***
— Чимини, выходи скорее! — высокий худощавый парень с темно-каштановыми взлохмаченными волосами скакал перед маленьким частным домиком, чья крыша слегка покосилась от частых южных ветров, и пытался высмотреть в узком окошке знакомые очертания. Через пару минут послышался звук открываемого замка, мощная деревянная дверь приоткрылась и явила за собой помятое щекастое лицо, с щелочками глаз и влажными от слюны пухлыми губами. — Чего тебе, Тэхен? — послышался тонкий голосок, чуть приукрашенный сонной хрипотцой. Чимин был на голову ниже своего лучшего друга, Ким Тэхена, да и выглядел гораздо младше, хотя родился на пару месяцев раньше семнадцатилетнего друга. Пак пытался добавлять хотя бы в голос возраста и мужественности, но нежный от природы тембр никак не хотел истребляться, звуча сладко и по-девчачьи. — Там на площади сейчас будут скреплять узами брака людей, имена которых выдал камень предназначения! — Тэхен сверкал глазами и забавно скакал на одной ноге в предвкушении. — Я только с универа пришел. Хочу спать, отстань, — Чимин попытался захлопнуть дверь, не опасаясь защемить нос друга, который так и норовил войти в обитель уставшего студента, но ничего не вышло. Потрепанный кроссовок влез в дверной проем, мешая Чимину осуществить задуманное. — Ты ведь огромный поклонник камня судьбы, а там как раз церемония начинается, — Ким наигранно опустил уголки губ вниз, — Сам Правитель будет благословлять пары и, возможно, там будет его дочь. — А мне что с того? — Пак сдался и теперь изо всех сил тёр глаза, пытаясь проснуться. — Она ведь нравится тебе, ну! — Она половине Южного Патриэма нравится и что с того? — Но не все вешают её фото над своей кроватью, — прозвучал из-за спины Тэхена низкий голос. Ким обернулся, широко улыбаясь, а Чимин подскочил на месте, раскрыл дверь шире и, чуть не зашибив Тэхена, бросился к обладателю заискивающих ноток. — Хосок-хён! Ты вернулся! — Пак повис на молодом человеке, который тут же обхватил его длинными тонкими руками и прижал к себе, — Тебя не было почти месяц, хотя сказал, что уезжаешь на неделю. — Так вышло, ребят, — Хосок улыбнулся друзьям и Тэхен даже зажмурился от того, насколько ярким и счастливым выглядел в этот момент Чон. Все трое парней с рождения жили на одной улице и наблюдали за тем, как новенькие высотки стеклянной стеной обступают их частные традиционные дома, как прогресс захватывает страну, и как новые правила жизни вступают в силу. С тех пор, как часть Азии была поделена на Патриэмы и, по приказу правителей космос стал предметом усиленного изучения и наблюдения, многое поменялось. Осваивались известные планеты, открывались новые, и материалы, найденные на них, начали широко использоваться на Земле, удивляя её жителей, а со временем и вовсе становясь чем-то привычным. Роботы заменяли людей на производстве и в сфере услуг, что вело к повсеместной безработице и как следствие — бедности. Правители Патриэмов решились на выдачу пособий и пайка, и в результате каждому совершеннолетнему жителю, помимо денежной платы, полагалось определенное количество еды, воды, тканей и прочих нужных для хозяйства и жизнедеятельности вещей ежемесячно. Многие пайки определялись индивидуально на семью. Азия разделилась на «экспедитов» — людей, имеющих долю в организациях, занимающихся освоением космоса, и «солитов» — обычных граждан, живших на грани бедности. Но самым главным презентом из космоса был камень предназначения, найденный на одной из небольших далеких от солнечной системы планет, открытой около пятидесяти лет назад. Камень представлял собой черное прямоугольное изваяние из твердых пород, величиной всего около метра. Сначала его поместили на главную площадь, как обычный сувенир с красивой ярко-красной планеты, но позже, когда тогдашний Правитель во время прогулки дотронулся до камня голой рукой, пренебрегая правилами безопасности, то произошло нечто удивительное. На шершавой поверхности проявилось его имя, а рядом — имя его будущей супруги, в которую он на тот момент был безумно влюблен. Ученые, специализирующиеся на древних артефактах, поведали историю о камне предназначения, который был дарован древнему племени Рогорнов, живших в Африке, инопланетной расой. До того дня эта история считалась выдумкой, но отныне сказка стала явью. Камень