Карусель кружит без остановок...

      

1.8. Шаг вперёд и два шага назад.

             Она понимала, что будет трудно. Всегда было трудно, порой невозможно. Нетерпимо. Но она знала, на что подписывалась, и была готова к негативу. Но, случалось, и у неё опускались руки от полной безысходности ситуации. Их отношения с Кэлом плохо соотносились с категорией «лёгкие» и никогда не были бескомпромиссными.        Но оказаться вот так близко к окончательному разрыву…        Она не была готова. Не хотела.        С самой первой встречи Джиллиан поняла, что Кэл — весьма самобытная личность. Человек с неординарным, заковыристым и откровенно ершистым характером. Умный, бесстрашный, независимый, сильный. Нахально дерзкий. Упёртый и наделённый абсолютной уверенностью в собственной правоте. Бесшабашный пофигизм, эгоцентризм и наплевательское отношение к любым правилам, морали, собственной безопасности и чужому мнению — именно в такой последовательности — добавляли яркости его неуправляемому темпераменту.       Приручить его и заставить что-то делать против воли можно было и не пытаться. Разве что мягко и осторожно направить бьющую из него энергию в нужное русло. Что, впрочем, далеко не всегда удавалось.        Когда они начинали работать вместе, то по обоюдному согласию установили правила не лезть в жизнь друг друга, если не просят, прочертили границы, дав обещания не заступать на противоположную сторону без особых на то причин.       Но сейчас, когда правила изменились, а границы стёрлись, между ними начали вырастать стены, и обычно они возводились быстрее, чем она могла уследить.       Она делала шаг вперёд, он отступал назад, и было ощущение, что она постоянно спотыкалась, будучи не в силах освоить все тонкости танца. Они постоянно сами все усложняли. Именно они были виноваты в том, что отношения становились невыносимо трудными, а противоречия — непримиримыми. Двое взаимозависимых людей ухитрялись причинять друг другу мучительную боль, словно проверяя чувства на крепость и верность.       В такие чудовищно тяжёлые моменты она с ужасом думала, что это проклятье; так отчаянно нуждаясь в утешении, они были абсолютно не способны находиться вместе…       Зачастую складывалось впечатление, что однажды они уничтожат друг друга, и никто будет не в силах предотвратить конец или просто уйти.              ***              Лучи тусклого закатного солнца размытыми полосами ложились на заваленный бумагами стол.       Женщина-агент, чьё имя начисто выветрилось из памяти Фостер, проворно перекладывала бумажные страницы, пробегая содержимое взглядом. Она что-то говорила медленно и занудно, склонив голову и не поднимая глаз. Хотелось зажать уши и заорать на неё, потребовав, чтобы заткнулась и как можно скорее закончила с этим грёбаными бумагами, быстрее избавила её от своего присутствия. Но пришлось собраться и прочитать протокол изъятия, на котором уже красовалась подпись Кэла.       Правда, документы не имели силы, пока рядом с его размашистой закорючкой не появится и её автограф. А это значило, что Лайтман снова устранился от принятия окончательного решения и взвалил на неё это нелёгкое дело со всеми вытекающими последствиями. Если что-то пойдёт не так, Кэлу будет на ком отыграться и кого обвинить.       Уфф… Джиллиан резко выдохнула, стерев с лица официально-вежливую улыбку, закрыла входную дверь и набрала код на электронном замке. Давно одиночество ей не доставляло такого облегчения. Тишина ласкала слух, и больше не надо было притворяться ни перед кем. ФБРовцы ушли, а немногим ранее она отправила сотрудников по домам, дав им дополнительный выходной.        Медленно обошла все офисные помещения, гася везде свет, и заставила себя вернуться в кабинет Кэла.       Тяжёлое, непривлекательное зрелище.       Её глазам предстала картина полнейшего разгрома. Книжные шкафы, стеллажи, ящики комодов, письменного стола дознавателями были полностью опустошены, а их содержимое рассортировано и разложено на стульях, диванах или просто свалено неаккуратными стопками прямо на пол. По какой-то непонятной причине ищейки даже поснимали со стен ритуальные маски и свалили их горой на диванчик в библиотеке.       Такое беспечное отношение ФБРовцев к его реликвиям люто выбешивало Кэла, и стало ещё одним поводом для нападок и обличения “рукозадых мудаков” в невежестве и дебилизме.       Кэл никогда особо не фильтровал свои мысли, облекая в слова, а тут…        Тяжелый, полный тоски вздох вырвался из груди Джиллиан, и она удручённо покачала головой. За эти три дня она часто испытывала чувство стыда, выслушивая несдержанные, полные яда и злобы комментарии Кэла, направленные в адрес агентов, а при попытке обуздать его язык прилетало и ей самой.        — Хватит, — она встряхнула руками, словно сбрасывала нечто досаждающее, приставшее к пальцам. — Пусть прошлое останется в прошлом…       Взгляд задержался на пустом, с пыльными разводами столе; с него Кэл совсем недавно смел все содержимое. Лишь случайно удержавшийся интерком балансировал на самом краю. Джиллиан подошла вплотную к столу, оперлась ладонью о его гладкую поверхность, включила громкую связь и нажала на три кнопки, заметно потёртые от частого использования. Чуда не случилось. Связи не было. Интерком трижды пропиликал, и этим все закончилось. А ведь совсем недавно набор из этих трёх цифр выводил на прямую линию с приёмной мэра.       Джиллиан снова обвела хмурым взглядом перевёрнутый вверх дном кабинет, сглотнула. Едва заметная горькая ухмылка коснулась её пересохших губ.        Настоящий разгром — ни что иное как финальная точка разрушения, начавшегося… Фостер сощурилась, мысленно возвращаясь в то время, когда их фирма была на плаву и высоко котировалась среди государственных служб.        С чего же началось их падение? Когда начал рушиться хорошо организованный и чётко работающий организм “ЛайтманГрупп”?       Может, с того самого момента, как в их жизнь вторглась детектив Валловски?       Фостер аж охнула от удивления, недоуменно качнула головой, моргнула, неприятно впечатлённая собственной неизвестно откуда появившейся откровенно нелепой мысли. Но совпадения по времени и событиям говорили сами за себя. Сначала разрыв очень весомого в финансовом плане контракта с ФБР. Затем от их услуг на постоянной основе отказался офис генерального прокурора…       А Шэрон Валловски постоянно маячила где-то рядом.       Неприятно кольнуло в груди, иррациональный вопрос поставил в тупик, но выбросить его из головы не получилось — какие ещё будут последствия от знакомства с Валловски? И дело не в банальной антипатии, которую Джиллиан так и не смогла перебороть, а в чем-то более глубинном, напрягающем, таящем в себе опасность.        