Сириус. Убить нельзя влюбиться.

До главного Дворца они идут медленно, словно вышли на семейную прогулку. Юнги — чуть впереди, а Чимин плетётся следом, по-прежнему морозя ладонь в руке нулла. Снова оказаться на территории Дворца слишком волнительно и страшно, но у Пака давно всё так и происходит. Неуютно. Чимин опасался разглядывать нуллов и снующих по двору слуг, поэтому смело развернул лицо влево, ровняясь с Юнги, намереваясь привыкнуть к повсеместной бледности, отмечая, что резные снежинки, отвергнутые серым нависшим над Патриэмом небом, смотрятся на этой коже более живыми и яркими. Раньше он бы радовался первому снегу, прикрывая ладонью глаза от света тусклого зимнего солнца. Но не теперь. Отныне тускло в нём самом и здесь уже не прикрыться. Юнги тянул неожиданно расслабленного парня за собой, огибая дворец и через широкую расписную арку проходя в соседний двор, а Чимин смотрел внимательно и даже одёрнуть себя был не в силах, наблюдая, как теряет свою форму снежинка на розовых губах, превращаясь в каплю, чуть заметную. Не достойную того, чтобы её стёрли или слизали, и Паку кажется, что его постигнет та же участь. — Мы пришли, — Мин остановился и кивнул в сторону невысокого строения, окружённого каменным забором, — Это дом нуллов. Чимин нехотя переместил взгляд туда, куда указывал Юнги и замер. Он никогда не видел ничего подобного. Именно в этом дворе, по ощущениям, сосредоточился весь инопланетный дух его времени. Пак много раз задумывался о том, почему, несмотря на использование внеземных устройств и материалов, по Патриэму до сих пор не летают машины, а роботы не доведены до совершенства. Видимо, потому что всё это находится в одном месте — в доме нуллов. Здание меньше всего напоминало дом, скорее гигантский купол, снятый с марсианской церкви. Его черная поверхность, изувеченная ярко-красными разводами и вкраплениями мелкого жёлтого песка навевала мысли о межгалактическом пространстве и человечках с головами в виде мяча из американского футбола, не хуже того самого Арнольда*. Если бы Юнги сказал, что нуллы не рождались на земле и являются посланниками тёмной стороны вселенной, то Чимин охотно бы поверил. Он бы поверил в любые небылицы, тем более, что над ним завертелся конусообразный дрон, опасно мигая радугой круглых лампочек. — Что это? — у Пака дыхание сперло, и ладони вмиг вспотели, что не могло не передаться Мину. — Это что-то типа охранного устройства. Мне придётся долго рассказывать про его свойства, — Юнги сжал влажную ладонь Чимина, но не выпустил её из своей, к слову, абсолютно сухой, — Оно реагирует на всё, что может навредить тому, кому он служит. — Нуллам? — Государству, в лице многих. Нуллы в их числе. Внутри купол оказался очень светлым и больше напоминал лабораторию или клинику с кожаной мебелью, кадками с растениями разного вида, прозрачными стеклянными столиками и свисающими с потолка овальными лампами. Чимин озирался по сторонам, напрочь забыв, где находится, громко ахал и только благодаря реакции Юнги, который успевал тянуть его за руку, не врезался в мимо проходящих нуллов. Преодолев несколько холлов, они подошли к лифту, и Чимин, наконец, выдернул свою ладонь из руки Мина, задумчиво потирая её и неловко переминаясь с ноги на ногу. — Нервничаешь? — Юнги выпятил нижнюю губу и коснулся пальцами металлической пластины на своей шее, что не скрылось от глаз Пака. — Если бы ты не был нуллом, то я бы подумал, что нервничаешь как раз таки ты. — Я не могу испытывать... — Да-да, я помню. Я сказал «если бы», расслабься, — примирительно закивал Чимин, заходя в лифт сразу за Юнги. — Напрягаться я тоже не могу, потому что не могу испытывать, — Айщ, какой же ты зануда, — Пак запрокинул голову и закатил глаза. Его потряхивало от ровного тона Мина. Это, словно, разговаривать с роботом, в которого заложен базовый набор слов. Но, в первую очередь, Чимину Юнги