был перенесен в храм, находящийся рядом с главным дворцом, и после прикосновения руки очередного правителя, имена тех, над кем он имел власть, отображались на черной поверхности в паре с именем человека, чья судьба была тесно переплетена с его судьбой. Позже камень получил еще одно название — «камень судьбы». Как только хранители камня замечали два имени рядом, то незамедлительно их владельцам высылались бумажные письма с уведомлением, а раз в полгода проводилась свадебная церемония, которой руководил сам Правитель. Тэхен и Чимин любили посещать эти церемонии, смотреть на то, как нарядно одеты молодожены, и как захватывающе выглядит дворцовая площадь, усыпанная тысячами разноцветных огоньков. Мерцающие лампы были собраны из инопланетных материалов, как и многое в Азии, и голова приятно кружилась от ощущения волшебства. Это было даже прекраснее, чем рождественская ёлка или праздник первого дня весны. Невесты легкой походкой шествовали по площади в ярких ханбоках, гордо подняв головы, украшенные сложной высокой прической и, подойдя к сцене из белого мрамора, поднимались по ступеням, протягивая ладони мужьям, а те, в свою очередь, притягивали жен к себе, слегка касаясь губами их лбов. Чимина, также, как и Тэхена, завораживал этот момент, словно нечто интимное и сокровенное, способное на миг перехватить дыхание. Хосок обычно посмеивался с них в такие минуты, но ребята уверены, что тот тоже мечтает о своем имени на камне предназначения, хотя сам никогда в этом не признается. И в тот день они, как и полгода назад, стояли на площади, наблюдая за началом церемонии. На улице стемнело, и множество огоньков, ведомые силой неземного происхождения, поднялись вверх, превращая белую брусчатку в цветастое полотно. Даже экспедиты, видевшие многое, возбужденно перешептывались, взирая на огоньки. — Вау, как красиво, — Чимин выглядывал из-за спины седовласого аджосси, пытаясь высмотреть десяток невест, идущих к сцене сквозь толпу соотечественников. — Да, аж дух захватывает, — вторил ему Тэхен, рисуя на лице блаженное выражение. — Вы всегда одно и то же говорите, — посмеялся Хосок, — А вот они не рады явно. Чон покосился в сторону отряда нуллов, стоящих по обе стороны от сцены и смотрящих на толпу невидяще. — Сколько бы не смотрел на эти нечеловеческие лица, так каждый раз холодок по спине пробегает, — Тэхен поёжился и обхватил себя руками, — Не хотел бы я стать врагом кому-нибудь из них. — Говорят, что на днях ловили сбежавшего заключенного — старика, отсидевшего лет тридцать точно, и один из нуллов, наконец догнав беглеца, просто перерезал тому горло, — прошептал Чимин друзьям, прикрывая рот рукой. Поговаривали, что нуллы могли читать по губам. — Для них нет разницы — ребенок, женщина, мужчина или старик, — кивнул Хосок, — Главное — не попадаться им на пути и не вредить государству. — Это Правитель! — воскликнул Ким, тыкая пальцем в сторону сцены. Молодожены выстроились в ряд, и как только диктор объявил приближение главы Патриэма — упали на колени, ударяясь лбом о сложенные на полу руки. Их примеру последовали все граждане. Правитель поднялся на сцену, скупо улыбаясь приветствующей его толпе, сделал жест рукой, приглашая всех встать, и развернулся к будущим мужьям и женам, сдержанно смеясь, выражая умиление. Его церемониальный ханбок, в который были вплетены золотые и серебряные нити, заставил людей ахнуть и чуть зажмурить глаза, пряча зрачки от яркого света фонарей, отражающегося от драгоценностей, вшитых в наряд Правителя. Обычно после благословляющей речи глава государства позволял молодоженам поцеловать свою руку в знак уважения, а затем включалась записанная на носитель музыка и мужья обхватывали руками талии своих жен, кружа тех в медленном танце. Но в этот раз что-то пошло не так. Раньше подобного не было на памяти Хосока, Чимина и Тэхена. — Мой господин, — одна из девушек, чей ханбок выглядел слегка помятым, подошла к правителю и упала перед ним на колени. Толпа затихла, и можно было услышать испуганные вздохи взрослых женщин. — Что случилось, дитя? — Правитель нахмурился и сцепил перед собой руки в замок. — Прошу вас, мой господин, — те, кто стоял ближе к сцене, могли видеть слезы, капающие из глаз девушки на мраморную поверхность, — Отмените мое замужество. Народ загудел и