Сириус. Убить нельзя влюбиться.

— Как мне узнать откуда родом Юнги? — за тонированным стеклом, казалось, бездна. В салоне машины горел свет, поэтому природа снаружи потонула в черноте наступившей ночи. Медосмотр продлился до полуночи, вымотав Джина и любопытного Чимина, вечно выглядывающего из-за плеча доктора. — Это проблематично, — голос Джина сел от непрерывающихся разговоров с пациентами и персоналом, — Подобная информация хранится в государственных учреждениях. Могу лишь сказать, что у Юнги было много проблем со здоровьем. Ослабленный иммунитет, разрыв внутренних тканей, гематомы, истощение — это не полный список того, с чем прибыл Мин в столицу девять лет назад. В то время была напряженная обстановка с Северным Патриэмом, поэтому нуллы патрулировали прилегающие к границе поселки. И вот из одного населенного пункта привезли мальчика, Мин Юнги. Ребенок был при смерти. Его отправили на лечение в госпиталь, а когда Юнги выздоровел — стал нуллом. Это был его выбор, а так как нуллы лишними не бывают, тем более, когда Патриэмы находятся на грани войны, то Правитель подписал указ о расширении государственной гвардии. — Боже, — Чимин мог поклясться, что его сердце на мгновение остановилось, — Откуда ты знаешь? Откуда знаешь все это про Юнги, Джин-хён? — Два года назад я стал врачом в доме нуллов и на меня же повесили ежегодный медосмотр. Юнги довольно часто жалуется на боли в мышцах и частенько подхватывает простуду, в связи с этим я поднял историю его прибытия и лечения. — Кан Лиджон сказал, что я должен узнать о том, почему Юнги стал нуллом, потому что... — Чимин! — громко прервал его Джин и покосился в сторону водителя-нулла, явно прислушивающегося к их разговору, — Мне это не интересно. Помолчи. — Но, хён, — нервы на грани разрыва, тяжесть в голове, а на душе что-то более массивное, — Ты видел его карту или дело или как там это ещё называется. Мне нужен хоть мизерный кусочек информации. Джин молчал. И Пак не в силах был понять, почему доктор не говорит с ним. Годами информация об устройстве мира и вселенной хранилась в мыслях Чимина и его друзей, близких, знакомых. Все они мечтали, строили планы, познавали. И Пак не исключение. Знания копились, перерастая в опыт и так было до разговора с Лиджоном. И этот разговор, как остро наточенный серп, вспорол хранилище, кладезь важной информации, опустошая и доказывая, что и опыт, и жизнь Чимина — ложные. Обман, один обман. Из него состоит их мир, возможно, даже деревья, растущие ввысь, покрывающиеся сочной зеленой листвой каждый год, тоже ненастоящие. Генетически выращенные или вообще — качественная иллюзия. Но это все ничего. Лишь бы люди и вправду были людьми. Блокнот в мягкой позолоченной обложке стукнулся о пол автомобиля, между сидениями, а Джин ахнул, слишком звонко. — Растяпа, — поругал он сам себя, наклоняясь за блокнотом, в котором только недавно выводил буквы, — На этих страницах много важной информации. Быстрый взгляд на Пака. — Чимин, следи, чтобы я не потерял его. Пак кивнул, на автомате соглашаясь со словами того, кто старше и замер, препятствуя искрящемуся чувству, которое сложно было определить. Досада, страх, разочарование, либо их гремучая смесь. Когда машина затормозила напротив дворца, Джин поспешил вылезти первым, громко захлопывая дверь и желая одеревеневшему тонсену спокойной ночи. Чимин уговорами заставил себя выйти из прогретого салона на морозный воздух и уже положил ладонь на сидение, дабы оттолкнуться и вылезти, но ребро ладони полоснуло по твердой вещице, оказавшейся блокнотом Джина. — Гундел мне про этот блокнот всю дорогу, но в итоге всё равно забыл, — он засунул сокровище Джина за пазуху и втянув голову в плечи, прячась от падающих за шиворот снежинок, ринулся к дому нуллов. Юнги не было. Комната впервые показалась чужой и неуютной, даже луна, нависающая с потолка, виделась теперь по иному, не такой дружелюбной. После разговора со стариком Лиджоном поменялось многое. Нуллы казались еще более загадочными, Правитель более лживым, а люди более глупыми. Возможно, если бы Чимин не пытался спасти себя, а преспокойно стал нуллом, то он не