Вот уж совсем не ко времени вспомнилась ей знойная латиноамериканка.       Потерев виски кончиками пальцев, Джиллиан заставив себя не думать о ней — всего лишь одна из множества побывавших в постели Кэла. Черт! Если бы все было вот так просто.       Кэл. Кэл и снова Кэл. Джиллиан достала мобильник.        — А не пошёл бы ты туда же, куда отправил меня… — зло и обиженно прошептала она и переложила телефон из руки в руку. — Ублюдок, — добавила Джиллиан, вложив в это слово последние силы.        Она присела на край стола и долго пробыла в каком-то оцепенении, в состоянии очень похожем на погружение в вакуум. Затем, немного придя в себя, попыталась ещё раз трезво оценить произошедшее и нащупать какие-нибудь пути, выводящие из кризисной ситуации. Но её мысли по собственной воле вновь и вновь возвращались к Кэлу. Она могла злиться на него и обижаться, но не хотела делать никаких выводов и принимать решение, как быть дальше, пока не встретится с ним и не получит разъяснения.       Интересно, какие? Разве он хотя бы раз удостоил её объяснением своих действий?       О, Господи… Джиллиан нахмурилась и вздохнула. Давно она не ощущала себя такой… использованной. Глаза защипало от подступающих слез.       Какого черта она плачет? Оттого, что уязвлена, обижена и зла, и из-за идиотского чувства неловкости? Вспомнился жалостливый взгляд женщины агента, которым та окинула Джиллиан на прощанье.        Или всему виной гормональный фон? Она провела ладонью по животу, только сейчас отметив, что ребёнок все это время вёл себя подозрительно тихо.        Чушь! Она мотнула головой и стёрла со щеки, убежавшую слезинку. Играющие гормоны просто нелепая отговорка.       Откровенно говоря, она вообще не была уверена, что способна сейчас испытывать хоть какие-то сильные эмоции. Полное душевное опустошение. И это пугало.        Единственное, что она чувствовала — страх. Страх, что она оказалась так близка к краю, что любой неосторожный шаг, неверное слово — и она потеряет Кэла       Он уже и так ушёл от неё. Не так ли?       Гнев. Безусловно, она должна ощущать его, должна быть в ярости из-за поведения Кэла. Но вместо этого её трясёт от страха. Потому что он по собственному желанию сбежал от неё, сбежал, грёбаный ублюдок.        Она должна быть в бешенстве. Должна. Однако вместо этого она снова ищет ему оправдания, убеждая себя, что ему необходимо время, чтобы прийти в себя и одуматься.       Что расследование оказалось слишком унизительным и оскорбительным для него и ему надо сбросить негатив…       Кэлу просто нужно время.       Время лечит все раны.       Но почему?! Почему?!       В глубине души она осознавала, что все эти объяснения — чушь собачья, невзирая на её страстное желание убедить себя в обратном. Она слишком хорошо знала Кэла, знала, через что ему пришлось пройти. Кому как не ей известны и понятны его настоящие раны? И никто лучше неё не помог бы ему разобраться в себе.       Но она не его личный психолог. И знала, как его бесят её малейшие поползновения попытаться ему помочь в разгребании его личных проблем. Чёртов упрямец!       Как же часто в такие моменты она чувствовала ярость в ответ на его сопротивление, но эта ярость так мимолётна и преходяща.       Она не умела долго злиться на него. Не умела. И он это знал и пользовался этим.        Сколько раз ей выпадали возможности накричать на него, чтобы дать выход ярости, и сойтись в открытом противостоянии с ним самим и его страхами, недоверием, эгоизмом и упертостью…       Но она не делала этого, понимая бесполезность и бессмысленность. Кэл — не тот человек, которого можно обуздать и заставить жить по правилам, подчиняться чужим волеизъявлениям.       Не так уж и редко ей доводилось слышать весьма нелестную характеристику, направленную в его адрес: Лайтман самый настоящий психопат, не отличающийся эмпатией. Для него важно лишь то, что связано с его личными желаниями, а что чувствуют остальные люди, не имеет значения. Но она-то знала, что это одно из величайших заблуждений человечества.        Всё, хватит!        Ей нужно выплакаться и успокоиться. Найти Кэла и перейти в наступление. Бушевать, бить кулаками по его груди, пока стена не рухнет и Кэл не впустит её обратно.              За окном снова пошёл дождь. Заливал стекло, барабанил по жестяному карнизу, заволакивал мутной дымкой дома вдалеке. На улицах, как на весенней лужайке, распустились разноцветные зонтики. Дождь, наверное, был тёплый и весёлый, первый настоящий весенний дождь с грозой, он словно пытался отвлечь от грустных мыслей.       Наверное, ему это даже почти удалось, потому что ни одной мысли в голове не осталось. Сплошное серое уныние.       Джиллиан поёжилась и отошла от окна. В офисе пусто и холодно, как в необжитом доме. Нет — заброшенном. Стены которого уже подъела плесень. По комнатам гуляет сквозняк и шуршит мусором на полу.       Караулить офис и ожидать, что Кэл сюда вернётся, не имело ни малейшего смысла. Его логово, где он мог бы отдохнуть душой, спрятаться от любопытных взглядов и временно перекантоваться, было разворочено и пропахло чужаками. Такой волчара, как Кэл, да ещё в озлобленном состоянии, никогда не вернётся на поруганное место лёжки — скорее, отправится на вольную охоту по местам, где можно будет отыграться на столь презираемых им “жалких людишках”.        Усталость и безразличие — плохие спутники, и садиться в таком состоянии за руль Фостер не рискнула. Добраться до дома городским транспортом неплохая идея: тогда можно будет прогуляться от станции метро, избавиться от надоевшей головной боли и протянуть время.       Сначала она долго искала пальто в полутьме кабинета, пока случайно не обнаружила его на диванчике в библиотеке, совершенно не помня, как оно там оказалось.       Затем сражалась с пальто, как с личным врагом, и всё-таки одержала победу, наконец сунув руки в рукава.       Очень хотелось как следует ахнуть дверью, но Фостер крайне аккуратно закрыла её за собой. Каблуки сапог выбивали чёткий ритм, и этот настырный звук отражался гулким эхом от стен опустевшего офиса.       Шагнув на тротуар и услышав, как по зонту яростно барабанят дождевые капли, Джиллиан покопалась в сумочке, достала телефон и вызвала такси.              Загадки и догадки.              Она не успела повернуть ключ в замке, как возможность переживать и чувствовать вернулась. Нахлынувшая жаркая, болезненная обида сменилась гневом и тревогой, впрочем, с оттенком сожаления, потому что она знала, что и это, как всякое настроение, пройдёт.       В темноте прихожей она первым делом расстегнула сапоги; ноги гудели, икры жгло огнём. Правда сначала пришлось потрудиться и повоевать с заевшей молнией.       Моментально вспотела, пальто вдруг резко потяжелело и легло на плечи неподъёмным грузом. Выбор избавиться от сапог в первую очередь показался неправильным, небольшая, но вполне уютная прихожая — тесной, а она сама — тупой и неповоротливой. И адски усталой. Брошенной и одинокой. Она не удержалась и жалобно захныкала, благо некому было броситься с расспросами о самочувствии. Ужасно, до головокружения хотелось разрыдаться и побить кулаками стену. Но Фостер справилась с эмоциями, аккуратно повесила пальто на вешалку, с минуту постояла, круговыми движениями растирая поясницу и глухо постанывая.       На второй этаж в спальню она не пошла, подниматься по лестнице лишний раз для неё было обременительно. Джиллиан направилась в гостевую ванную рядом с кухней.       “Сегодня обычный вечер, один из многих, — твердила она себе, уговаривая растущую в душе панику. — Ничего не случилось. Ничего. Всё в полном порядке. Перестать психовать. Ты самая настоящая истеричка, а не доктор психологии”.        Под аккомпанемент пляшущих в голове мыслей она разделась догола и некоторое время постояла полностью обнажённой, впитывая всем телом прохладу и раздумывая: залезть под душ сейчас или немного позже, перед сном. Первый вариант показался более правильным.       Она потянулась к крану в душе и включила горячую воду. Спустя несколько секунд ванная комната наполнилась паром. Джиллиан передёрнуло, нервная дрожь прошла по её позвоночнику, и она ступила под отчаянно бьющую струю. От неожиданности у неё перехватило дыхание, и, подпрыгнув от обжигающей боли, она сделала воду прохладнее.       Плотно зажмурилась, под сопровождение мерного журчания воды всегда хорошо думалось.       Что, черт возьми, она возомнила себе? И за что сейчас себя корит? За то, что сказала правду? Или за то, что не смогла удержать? Удержать? Ха-ха три раза. Удержать Кэла — это все равно, что пытаться остановить ураган.       Джиллиан яростно тёрла кожу губкой, покрывая её слоями мыльной пены, и продолжала размышлять. Почему её так задело поведение Кэла? Разве он сделал что-то, чего не делал ранее? Что тут удивительного или необычного? Почему это так сильно оскорбило и унизило её?       Фостер включила душ на полную, поставив горячую воду почти на максимум, и с наслаждением встала под струи воды, омывающие её тело, пока, наконец, не ощутила лёгкое головокружение. Смыв пену, Джиллиан ещё так долго стояла под душем, что в результате почувствовала себя виноватой за перерасход воды.       Закрыв кран, она вышла из ванной, вытерлась и закуталась в мягкий длинный, до пят, купальный халат.       После горячего душа головная боль улетучилась, мышцы тела расслабились, и заметно прояснилось сознание, на что Фостер и рассчитывала. Лёгкий ужин — и она готова к встрече с несносным беглецом. Кэл почти всегда, — проверено на практике, — в любом состоянии души и тела возвращался домой. За тем исключением, если ему вдруг "посчастливилось" арендовать на ночь камеру в полицейском участке.       Выйдя из ванной комнаты, она посмотрела на часы. Без четверти семь.       Лёгкая, ещё плохо ощутимая тревога заставила изменить маршрут, и Джиллиан двинулась в прихожую за сумочкой.       С решительным видом Фостер перетряхнула её в поисках мобильного — во избежание искушения, она специально засунула средство связи поглубже, а теперь айфон решил поиграть с нею в прятки, не желая даваться в руки. Закусив нижнюю губу, она раскрыла сумочку шире и вывалила содержимое на диван. Телефона среди разной и такой необходимой мелочи не оказалось. И только сейчас Джиллиан вспомнила, что, пока она ехала в такси, пришлось доставать мобильник и отвечать на звонок матери, а телефон лежит в кармане пальто.       Ни СМС, ни пропущенных вызовов. Кэл объявил ей бойкот и ушёл в глухую оборону.       Отлично. Она тоже не будет звонить! Нет! Он же въедливый мудила, обязательно посчитает, сколько раз она пыталась дозвониться до него, и лишь уверится в собственной исключительности.       Ладно, пришло её время начинать игру. Сейчас она включит телевизор, поставит диск с какой-нибудь черно-белой мелодрамой. Джиллиан возмущённо искривила губы, — отличный выбор, дорогая, слюни, сопли и слезы будут обеспечены, — и закончится всё головной болью, опухшим лицом и красным носом. Лучше комедию.       Прихватит пакетик с мармеладками,заберётся с ногами на диван и постарается сделать вид, будто всем довольна и не сгорает от нетерпения и ожидания.       Как всегда, пульта не оказалось поблизости. На его поиски Фостер потратила минут пять, пока не обнаружила торчащим из пустой чашки. В этом был весь Кэл: если ему что-то мешается, то он готов заткнуть это в самое неподходящее место, лишь бы освободить руки. Джиллиан взяла пульт и включила телевизор; перепрыгивая с канала на канал, она наткнулась на одну из любимых комедий. "Я люблю Люси". На экране Люси и Этель спорили с Рикки и Фредом о том, кому тяжелее живётся. Кэла выбешивал этот милый и забавный сериал, он считал его примером тупости и пошлости, а Джиллиан обычно не могла сдержать улыбку, глядя на гримасы Люси. Но в этот раз все пошло не так, и, когда через несколько минут началась реклама, Джиллиан отключила звук.       Незамысловатые шутки не вызывали привычного удовольствия.       На глаза попался журнал “Холидей”, она взяла его и, опустившись в кресло, начала перелистывать глянцевые страницы. Чего она хотела этим достичь — успокоиться, подавить все нарастающее беспокойство. Нет, Джилл, не лги. Ты просто тянешь время, как липкую конфету-тянучку, в надежде, что вот сейчас дочитаешь статью, входная дверь распахнётся, и на пороге появится Кэл.       Она попыталась сосредоточиться на статье, но мысли её не слушались. Вместо этого она начала думать о сегодняшнем происшествии в офисе, перебирая в памяти малейшие детали разговора.       Внезапно она обнаружила, что в комнате темно и ей не хватает верхнего света, захлопнула журнал, машинально потянулась к выключателю торшера и случайно бросила взгляд на часы. Две минуты восьмого. Прошло менее получаса, как она вышла из душа, а она уже перепробовала столько способов отвлечься и чем-то занять себя.       Куда же провалился Кэл? Он бросил её и сбежал из кабинета больше четырёх часов назад.       Она встала с кресла и прошла к входной двери через коридор, заполненный ночными тенями.       Шум колёсна подъездной дороге заставил её ускорить шаг, а сердце учащённо забилось в радостном ожидании. Открыв дверь, она надеялась увидеть машину Кэла или, что было бы лучше, такси, на котором беглец вернулся домой после похода по питейным заведениям. Молчание Кэла не ввело её в заблуждение, она слишком хорошо его изучила, чтобы догадаться, где и чем он будет залечивать поруганную душу. И допускала, что домой он может вернуться в состоянии полной отключки, едва стоящим на ногах, но злым и драчливым. Она знала, на что подписывается, стирая черту и допуская Кэла в своё личное пространство на постоянной основе.       