представлялся плюющимся пауком, обездвиживающим свою добычу смесью яда и шёлка, только в его случае была ещё щепотка раздражающей болтовни. Подниматься им пришлось всего на один этаж выше, и Пак ждал собственной, кусающейся за нервные окончания, паники и бешеного ритма в груди, но было спокойно. Не потому что ему нравилась та ситуация, в которой он оказался, а потому что инопланетное веяние, привлекавшее Чимина с детства, теперь окружало со всех сторон. Это было нечто новое, запредельно-невозможное, опасное, в том числе. Но Чимин слишком любопытен, слишком настойчив в своих стремлениях. Второй этаж выглядел сравнительно проще, имея лишь сплетения освещённых коридоров, изрытых множеством рифленых дверей. Юнги преодолел расстояние в пару десятков метров и остановился возле высокой пальмы, подпирающей стену, дожидаясь Пака, который весь сжался и ступал по выстеленному серым ковром полу так, будто среди короткого ворса могли быть запрятаны опасные снаряды, изрешетившие несколько сотен бедняг-солитов. — До этой минуты ты был смелее, — Юнги протянул руку, заманивая Чимина, — Можешь взять мою ладонь. Мне кажется, тебя это успокаивает. — Что? — Пак быстро смочил языком побледневшие губы и нахмурился, отмечая ситуацию, как ужасно глупую, — О чём ты вообще? — Просто проанализировал твоё состояние до подъема на жилой этаж и понял, — Мин придирчиво оглядел свою расцарапанную конечность, выпрямляя её и раскрывая ладонь, — Ты был спокоен тогда, когда я держал тебя за руку. — Какой самовлюблённый парень, — Чимин подошёл ближе и рывком отбросил ледяную ладонь от себя, уловив, как губы Мина приоткрылись, намереваясь пропустить пару приевшихся словечек, — Да знаю я, что нуллам это не присуще. Достал. Чимин мог бы закрыть глаза и представить, насколько Юнги был бы нежным, заботливым, при наличии отобранной души. Иногда ворчливым, когда его муж не взял с собой куртку, выбегая под проливной дождь, наивно прикрывая голову ладонью. Иногда слишком домашним, натягивая на себя свитер с горлом и заваливаясь на пол напротив камина, смеясь, притягивая к себе того, кто предназначен судьбой и забавляясь с его попыток вывернуться из объятий. Чимин мог бы представить, как Юнги протягивает ладонь, вот так же, как и сейчас, но только улыбается при этом, а в глазах — разгорающиеся угольки, горячее тех, что тлеют в том самом камине. И тогда бы Пак ухватился за его руку, ему было бы спокойно жить с таким Юнги под неярким зимним солнцем. Чимин мог бы представить, как Мин не притворяется. Чимин мог бы представить. Но это было бы ложью, не меньшей, чем забота Мин Юнги.

***

Пак совсем не удивился тому, что в комнату возможно было проникнуть только путем считывания отпечатка ладони умной дверью, открывающейся непривычно вбок, скрываясь в стене. И даже рта не раскрыл, заприметив огромный монитор, встроенный в стену напротив двери и живописный водопад, звучавший с потолка, стекая по стенам и в конечном счете исчезая в стыке между стеной и полом. Чимин почти сразу осознал, что комната напичкана техникой и видеопанелями, обманывающими зрение и слух. Но вот отсутствие кровати действительно поразило. И дело было не в наличии высокотехнологичного устройства, коим являлось спальное место. Вовсе нет. Кровати на самом деле не было, а вместо нее традиционная ночёвка на полу. Матрас, подушки и одеяла прилагались и находились в стенном шкафу. — Как ты себя чувствуешь? — Юнги встал посреди комнаты и взглянул в прямоугольное зеркало во весь рост, которое оказалось спрятанным в стене и вызволенным оттуда путем нажатия кнопки на универсальном пульте управления. — Опять пытаешься казаться человеком? — Пак поморщился, как от ощущения целого сочного лимона во рту, от которого сводит зубы, — Хватит так делать. Но для информации скажу. Чувствую себя, словно скоро выйду замуж за бездушного нулла и отныне вряд ли увижусь со своими друзьями и семьей, которых люблю больше жизни. Вот примерно так и чувствую себя, но тебе никогда этого не понять. Юнги развернулся к Чимину, прекратив приводить в порядок густые непослушные волосы. Его губы чуть дрогнули и искривились, обнажая маленькие ровные зубы, очень подходившие красивому, хоть и выглядевшему восковым, лицу. И всего его передернуло, а вместе с ним и Пака. — Ты чего? — Чимин приподнял одну бровь, внутренне много и бессвязно матерясь, — Что ты делаешь? Это ведь не улыбка, так? Это же не, — Я пытался посмеяться, — Юнги расслабился, возвращаясь к изначальному состоянию бесчувственного дерева, — Я выбрал не ту эмоцию? — Вообще-то да, — Чимин кивнул, раскрыл рот и развел руки в стороны, тут же тихо вскрикивая от жгучей боли в раненой губе. — Какая эмоция подошла бы сюда больше? — Мин как в ни в чём не бывало выпрямился и завел руки за спину, сцепляя их в замок. — Сочувствие, — хоть Пак был и против того, чтобы сие бездушное существо пыталось изобразить человеческие эмоции, но желание мести никуда не исчезло и захотелось немного поизмываться, — Изобрази сочувствие. — Хорошо, позволь сосредоточиться, — Юнги потряс головой, скидывая челку со лба, прикрыл лисьи глаза и на пару секунд выбыл из реальности, по всей видимости, действительно сосредотачиваясь. Чимин принялся растерянно озираться, морща лоб и недоверчиво поглядывая в сторону нулла. Как-то быстро он попал из триллера в романтичную комедию, где безэмоциональная туша пыталась выдавить из потаённых закромов чувственную гримасу. Когда Юнги отмер, Пак на всякий случай дополнительно напрягся и опасливо повернул лицо боком, разглядывая нулла одним глазом. Чтобы вовремя увернуться, если что. Мин молча сощурил и без того узкие глаза, приоткрыл рот и положил руку на грудь, поспешно вдыхая, на что Чимин тоже вдохнул и прикусил губу с внутренней стороны, силясь не расхохотаться в голос. Юнги походил на актера приезжего театра. Не самого талантливого, скорее из массовки. — Это сочувствие? — Пак тоже положил свою ладонь себе на грудь, вторя движениям Мина. — Да, — тот утвердительно прохрипел. — Это самое отвратительное сочувствие, которое я когда-либо видел, — Чимин потёр нос пальцем, сдерживая эмоции и подошел к Юнги практически вплотную, разглядывая того слишком пристально, — Тебе стоит больше практиковаться. — Но ты ведь был против, — Мин наклонился, ведя кончиком носа по щеке Пака, делясь кокосовым запахом и неясным теплом, сосредоточившимся именно в этом жесте. — Только так я могу смеяться, Юнги, — Чимин улыбнулся, но на грани истерики. Ему было смешно до безумия. Хотелось рвать ногтями кожу на груди, чтобы выцарапать этот смех и выжечь эту эмоцию навсегда. Но он смеялся. Утыкался носом в подбородок нулла и сотрясался в беззвучном смехе, неистово борясь с наслаждением, которое появлялось наплывами из-за горячей кожи на лице нулла. Чимин очень соскучился по нежности и уюту, которые всегда ему дарили близкие люди. А сейчас его бросили в безлюдную пустыню, где есть только тела, которые трудно было назвать живыми. Но сейчас он нашел хоть небольшое, но всё же утешение, утыкаясь кончиком носа в шершавый от щетины подбородок, с нажимом ведя к мягким гладким щекам. — Твои действия очень странные, — Юнги почему-то шептал, согревая Пака своим дыханием ещё больше. — Ты можешь заткнуться? — зло прорычал Чимин, хватаясь за его плечи и приподнимаясь на носочках, хотя они были одного роста. — Моё тело реагирует, — Юнги зашевелился, а Пак прижался ближе под давлением холодных ладоней на свою поясницу. — Реагирует? — не понял Чимин и отстранился, опираясь спиной на сильные руки Мина, демонстрирующие ощутимо натренированные мышцы. — Мой орган, — Юнги попытался прижать Пака снова к себе, ластясь, как потерянный щенок, — Он напрягся. — Орган? — округлил глаза Пак. Но через мгновение уже раскрыл рот и оттолкнул нулла от себя, — Орган? Серьёзно? — Абсолютно, — буднично произнес Юнги, опуская взгляд на сильно оттопыренную ширинку, на которой даже собачка молнии стояла по стойке смирно. — Во-первых, фу, — Пак передёрнул плечами и направился в сторону ванной комнаты, на которую не так давно указывал ему Юнги, — А во-вторых, кто в наше время называет член «органом»? — Мне необходимо удовлетворить данную физическую потребность, — Мин двинулся за Чимином, попутно расстёгивая штаны. — Сдурел совсем? У вас тут женщины есть! — Пак залетел в ванную и закрыл за собой дверь, радуясь, что старушку-щеколду не сместили инопланетные технологии, иначе пришлось бы ещё долго разбираться. — Но ты мой муж, — голос нулла тронуло возбуждёнными нотками, — Ты мне нужен сейчас. — Официально мы пока не женаты, — прокричал Пак в щель между дверью и стеной, — В конце концов, иди в туалет и используй руку. — Это как? — по ту сторону двери замерли. — Это называется «подрочить». Ты забыл как это делается? — Я не умею. — Ты точно был когда-то человеком? — недоверчиво спросил Чимин, — Руку засунь в штаны, соедини пальцы на подобие кольца и просунь туда член. А потом води вверх-вниз. — Сейчас попробую, — надрывно пробурчал Юнги и послышался звук копошения. — Прямо под дверью будешь это делать? — возмутился Пак. Ему вовсе не хотелось слушать стоны ненавистного нулла. — Если у меня не получится, ты должен будешь меня поправить, — сдавленно проинформировал Мин. — Поправить? Это как я тебя поправлю, мне интересно? Ты вообще адекватный? Ну как можно возбудиться от парочки прикосновений? — Пак злился и откровенно не понимал, как можно так себя вести. Хотя, на то он и нулл, что беспардонность — его отличительная черта, — Была бы у тебя душа, ты бы сдержался и поборол возбуждение. Но зависимость от физиологических потребностей не дала тебе этого сделать! Чимин ругался, эмоционально тряся руками, пару раз ударив ими дверь и не сразу уловил посторонний, очень специфический звук, от которого засвербело в груди. Новый звук. Приглушенный, хрипящий. И только спустя недолгое время, Чимин определил этот звук, как стон. Низкий, протяжный, от которого внизу живота клубилось желание. Так стонал Юнги, сотрясаясь в оргазменных судорогах. — Открой дверь, — Мин шептал совсем близко, видимо прислонившись к двери, — Чимин-а. Пак опешил и неверяще посмотрел на дверь, в попытке просканировать её. Этот мерзкий нулл впервые его так назвал. Было тяжело определить свое отношение к подобному ласковому обращению, но рука сама потянулась к щеколде, сотрясаясь в воздухе, всё равно сопротивляясь. — Чимин, — на этот раз жестче, — Мне нужно искупаться. Я испачкался в своей семенной... — Я понял, не продолжай, — опередил его Пак и распахнул дверь, вздёргивая подбородок кверху, чтобы не наткнуться взглядом на приспущенные штаны нулла. — Мы можем искупаться вместе, — Юнги отмыл руку от спермы и начал расстегивать безрукавку, оголяя грудь и смущая Чимина. — Нет, спасибо, — Пак выбежал из ванной, прислоняясь к двери спиной и сползая вниз, переводя дыхание. Он сам себе поверить не мог. Неужели он только что смутился? Быть того не может. Это ведь гадкий нулл, убийца, сухарь. — Айщ, — кулак влетел в мягкую грядушку кресла, вызывая ещё большее раздражение, — Да что происходит?! Эмоции, как в калейдоскопе, сменялись и заполняли собой. До омерзения противоречивые, неожиданные, теперь и неуместные вовсе. Их нельзя объяснить и дать им оценку, потому что слишком мало информации, доступной солитам, о камне предназначения, о нуллах, о судьбе, в конце концов. А о том, что делать, если тебе в мужья достался нулл — вообще нет сведений. Пак, прислушался к шуму воды в ванной, прогоняя из мыслей обнажённого Юнги, соблазнительно ведущего пальцами по мокрому блестящему ошейнику на своей шее, и ринулся к входной двери, скрываясь в коридоре. Интернетом пользоваться было бесполезно. Сомнительно, что там могли