запричитал. Чимин схватил Хосока за руку и крепко сжал, мысленно умоляя девчонку взять свои слова обратно. — Дочка, не смей! — голос матери заставил ту встрепенуться и вцепиться в гладкий подол ханбока пальцами. Мать стояла в первых рядах рядом с побелевшим от страха отцом, — Милая, прошу! — Мой господин, я люблю другого! — она не сдавалась, продолжая лить слезы, которые видимо были слишком горькими и тяжелыми. Спазм сковал горло, и ей с трудом удавалось произносить слова, давясь ими, — Камень ошибся в этот раз. — Камень предназначения ошибаться не может, дитя, — Правитель казался спокойным, но присутствующие ощущали обжигающее пламя, вырывавшееся из его уст при каждом сказанном слове, — Ты ставишь под сомнение выбор камня судьбы? — Нет, мой господин, — девушка подняла голову и посмотрела на парня, стоящего среди мужей, неподалеку от нее, — Мой несостоявшийся муж, ты ведь отпустишь меня, если разрешит Правитель? Парень побледнел и забегал глазами по лицу девушки, но опустил их, столкнувшись с её умоляющим взглядом. — Сун-а, — мать зарыдала и кинулась в сторону дочери, но тут же была перехвачена мужем и зажата в отчаянных объятиях, — Не смей! Сун-а, слышишь? Прекрати! — Твоя судьба была предрешена, — Правитель строго посмотрел на девушку, повышая голос, заставляя тем самым толпу оцепенеть, — В честь сегодняшнего дня я прощу тебе твою дерзость. Поднимайся и прими в мужья того, кто тебе предназначен. Он замолчал, и затихли все те, кто нашел в себе смелость перешептываться между собой. Казалось, что весь мир замолчал, осознавая власть и силу Правителя, по щелчку пальцев которого даже сам дьявол мог явиться из преисподней. — Нет, — еле слышно проговорила девушка, продолжая сидеть на коленях. Она медленно провела рукой по мрамору, словно силясь впитать пролитые слезы, и шумно втянула носом воздух, понимая, что наполняет легкие последними вдохами, — Я отказываюсь. Народ загудел и зашевелился. — Её ведь убьют, — Чимин привстал на носочки, а затем двинулся вперед, расталкивая впереди стоящих людей. — Ты куда? С ума сошел? — Хосок схватил тонсена за ворот толстовки и притянул обратно, тяжело дыша, — Ты никак ей не поможешь! — Но эту глупышку убьют! Разве вы не понимаете? — Пак возмущенно ударил по удерживающей его руке, но тщетно. К руке Хосока прибавилась еще одна — Тэхена. — Собрался идти против отряда нуллов? С головой перестал дружить? — он был рад тому, что их разговор перебивает галдящая толпа. Ким слышал, как уводили с площади плачущую мать девушки, как кричал что-то её отец, в следующую секунду получая под дых рукояткой винтовки, и как плакали другие жены, умоляя упрямицу одуматься. — Надо что-нибудь придумать, — быстро проговорил Чимин, в панике оглядываясь по сторонам, — Я не могу позволить им убить её! Мы учимся в одной группе, она столько раз помогала мне! Господи! — Чимини, — начал было Тэхен, но тут же замолчал, оглядываясь на крик, донесшийся со сцены. — Мин Юнги, — зашептали голоса из толпы, — Это же Мин Юнги! Все взгляды устремились на молодого нулла, металлическая пластина на шее которого была темнее, чем у остальных сынов государства. Черная безрукавка сильно контрастировала с бледными руками, увитыми водоёмами вен, прекрасно подходя к волосам такого же смоляного цвета. Губы Юнги изогнулись в кривой ухмылке, а пальцы одной руки сомкнулись на шее плачущей девушки, отказавшейся от замужества, поставившей под сомнения решение камня судьбы. Во второй руке начальник нуллов держал пистолет, упирающийся дулом во взмокший девичий висок. Она дрожала, но не смела вырываться, ведь Юнги сильнее, он поймает её все равно, но вот только наказание станет изощренней. Юнги умело придумывал варианты смерти для своих жертв, воспринимая человеческую жизнь, как подарок для своего эго. Ни пол, ни возраст несчастного для Юнги роли не играли. — Я покажу, что бывает с теми, кто плохо себя ведет и перечит Правителю, — хриплый грубый голос ударил по перепонкам, и девушка дернулась, зажмуривая глаза. Мин посмотрел на главу государства и, получив одобрительный кивок, резко толкнул девушку вперед, отчего та упала, коротко вскрикнув под сочувствующие возгласы из толпы. Мин направил пистолет в лицо жертве, насмешливо прищурился и снял оружие с предохранителя. А у Чимина от этого взгляда и хищной улыбки под кожей заходили айсберги, вызывая обморожение всех частей тела. Казалось, что даже сердце заледенело. Юнги ужасен и беспощаден. Тэхен разворачивает и прижимает к себе Пака в тот момент, когда звучит выстрел. Чимин слышит крики, ощущает всю боль родителей девушки глубоко в себе. А перед глазами — жестокая улыбка на мертвенно-бледном лице. Мин Юнги. Чимин навеки запомнит это имя и когда-нибудь лично засадит пулю в бездушное тело.***
