А если однажды чашка склеится обратно...

Остаться наедине со своей болью. Нечасто воину выпадает такой редкий случай. Ночная тишина становилась все гуще. Крики преследователей, что рванули за воинами, скрылись в лесной темноте. Как далеко они будут гнать их? Кони ждут у реки. Как далеко? Боль давила на живот тугим вязким комом. Как далеко они смогут убежать, прежде чем… Чем что? Они обещали вернуться. Значит, вернуться. Никто их не убьет, никто не поймает. Что делать, если они не вернутся? Когда рассветет, придется поспешить к Артуру, ведь он ждет донесения. Если он узнает, что они не справятся, то пошлет гонца к кимрам, пиктам и даже галлам. Мы не должна позволить саксам захватить Камелот. Все эти народы понимают, что мы их единственная надежда, щит от захватчиков. Не могу я умереть. Но как же больно… Тристан положил руку на перевязанный Галахадом живот. Она была липкой от крови. Больно… Это хорошо, что больно. Это означает, что я жив. Когда боль утихнет, тогда надо будет волноваться. Галахад, мой родной, любимый человек… Не могу я умереть. Я дождусь… Только почему так жарко? Язык прилипает к небу. Тристан закрыл глаза. Я дождусь. Дождусь. Главное, чтобы меня не нашли. Лучше умереть здесь чем в крепости саксов. Кто же нас предал? Кто знал о задании? Тристан подумал о Персифале. Да, они были неблизкими родственниками, но он был ему как младший брат. Вместе с ним сегодня умерла и какая-то часть самого Тристана. Интересно, Персифаль станет конем после смерти? Хорошо бы, верховая езда нравилась ему больше чем эта бесконечная война. Почему на этой чужой войне за незнакомых людей и чужие земли умирать приходится родным и близким. Персифаль даже лишен подобающего погребения. При воспоминании о его смерти, Тристан почувствовал, что задыхается от бессильных рыданий, он прикусил губу в кровь, чтобы сохранить тишину. Дышать… Дышать глубоко… Так как Персифаль уже не сможет. Нужно думать о живых. Ведь где-то там сейчас бегут двое раненых сарматов. Один друг и один возлюбленный. Единственные по-настоящему дорогие для него люди на этих проклятых туманных островах… Тристан прикрыл глаза. Ему показалось, что он почти видит, как чернеющая земля змеиной лентой скользит под ногами, стремительно убегая, уводя за собой преследователей, бегут два последних оставшихся в живых. А он сам? Останется ли он жив? Увидит ли рассвет? Голова сильно болела. Тристан потер лоб, кожа кажется просто обжигающей. Да у него лихорадка, этого еще не хватало. Совиноглазый облизал пересохшие губы. Солено-горький привкус засохшей крови. Персифаль, Галахад, Ланселот… Они были вместе с самого приезда в Камелот. Вмегда вместе, не разлей вода. А теперь их осталось трое. Сколько останется до рассвета? Кто-то должен остаться. Нужно предупредить Артура о предательстве. Он должен знать, что сарматы не подвели его. Просто кто-то подвел сарматов. Галахад… Мысли становились вязкими, путались, а воспоминания превращались в видения, терзая измученный мозг пугающе яркими образами. Сокол. Что будет с ним? Перед тем, как уйти на задание, Тристан отпустил его полетать. Что будет, если сокол не найдет своего человеческого друга? Могут ли птицы горевать? Я слышал, что вороны выклевывают глаза мертвецам. Я знаю, что соколы не падальщики. И все же… Я предпочел бы, чтобы это сделал он, мой друг. Глаза будто посыпаны песком. Как хочется спать. Но я боюсь не проснуться… Тристан чувствовал, как его бьет озноб, а сознание погружается в забвение. Я не буду спать. Только немного отдохну. Совсем немного… Мне нужно дождаться, когда сарматы вернутся… Ужасно болит крыло. Где мама? Где папа? Час назад они еще кружили где-то сверху, но теперь их совсем не видно. Хотя, если прислушаться, где-то здесь дом, где голоса братьев и сестер. -О, Перси, смотри! Откуда-то сверху раздается громоподобный голос, земля дрожит под поступью в четыре столба. Птенец в ужасе мечется, волоча сломанное крыло. -Это же соколенок! Трис, как здорово! А что это с его крылом? Чьи-то руки осторожно поднимают вверх. Измученный птенец уже не мечется, он внимательно следит острым и блестящим взглядом угольков глаз за пришельцами. Пальцы осторожно приподнимают больное крыло. Острая боль пронзает сознание и, почти не контролируя себя, соколенок впивается в руку маленьким клювом. Второй голос вскрикивает в смятении. Первый раздраженно шипит от боли. Соколенок сжимается в комок в ожидании чего-то страшного. Но ничего не происходит. -Да не сделаю я тебе ничего, какой храбрый малыш! -Что с ним делать, Трис? Его нельзя вернуть в гнездо. Со сломанным крылом он не сможет летать. А пока оно заживет, гнездо опустеет, все разлетятся. -Я заберу его себе, попробую выходить. Что скажешь, Перси? Вырастем из него охотничьего сокола! -А как его кормить? Я видел, что соколы отрыгивают пищу! -Может попробовать хорошенько жевать? – задумчиво предложил первый голос. Соколенок любопытно прислушивался к голосу. Что-то в нем было особенное. Ласковое и теплое как пух на брюшке у мамы. -Смотри-смотри! Он тебя слушает! -Умный соколенок! Пойдем, покажем отцу, может, он подскажет как лучше зафиксировать крыло, его надо вправить. Я верю, что этот сокол еще сможет летать. -Ты прав, Трис! Я помогу тебе жевать для него пищу. Хотя сырое мясо – сущая гадость! Мальчишечий смех почти оглушил птенца, они двинулись прочь. Соколенок едва удержался на ладонях. За спиной гасли голоса братьев и сестер, родителей, смирившихся с его потерей. Та жизнь навсегда останется позади. Раздался задумчивый вопросительный голос. Тристан почувствовал, как задрожали его собственные веки, усиленно пытаясь подняться. Голос напоминал то ли куриный, то ли кошачий… Он прозвучал снова, и что-то зашуршало. Тристан открыл глаза. Уже занимался бледный рассвет. Я все еще жив…Как это странно… Совиноглазый попытался шевельнуться, но тело налилось каменной тяжестью. Прости, Артур, но я не смогу предупредить тебя об опасности. Похоже, у меня просто не осталось сил служить тебе… Почему Галахад и Ланселот еще не вернулись? Неужели они мертвы? Тогда мне не следует задерживаться здесь. Я должен догнать Галу… Голос прозвучал снова, и Тристан окончательно пришел в себя. Тело разбила ужасная усталость, боль глухо ворочалась в животе. Похоже, его спасло только то, что он не шевелился. Возможно, зажал рану? Впрочем, это только отсрочка, а не спасение… На земле перед ним сидел сокол, его голова была сейчас немногим ниже чем его собственная. А на земле перед птицей лежала убитая мышь. Сокол снова задумчиво позвал. -Ты нашел меня… - глухо проговорил Тристан. Это кажется совершенно невероятным, но это его собственный сокол! -Друг… Ты нашел меня… Ты всегда меня находишь… Спасибо… - едва слышно прошептал мужчина. Сокол взял мышь в клюв и, забив крыльями, попытался дотянуться до рта лежащего на земле человека. Тристан осторожно отодвинул прикрывавшую его ветку, а потом лег ниже. Движение отозвалось жуткой болью во всем теле. Ничего… Ничего… Пока я чувствую боль, я жив. Если ребята смогут добежать до отряда, туда, где наши кони, может быть, они смогут спастись. Смиряться с потерей меня как родители этого сокола. Тристан почувствовал, что врет. Они не смирятся. Галахад не смирится. -Ты решил, что я твой птенец? – невольно усмехнулся бледный сармат, рассматривая птицу снизу вверх. Сокол оторвал кусок мыши и заткнул своему человеку рот. Чьи-то голоса прорезали лесную тишь. Тристан почувствовал, как быстро забилось сердце. Это не сарматы! Это голоса