шаг к выходу и всё также смотря на спину своего художника. — Покажи потом, что получилось, — с неловким смешком напоследок говорит Тэ прежде, чем негромко хлопает дверью. — Я не уверен, что сам в силах посмотреть, что нарисовал… — запоздало отвечает Чонгук в тишину комнаты и судорожно выдыхает, оглядывая своё рабочее место и чуть смятые листы. *** — Я пришёл, — доносится с порога ближе к вечеру. — Ты ел? Чимин проходит в комнату и окидывает взглядом обстановку, в которой ничего не изменилось. Чонгук на своей кровати апатично залипает в потолок, как часто у него бывает, только обычно с негромкой музыкой в наушниках. — Как давно Тэхен ушёл? Всё нормально же было? — Нормально, — смеется над самим словом Чонгук, пряча улыбку в изгибе локтя. — Нормально? Чем ты вообще думал, приводя его к нам? Чон вновь прокручивает в голове произошедшее пару-тройку часов назад и взвывает, потирая лицо руками, будто силясь его стереть, как ластиком. Конечно, он оттолкнул Тэхена, не мог позволить себе этот поцелуй. Себе же не мог его простить. Пускай даже он не двинул губами и старшему повезло, что те были раскрыты, потому что, будь они сжаты, вряд ли это было бы похоже на поцелуй. Все равно его вина в том, что допустил. В том, что позволил себе насладиться, в том, что поддался, затягивая секунд на тридцать, а это целые полминуты непозволительного. — Ну, Чонгукки! Ты же не ел, да? Я принес твои любимые снэки. Шедевры шедеврами, а любимые вкусняшки по расписанию. *** Ким Тэхен удачно избегался и игнорировался целых три дня. Чонгук собой гордился. Он поступает правильно, не ему место рядом с Тэхеном, вообще никому. Всё шло по плану, до этого вечера. Чимин предательски уехал на машине из-под носа Чонгука с каким-то старшекурсником, и Чон остался на крыльце университетского корпуса. Один на один с проливным дождем. Ну, как один. — Чонгукки, ты же тоже не взял зонт? Здесь оставался только один, — Тэхен поравнялся с Чоном, вставая на край крыльца с красным зонтом в руке. — У меня есть зонт. — Нет, я же вижу, — не дает соврать Тэхен. — Нам в одну сторону, только тебе чуть дальше, так что давай дойдем вместе до общежития. — Я пережду здесь, — неумолимо отрезает Чон. — Айщ, Чонгук, прекращай уже, — Тэхен без спроса подходит ближе, раскрывает зонт и подхватывает под руку, прижимая к своему боку. — По прогнозу лить будет до одиннадцати, придурок. Пошли. Поначалу нехотя переставляя ногами, заставляя Тэхена буквально тащить его на буксире и одновременно стараясь отстраниться от парня, чтобы не соприкасаться плечами, уже на полпути Чонгук смирился, понимая, что сопротивление бесполезно, когда это Ким Тэхен. Дождь вокруг только набирал силу, подтверждая прогноз и слова Тэхена о том, что лить будет ещё долго. В такую погоду бы плед, книжку, кофе. Кофе. — Зайдешь ко мне на кофе? А ведь Чонгук знал, к чему всё это приведет. Тэхен хлопает невинно ресницами, как будто не знает, о чем говорит. До корпуса Чона ещё пять минут шагать по сумасшедшей погоде, но даже это не оправдывает совершенно его смущенного кивка. Тэхен расцветает улыбкой, абсолютно счастливой, и открывает перед младшим двери, не прекращая что-то лепетать про свой день. Чонгук только коротко и лаконично отвечает на всё, его голова полна фантазиями о том, что может произойти через пять-десять минут. Порог у двери Тэхена как распутье дорог. Одна — через пять-десять минут он будет у себя дома в тишине и спокойствии (захлебываясь собственными стонами, толкаясь в свою руку), другая — через пять-десять​ минут Тэхен будет прямо рядом с ним, такой близкий, горячий и отзывчивый. Но, оказалось, есть третья. Они действительно пьют кофе. За окном всё ещё ливень, Тэхен всё ещё шелестит о своём дне, а Чонгук, кажется, заболел. Кто бы мог подумать, что после того, что между ними было, Тэхен правда будет спокойно пить кофе с Чонгуком, рассказывая что-то. Чонгук не любит кофе, раз такое дело. — У тебя есть банановое молоко? Тэхен улыбается. Есть. *** Последние страницы скетчбука, интимное освещение, тихий гул переговоров вполголоса в зале, сцена и Ким Тэхен на ней. Всё как всегда, всё правильно. Чонгук всегда приходит на представления Тэхена, всегда использует треть или половину скетчбука, перенося живого Тэхена на листки. Естественно, он не остается доволен зарисовками никогда, ведь они не передают всего того, что показывает Тэхен, к тому же нарисованы в полутьме зрительного зала на коленке. В такие дни Чон больше всего желает оставить Ким Тэхена себе, но только на страницах. К нему самому нельзя, конечно. Только теперь всё немного по-другому. Тэхен, на поклоне с цветами в руках, выискивает среди рядов знакомое лицо. Чимин никогда не приходит, но Чонгук… Как всегда, здесь, на последнем ряду справа у прохода. Как же Тэхену хочется притащить его на первый ряд, в самую середину, откуда обзор наилучший, если не сразу на сцену. Ким не имеет привычки отказывать себе в желаниях, так что сразу после поклона, когда все уходят за кулисы, он спускается по ступенькам в