Надежды Джиллиан не оправдались: она увидела лишь голубой седан, который задним ходом выезжал с их участка. Очевидно, кто-то свернул к ним по ошибке.       Разочарование оказалось значительно сильнее и ранящей, чем могло бы быть.       На глазах выступили злые слезы и, заперев дверь, Джиллиан всё же не удержалась и саданула кулаком по филенке. Козел, ты Лайтман.       Она вернулась в дом и в растрёпанных чувствах прошлёпала на кухню. Хотелось пить и найти себе какое-то занятие, лишь бы тупо не сидеть и не пялиться в темноту.       Достала из холодильника вскрытый пакет сока и форму для льда. Вложив в жест весь накопившийся гнев, жахнула ею по столу, глядя, как разлетаются по кухне ледяные кусочки. Плевать. Сгребла и отсыпала в стакан щедрую горсть колючих ледышек и до краёв его наполнила соком. Заставила себя улыбнуться — кто-то накачивается виски, а ей такой коктейль в самый раз. Сделала большой глоток и замычала от отвращения, подбежала к раковине и выплюнула прокисший сок.       Каким-то чудом ухитрилась не разрыдаться от досады и обиды.       Пришлось довольствоваться холодным травяным чаем. И жажду утолит и нервы успокоит. Она сделала глоток, вновь взяла в рот кусочек льда и, вытянув губы, принялась перекатывать его языком. Будь рядом Кэл, он бы полыхнул гневом, его выбешивала эта привычка Джиллиан сосать и хрустеть льдом. А она, когда хотела позлить Кэла, делала это с наслаждением.       Ледышка хрустнула под зубами, расколовшись надвое и один кусочек упал за воротник…       Доигралась, милая. Она явственно услышала хрипловатый язвительный голос Кэла. Вскочила и обернулась. Напрасно. Дом все так же был погружен в неспокойную тишину.       Вернувшись в гостиную, Джиллиан снова попыталась читать.На этот раз она взяла специализированное издание по психологии. Когда она опять взглянула на часы, была половина десятого.       В ней поднялось раздражение. Эгоистичный, самовлюблённый ублюдок! По крайней мере, мог бы позвонить или скинуть СМС и дать знать, что жив. Джиллиан топнула ногой и против собственной воли начала припоминать разные мелочи, которые её злили. Через минуту перечислений, она поняла, что… О, список “милых” привычек Кэла бесконечен! Да что он о себе воображает, этот Кэл Лайтман?! Безусловно, его сегодня, и вчера, и днём ранее неоднократно изваляли в грязи и унизили дело всей жизни, но это ещё не даёт ему никакого права…       Ну хватит, хватит, сказала она себе. Он так долго был паинькой и вёл себя с тобой, как самый нежнейший и заботливый… Джиллиан фыркнула — родитель. Дочь ускользнула из-под его неусыпного контроля, и Кэл нашёл ей замену. Ах, какая же ты стерва, Джилл. Она помотала головой и быстро зачеркнула список его пороков, выбросив всю эту чепуху из головы. Он был с ней добр, обходителен, надёжен. Бесконечно нежен. Временами бывал несносен, заносчив и ядовит, но эти милые глупости делали его обаятельным. Да и вообще он Кэл Лайтман, и она его любит. Таким, каков он есть.И Кэл потрясающий любовник. И он прекрасно осведомлён о своих способностях и знает, как их применять на практике. Он обладал бесподобным талантом балансировать на грани между получать и отдавать и безошибочно чувствовал, когда можно, а когда нельзя сказать нет.       Черт! Только не это! Фостер немедленно прекрати…       Прошлое лето выдалось на удивление жарким.       Разрушив границы, они навёрстывали упущенное и не стеснялись в желаниях, отдаваясь им со всей страстью и безрассудством.       В тот вечер они были слишком поглощены друг другом и неосторожны, арбуз весом около двадцати фунтов скатился со стола и разбился прямо посреди гостиной, обдав их веером липких брызг. Сладкий сок растёкся и впитался в ковёр, ошмётки арбузной мякоти разлетелись по всей гостиной, сделав её похожей на место кровавой битвы.       Конечно, можно было принять душ и вызвать клининговую службу, служащие которой за вполне приемлемую сумму быстро привели бы дом в порядок. Можно, безусловно, но слишком просто. Они решили убраться сами. Ещё никогда ранее они столько не ругались, так громко не спорили, так безудержно не хохотали и так отчаянно, до потери дыхания, не целовались. В тот знойный июльский день они оторвались по полной, позабыв о возрасте, приличиях и многом другом, что, в принципе, не положено делать взрослым, умным людям.       Ковер сох, растянутый на плетёной мебели во внутреннем дворике.       Джиллиан только что домыла пол — влажные половицы блестели в лучах солнца. Осторожно ступая на цыпочках, она пересекла гостиную и уселась на стул, подобрав под себя ноги, и уже хотела вознаградить себя за труды, слопав сочащуюся нектаром грушу.        Открыла ноутбук, решила заодно просмотреть финансовый план “ЛайтманГрупп” на второе полугодие. Она только успела вгрызться в янтарный бок груши, как некая тень закрыла солнце, и Джиллиан с улыбкой перевела взгляд на помеху.       В открытом настежь французском окне стоял Кэл, солнце било ему в спину, и он выглядел возмутительно привлекательным. Босой, обнажённый до пояса, в низко сидящих потёртых, с огромными прорехами на бёдрах и коленях, старых джинсах, и, чертяка, нахально ухмылялся, От этой ухмылки у Джиллиан свело живот и пропал аппетит. Кончики пальцев закололо мелкими иголками, настолько сильно ей захотелось прикоснуться к голой груди Кэла. Она отложила грушу, с откровенной жадностью рассматривая его, — вряд ли она отдавала себе отчёт, что лихорадочно облизывает и покусывает губы, сопротивляясь вожделению. Ни один мужчина не мог выглядеть настолько неряшливым и расхристанным, и одновременно непозволительно сексуальным. И она давно не испытывала такого сексуального голода, аж до внутренней дрожи и онемения лица, невозможности произнести ни слова, позабыв, как это дышать.        Ему не стоило и напрягаться, чтобы прочесть все её эмоции и желания по раскрасневшемуся вмиг лицу Джиллиан, а у неё не возникло мысли закрываться от него.       — Ты там посмотри, — он, словно ничего не понимая, небрежно взмахнул рукой, указывая на ноутбук. — Наш новый контракт. — Сделал короткую паузу и сощурился. — Будешь?       Окружающий мир плыл и вибрировал. Она не поняла, что Кэл имеет в виду. Она лишь уловила смысл двух слов — “будешь” и “контракт”.        Пристально посмотрела на Кэла и промолчала, напрочь потеряв возможность облекать мысли в слова. Но, встретившись с откровенно-бесстыдным взглядом Кэла, очнулась, сбросив оцепенение, и с едва заметной улыбкой сказала:       — Буду, и с удовольствием, если это входит в контракт, — не узнав собственный голос, ставший низким и охрипшим.       — Чушь, можешь иногда ради разнообразия послать меня к черту.       От его хищной улыбки закружилась голова.       — Ваши приятельские отношения мне не особо нравятся.       Она крепилась, как могла, но понимала, что ее терпение вот-вот лопнет.        — Ревнуешь, милая.        — Не люблю конкуренции.        — Это ты серьёзно?        — А что, должна?        — Если только ты будешь первой. — Он склонил голову, желая считать желаемое. — Сара?       Джиллиан округлила глаза, ещё сильнее покраснела и замахала на него руками.       — Хватит. Иди сюда, — приказала она, теряя терпение и жаждая претворить в реальность пришедшую в голову бесстыдную мысль.       — Са-ра, — самодовольно протянул он.       — Не фантазируй, — фыркнула Джиллиан.       Она поманила его, отложив на потом мысль, что так бездарно прокололась, позволив Кэлу узнать одну из своих тайн.       Кэл сделал несколько шагов. Ох уж эта его развязная походочка. Джиллиан встряхнула головой, взъерошив волосы.       — Мне ещё не приходилось заниматься любовью на свежевымытом полу со своим лучшим другом…       Кэл неопределённо хмыкнул и покосился на пол.       — Мне хочется поиграть. А тебе? — настаивала Джиллиан.       — Почти всегда, — он нахально оскалился.       — Только сегодня я буду… — Джиллиан прищурилась и медленно облизнула губы, не спуская взгляда с Кэла, расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке, — доминировать. Я решаю все. Раздевайся.        Кэл криво ухмыльнулся и расстегнул джинсы, они под собственным весом соскользнули с задницы и сложились на щиколотках. Под джинсами у него ничего не было. Джиллиан громко сглотнула и встала со стула.        Она сократила расстояние между ними до минимума, прижимаясь губами к его губам. В такие моменты единения разум ей начинал отказывать, позволяя чувствам полностью поглотить её. Скольжение его языка, проникшего ей в рот, твёрдость и требовательная нежность его губ, жар ладоней на пояснице, мягко поглаживающих уже горящую кожу, пара минут — и она оказалась в его полной власти.       По её телу прошла волна дрожи, и Джиллиан, почувствовав ответное возбуждение Кэла, инстинктивно подалась ему навстречу. Оказывается, им требовалось так мало, чтобы отрешиться от реальности, погружаясь в чувственный водоворот.        Джиллиан откинулась назад, разрывая поцелуй, и упёрлась ладонями Кэлу в грудь, чтобы озвучить своё желание; ей пришлось сделать небольшую паузу, чтобы восстановить дыхание.       — Теперь ложись на пол, — потребовала она, — на спину.        Лайтман беспрекословно подчинился приказу. Свежевымытый пол был прохладным, Джиллиан видела, как Кэл поёжился, а его кожа покрылась пупырышками.        Выдернув ремень из его джинсов, она завела руки Кэла за спину, перетянула ремнём, предварительно продев его за ножку дивана, и закрепила узел.       — Готов? — она поманила его, одаривая томной улыбкой.        Оседлала его бедра и распахнула свою рубашку так, чтобы он мог видеть её грудь. Медленно-медленно, неотрывно глядя Кэлу в глаза, поводила кончиком указательного пальца себе по губам и так же медленно засосала палец, совершая весьма характерные бесстыжие движения, едва слышно причмокивая. Кэл поёрзал, крякнул и шумно выпустил воздух, когда свободной рукой Джиллиан мягко обхватила его поднимающийся член. Проследил за её влажным пальцем,проскользившим по шее, ложбинке между грудей, животу и нырнувшим под резинку трусиков.        — Эээ… нет, — возмутился Кэл, эмоции Джиллиан и её желания отражались на её пылающем лице.        — Да, — безапелляционным тоном заявила она.       Выпрямилась и стянула трусики. Встав так, что бедра Кэла оказались между ее ног, она начала плавно приседать, разводя колени. Её глаза были закрыты, а безымянный палец правой руки ритмично теребил скрытый во влажных складках клитор, она уже дышала тяжело и прерывисто, то и дело облизывала сохнущие губы.       — Ещё немного, подожди, — прозвучало умоляюще и отрывисто. — Сейчас.       Но вместо того, чтобы продолжить, Джиллиан откинулась назад, сбросила рубашку и замотала ей голову Кэла…       Хватит! Хватит! Достаточно! Фостер помотала головой и стиснула виски ладонями. То, что этот эгоистичный и самовлюблённый ублюдок отлично трахается, не даёт ему права вести себя, как ублюдок. И не оправдывает хамского и наглого поведения, но даёт власть над ней. И не только над телом, он ухитряется виртуозно манипулировать её чувствами, чего она не позволяла ни одному из своих мужчин.       Даже сейчас она так и не нашла ответа на вопрос, как и почему они ухитрились прожить больше десяти лет, тесно контактируя, ухитряясь спать в одной постели, но так ни разу и не попытаться заняться сексом. Хотя предпосылки были.       Отдышавшись и кое-как собрав мысли и чувства в кучу, Джиллиан обхватила себя руками и вздрогнула.       На улице уже давно полностью стемнело, и снова забарабанил по оконным стёклам дождь. Она опять посмотрела на часы. Торопливое движение секундной стрелки заставило ее вздрогнуть. Было уже очень поздно.       Она не стала бы спорить, и это был неопровержимый факт, что Кэл при необходимости бывал безжалостен к людям, жесток и непримирим. Даже с ней. Но он всегда сохранял баланс между «плохо» и «хорошо» и обычно не превышал лимит, отдавая себе отчёт, чем может грозить ещё одно «плохо».        Когда Кэл сбежал из офиса, у неё не возникло и мысли, чтобы сразу броситься на его поиски. Джиллиан понимала, что ему нужно время побыть в одиночестве. Лайтман, как и она, с личными проблемами предпочитал справляться собственными силами, а попытки вмешаться, как и любой контроль с ее стороны всегда воспринимал в штыки.        Пусть. Надо всего лишь набраться терпения и подождать, пока он перебесится вдали от неё. Но прошло больше шести часов, и за это время можно было напиться, проспаться и обрести нечто близкое к душевному равновесию и дать о себе знать.        Недовольно простонав, она поднялась на ноги; поясница разламывалась, ноги гудели, несильная тянущая боль внизу живота, которая начала донимать её ещё в офисе, заметно усилилась. Что не было неожиданным; сегодняшняя встряска не прошла бесследно: Джиллиан давно так не нервничала, до тошноты, до головокружения. А теперь ещё и живот ощущается как никогда ранее.        Да, она почти готова удариться в панику. И имеет полное право беспокоиться о Кэле.       