А если однажды чашка склеится обратно...

Я проснулся, тяжело дыша от собственного крика. Тот, что постарше сидел в кресле, тот, что моложе, отошел от окна и присел на подлокотник. Оба они воззрились на меня. -Снова ночной кошмар, создатель? – поинтересовался кудрявый. Я судорожно вздохнул. Со сна и ночного холода голос был хрипловат. -Не называй меня так, я слишком редко что-то создаю. -И почему? -Слишком много всего вокруг. Я чувствую себя как желе, покрытое ушами и глазами. Я слишком редко заглядываю внутрь себя, мне кажется, что если я что-то пропущу снаружи, это может стать фатальным. И эти кошмары… - выдыхаю с отвращением. -Они приходт часто? – спросил старший. -А то ты не знаешь. Слишком часто. После закрытии третьей работы я плохо сплю, а если и засыпаю, то вижу кошмары, где за мной кто-то гонится. И тогда я выбрасываюсь из кошмаров как из окна горящего дома. А в реальности я могу сграбастать в охапку свой четырехлапый комок, что покажет мне, что я реально вернулся из страшных снов… Они оба пристально смотрели на меня: голубые и янтарные глаза. И я невольно замолк. -Это так странно думать не о новой истории, а о том, где бы подработать, о том, что для нас всех готовят сверху… А потом поневоле закрадывается страшная мысль, а ради чего мне остается жить, если не писать? Ради моего пса? Это ведь не очень правильная позиция: жить ради кого-то? Это крайние меры, когда не можешь жить ради себя… - сказал я чуть тише, - Да Господи, я стал бояться смерти, когда по сути вся моя жизнь стала страхом и тревогой о грядущем. Я, кто боялся лишь настоящего, кто думал о самоубийстве как о спасении. Поймите, вы оба, я люблю свободу. Я бежал из дома, пусть и под волшебны пинком, это правда,но ради того, чтобы никто больше не бил меня, чтобы быть свободным. Изучать, что хочется, творить, что хочется. Я еще помню, как я любил мичстические ночи, какой сладкий ужас сковывал мои члены в темноте и сером сумраке, что мои близорукие глаза и воображение могли рисовать на холсте тьмы… Я чувствовал себя живым, больше чем когда резал руки. Но вот теперь я лишь комок из глаз и ушей, ловлю слухи и все мое существо лишь страх, внутри лишь усталость. Я помню о том, что чувствовал, но не чувствую. И я боюсь, но осознаю, что ценность жизни осталась лишь в памяти. Это несправедливо, что нас хотят стравить в войне, подчинить, оцифровать. Электронные паспорта, смартфоны, через которые так легко отслеживать любого человека, принудительные вакцинации, чтобы убить иммунитет.Даже ВОЗ говорит, что эти антитела вызывают аутимунные заболевания. Но ничего не прекратилось. Почему люди глотают пропаганду? Почему подчинются? -Меньшинство всегда было разумнее большинства. Все, что мы можем это поглощать грубость, я думал, ты знаешь. -Ты говоришь об этом так спокойно, - я ужаснулся. -Мы прожили слишком много жизней и смертей. А человек привыкает ко всему, - раздался более молодой голос. -Но не к подлости властьдержащих. Я понимаю, что людей слишком много, но их количество имеет право контролировать не человек, а природа. У человека нет на это права. В детстве мне часто приходилось ездить по краю, и я приучился наблюдать. Самые прекрасные места – это те, где нет людей. Но их там просто нет, они не захоронены. Я не хочу этой боли. Ни для людей, ни для земли вокруг. Я очень устал… Никто не имеет права ограничивать свободу других. В ней ценность жизни… Я так устал от вранья. В детстве мне доказывали, что я не имею прав, что я ничтожество. А теперь это пытаются втереть мне люди сверху. Но я устал в это верить. И я боюсь их, как боялся родителей. И я снова прячу творчество до лучших времен. Но я не молодею, только вы двое остаетесь вечно молодыми, из жизни в жизнь. А я… нет… Мой голос перешел в неразборчивое бормотание, а эти двое переглянулись с вечной всепонимающей улыбкой и растаяли в ночной мгле. Стекло машины автоматически опустилось на контрольно-пропускном пункте. -Ваши документы, - привычно проговорил офицер. Кристиан протянул в окно руку. Мужчина провел сканером по запястью. -Хм, вы часто посещаете заведения Фрэнка Галлахера. Какие-то дела с ним? Молодой человек напустил на себя кокетливую улыбку. -Я ведь художник, нуждаюсь в новых впечатлениях для своего творчества. Вы не представляете на что способны местные шлюхи за глоток чистого воздуха. -Они не перещеголяют Существ, - офицер кивнул на девочку, видневшуюся в распахнуто двери КПП. Она стояла в колено-преклонной позе перед вторым офицером. Почувствовав тошноту, Кристиан отвернулся. -Трудно поверить, что их предками были люди, да? Ее прислали мне в подарок на день рожденье сослуживцы. Вот и угощаю подарком коллег, - улыбнулся пограничник так, будто говорил о торте, а не о девочке. -Извините, я могу ехать? У меня назначен фуршет, не хотелось бы опоздать. -Да, конечно, - мужчина отступил, металлический занавес поднялся, и автомобиль двинулся вперед автоматически. Толстые металлические границы между Трущобами и Центром. Говорят, сталкеры могут выбраться из-под купола через щели как крысы. Не знаю, на их месте наверное я взял бы максимальны запас фильтров для респиратора и попробовал бы уйти подальше. Говорят, степень загрязнении неоднородна. Может, где-то еще есть места для жизни. Вот как в том городе, где жил один знкомый писатель. Он