зал, подбегает к Чону и утягивает за собой в гримерку, пока тот не начал вырываться. Чонгук в шоке и двинуться не может, делает шаги больше по инерции, чем по желанию. Его как будто затащили в ловушку, а он и не сильно сопротивлялся. Тэхен завел его в комнату, толкнув внутрь, и закрыл дверь, повернув замочек. — Как я был? — тихим шепотом спросил Тэхен, с грацией хищной кошки подходя к Чонгуку. Тот, кажется, забыл, как дышать. Тэхен обошел изваяние младшекурсника вокруг и обхватил плечи парня руками, медленно двигая ими вниз, поглаживая и продолжая шептать на ухо: — Тебе же понравилось? Тэхен доходит руками до предметов в руках Чонгука и забирает их без грубости. Чон млеет и одновременно напрягается так, что скоро взорвется. Тэхен только этого и ждёт. Каким бы ни был этот младший, в его руках полно силы, в его глазах Ким видит твердость, а в голосе — сталь. Пускай он бегает от Тэхена, пускай боится подойти, заговорить, быть рядом. Ким видит в нем то, от чего хочет встать на колени и сказать «да, господин». — Ты выступал прекрасно, — наконец отвечает Чонгук. — Как, впрочем, и всегда. Но… Так всё и должно оставаться, Тэхен. Ты — шедевр, я — художник. Не стирай эти границы. Они мои. — Ты только мой художник, а я лишь твой шедевр, — шепчет Тэхен, и это становится последней каплей, точкой невозврата. Тэхен, взбудораженный, полный эмоций, и Чонгук, сдерживающий их так долго, целуются так, будто встретились после разлуки в вечность, и в следующую минуту расстанутся навсегда. Чон не сдерживает любопытства и поднимает веки, чтобы убедиться в том, что это реально. Смотрит на подрагивающие густые реснички и идеальную мягкую (он чувствует) кожу лица. Тэхен не сдерживается, не рассчитывает сил, отдается сразу весь, вжимая Чонгука в себя, заставляя любить сильнее, ближе. Нетерпеливо Тэ отстраняется, только чтобы снять футболку с Чона и покрывать поцелуями и жадными хаотичными касаниями тело вместо ткани. С Чонгуком впервые такое, с Чонгуком впервые Тэхен. Всё тело пульсирует, не только отдельная его часть, стучит вместе с сердцем, этот ритм отдает в голову, выбивая остатки ума и здравого смысла. Он отдает столько же, сколько получает, и старается больше, хочет отдавать больше, потому что Тэхен заслуживает много. Ким опускается поцелуями до кромки ремня, садится на колени перед Чонгуком и расстегивает ремень, синхронно со своим. Чон уже мало что видит отчетливо, перед глазами всё шумит, хочется закрыть их и просто чувствовать вместе с Тэхеном одно. Но нужно видеть, обязательно, как Ким сейчас выглядит. Его шедевр никогда не выглядел так, как сейчас, вызволяющий его плоть из одежды и льнущий так близко. Чонгук не позволяет себя коснуться, опускается на уровень Тэтэ и целует, а тот со стоном хватает в одну руку обе их плоти, соединяя. Чонгук тянет одной рукой Тэхена за волосы от себя, а другой — за жилистую шею ближе, толкается в руку и опускает свою на округлые бедра. Ким хотел бы столько всего сказать, как горяч Чонгук, как хорошо он сложен, как охуительно целуется, но он потерян надолго в этом поцелуе и вроде обыкновенной дрочке, обернувшейся неописуемо приятной, когда два самых чувствительных органа на их телах вместе, двигаются в одном ритме. Ким допускает лишь маленькую мысль о том, насколько было бы лучше сейчас, если Чонгук был бы не рядом, а в нем, той рукой, что так сильно сжимает его зад, задевал бы длинными пальцами ту самую точку внутри, а как было бы головокружительно хорошо оказаться в Чонгуке, убеждаясь, что не только у него во рту так влажно и так горячо. Тэхен думает об этом лишь секунду, и её достаточно, чтобы прийти на пик. Он выгибается в спине, хватаясь за плечо Чонгука свободной рукой, и кусает его нижнюю губу, оттягивая вслед за откинутой головой. Тэтэ невольно сильнее обычного сжимает член Чонгука в своей руке и прокатывает с нажимом, чего Чону оказалось достаточно в бонус к открывшемуся виду отданного любви Тэхена. Чонгук оседает на ягодицы, из последних сил держа спину прямо, чтобы поддерживать после оргазма Тэхена, который буквально повис на нем, обнимая за шею и пряча лицо у ключиц. — Чон Чонгук… — подает нереально низкий голос Ким, и Чонгук считает долгом и смыслом жизни слышать своё имя именно этим тембром ежедневно. — Я тебя найду и выебу, если только посмеешь сбежать после этого. — Я, — ничуть не лучше, полностью охриплым и совершенно не своим голосом выдохнул Чон на ухо Тэтэ, из-за чего тот вздрогнул всем телом. — Сделаю это первым. — Ребята! Тэхен вскидывает ошарашенный взгляд на раскрывшуюся дверь, а Чон упирается им в стенку, так как сидит к двери спиной. Обнаженный по пояс. — О… Вы продолжайте, — поклонившись и тихонько прикрыв за собой дверь, человек удалился. — А мы и продолжим, — ухмыльнулся Тэхен, отойдя от шока. — Не бросай слова на ветер, мистер неуверенная в себе сексуальная попка, — Ким стукнул по крепким бедрам, не жалея. — Сейчас я оклемаюсь, и уже по пути ко мне ты глазом не моргнешь, как я ей овладею. — Это мы ещё посмотрим, — скалится Чонгук.