Зеркало

Стив Роджерс не верил в чудеса ровно до того момента, пока в одночасье не превратился из худого болезненного юноши в совершенную боевую машину. Но и тогда он лишь отметил для себя гениальность некоторых ученых, оперирующих знаниями, недоступными ему, простому смертному, – не больше. В магию он не верил по-прежнему. Даже когда столкнулся с оружием ГИДРы, от которого люди просто исчезали, растворялись в воздухе… даже когда уже здесь, в двадцать первом веке, у него на глазах Фьюри заставил исчезнуть огромную летающую махину, получив свои заслуженные десять долларов. Ну а после знакомства со Старком Стив верил только в науку, хоть та и была выше его скромного понимания и иногда очень уж походила на сказку. А потому, когда во время очередного конца света очередная сумасшедшая, назвав себя ведьмой, метнула в Стива разноцветный луч, он привычно подставил щит, странно завибрировавший при этом, а потом метнул его в источник непонятного возмущения, сбив «ведьму» с ног. Та, рассмеявшись, исчезла, прокричав на прощание что-то, чего Стив не понял. Сжав кулак, он активировал возвращающие магниты и притянул щит обратно, подспудно удивившись, что тот будто потяжелел. Списав все на усталость, Стив забыл об этом происшествии – мир в очередной раз требовал спасения, и Капитан Америка не мог остаться в стороне. Позже, в тишине собственной бруклинской квартиры, стягивая порванный и даже прожженный в нескольких местах костюм, он обратил внимание, что звезда на груди окрасилась в красный цвет. Потрогав ее пальцем, Стив удивленно пожал плечами и отбросил испорченную форму в контейнер для грязного белья – на звезде была не кровь, а какая-то странная краска, похожая на эмаль. Приняв душ, он с удовольствием растянулся на постели, привычно устроив щит рядом с кроватью – так, чтобы можно было дотянуться. Прикрыв глаза и уже проваливаясь в сон, он вдруг почувствовал странную ломоту во всем теле, будто отзвук, фантом настоящей боли. Заныли виски, потом голову будто молнией прострелило, от глаз к затылку, но Стив слишком устал, чтобы обращать внимание на странности. У него только-только отрос сорванный ноготь и пожелтел огромный синяк на ребрах, появившийся после падения с высоты четвертого этажа на щит. Он дьявольски вымотался за последние полтора суток, и ему было не до каких-то там фантомных ощущений. Все завтра. Ну, или послезавтра. *** Утро началось с головной боли, что очень удивило Стива, так как после сыворотки у него никогда ничего не болело, если не было сломано или разорвано. Голова была на месте, но висок противно ныл, будто в него медленно вкручивали тупую иглу. А еще тянуло плечо. Оно дергало едва ощутимо, но навязчиво, нудно, как прицепившаяся глупая мелодия, случайно услышанная по радио. Приняв душ, Стив некоторое время рассматривал себя в зеркале, но видимых повреждений не обнаружил. Решив позже пройти диагностику, он нехотя натянул спортивный костюм и вышел на пробежку. Проспав почти сутки, он чувствовал себя хорошо, почти идеально, если бы не голова и плечо, досаждавшие ему своим нытьем. Пробежав привычный маршрут, Стив завернул в кофейню – Тони любил говорить, что кофе по утрам избавляет от меланхолии и дурного самочувствия. Сам Стив кофе почти не пил – кофеин усваивался его организмом досадно быстро, не давая ожидаемого бодрящего эффекта, а вкус не полюбился настолько, чтобы затмить собой привычный чай. Девушка за стойкой сонно улыбнулась ему, приняв заказ на тройной эспрессо, и уже через минуту поставила перед ним маленькую чашку тягучего, как смола, кофе. - Жаль ваше сердце, - снова улыбнулась она. – Очень уж крепкий. - Спасибо, - отозвался Стив, тоже попытавшись выдавить улыбку в ответ, - и за заботу – тоже. Он выпил кофе одним длинным глотком и поборол желание скривиться от кисловатой, насыщенной горечи. Голову, правда, отпустило почти сразу и, повеселев, Стив направился домой, оставив заботливой девушке хорошие чаевые. Впрочем, заряда бодрости хватило ненадолго: во время уборки голова заболела опять, и Стив, сев на кровать, обхватил ее руками. Щит так и стоял на ребре, сиротливо прислонившись к прикроватной тумбочке, и он, как