преследователей, они возвращаются обратно! Его рука, что чесала макушку сокола, застыла на месте. А если они сейчас его найдут? На мгновенье Тристану показалось, что его сердце бьется оглушительно громко, а еле живое дыхание слишком громкое. Сокол недоуменно посмотрел на человека, но ничего не произнес. Молчи, молчи, молчи… Только не выдай нашего присутствия здесь! И тогда мы, возможно, останемся в живых еще немного… -Еше немного, мы бы их поймали! – возмущенно проговорил кто-то, - Ну почему нам дали приказ отступать? -Дурак! А что если бы там за перевалом был бы отряд? Вдруг это ловушка? -Да? Мне бы и в голову не пришло… По мне так обычные шпионы… Выставим трупы оставшихся на обозрение. -Думаю, командир так и прикажет, - согласился второй. Внезапно Тристан почувствовал приближение. Он сжался в комок, будто пытаясь стать меньше, одновременно с этим сармат осторожно начал отпихивать от себя упирающегося сокола. Если его найдут, то птица сможет улететь, едва ли они станут убивать птицу, если решат, что она попала сюда случайно. -Что этот узкоглазый там нашел? – понизив голос, спросил кто-то. -А кто его знает, - ответил второй. -Заткнитесь, идиоты! Восточный воин служит командиру уже много лет, он один стоит трех десятков таких как вы. -Что он там ищет? -Почем я знаю? Из крепости сбежали трое. Мы видели только двоих. -Третий был тем самым, кто напоролся на этот серп с цепью, может они бросили его где-то, едва ли он пережил эту бешеную гонку. -Кто знает, мы не нашли тела. Да что он там ищет? Когда этот гад уже выучит наш язык? -А может он вообще немой? Как он с командиром общается? -Не знаю, мне нет до этого дела. Я только хочу побыстрее вернуться в казарму и отдохнуть! -Попробуй поторопи его, и он намотает твои кишки на свой серп. Несколько мужчин измученно рассмеялись. Восточный воин обошел дерево. Едва он поравнялся с птицей, как сокол с пронзительным криком взлетел и бросился ему в лицо. Тристан затаил дыхание, наблюдая за жуткой сценой. Воин, чьи холодные и жестокие глаза навсегда впечатались в его память, как и бритвенно-острая усмешка, безуспешно отбивался от налетавшей на него птицы. Сокол закричал, а потом, оглушительно хлопая крыльями, вонзил когти в глазницы врага. От удара и боли мужчина потерял равновесие, оступился и рухнул в овраг. -Твою мать! -Надо проверить, может он не насмерть разбился? Кто-то попытался сделать шаг, но сокол страшно растопырил когти, яростно взмахивая крыльями и снова закричал. -Что он там защищает? -Может гнездо? -А может это душа того, которого узкоглазый ранил в живот? Вот и отомстил за свою смерть… -Ну их куда подальше! Пойдем, доложим командиру, что воин разбился. Теперь он не стоит тридцати наших. -Да… теперь он вообще ничего не стоит… Люди ушли. шаги затихли. Только сейчас Тристан позволил себе перевести дух. Сокол приземлился на землю и стал чистить когти. -Друг… - одними губами произнес совиноглазый. Ему показалось, что он не произнес ни звука, но сокол поднял на него взгляд. В горле сармата встал комок. А глаза отчаянно защипало, потом что-то прорвалось мешая зрению. Тристан не сразу понял, что это слезы. Галахад был погружен в невеселые мрачные мысли. Раны болели, но он скорее откусит себе язык, чем признается в этом. Перед внутренним взором прокатывается тот животный ужас, который он почувствовал, когда они с Ланселотом нашли Тристана, вернувшись на рассвете. Сначала ему показалось, что он уже не дышит. Но хотя глаза его были прикрыты, а в бороде почему-то застряли серые шерстинки, он бредил. А значит был жив. Сокол встретил их внимательным взглядом и похоже узнал. Потому что расправил крылья и бросился в воздушный поток над оврагом. Он верил – они помогут его другу. Он их узнал.