испытывал бы этих раздирающих, колючих чувств. Не испытывал бы вообще ничего. Но он знает отныне многое и жажда узнать еще больше не даст спать спокойно. Он обязан узнать, обязан, чёрт подери, потому что у Юнги есть шанс стать полноценным человеком. Зачем? Пак, конечно же, эгоист. Он хочет, мечтает, грезит о том, что Юнги сможет любить его. Тем более, если камень судьбы показал их имена, то сладкое, светлое чувство рвется наружу, как зеленый росток, пробивающий себе путь через бетонированный пол. Чимин должен разрушить эту преграду. Дать вырасти. Чимин злился на Джина, ведь тот отказался говорить ему про то, что он увидел в карточке Мина. Там должна была быть хоть какая-то информация. Но врач только и делал, что косился на водителя и в окно, где большую часть пути и смотреть-то не на что было. Джин смотрел на нулла. — Идиот, — простонал Пак, ударяя себя по лбу, — Какой же я идиот. Блокнот. Доктор намекнул, что хранит там важную информацию. Вместо ответа на вопрос Чимина, он предельно ясно дал понять, что рядом есть лишние уши, просил Пака замолчать, а потом усердно строчил что-то на бумаге. А Чимин, глупец, не понял. Внутри, на первый взгляд, не оказалось ничего интересного. Красивым почерком выведены названия препаратов, расписания приёмов и медосмотров, незнакомые Чимину имена. Обычная рабочая информация. Единственное отклонение от нормы — вырванный листок, надпись на котором была выведена в спешке, размашисто, но почерк точно принадлежал Джину и Пак сделал вывод, что это он писал в машине, перед тем, как уронить блокнот. «Частная психиатрическая лечебница Ко Инсун. Профессор Джи Хисон. От Ким Сокджина». Ноги заскользили по полу к стене, где располагался выдвигающийся стол со сложным умным устройством, пальцы застучали по пластику в поиске кнопки включения. Компьютер беззвучно явил взору цветастое изображение рабочего стола и браузеры на выбор. Название успешно вбито в поисковую строку и результаты не заставили себя ждать. Психиатрическая лечебница располагалась в паре часов езды от столицы, рядом с небольшим поселком. «Юнги не может ведь быть одним из пациентов?» — сам у себя в очередной раз спрашивал Чимин, боясь накликать отвратительную паническую атаку, от которой дышать становилось слишком тяжело, — «А если он лечился там, то весь план насмарку. Что с ним будет, если я разрушу заслонку, отделяющую его от полноценного человека?» «Узнай его историю, почему он стал нуллом» — Чимин вспомнил слова Лиджона — «Если в прошлом у него тяжелый крест, то он умрет, как только две жизни соединятся». — Две жизни соединятся, — Пак обессилено взъерошил волосы, походя на ученика, решающего тяжелую головоломку, — Он ведь не помнит себя до того, как стал нуллом, верно? Луна на потолке больше не успокаивала, её тоже нужно бояться. Как и всё в этом мире. — Если Юнги был невменяемым раньше, то став опять человеком, к его невменяемости добавится еще и осознание убийств, иногда слишком жестоких, совершенных им в качестве нулла. И он может умереть? — холодная вода на лицо не спасала совсем, кожа горела и местами ощущался зуд, как от укусов насекомых. Нервы сдавали, слишком много мыслей и беспокойств, — Возможно, он попытается убить себя или его сердце просто остановится. Может он выживет, но останется недееспособным. Овощем. Лицо, смотрящее на Пака из зеркала над раковиной, было чужим. Оно не могло принадлежать двадцатилетнему Чимину. Темные круги под глазами, разбитые губы и скулы, а в глазах — звезды, чей свет хоть и ярок, но холоден и неприветлив. Писк двери оторвал Чимина от размышлений. Раздались неторопливые шаги, затихшие примерно на середине комнаты. «Чёрт, компьютер!» — мысли носились в голове с космической скоростью, перебивая даже долбящее в грудь сердце. Загудело в ушах и соображать никак не получалось. Как он объяснит Юнги открытую на весь экран фотографию психбольницы? Чимин развернулся и облокотился поясницей на раковину, дыша через открытый рот и наблюдая, как тень с пола перемещается на открытую дверь ванной комнаты, а в мыслях — таймер, отсчитывающий секунды до конца света. — Что случилось? — Юнги выглядел помятым, — