А если однажды чашка склеится обратно...

Борс кивнул в сторону Тристана. Трис держался на стене особняком, шептался с соколом. -Ланс, может выведешь его в деревню? Он выглядит так, будто спятил. Мы все друзья Галахада, но Трис уже похож на умалишенного! Ланселот повел плечом. -Оставь его, Борс, мы все сейчас не в себе. Когда Галахад вернется, все снова будет хорошо. -Кстати, а как он? – подал голос Дагонет. -Озерная Дева говорит, что он уже ходит довольно бодро. -Должно быть, у воды совсем холодно, озеро не замерзает? – поинтересовался Гавейн. -Нет, там горячие ключи. -Ты сам его видел? Может Галахада уже нет, и кельты морочат нам голову! – рявкнул Борс. Тристан подал голос. -Он жив. Кельты слишком горды, чтобы оставаться в долгу, они заплатят что должно. Жизнь за жизнь. Ланселот посмотрел в сторону друга. Тристан принес обет не стричься и не бриться, пока Гала не вернется. Он стал еще более замкнутым и молчаливым, иногда после ужина он играет на свирели Галахада, тогда тоскливая музыка оглашает всю округу, порою в ночи, ей вторят волки. Кажется, лишь надежда, что Галахад вернется, поддерживала в этом человеке жизнь. -Кстати, а ты сам? Что-то я давно не слышал, чтобы ты получал по мордасам от какого-нибудь разгневанного папаши! – ухмыльнулся Борс. -Ну, у меня сейчас другие заботы, - уклончиво ответил Ланселот. -Это ж какие? -Оставь его, Борс, - Гавейн похлопал сармата по плечу, - Гала все-таки брат Ланса. Ланселот благодарно кивнул товарищу. -Темнеет, кто сегодня на дежурстве? – спросил Гавейн. -Я и Тристан, - отозвался Ланселот. Где-то вдали завыли волки. -Опять… - раздосадовано мотнул головой Борс. -Им голодно, - заметил Дагонет, - ты еще и не так взвоешь, когда жрать захочешь. Борс сердито засопел. Тристан, не обращая внимания на товарищей, достал свирель из-за пазухи и приложил к губам. Музыка, что лилась из инструмента, была не светлой и лиричной, как та, что играл Галахад, она была тоски и темноты, как эта холодная зима. И оставшиеся в живых сарматы поневоле поёжились, словно что-то холодное и вечное коснулось горячих сердец когтистой лапой. Этой тоске, этому зимнему голоду нет точного названия, но многие называют это одиночеством. Эйден и Якоб не смотрели друг на друга, только на картины, что рисовали карандаши, мимо летели города, остановки, двум влюбленным не нужно смотреть друг на друга, чтобы почувствовать рядом. Помнишь… Как тогда на столбе? На Диком Западе… Помнишь? Помнишь? Новые эпизоды всплывали в памяти с каждым новым листом этого странного комикса, что рисовали два соавтора, за все время знакомства перекинувшиеся лишь парой слов. Время будто остановилось, менялись пассажиры, пространство, и время бежало вокруг них, обтекая будто два камня. Это должно когда-нибудь остановиться, Якоб, ты знаешь это. Она рано или поздно нас найдет… Не было ни вспышки, ни озарения, разум поверил фактам из Сети, а сердце тому, что выводила рука. Душа же знала обо всем с самого начала… Этот мир не для нас, не для наших друзей, не для нее. Мы помним, что было раньше, тогда, как остальные уже забыли… И все же как тоскливо, что я не могу тебя коснуться, это беспомощность, о которой говорила Скеггльёльд. Что мы будем делать с этими комиксами? Кто знает… Может, запустим их во времени как мою книгу, а? Интересно, ты смог бы догадаться, о чем я думаю сейчас? Держу пари, если бы ты знал, ты бы улыбнулся… Я бы хотел, чтобы когда мы переродимся, то эта история смогла бы помочь нам быстрее найти друг друга. Как бы я хотел заговорить с тобой, коснуться тебя… Может быть завтра… Давай отложим это на завтра, знать бы, когда оно наступит… -Я иду к озеру, наберу воды, - объявила валькирия. -Я хочу помочь тебе, могу ли я? – спросил Галахад. Валькирия отрицательно покачала головой. -Нельзя давать большие нагрузки сразу. Если не передумаешь, когда вернусь, отдам тебе коромысло и ведра, будешь носить воду с одного берега острова на другой и там выливать. Но если будешь набирать больше трети ведра, то заставлю пить самые горькие настои! Галахад улыбнулся, в глазах заиграли искорки. -Я буду хорошим мальчиком! – усмехнулся он. До самых сумерек Галахад передвигался с ведрами с одного берега на другой. Катапульты стояли накрытые чехлами, лодка стояла в сарае, островок посреди озера, что служил пристанищем для старой воительницы почти шесть десятков лет, был обителью покоя и тишины. Как же надоела ей та жизнь, что она предпочла уединиться здесь навсегда. -Не устал? – поинтересовалась