А если однажды чашка склеится обратно...

Женщина тяжело вздохнула. -Я закончила твой костыль, попробуешь пройтись вокруг дома? Я буду придерживать тебя. Как-нибудь я дорасскажу тебе эту историю, но не сейчас. Старые воспоминания не такие уж забавные… Галахад видел, то, что предстало перед ней, слишком тяжело, и спорить не стал. Некоторым нужно время, чтобы посмотреть в глаза своим скелетам. -Конечно, давай попробуем, - он осторожно поднялся, Скеггльёльд подала ему палку и взяла под руку с другой стороны. Она вернулась к этому рассказу месяц спустя, когда Галахад, закутавшись в шерстяной плащ и опираясь на костыль, выбрался из хижины, чтобы посмотреть на первый снег. Валькирия вытащила из-под навеса охапку дров и обратила внимание на застывшего сармата, он все еще не мог обходиться без костыля, но старался чаще ходить. И теперь Гала, задрав голову, смотрел, как падает снег. -В степи тоже шел снег? -Да, мы с братьями и сестрами часто играли в снежки, - проговорил сармат. -Мы с сестрами тоже. И даже с дочерью Сигрдривы Аслауг тоже, интересно, что с ней сталось… - помолчав, женщина зашла в дом. Галахад протянул руку и посмотрел, как снежинки тихо ложились на кожу. Где-то там Тристан… Интересно, что с ним? Воспоминания о нем неизбежно вернули его к мысли о пережитом изнасиловании. Как его примет Трис после произошедшего? Не побрезгует ли? Любит ли он его также крепко, как раньше? Тело все еще носило отпечаток боли и страданий, а душа… Может быть, именно так и считают старость? По тем вещам, о которых не хочется думать? Когда он вернулся, Скеггльёльд нагревала в котле воду. -Это случилось, когда нам было около двадцати пяти, может чуть больше, мы как раз вернулись из Константинополя, пользуясь отлучкой отца, на наших напали два конунга, что хотели разделить земли Одина между собой. Мы столкнулись с ними, когда их корабли взяли на абордаж наш драккар, пришлось сражаться на два фронта, это было нелегко… Галахад закрыл глаза, вслушиваясь в ее речь, полную горечи и боли, будто она вновь переживает события почти семидесятилетней давности. Перед внутренним взором падал снег, но он был золотым, как римские монеты. Сигрдрива рассекла грудь бородача, кровь из раны брызнула на ее лицо, но она даже не сморщилась, слишком распалена битвой, грудь часто вздымается, она хватает холодный воздух ртом, на нее нападает какой-то невысокий воин, он ловко кружит вокруг с мечом, сыплет стремительными атаками, она отбивает их одну за другой, а потом наносит удар. Воин падает на палубу, его шлем слетает с головы, и Сигрдрива пораженно замирает. Какой же он юный… Этому мальчишке, из чьего рта со странным плеском выходит кровь, едва ли минуло двенадцать. Конунг Агнар послал в бой собственного сына, послал на верную смерть… Такой молодой, почти ребенок… Она не замечает, как сзади конунг Хьяльм-Гуннар наносит страшный удар топором. Шлем выдерживает, но металл буквально вминается внутрь. Сигрдрива тихо вскрикивает и падает на палубу. -НЕТ!!! – почти разрывая голосовые связки, кричит молодая женщина, что сражается неподалеку, она отбрасывает своего врага и бежит к ним. Хьяльм-Гуннар вновь заносит топор, металл скрежещет о металл. Но добротная сталь с рунами на лезвие выдерживает удар, переводя его в скользящий. От отдачи руки рвет из плеч будто на дыбе, женщина вскрикивает, конечно, это Скеггльёльд, она подныривает под страшное лезвие и наносит удар в живот, конунг охает и роняет топор. Валькирия всаживает меч в его горло, а потом бросается к Сигрдриве, меч выпадает из ее ватных пальцев, ноги подкашиваются, дрожащими пальцами она пытается стянуть шлем, что зажал голову в тиски. Она не чувствует, как свои же воины оттаскивают ее от павшей валькирии, как пытаются