— С днем рождения тебя! С днем рождения тебя! С днем рождения, наш Чимини! С днем рождения тебя! — Хосок задорно прыгал вокруг низкого традиционно накрытого стола, веселя сидящих на коленях друзей, и пел всем известную песенку, излучая уйму позитива. — Спасибо, ребята, серьезно! — Пак не мог сдержать восхищения, борясь со слезами счастья, вызывающими ураган волнения внутри. — Ощущаешь себя на двадцать? — Тэхен закинул в рот кусок кимчи и принялся с наслаждением пережевывать, пока Хосок раскрывал записки с пожеланиями от друзей и одногруппников Чимина. — Внутренне ощущаю, а вот внешне, — Пак грустно улыбнулся и взъерошил на голове жесткие волосы, — Я ведь до сих пор похож на пятнадцатилетнего пацана. — Желаю поскорее стать похожим на мужчину, — бодро произнес Хосок, сразу же получив два непонимающих взгляда, — Что? Я цитирую твоего одногруппника! Для убедительности он продемонстрировал клочок вырванного из тетради листа. — Всю гору банальных пожеланий будешь читать? — Чимин откинулся назад на подушки и прикрыл глаза. Он был счастлив в эту минуту рядом с лучшими друзьями, благодаря чему мир за окном уже не казался таким уж омерзительным. — Желаю тебе, — продолжал чтение записок Хосок, — В ближайшее время увидеть свое имя на камне предназначения. — Уже лучше, — поиграл бровями Тэхен и пнул ногу Пака своей, — Уже миллион раз ведь фантазировал по поводу женитьбы? Какую жену хочешь? Толстую или худую? Волосы, чтобы натуральные или крашеные? А? — Милую и домашнюю хочу, — Чимин расслабленно улыбнулся и закинул руки за голову, — И чтобы грудь средняя была. Размер второй или третий. — Тебе и первого достаточно, — притворно возмутился Тэхен, — Грудь женщины должна помещаться в ладони мужчины, а тебе-то куда третий размер с твоими детскими ладошками? — Йа! Сейчас мой детский кулачок прилетит прямо в твою наглую морду, — Чимин выпрямился, поджав под себя ноги, и потянулся к Киму, намереваясь ударить посильнее, но был тут же повален на спину и подвержен сильной щекотке. — Желаю тебе, — продолжил тем временем Хосок, — Убить Мин Юнги. Чимин замер с занесенной для удара по плечу Кима рукой и посмотрел на Чона, прикусив нижнюю губу. — Сколько раз ты уже ходил на площадку для тренировки нуллов? — Тэхен помог Паку подняться и с серьёзным лицом посмотрел на друга. — Я не считал. Много раз. — Тебе это хоть что-то дало? — Хосок сел поближе к парням, выпивая залпом стопку соджу. — Да, кое-что дало. За прошедшие три года Чимину много раз удавалось проследить за передвижением грозного начальника нуллов — Мин Юнги. На построении, городских праздниках, на спортивной площадке для тренировки — он был всегда. Одинаково безразличный ко всему вокруг, с выпрямленной спиной и тихим, проникновенным голосом. Он вышагивал мимо подчиненных ему нуллов, заложив руки за спину, и раздавал команды, оглядывая всех внимательным взглядом из-под длинной смоляной челки. Иногда Паку казалось, что Юнги видит его, чувствует присутствие Чимина, но просто не подает виду или не хочет обращать внимание на безвластного мальчишку-солита, который ничего не сможет сделать против нулла. Когда наступало лето, тренировки в государственной гвардии учащались, и Паку приходилось чаще выходить из дома, чтобы понаблюдать за сотнями молодых бездушных парней, тягающих железо и бегающих кросс. Поначалу Чимин их просто ненавидел, но позже уже винил себя за то, что начинает завидовать их подкачанным телам и суровой боевой подготовке. Но главной фишкой всех этих отрядов был Юнги. Под лучами летнего солнца его кожа приобретала легкий загар, ровно покрывающий стройное тело. Каждая мышца напрягалась и перекатывалась под влажной кожей, когда тяжелое железо оказывалось в руках Юнги. Чимину нравилось наблюдать за тем, как тренируется Мин, как поджимает губы, поднимая особенно тяжелую гирю, как он проходит