Его номер был в быстром наборе, и хватило одного касания пальцем. Абонент оказался вне действия сети. Или сел аккумулятор, или Кэл вырубил свой айфон, чтобы никто не докучал. Впрочем, ни первый, ни второй вариант не прокатывал. Такое поведение было не в стиле Кэла. Мог быть ещё один вариант. Джиллиан криво усмехнулась и нервно облизнула губы. Телефон Кэла вместе с ключами и документами дожидается в камере хранения одного из полицейских участков, а сам доктор Лайтман отсыпается в обезьяннике. Это ведь так в духе Кэла разбить нос первому встречному, просто потому, что тот сказал разозлившую его глупость. А учитывая настроение, в котором пребывал Лайтман, вероятность потасовки стремится к максимуму. О, нет! Только не это! Джиллиан спрятала лицо в ладонях, она сейчас не в том состоянии, чтобы сорваться с места и мчаться на другой конец города и выкупать Кэла из полиции.       Но может все не так страшно, и он завис в одном из своих любимых баров?       Весьма душевное заведение на М-стрит. “Неопалимая купина”. Надо же, она не забыла название, а в памяти легко всплыло и имя бармена — Трикси. Сколько раз ей приходилось забирать оттуда Кэла, когда он зализывал раны после развода с Зоуи.       Всего-то и надо, набрать номер и спросить там ли Кэл. Но все же существует большая разница между заехать и забрать не стоящего на ногах мужчину, сопроводить его до постели и домогаться его внимания, когда он не желает тебя видеть. Она всегда презирала жён, которые беспокоили мужей в этих последних оставшихся мужчинам прибежищах. Но ты ему и не жена, съехидничал внутренний голос, так что давай, звони, если не хочешь сойти с ума от беспокойства, а то родишь прежде времени.       Она протянула руку, чтобы взять телефон, и вдруг сообразила, что не знает номера. Тихонько чертыхнувшись, поднялась с дивана и среди книжных и журнальных завалов на кофейном столике откопала потрёпанные, без начала и конца “жёлтые страницы” округа Колумбия. Телефон бара нашёлся значительно быстрее. Гудок прозвучал девять раз, но никто не ответил. Боже, как же глупо она себя ведёт. Но какие бы негативные чувства Джиллиан ни испытала, она решила довести до конца начатое дело и хотя бы одно предположение “где Кэл” сбросить со счетов. Со второго захода ей повезло. После шести равнодушных длинных гудков ей ответил мужской голос:       — Бар “Неопалимая купина”, чем могу служить?       — Простите, я разговариваю с Трикси? — на всякий случай поинтересовалась Джиллиан, хотя сразу узнала голос бармена, весьма примечательного и колоритного.       — Он самый, мэм. Какие-то проблемы?       Бармен говорил вежливо, но Джиллиан чувствовала себя непрошенной гостьей, которая стучится к соседям во время званого обеда.       — Трикси, — начала она, помедлив и вздохнув, — извините за беспокойство, вы может быть помните одного из ваших постоянных посетителей? Доктора Лайтмана. Он очень ловко…       — Помню, — в голосе мужчины звучала улыбка, — он и сегодня пытался показывать карточные фокусы.       Джиллиан с тоской прикрыла глаза, представив спектакль, разыгранный Кэлом.       — Он ещё там? — спросила она с плохо скрытой надеждой.       — Минуточку, я гляну в соседнем зале.        — Благодарю.       Черт бы побрал Кэла. Впрочем, он это уже сделал. А она сама? Откуда эти униженные нотки? С какой стати она должна чувствовать себя неловко?       Телефон молчал, затем сиплый голос проворчал:       — А кто спрашивает доктора Ложь?       В низком мужском голосе слышалось пьяное добродушие. А Джиллиан застыла, вмиг онемев, оказавшись в тупике, не сообразив сходу, как представиться. А ведь действительно, как?       — Его бизнес-партнёр, доктор Фостер, — вышла она из положения, хотя её слова и выглядели нелепо, учитывая время суток, малоподходящее для рабочего общения.        После секундного молчания она услышала:       — О, Джилл! Это я, Мори Риммель, — и не дожидаясь ответа, пояснил: — Адвокатская контора этажом ниже, вы месяц назад помогли мне выпутаться из крайне мерзкой ситуации. — Он коротко хохотнул. — Отдаю должок.        Отдаёт должок, значит, платит за выпивку, догадаться оказалось нетрудно.       Вступать в долгие разглагольствования с подвыпившим адвокатом Джиллиан не стала, сразу задав интересующий её вопрос:        — Доктор Лайтман сейчас с вами?       — Мне очень жаль, но его здесь нет. Был, не отрицаю, но минут двадцать назад он решил сменить место дислокации.       — Простите, что беспокою вас, он не говорил где оно, это новое место? Мне бы хотелось поговорить с Кэлом.        — Э-э… он не уточнял, но, кажется, он что-то говорил про дом. Или…А вам он нужен срочно? Что-то серьёзное?       — Ничего страшного. А вы не знаете, он уехал на своей машине или вызывал такси? — Джиллиан была готова впасть в панику, пьяный Кэл за рулём бесстрашен, как сам черт. Нет… лучше об этом не думать.       — Айн момент! Слетаю, гляну. Наши тачки стояли рядом. Так забавно получилось, мы приехали одновременно. И оба были злы, как дьяволы. Я продул вчистую дело… Ой! — он пьяно хохотнул. — Заболтался, уже лечу.       — Таша! — заорал Мори прямо в ухо Джиллиан. — Крылышек и пива, пока я тут по делам сношусь. А ты не знаешь, куда испарился…       Дальнейший разговор Джиллиан не разобрала, глухоебу-бу на фоне звяканья посуды.       Один момент растянулся минут на пять, пока Мори снова не взял трубку. А Джиллиан вспомнила и его самого, и его проблему. Если судить, откуда они помогли ему выбраться, то поить Кэла отборным виски Мори должен ещё не раз.       — Простите, Джилл. Я тут кое-что выяснил. Таша, официантка, вызывала доктору Лайтману такси, Кинг, охранник, посадил в машину. А вот куда он поехал, увы, не скажу.        — Спасибо, Мори. Я…       — Но я все же глянул. “Форд” такой вишнёвый на стоянке.         — Спасибо ещё раз.       — Пустяки!       В тот момент, когда Джиллиан положила трубку, её обожгла мысль: Кэл отправился продолжать; если бы он из бара поехал домой, то ещё минут пять назад уже был бы здесь.        Эта мысль причинила ей физическую боль, и Джиллиан несколько минут сидела в оцепенении, чувствуя, как еёзахлёстывают волны отчаяния, и бессмысленно глядя на зажатый между ладоней телефон. Как он мог так поступить? Неужели он считает её настолько бесчувственной и безразличной, что она не смогла бы понять терзающие его страхи и не пожелала отпустить развеяться?       Что делать? Она стряхнула оцепенение и попыталась взять себя в руки и избавиться от холодной дрожи. В конце-концов что произошло? Кэл ушёл в загул и напивается в одном из баров на М-стрит. Но уже прошло больше восьми часов, как он, послав её к чертям собачьим, выскочил из кабинета. Но он же не последний мудак, и, зная, что ей в последнее время нездоровится, не бросил бы её вот так, ни разу не озаботившись позвонить и поинтересоваться как она. Или же мог?        Мог ли Кэл поступить, как обиженный мальчишка, и таким образом отомстить ей?       Пусть переживает, помучается, как это приходится делать ему, когда она садится за руль и уезжает по делам?        