храниться секретные сведения, поэтому Пак решил поискать хоть какую-нибудь информацию в местной библиотеке. Юнги наверняка спросил бы куда Чимин направился, поэтому он ушёл без объяснений, чтобы придумать их к своему приходу. Спустившись на этаж ниже, Пак принялся высматривать указатели, которые приведут его к кладезю научной литературы, но лишь ходил из холла в холл, невольно сжимаясь под взглядами нуллов, знающих точно, что худощавый парень с репообразной головой и розовыми щеками принадлежит их начальнику. Чимин тут как местная достопримечательность. Когда он в очередной раз проходил неподалёку от лифта и вертел головой, нервно оттягивая низ любимой футболки, то не сразу заметил, выходящего из кабины Юнги, который выглядел очень по-домашнему в черной приталенной футболке, взамен привычной безрукавки и с мокрой челкой, прилипшей ко лбу. Пак подскочил на месте, хаотично соображая куда ему бежать и стоит ли паниковать, но прежде чем Мин повернул голову в его сторону — схватил за шиворот проходящего мимо мужчину и затащил того в приоткрытую дверь неподалеку. Пак впечатал мужчину в стену и захлопнул дверь, погружая обоих в беспроглядную тьму. Помещение оказалось узким и захламленным вещами, предположительно коробками, попадавшимися под руку Чимину, когда тот попытался нащупать выключатель, но тщетно. Тишина окутала с ног до головы, больше пугая, нежели успокаивая и, голоса, звучащие снаружи, казались отстраненным гулом, от которого они только что были спасены. Чимин дышал тяжело, успокаиваясь медленно и молясь, чтобы Юнги их не заметил. Уж лучше он позже ему всё объяснит. Сейчас вообще не до разговоров с нудным нуллом. — Я извиняюсь, — приятный голос раздался из темноты, окутывая своей мягкостью и выращивая по телу бархатные целозии. Мужчина откашлялся, раздался тихий щелчок, и помещение озарилось мягким желтоватым свечением настенной лампы. — Я извиняюсь, — повторил мужчина, оказавшийся довольно молодым и привлекательным, обладающим высоким ростом, широкими плечами и добрыми задорными глазами, — Что произошло? — Эм, простите, — защебетал Чимин, нагло оглядывая своего «заложника», — Я случайно вас прихватил. Просто увидел. Его. И как-то рефлекторно завлёк вас сюда. Чимин на самом деле не мог ответить, зачем он затащил человека с собой в каморку. Скорее от испуга. — Кого «его»? — мужчина поправил воротник белого халата и улыбнулся, — Кто тебя напугал? — Юнги, — Пак заробел и опустил взгляд, — Я с ним тут живу. — А, я понял, — закивал «заложник», — Ты его предназначенный. Я наслышан. А меня Джин зовут. — Чимин, — представился в ответ Пак и поклонился настолько, насколько позволяла узость помещения, — Вы не нулл? — Нет, я из экспедитов. Работаю тут врачом. Нуллы ведь тоже болеют. — Вы могли бы мне помочь? — Чимин посмотрел доктору в глаза и, встретив заинтересованный взгляд, продолжил, — Я бы хотел больше узнать о нуллах и камне судьбы. Мне нужна библиотека. — Тише, милый, тише, — Джин приложил свой палец к губам Чимина, заставляя покорно замолчать, — О таких вещах в обычных книгах не пишут и громко о таком не разговаривают. Есть хранители, которые берегут эти знания, но никогда об этом не расскажут. Скорее умрут. Даже Правители не знают всего. — Но как мне быть? — Чимин во все глаза смотрел на мужчину, безмолвно умоляя, паникуя внутренне и заламывая брови, не ощущая боли на побитом лице, — Я первый, кто оказался в подобной ситуации и, возможно, у меня есть иной выход, я просто о нём не знаю. Мне уготована смерть или что похуже. Помогите мне, хоть как-нибудь. Помогите! — Я ничем тебе не помогу, сожалею, — Джин отступил к двери и схватился за ручку, — Я всего лишь врач и не обладаю нужными тебе знаниями. — Но... — Хорошо, — он боролся с собой, но снова подошел к Паку, оглядываясь на входную дверь, — Есть один человек, кто, вероятно, сможет тебе помочь. Его зовут Кан Лиджон и он