был странный малый, но добрый. Погиб при неповиновении полиции. Официальные источники сообщают, что он проносил биологическое оружие. Но я в это не верю. Пропаганда и лживые новости со всех сторон. Все это порядком надоело. Наблюдая за ночным городом, автомобиль автоматически приоткрыл окно, позволяя свежему воздуху попадать внутрь. Да… Пахло здесь на порядок лучше чем в Трущобах… Кристиан подумал о месте назначения. Он ехал к старому другу и коллеге. Единственному, кому доверял. В большом белом доме, стерильном до зубовного скрежета, будто только что со страниц жернала, в стиле между футуризмом и поп-артом, авангардом и пин-апом, играла шумная музыка с мощными басами. На стенах бесились цветные огни, окрашивая их в малиновый, кислотно-зеленый и цвет киновари. Хозяин дома в белоснежной тунике и свободных белых штанах сидел, развалившись, на диване, окруженный девушками с белыми волосами, и потягивал какой-то коктейль. Вокруг танцевали люди. -Паскаль! – окликнул молодого мужчину Кристиан. И едва расслышал собственный голос, потонувший в шуме. -А, Крис! – обрадованно воскликнул хозяин дома, - Извините, дамы, нам с Кристианом надо уединиться! Пойдите, потанцуйте пока! Недовольные девушки молча покинули свои места. -Настолько любишь белый цвет? – Кристиан попытался перекричать музыку. -Это ты о девушках? – улыбнулся Паскаль, - Нет! О, это безнадежно, садись! – Паскаль притянул друга к себе на колени и привлек голову поближе к своей, - Только так и можно поговорить без свидетелей, - заметил он, - чувствительности техники не хватает, чтобы выделить речь из этого шума. Паскалю не нужно было уточнять, Кристиан и так знал, что все разговоры в Центре записываются, ради безопасности граждан. Ну и заодно системы, против которой так ратовал сегодняшний шахтер-террорист. -Просто понимаешь, - язык Паскаля слегка заплетался, он как всегда был под синтетиками и алкоголем, - просто понимаешь, у мен ощущение, что я безнадежно упускаю ее. -Кого? -Девушку с белыми волосами из своих снов. О которой тебе рассказывал, она снится мне с детства. Волосы цвета льна… -Льна? Что это такое? -Сам не знаю, - Паскаль хихикнул, - просто сравнение в голову пришло. Кстати, знаешь, сегодн мне звонила секретарь из Совета художников. -Да? -Представляешь, она сказала мне, что им не нравится наше общение. Ты же знаешь, что про тебя говорят, ты слишком замкнулся на старых стилях, есть слухи, что ты неблагонадежен. -И что ты сказал? -Что я слишком обдолбан, чтобы воспринимать, что она говорит, и что хер у тебя большой и мне по барабану насколько старомодный, - Паскаль нервно хихикнул, посмотрел на одну из девушек и погладил Кристиана по бедру, - мне кажется, что ее послали шпионить за мной. А может и всех их… Думают, что мы можем обсуждать тут что-то страшное… Кристиан пожал плечами. Ирония судьбы, гомосексуализм теперь не просто не был под запретом, но и поощерялся. Ненасильственное сдерживание рождаемости. Власти не хотели перенаселения даже гражданами. Крис невольно с тревогой подумал о Трущобах. Они с Паскалем иногда спали друг с другом на оргиях в бомондно тусовке или даже целовались на публике, чтобы поддерживать слухи, но на деле были лишь друзьми. Дружеская взаимопомощь в трудные времена требовала трудных мер. -Мы можем, я нашел модель для той картины, о которой я тебе рассказывал, - Кристиан склонился к самому уху Паскаля, - но думаю, что работать мне придется «там». -Ты мог бы выписать жителя «там» сюда, разве нет? – недоуменно спросил Паскаль. -Только не этого… Художник навострил уши. -Он из… -Да, - Кристиан не дал договорить. -Ты сильно рискуешь, - Паскаль обеспокоился. -Иногда надо рисковать… -Если тебе понадобится помощь. Любая. Скажи мне. -Спасибо. -Ты знаешь, что можешь на меня положиться. -Знаю. Стефан наблюдал за тем, как тяжело и рвано вздымается грудь Петера. Медицинская помощь на вес золота, а качественная еще дороже. В Трущобах практиковались зеленоротые юнцы, обучавшиес кое-как, чтобы потом лечить граждан. Стефан невольно подумал, что лучше бы их предки остались в пещерах. Те, кто прятались от геноцида, когда началось сокращение количества людей на земле, приползли к властям сами, из-за ядерных войн, вырубки лесов, им нечего было есть, они уже даже не выживали, просто вымирали. По крайней мере, они были свободными. Им, можно сказать, повезло. Существ, что произошли от отобранных и генетически измененных детей, у тех, кто был сожжен в крематорих или закопан в братских могилах при принудительно эвакуации, отчаянно не хватало для обслуживания, они были слишком неразвиты умственно и рано умирали. У пещерных же была выносливость и сила воли. Именно о тех временах вспоминал Петер. Нет, не Петер. Это так странно, это так сумасбродно, Стефан до сих пор не был уверен, что не бредит. Но когда Петер ни с того ни с сего произнес: «Гавейн»… На ум пришло только одно: «Дагонет?» Интересно, живы ли где-то Тристан с Галахадом. Именно из-за этой парочки все и произошло. Стефан снова посмотрел на Петера. Где-то внутри зудел червчок внутреннего голоса. Он ведь умирает, ты знаешь, что он умирает. Но сам Стефан предпочел не обращать на этот голос внимания. Они встретились и узнали друг друга спустя столько лет. Дагонет искал его. Разве может быть что-то более невозможным? И реальным.