Кэл не настолько мелочен и злопамятен, он сумасброд и никогда не пасует перед любыми препятствиями.       Фостер вздохнула, пытаясь отделаться от неприятных ощущений. Она уже несколько часов была на взводе: сердце стучало, как бешеное, но при этом она чувствовала себя так, будто из неё высосали все соки, всю жизненную силу.       Дом почему-то сразу показался ей холодным, она обхватила себя за плечи, сердясь, что не получается справиться с подступившими слезами.       Безотчётно следя за тем, как ступают по полу её босые ноги, Джиллиан медленно прошла на кухню и не стала бороться с резким настоятельным желанием выпить чего-нибудь покрепче, чем чай. Пара глотков скотча ей не повредят.        Зазвонил домашний телефон. Она повернулась и бросилась обратно в гостиную, едва не поскользнувшись на паркете.        — Алло! Это ты, Кэл?        Тишина.        — Кто вы и что вам нуж…       Она не успела закончить фразу: на другом конце послышался щелчок.        — Алло! Алло!       В трубке звучали только короткие гудки. Мгновение она стояла окаменев, затем широко размахнулась и швырнула трубку в стену, но промахнулась, и кусок пластмассы вылетел в дверь, во что-то врезался в холле,с грохотом обрушившись на пол.       Несколько секунд она не могла двинуться с места, затем почувствовала первый приступ паники, словно ледяные пальцы коснулись сердца. У неё перехватило горло, и когда ей удалось проглотить липкий ком, она расплакалась.        Слезы быстро высохли, но она чувствовала, что плечи её вздрагивают, и только теперь поняла, насколько ей страшно, и вдобавок её колотит от холода. Джиллиан заставила себя подняться наверх, в спальню, достать из комода толстые махровые носки и натянуть на заледеневшие ноги. Поверх халата она накинула шерстяной кардиган, досадуя и сердясь на себя, что раньше не обеспокоилась утеплиться. Когда Фостер вернулась в гостиную, она уже немного успокоилась, но вопросы, на которые у неё не было ответов, по-прежнему досаждали ей.       Звонить Саре были слишком поздно. Да и что она может сделать для неё? Назовёт имя человека, вот уже больше недели названивающего ей и молчащего в трубку? Укажет место, где завис Кэл? Нет. Так что её звонок только разбудил бы Сару, передал ей страх, как заразную болезнь.        Джиллиан пошла на кухню, чтобы сварить себе крепкий кофе. Ей необходимо взбодриться и перестать вести себя, как истеричная домохозяйка.        Было три часа тридцать пять минут, когда перед домом остановилась машина, не заглушая двигателя. Свет фар мазнул по стенам, хлопнула дверца и раздались тяжёлые шаркающие шаги.              Шаг вперёд, два шага назад.              Чашка звякнула, зацепив за край стола, и тут же с грохотом распахнулась входная дверь. В прихожей что-то упало и покатилось. Зло чертыхаясь, в гостиную ввалился Кэл, увидев Джиллиан, замер в проходе. Слегка покачиваясь, вперился в неё мутным взглядом. Лайтман выглядел крепко пьяным, но по его лицу, перекошенному гримасой недовольства, можно было понять, что он вполне ещё соображает, что и как.         — Привет, Кэл.       Джиллиан сумела выжать из себя улыбку, точнее, нечто вымученное и кривое. Губы точно свело судорогой, они онемели и не слушались.       — Ты не отвечал на мои звонки.       — Я его отключил, — бросил он брезгливо и резко.       Джиллиан не ожидала ответа, приготовившись к глухому и равнодушному молчанию со стороны Кэла и его слова прозвучали подобно пощёчине. Она проглотила обиду, ничем себя не выдав, и быстро сменила тактику поведения. Сглотнула и, встретившись с его насупленным взглядом, мягко предложила:       — Проходи, я смотрю старый черно-белый фильм. Может, присоединишься?       Кэл пошатнулся, но удержал равновесие, отвернулся от Джиллиан и глубоко засунул руки в карманы.       — И какого черта ты здесь делаешь?       Она неловко улыбнулась.        — Вообще-то я здесь живу.        — Ммм-да. Что-то запамятовал. А почему же тогда не спишь?        Голос, как и лицо, зачастую предаёт хозяина, и то, что услышала Джиллиан, позволило ей воспрянуть духом — гнев, недовольство и прорывающиеся сквозь них нотки тревоги и озабоченности. Не все потеряно, и у неё есть возможность усмирить Кэла, договориться.        Она на мгновение прикрыла глаза.       — Хотела дождаться тебя и убедиться, что всё в порядке.       — Со мной все в порядке, — грубо отрезал Кэл. — Единственно, что компания мне сейчас ни к чему.       Он чуть притормаживал при разговоре, но слова произносил достаточно внятно.       Джиллиан сделала один шаг к нему. Кэл демонстративно отступил назад.       — Я — не компания, я… — Джиллиан растерялась, снова поняв, что не знает, как охарактеризовать своё положение в доме у Кэла. Нахмурилась, и глянув прямо ему в глаза с осторожностью ответила: — Я — жена.       Ещё пара шагов вперёд и ещё пара движений назад.       — Э-э, — он звучно причмокнул, мотнул головой, — я что, проспал нашу свадьбу? — ядовито уточнил Кэл.         — Ладно, друг, партнёр.        — Что ж, — хмыкнул он, — по крайней мере, честно.       У него не получилось надраться от души. Алкоголь не брал.       Кэл Лайтман, ты конченная сволочь и не достоин такой женщины, что сейчас унижается перед тобой, или правильней ты, говнюк, её унижаешь. Ты должен рухнуть на колени и вымаливать у неё прощение, но вместо этого вы снова ругаетесь, тоскливо думал Кэл. Как будто начали чуть ли не с того самого места, где остановились прошлым вечером.        Бесконечные шоты виски не ослабили боль, и ему по-прежнему херово. То самое мерзостное “плохо”, когда ничего не болит, но нечем заполнить гнетущую пустоту. Как будто в груди высверлили дыру, и в неё все валится, и сколько не цепляйся за края, они только рвутся под пальцами, и от этого делается ещёдерьмовей.         — Что ты от меня хочешь?        Джиллиан виновато улыбнулась, она слышала в его голосе усталость и тоску.       — Ничего особенного, — обычно в таких ситуациях по её лицу сложно было прочитать, что она собирается предпринять, но в этот раз она не стала закрываться.        — Я просто хочу, чтобы ты был рядом.       Она уже подошла совсем близко. Вплотную. Он чувствовал её запах и тепло тела, слышал частое неровное дыхание. Джиллиан подняла руку и погладила его по заросшей щеке. Пальцы унеё были прохладные и мягкие.        — Хочу, чтобы ты открылся, был честным и со мной, и с самим собой. И чтобы мы поговорили. Ты же не такой, каким пытаешься показать себя.        — И почему же?       — Потому что я тебя знаю. — Джиллиан не убирала руки, цепляясь за ласку, как за последнюю соломинку. — Потому что я знаю, что ты оскорблён и озлоблен, и было бы неплохо, чтобы кто-нибудь позаботился о тебе.       