бывший хранитель и сын предыдущего Правителя. Чимин схватил Джина за широкий рукав халата и задрожал всем телом, только сейчас осознавая, какую мощь имеет тот человек, о котором говорит врач. — Но помимо всего прочего, — Джин снизил тон голоса, — Он еще и бывший нулл. Этот человек обладает многими знаниями, скрытыми от обычных смертных. — Нулл?! — по ощущениям небо и земля поменялись местами и вокруг Пака зажглись поминальные огни. Этого не может быть, — Бывают бывшие нуллы? То есть, им можно вернуть душу? — Теоретически — да. Но на практике — они погибали или сходили с ума. Но Кан Лиджон — исключение. Он, конечно, чуть было не распрощался с рассудком, но потом его смогли вылечить. — Где он? Я могу с ним поговорить? — короткие пальцы тянули рукав, словно собирались выдрать его, лишь бы не спугнуть внимание оппонента. — Это опасно и тебя не пустят туда, — Джин рванул рукав на себя, наконец высвобождая его из рук солита, — Он в государственной тюрьме и находится там уже более двадцати лет. В одиночной камере. — Что он натворил? — Пытался убить своего отца. — Правителя?! — Именно. И тот не смог прикончить собственного сына и заключил его на пожизненный срок. — Помоги мне пройти к нему! — это был единственный шанс попытаться узнать хоть немного о том, что с ним происходит, стоит ли бороться и во что это всё может вылиться, — Пожалуйста, Джин! Проси что хочешь, только помоги! — Если кто-то узнает, что ты говорил с сыном Правителя — казнят нас обоих. И тебе, может уже всё равно, но у меня семья! Джин развернулся и собирался выйти, не обращая внимания на сотрясающегося в рыданиях Чимина, который до последнего пытался остановить своего несостоявшегося спасителя, хватаясь за кипенно-белый халат, словно в этом самом халате заключалось его спасение и это единственное, что он мог делать — просто комкать в ладонях накрахмаленную ткань. Но как только рука Джина приблизилась к ручке двери — та распахнулась, пропуская внутрь яркий белый свет, который мешался с желтоватым светом каморки и ослеплял обоих. — Юнги, — одними губами прошептал Пак и вжался спиной в коробки, стоявшие позади. — Чимин-а, — голос срывался и не сулил ничего хорошего. Нуллы не умеют злиться, поэтому прозвучало ещё страшней, чем если бы он злился, — Пойдем в комнату. Я устал искать тебя. — Юнги-щи, позволь мне выйти, — Джин говорил ненатурально спокойно. — Конечно, доктор, — нулл отошел в сторону, позволяя Джину пройти, не отрывая пустых глаз от Пака. Тело Юнги покрылось испариной, рот приоткрылся, извергая нездоровые хрипы, а челка беспорядочно торчала, словно её долго пытались зачесать назад, борясь с намокшими прядями. Мин снова и снова водил пальцами по пластине, опоясывающей шею, словно та мешала дышать, не давала проглотить скопившуюся слюну. — Юнги, ты болен? — Чимин оттолкнулся руками от коробок и преодолел несколько метров, что разделяли его и Юнги. Руки безбожно тряслись, но тянулись вверх, обхватывая горячее лицо нулла. Воздух сотрясался и был чем-то осязаемым, пропуская ощутимые вибрации между обоими, и Юнги был в этой цепочке эмоциональным продолжением Чимина, его частью, замыкающим элементом. — Я должен научить тебя еще раз. Ты не понял тогда. Я покажу снова, — Мин говорил через силу, преодолевая чужие эмоции в себе. — Нам будет больно, — слёзы катились по щекам, обжигая еще не зажившие раны, которые опять будут кровоточить, рассекаемые острыми костяшками пальцев Юнги. Тело Чимина еще хранит отпечатки тяжёлых кожаных ботинок, которые сделают новые отметки. Потому что Чимин с первого раза не понял. Он опять не сдержал эмоции, делая Юнги слабым. Чимин должен быть наказан. --------- * "... в виде мяча из американского футбола, не хуже того самого Арнольда". Арнольд - персонаж американского мультфильма "Эй, Арнольд!". Его голова имеет продолговатую форму, что делает её похожей на мяч для американского футбола.