Скеггльёльд, выйдя из дома с плошкой с зажженной свечой из животного жира. -Немного, - упрямо соврал Галахад. Тело ломило, мышцы слишком отвыкли от труда, но сармат скорее умер бы, чем признался бы ей в этом. Валькирия усмехнулась. -Пойдем в дом, пусть ведра будут твоим главным упражнением пару недель, когда сможешь перенести два полных до краев и не запыхаться, устроим спарринг. Галахад расплылся в улыбке. Здесь и сейчас творится настоящее, прошлое остается в прошлом. Будущего еще не существует. Я должен восстановиться, чтобы быть в силах сотворить его. Скеггльёльд подбросила дров в очаг, разжигая огонь. -В моих краях мужчина не мог возлечь с мужчиной, хотя помочь друг другу иными способами не считалось предосудительным. Но ко мне в свейны, чистить мое оружие и ухаживать за конем, попросился один парень, он был в сущности еще очень молод, ему было не больше восемнадцати, но он жаждал доказать всем, что он храбр. В селении его презирали, говорили, что он заглядывается на мужчин. Мне стало жаль его, и я согласилась. Он из кожи вон лез, чтобы угодить мне, я стала тренировать его. Надеялась, что со временем он станет полноценным дружинником и от него отстанут. Но когда Один призвал нас, многие мои сестры уже полегли, и их места заняли новые, поэтому я не могла остаться, отцу нужны были опытные воины, мужчины в селении заметили, как мой свейн подсматривал, как мылся сын одного ярла. Они избили его, но опомнившись, ведь он принадлежал мне, сказали, что он будет прощен, если докажет свою мужественность и принесет с гор стрелу, что привязали к ноге орла и отпустили. Он был ловким и выносливым малым, мои уроки пошли ему впрок, но раны, что они нанесли, когда избивали его, ослабили тело, и он сорвался в ущелье. Когда я вернулась, они сказали, что он сам полез туда, но его тео кровоточило всякий раз, как убийцы приближались к нему, кроме того, я нашла тех, кто слышал или видел, как они избивают его, так я поняла, кто виноват. В следующие месяцы я вызывала на бой каждого из них, используя любой повод, когда его не было, я его создавала. И только после того, как пал последний из них, я смогла пойти на могилу моего свейна, я положила на нее ту стрелу, за которую он заплатил жизнью. После него я не встречала на своем пути мужелюбов, но… - Скеггльёльд прервала саму себя, - кажется, мне действительно стало легче… Разговоры о прошлом похожи на лечение гноящейся раны. Я никогда не говорила обо всем этом… Иногда я забываю сколько мне лет, ведь каждый день похож на предыдущий, но когда я думаю о прошлом, то чувствую жизнь, и все те годы, что прошли… Галахад принял тарелку и поблагодарил. -Твои истории отвлекают меня о мыслях о моем прошлом. -Лечит только время, Галахад, боль притупляется, со временем и твоя притупится. -Время тянется так медленно… - покачал головой сармат. -Какой же ты еще мальчишка, время бежит быстрее урагана, не успеешь оглянуться, как прошлое покроется паутиной, и прежние страхи станут казаться тебе ошибкой. -Хотелось бы верить, - согласился сармат. Скеггльёд сдержала слово. Через две недели она вошла в хижину и ни слова не говоря, стянула со стены оба меча. -Я бросила ковать, когда оказалась здесь, чтобы больше не создавать то, что служит войне. Но без оружия нет и защиты, сегодня оно послужит делу мира. Одевайся, Галахад, я дам тебе мой меч, а сама возьму меч сестры, разомнемся перед завтраком. Покажи мне, что могут сарматы! – она кинула ему ножны с мечом. -Но ты уверена? Все-таки ты не молода… Разве это будет честный бой? -А ты уже достаточно здоров, чтобы победить меня? Пошли во двор, я выбью из тебя дерьмо! – весело и задорно сказала женщина. Глаза ее горели молодым задором. -Ну держись, я сдерживаться не стану! – пообещал Галахад. -Я тоже! – подмигнула она. Завтрак опоздал на два часа. Глядя на запыхавшегося сармата, валькирия победоносно улыбалась. -Ваши мечи слишком тяжелые… - выдохнул он. -Ах это мечи виноваты? Раз ты так слаб, то может тогда пойдешь с кельтками собирать коренья и ягоды? – усмехнулась она. -Ну уж нет… А как ты умудрилась сохранить силу? -Я тренируюсь каждый день, на заднем дворе установлены деревянные болванки. Можешь начать с них, если ты такой немощный, только вместо меча возьми палку! -Мне не три года! – вскинул голову Галахад, глаза его горели азартом, - давай драться каждый день! Обойдемся без болванчиков! Я справлюсь! -Ну докажи мне! – продолжала дразнить его Скеггльёльд, со скрытым удовольствием наблюдая за тем, как Галахад оживает.