Он мотнул головой, пытаясь увернуться, пытаясь сбросить её руку, получилось неудачно, и в результате ладонь Джиллиан крепче прижалась к его щеке. Последняя линия обороны рушилась, как стена из сухого песка. Ему очень хотелось, обнять её, прижать к себе… Но Кэл упрямо смотрел в сторону. Боялся увидеть то, что отражалось на её лице.       И тогда Джиллиан сама убрала руку.       — Мои усилия бесполезны, — вздохнула она, — ты никогда меня к себе не подпустишь.       — А ты не лезь, благодетельница.       Джиллиан вздрогнула и отшатнулась, а он желал отхлестать самого себя по губам.       Она была уступчива и чутка, терпелива, она умела держать в узде свои чувства и не демонстрировать их направо и налево. Умела оставаться спокойной в самых критических ситуациях. Несхожесть их характеров была слишком очевидна. Ядовитая и порой глупая агрессивная категоричность Кэла, его вспыльчивость и напористость противоречили личности Джиллиан. И она хорошо уяснила одну истину: никогда и ни при каких обстоятельствах он не будет способен себя изменить, но и это её не отпугнуло. Она делала все возможное, чтобы сосуществовать с ним. А теперь она безропотно пожинала плоды своего выбора. Только он был слишком пьян, и алкоголь все сильнее разжижал его мозг, чтобы достоверно разобраться, была эта безропотность искренней или хорошо срежиссированной и сыгранной ею же самой ролью.        Но она не отступала. Не могла.       — Скажи что-нибудь, Кэл — попросила Джиллиан, ненавидя себя за то, как отчётливо в её голосе сквозили умоляющие нотки, но не будучи в силах их подавить. — Скажи, что ты не знал, как мне было плохо с того самого дня, как ты распоясался, превратившись в неуправляемого… — она проглотила слово, но Кэл понял, что Джиллиан хотела сказать, и полностью был с ней согласен. Но, тем не менее, продолжал упорствовать.         — Я не знал.        — Лжец.       Эти слова внезапно задели его по-настоящему и даже пропала пьяная расслабленность, он собрался, сфокусировал на ней взгляд.       — Кто? — переспросил он, встряхнувшись. — Не уверен, что правильно тебя расслышал, дорогая.       — Лжец, — с упорством повторила Фостер, и теперь в её глазах сквозил такой холод, какого Кэл никогда не мог себе даже вообразить. — Ты прекрасно меня слышал. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо ещё на этой планете. И тебе, мать твою, прекрасно известно, что все эти дни я была совершенно, абсолютно, безнадёжно несчастна и напугана!       Её голос сорвался, она согнула в локтях стиснутые в кулаки руки, держа их перед собой.       Всё, что он видел, было за гранью. Фостер почти кричала на него и даже опустилась до ругани.       «Господи, — подумал Кэл растерянно, в борьбе с алкоголем, разъедавшим его мозг, он все больше сдавал позиции, — как же мы докатились до такого?»       В гостиной воцарилась полная тишина.       — Тебе нечего мне сказать? — как-то безразлично выговорила Джиллиан, но в то же время её глаза наполнились слезами. — Совершенно нечего?       — Я не лжец, Джилл, — опротестовал Кэл, и она увидела, что его взгляд снова потускнел, а на лице отразились, быстро промелькнув, множество эмоций от отчаяния до боли.       — Ты так считаешь? — она нахмурилась, ощущая, как возрождается надежда.        — Да. На самом деле я трус.       В конце концов, он жалкий сукин сын. А учитывая, что это была единственная оценка собственной личности, с которой он был безоговорочно согласен, он не хотел утратить возможность соответствовать ей и дальше. И не желал лишиться своего почётного звания.       Грёбаный кошмар.       Фостер запустила пальцы себе в волосы, стискивая затылок и глядя куда-то в сторону, она не нашла в себе сил посмотреть на Кэла и увидеть… Вопрос прозвучал напряжённо:        — Кэл, чего ты боишься?         — Хм… Сейчас?       Он явно был удивлён.        — Нет. В общем.       Он мог бы составить целый список вещей, которые его страшили; он был куда трусливее в некоторых вещах, чем мог признать, чем казался, но один страх был сильнее других.       — Потерять тебя, — ответил он честно. Он не мог потерять её, остаться без неё — ни здесь, ни на работе, нигде.       Из-за его признания у Джиллиан навернулись слёзы на глаза, и одна слезинка сорвалась с ресниц и покатилась по щеке, оставляя мокрую дорожку. У него ком встал в горле.       — Но как мне тогда объяснить всё это? — она взмахнула руками.       Но у него не было ответа на её вопрос. Он бы сам хотел знать, почему.Он хрипло вздохнул.       — А ты? Ты разве не боишься? — удалось выдавить ему. Её самостоятельность и самодостаточность всегда восхищали его. Она умела восстанавливаться, вытягивая себя из любого «болота». Без посторонней помощи. Или он ошибался на этот счёт? И она ранима и беззащитна…       Фостер покачала головой. В этом был весь Кэл. Уйти от ответа — он мастерски умел уклоняться,— и переходить в наступление. Она слабо улыбнулась, но улыбка выглядела неискренне, уголки губ были опущены, невольно повела плечом и, глядя ему в глаза, ответила:        — Меня ничего не пугает, Кэл. Господи. Ты великий упрямец. Но все твои причуды и косяки — детский лепет по сравнению с тем, что сделал со мной первый мужчина, моя первая любовь, ради которого я перечеркнула своё прошлое и послала к чертям будущее.       Пугает. Ох, как пугает. Он ей не поверил; она оправдывалась, и он видел по её лицу, что она говорит заведомую ложь, но понял, почему она это сказала. Она верила, всегда верила. Верила в людей. Эта черта была одной из тех, что привлекали его в ней, снова и снова, когда его собственная вера требовала поддержки.       Как теперь.         — Надо верить во что-то, Кэл. Вдругих людей, будущее, любовь… Посмотри на меня.       Он выполнил её просьбу и увидел в её глазах понимание, доверие и веру… никогда не ослабевающую веру… в него.       Джиллиан протянула руку и сжала его ладонь, затем кивнула на свой живот.        — Ты нужен нам.       Напряжение, поддерживающее его в тонусе, внезапно отпустило, он как-то резко перестал сопротивляться алкоголю, пресыщавшему его кровь.        — Нужен, — промямлил он заплетающимся языком, пошатнулся, но ухитрился сделать пару шагов и тяжело рухнул на диван.       Она неуклюже опустилась на пол, усаживаясь перед ним, и, притянув Кэла к себе, мягко взъерошила коротко остриженные волосы у него на затылке.       — Ты мой лучший друг, Кэл. Ты ведь это знаешь? — она обняла его крепче.       — Знаю. Ты тоже мой лучший друг… — пробормотал он, спотыкаясь на каждом слоге. — Боже, Джилл… Ты моё лучшее всё… — разобрать его пьяные слова, больше похожие на мычание, было сложно, но она поняла.        Она знала, что он блаженно улыбается, а её сердце разрывалось от любви и боли.