вытащить Сигрдриву, отнести в трюм. Кто-то вкладывает в ее руку меч, и она окружает их стальным кольцом защиты, убивая всякого, кто попытается помешать воинам отнести валькирию в безопасное место. все это атоматически, ничего не осознавая, перед глазами стоит бледное лицо Сигрдривы с широко раскрытыми глазами будто она смотрит дальше чем все они… Лекарь оказывает ей первую помощь, но говорит, что её необходимо срочно доставить на берег, чтобы провести операцию. Но на драккаре кипит бой, мы ничего не сможем сделать… -Оперируй здесь! – кричит Скеггльёльд на вольноотпущенного знахаря, он беспомощно озирается, но делть нечего, а им приходится возвращаться наверх. Она последней покидает трюм, оставляет Сигрдриву на попечение знахаря. Что видят ее глаза? Почему они так широко раскрыты? Может что-то страшное? Но Сигрдрива никогда ничего не боялась. Почему так сужены зрачки? И почему она не двигается? Почему не берет свой меч и не встает, не сражается рядом? Почему она? Мысли разметались, как облака под ветром, едва она вернулась на палубу. Здесь некогда думать, здесь вероломные враги с численным превосходством, здесь сражаются товарищи и сестры, и отец… -Мы выиграли тот бой, он нелегко нам дался, многие полегли, но меня волновала удьба сестры, она впала в некое подобие сна и не просыпалась. Знахарю удалось снять с неё шлем и сделать трепанацию, чтобы извлечь осколки костей, он сделал все возможное и невозможное, но она не проснулась. Не на следующий день, не на неделе, мы ушли в бой против конунга Агнара без нее. Знахарь лишь разводил руками. Но я должна была найти способ вернуть мою сестру к жизни. Поэтому в каждом следующем походе, как прежде брала в плен кузнецов, я брала знахарей, чтобы сохранить свою жизнь, каждый из них старался передать мне все знания, что имел. А те из них, что не боялись за свою жизнь, страшились, что я сожгу их родные селения. Я впитывала знания жадно и охотно, я была одержима идеей вернуть сестру к жизни, когда мы были на берегу, я сама возилась с ней, я верила, что когда она вернется в свое тело, то оно должно быть в полном порядке, я кормила и мыла ее, помогала справлять нужду, один шаман мне сказал, что от удара из тела вылетела душа, она сможет вернуться только тогда, когда тело восстановится. Он говорил, что со спящими надо разговаривать, иначе они загрустят и никогда не проснутся. Я положила Экскалибур под ее руку и обвила пальцами его рукоять, я рассказывала ей обо всем, что происходило в селении, о местах, где побывала, и однажды она очнулась. Галахад оглянулся на застывшую женщину. Скеггльёльд оглянулась на меч на стене. -Мы только что вернулись из стычки с германцами, по своему обыкновению я прошла в покои сестры, едва Один распустил нас. Она полулежала-полусидела и училась снова держать ложку, пальцы её дрожали, но Сигрдрива упрямо пыталась овладеть своими руками снова. В тот момент я поняла, что ничего не будет как прежде, возможно со временем она сможет снова выполнять какие-то действия, но чтобы вернуть былое мастерство валькирии придется потратить не один год. Сигрдрива спала несколько лет. Отросшие волосы разбросаны по плечам, лицо бледное, изнуренное, она истончала, а взгляд стал мрачным и каким-то пустым, словно она вернулась не целиком. Так оно и было в каком-то смысле. Вместе с силой и здоровьем ушла какая-то часть, ушла валькирия. -Сигрдрива… - Скеггльёльд бросается к постели сестры, - ты проснулась, твои руки дрожат, но не печалься, я все это время училась лекарскому ремеслу, мне говорили, что это ненадолго, если усердно тренироваться, тело вспомнит прежние навыки… -Не называй меня так, Сигрдрива валькирия, но я лишь слабая разбитая болезнью женщина, ты зря вытащила меня с того света, я должна