всегда в сложных или просто неприятных ситуациях, ощутил желание прикоснуться к нему. Почувствовав под пальцами знакомую прохладу отполированного металла, он на мгновение почувствовал облегчение, пока не заметил, что звезда, обычно белая, окрасилась красным. Цвет сильно напоминал свежую артериальную кровь, живую, влажную, и Стив даже провел пальцами по поверхности, чтобы убедиться, что та сухая и прохладная, а не вязкая и теплая. Поковыряв ногтем абсолютно гладкую поверхность звезды, Стив направился к корзине для белья и вытащил из нее форму. На груди куртки звезда так же влажно блестела, будто только-только обагренная кровью, но на ощупь была будто лаковая. Упаковав щит и остатки костюма, Стив переоделся и набрал номер Тони Старка. - Привет, - поздоровался он, едва на другом конце недовольно прохрипели «Какого черта в такую рань, Кэп?», - прости, что разбудил, но, похоже, у меня проблемы со здоровьем. После долгой для Тони паузы тот уже абсолютно несонным голосом спросил: - Вести машину можешь или послать за тобой? - Могу. - Тогда немедленно приезжай, я звоню Брюсу. Стив подхватил ключи от мотоцикла и спустился вниз – то, что с ним происходило, было не нормально, и он хотел знать, в чем дело. *** Тони ждал его у лифта одетый в домашнее, чего почти никогда себе не позволял вне лаборатории (в спальне у него Стив не был, а потому не мог судить, какой стиль одежды он предпочитает на личной территории). Сейчас же на нем были мягкие штаны и футболка с вырезом под реактор. Выглядел он откровенно паршиво, но заинтересованно. - "Плохо себя чувствую" в переводе с капитанского на человеческий обычно означало, что ты разваливаешься на куски. А я вижу, что ты цел и даже не при смерти. - Я бы не побеспокоил тебя из-за ерунды, - ответил Стив, пристраивая мешок с испорченной формой и чехол со щитом около ближайшего кресла. К уже ставшей привычной головной боли прибавились кошмарная мигрень и странное ощущение в области сердца. Тупая, привычная, но все-таки боль, будто Стиву в грудь выстрелили из дробовика, потом все зажило, но неприятный осадок остался. Потерев через футболку засаднившую кожу, он тяжело опустился в кресло и обхватил голову руками. - У меня жутко болит голова, ноет плечо, а теперь еще и в груди жжет, будто туда вставили толстый прут и медленно проворачивают. - Добро пожаловать в мир живых людей, Кэп, - Тони отошел к барной стойке и щелкнул кнопкой на кофемашине. – Я так себя чувствую девяносто процентов времени. Спасают кофе и работа. У тебя, я так понимаю, все иначе? - У меня никогда ничего не болит. Если все цело, конечно. - Ни головных болей, ни ноющих после тренировки мышц? - Нет. После тренировки – только усталость, никакой крепатуры. Мне объясняли, что молочная кислота, от которой болят мышцы, у меня просто не образовывается – организм проскакивает эту стадию, обеспечивая мышцы кислородом в нужном объеме. - Везунчик, - буркнул Тони. – Как давно это началось? - После позавчерашней операции. Кстати, - он достал из пакета свой костюм и показал Тони красную звезду, - на щите такая же. Я ничего не перекрашивал, это не кровь… Просто пришел домой, разделся и увидел. Тони несколько секунд хмуро рассматривал остатки спецодежды Капитана Америка, а потом вздохнул. - Звучит как бред. В этот момент двери лифта бесшумно открылись, и в общей гостиной появился Брюс. Рассеянно оглядев присутствующих, он поздоровался и направился прямиком к бару и вытащил из него бутылку минералки. Стив вскинулся, пристально на него посмотрев, и тихо, но отчетливо произнес: - А теперь у меня еще чувство, будто кожа на плечах вот-вот лопнет и… и кости, все до одной, вывернет, выломает. Я уже чувствовал подобное. Перед тем, как стал таким, - он указал на свою широкую грудь и длинные ноги. – Большим. Брюс с грохотом поставил бутылку на журнальный столик и уселся напротив. - Стив, еще раз опиши то чувство. Новое. Стив прикрыл глаза. - Мне сложно выделить его среди всех непривычных ощущений, но это будто… зуд. Под кожей. Везде, но особенно сильно ощущается у шеи и плеч, так, будто, стоит напрячь мышцы, и кожа лопнет, как слишком тесная и ветхая одежда. Неприятное чувство. - Да уж, - раздельно произнес Брюс. – Я живу с ним уже много лет. - Что? – Тони подошел ближе, делая очередной глоток кофе. – Ты хочешь сказать, что Стив чувствует… того, другого? Большого парня? Стив? - Это ощущение добавилось, как только Брюс вошел. И чем ближе он ко мне, тем отчетливее я это ощущаю. - Беннер, а ну отойди. Туда, в конец, к окну, - скомандовал Тони. Брюс послушно отдалился на добрых два десятка футов и спросил: - А так? - Чувствую слабее. Голова тоже у тебя болит? - Кофеиновое голодание и хроническая усталость – это, похоже, от меня, - сказал Тони. – И в груди – очень похожее ощущение. Не то чтобы в меня часто тыкали стальными прутами, конечно, но… - Что происходит? – напряженно спросил Стив. - Давай по порядку, - взял деловой тон Тони. – Я буду отходить, а ты говори – меняются ли ощущения, идет? - Тони. - Я пытаюсь помочь, Стив, не мешай. И если уж ты был так любезен, что прочувствовал мое состояние, то понимаешь, как мне сейчас хреново, так что окажи честь… - Хорошо, - хмуро согласился Стив. - Начали, - скомандовал Тони. – По шкале от десяти до единицы. Десятка – это. Он подошел вплотную и положил руку Стиву на плечо, отчего тот отшатнулся, как от удара. - О, Боже. Голова раскалывается, как ты с этим живешь? - Мигрень – удел гениев, - невесело пошутил Тони. – Выспаться бы часов двадцать, но мысли, идеи не дают. Так что? - Десятку принял, - ответил Стив, Тони убрал руку и сделал шаг назад, а потом и вовсе отошел к Брюсу. – Все равно чувствую, на пятерку, не меньше. - Хм. Я сейчас спущусь на лифте. Сверим часы. Отметишь время, когда перестанешь чувствовать совсем. - Голова болела с утра, так что вряд ли я совсем перестану чувствовать, - заметил Стив. – А плечо у кого ноет? - Не у меня, - открестился Брюс. – У меня вообще ничего не болит, только то ощущение, которое ты так точно описал, но каждый божий день по двадцать четыре часа. - Господи, - выдохнул Стив, потерев лицо. – Кошмар какой-то. - Пять ноль пять, - снова обратил на себя внимание Тони. – Я уехал, - с этими словами он зашел в лифт и нажал кнопку подземного гаража. – Следи за состоянием и за временем. Стив кивнул. Происходящее нравилось ему все меньше и меньше. *** - Ничего, - Брюс распределил снимки ровным слоем на специальном освещенном столе и еще раз пересмотрел их, - не вижу никаких зацепок, ты здоровее всех, кого я когда-либо видел, Стив. Ни единого отклонения от какой-то запредельной нормы здоровья. И анализы ничего не дали. Стив снова остервенело растер плечи, лицо и обреченно взглянул на него. - Как ты с этим живешь? - Медитирую, - отозвался Брюс. – Йога, дыхательные упражнения, духовные практики. Иногда ничего из этого не помогает, правда, но тут уж ничего не поделаешь. Кстати, ты ничего такого не чувствуешь… в эмоциональном плане? - Нет. Небольшое раздражение от непривычных ощущений. Усталость… может, небольшой дискомфорт от того, что беспокою тебя и Тони. Но никакой едва контролируемой ярости, если ты об этом. Брюс вздохнул и отошел к окну. - Значит, дело только в том, что ты как бы отражаешь физическое состояние человека, который в данный момент находится ближе всего. Интересно. Звякнули двери лифта, на пороге появился Тони, и Стив тут же поморщился. - Тебе бы поесть, - сказал он. – Я серьезно, ты так язву заработаешь. - Роджерс, - отмахнулся Тони, - личного экстрасенса-диагноста я не заказывал, а потому умолкни, будь человеком. Спектральный, химический и еще один лысый дьявол знает, какой, анализ краски ничего не дал. Обычная эмаль, я даже ral определил, не поленился. - Откуда она взялась? – Стив не любил не понимать, что происходит, и упускать контроль над ситуацией. А сейчас настал именно тот момент, когда становилось понятно: пока что он бессилен что-то изменить. - Пока не знаю. Я вызвал остальных, - сообщил Тони. – Восстановим события позавчерашнего дня по минутам, а заодно и проверим, ко всем ли ты так чувствителен, или мы с доком особенные. Стив кивнул и приготовился к очередной порции неприятных ощущений. Что бы с ним ни произошло, он хотел знать об этом все, что только удастся выяснить. Загадки и недомолвки он от души ненавидел.