полотенцем по телу, стирая крупные капли с шеи, в том месте, что не была скрыта под металлической пластиной, со вздымающейся груди и выделяющегося пресса, затем откидывая намокшую ткань в сторону, аккуратно поправляя резинку штанов, которая съехала ниже положенного, оголив острые тазовые косточки. Пак корил себя за то, что начинал восхищаться Мином, воспроизводя в голове раз за разом то, как Юнги ходит, тренируется, бегает по стадиону. Как он морщится, ругает других нуллов хриплым голосом и приглаживает растрепанные от ветра волосы. Но Чимин продолжал его ненавидеть. В мыслях все еще всплывали образы трехлетней давности, где на мраморной сцене истекала кровью Минсун — милая, добрая одногруппница Чимина, решившая, что может противиться предназначению. Юнги жесток. Юнги не человек. Но физическую боль он чувствует. На последних нескольких тренировках Пак заметил, что Мин постоянно разминает правую руку, хмуря при этом лоб и прикрывая глаза, а это значит, что Чимин нашел его уязвимое место. Ведь если что-то не выйдет и придется вступить в рукопашную, такая деталь может сильно помочь. Но так как боль в руке может со временем пройти — необходимо поторопиться с задуманным. После дня рождения время пошло своим чередом. Учеба по-прежнему занимала много времени, и Чимин уставал чрезвычайно сильно. Прошло около двух недель с тех пор, как Пак наблюдал за Юнги в последний раз, и он боялся не успеть с задуманным. Он обязательно должен отомстить этому нуллу, пустить пулю промеж хитрых темных глаз. Обязательно.***
— Чимин! Чимин! Открывай! — голос Тэхена Пак мог узнать из тысячи, особенно когда тот орал и требовал его впустить. Чимин усмехнулся, откровенно веселясь с беззаботности друга, и открыл входную дверь замирая на месте с приоткрытым в удивлении ртом. Рядом с Кимом стоял мужчина в форме почтальона, с опаской косившийся на сверхактивного Тэхена, который, в свою очередь, змеей извивался у того под боком, требуя внимания. — Вы ко мне? — Пак обратился к почтальону, попутно дергая Кима за рукав куртки, взглядом моля успокоиться. — Вам письмо, — кивнул мужчина, протягивая Чимину серый конверт с серебристой полосой посередине с одной стороны, — Вести из храма, где находится камень предназначения. — Обалдеть, — Тэхен выдохнул, вырвал конверт из рук опешившего почтальона и кинулся внутрь дома Паков. — Спасибо, аджосси, — Чимин спешно поклонился и, захлопнув дверь, бросился вслед за другом. — Тэхен! — Пак влетел в свою комнату и уставился на Кима, сидевшего на полу и положившего конверт перед собой. — Я уже настрочил сообщение Хосоку, как только заприметил почтальона. Он сейчас придет. — Но как ты узнал, что это письмо из храма? — прошептал Чимин, вытирая взмокшие ладони о спортивные штаны. — Я ни разу в жизни не слышал, чтобы к вам домой приходил почтальон. Пак ждал этого конверта со школы, вместе с друзьями фантазируя о своей второй половинке: как её зовут, что она любит есть и как выглядит. А главное — что Чимин скажет ей, когда впервые увидит. Именно поэтому, завидев конверт с известным содержанием — перепугался и разволновался одновременно, и даже сердце забилось в два раза быстрее. Чимин не заметил, как Тэхен сбегал открыть дверь пришедшему Хосоку, как Чон посетовал на то, что родителей Пака нет дома, так как им бы тоже хотелось участвовать при вскрытии конверта, но ребята не вытерпят и не дождутся их прихода. Чимин просто смотрел на конверт и пытался найти в себе силы, чтобы его открыть, внутренне трепеща от счастья и предвкушения. Он тянется к заветной посылке, доставая оттуда листок плотной бумаги, надорвав конверт, дрожащими руками разворачивает темно-коричневый лист и закрывает ладонью правую часть, читая лишь свое имя. Вдох. Выдох. «Пак Чимин» Друзья напрягаются и тянутся ближе, замирая на полпути в ожидании. Пак убирает ладонь от листа, читает второе имя, выведенное тонкими серебристыми линиями и ощущает, как забытые давно айсберги возобновляют свой дрейф под кожей. Чимин открывает широко рот и словно рыба глотает обжигающий воздух, который тоже кажется ледяным и чуждым. Он шевелит губами, пытаясь что-то сказать, но давится едким кислородом, кашляя, смаргивая выступившие слезы, и роняет лист на пол. Тэхен хватает письмо и читает аккуратно выведенные имена: «Пак Чимин — Мин Юнги».