была остаться в Вальхалле… Подавленное состояние, лекари говорили, что такое бывает, я и сама наблюдала не раз, как падали духом искалеченные воины. -Теперь вы можете звать меня Брюнхильда, - продолжала она, - я очнулась пять дней назад, сначала я только шептала, потом мой голос окреп, но мне тяжело говорить долго, все бегают и суетятся вокруг меня, будто я малое дитя, эта беспомощность душит… - Брюнхильда уставилась на ложку в непослушных пальцах, будто видела ее в первый раз. Скеггльёльд обняла сестру. -Я вытащу Сигрдриву из тебя, обещаю… - прошептала она, хотелось сказать что-то еще, но голос зачах в рыданиях, валькирия что-то бормотала, гладила макушку сестры, а та никак не реагировала, только смотрела на ненавистную ложку и предавшую дрожащую руку. -Где Экскалибур? – внезапно встрепенулась Скеггльёльд. -Я приказала убрать его в твою комнату. Не хочу его больше видеть, - судорожно выдохнула Брюнхильда. Скеггльёльд опять замолчала. -Знаешь, однажды Тристан был тяжело ранен, он едва вернулся с того света, тогда убили его родича Персифаля, но он выжил и стал тем, кого я помнил. Или почти тем же, - Галахад вспомнил ангелов на дереве. Да… Что-то сломалось в Тристане… Валькирия посмотрела на него, кивнув каким-то своим мыслям. Внезапно он вспомнил. -Ты говорила об Аслауг, это дочь твоей сестры, разве валькирии заводили семьи? -Нет, но Сигрдрива больше не считала себя валькирией, даже отцу не хватило всей своей мудрости, чтобы убедить ее бороться. В ней что-то сломалось, и как починить это, я не знала. И никто из моих учителей не смог научить меня этому. При напряжении ее мучали головные боли, и каждый вечер я делала ей специальные отвары, она послушно пила их, а потом отворачивалась к стенке. Когда мы собирались в новый поход, она уже начала ходить, держась за мою руку или руки лекарок. Наш знахарь поставил ухаживать за ней своего ученика вольноотпущенного Сигурда. Мне не следовало оставлять их вдвоем… - Скеггльёльд раздраженно мотнула головой, отгоняя воспоминания. Галахад ждал продолжения истории. -Они полюбили друг друга, еще бы, он помогал ей восстанавливаться, а она больше не считала себя связанной нашей присягой. Мы вернулись только через полгода. Брюнхильда была беременна. Один изгнал Сигурда, а ее выдал замуж за Гунтера, это был один из наших ярлов, он был бесплоден и с радостью воспользовался случаем, чтобы породниться с Одином, обзавестись красивой женой и ребенком. При родах Брюнхильда не выдержала напряжения и скончалась. Я была там, но ничего не могла сделать, моих знаний было еще слишком мало, боль, что поселилась в моем сердце, гнала меня вперед, я поклялась научиться врачевать, когда провожала взглядом лодку, на которой ее погребальный костер отправился в последний путь… Беспомощность – самый страшный враг человека, запомни это, сармат, - Скеггльёльд обратила внимание на Галахада, - впрочем, ты уже начал свое познание… Я видела Аслауг в промежутках между сражениями, после смерти Сигрдривы я училась как одержимая, я хотела знать, можно ли было спасти ее, я учила все, что было возможно, участвовала во всех битвах и набегах, чужой смертью я пыталась заглушить свою боль. Я использовала оба меча. Я считала, что пока на нем не высыхает кровь врагов, часть Сигрдривы жива. Через год Сигурд, что сменил имя и стал Зигфридом, вернулся, он пытался похитить Аслауг, вынести ее в арфе, но его узнали и схватили, Гунтер приказал привязать его к коням, а потом их пустили в разные стороны. Аслауг так и не узнала, что теперь по-настоящему осиротела, никто не сказал ей, что Гунтер не ее отец, возможно, оно и к лучшему, я не знаю, как она смогла бы с этим жить. И однажды мы отправились в путешествие через океан, мы хотели достичь берегов, о которых было известно, что там живут краснокожие люди, у них можно было выменять много ценного. Но к несчастью мы попали в бурю. Все погибли, а я оказалась здесь. Я была изранена и вымотана, меня носило по морю много дней, я держалась за кусок от палубы, мечи тянули меня на дно, но я не желала избавляться от них, так что море играло со мной как со щепкой. Меня нашли кельты и отнесли к отцу Мерлина, он выходил меня и отдал мне Авалон. -Почему ты не вернулась домой? – спросил Галахад. -Моим домом был Скидбладнир, моя семья: Один, сестры-валькирии, эйхерии, без них нет валькирии Скеггльёльд, понимаешь? – она обратила на него пытливый взгляд. И впервые за все это время Галахад увидел в ней не насмешливую всемогущую хозяйку Авалона, а старую женщину с детской надеждой быть понятой, беспомощность – самое худшее, но одиночество тоже, особенно, если ты ничего не можешь с ним поделать… -Понимаю, - кивнул Галахад. Без сарматов, без Артура и Тристана не будет и Галахада, рыцаря Круглого Стола, будет лишь измученный и больной воин, что не рассчитывал жить после изнасилования, но придется. Нас собой делают те, кто нас окружают. И счастье, если они делают нас достойными людьми… Я хочу понять, что чувствует Тристан, но одновременно мне страшно… -А ты когда-нибудь любила? -Да, это был один из эйхериев, - кивнула Скеггльёльд, она подготовила очаг к ночевке и легла. Галахаду плохо было видно ее в воцарившемся сумраке, но ее острый взгляд чувствовался всей кожей. -Он погиб во время одной из битв. Я не успела пробиться к нему, он был ранен, повалился, я спешила, но лишь могла беспомощно наблюдать, как враг нанес ему последний удар… - валькирия тяжело вздохнула, вспоминая. -Это действительно ужасно. Как бы я хотел, чтобы нас с Тристаном это никогда не коснулось… - вздохнул Галахад. -Пусть будет так, - кивнула она, - беспомощность, когда ты ничего не можешь сделать, как бы не старался – самое страшное. Галахад не мог не согласиться. Перед внутренним взором та же женщина, но моложе, прорывалась к еще одному своему близкому человеку. Когда римляне в подготовительном лагере учили сражаться, перво-наперво всегда говорили сосредоточиться на своем враге, не отвлекаться по сторонам, они видимо просто никогда не бились бок о бок с семьей… -Много лет спустя в меня влюбился один бродячий скальд, твой брат напомнил мне его, - усмехнулась Скеггльёльд, - я отвергала его, но на всех пирах он продолжал исполнять песни в мою честь, и однажды я пустила его в свою постель, в ту ночь я увидела во сне своего погибшего возлюбленного. Я возненавидела себя и этого бедолагу, выгнав его, я надеялась найти покой и утешить стыд, но лишь сделала еще хуже, ведь вскоре до меня донесся слух, он повесился на дороге у нашего селения. Никто не знал причины кроме меня. Я убила так мнго людей, но лишь об этой смерти я сожалею… А теперь спи, я стара, историй у меня хватит до самой весны, - оборвала себя она, выныривая из воспоминаний. Галахад кивнул, устраиваясь на ночь. -Через пару месяцев, если заживление и всстановление пойдут также хорошо, - заговорила она снова, - устроим спарринг на мечах, тебе надо вернуться в форму, ты же все-таки воин. -Серьезно?! – оживился Галахад. Он почувствовал себя как восторженный мальчишка. Он старался не думать о том, что случилось с ним, пропитываясь историями Скеггльёльд, и теперь жаждал нового, чтобы перекрыть столь страшное недавнее прошлое. С лежанки валькирии донесся смешок. -Спи, какой ты все еще мальчишка. Это напомнило мне историю о том парнишке, похожем на вас с Тристаном, но об этом в следующий раз… Иногда важно вспоминать прошлое, Галахад… Сармат поднял на нее глаза, кажется, она в первый раз назвала его по имени. Но валькирия уже уснула.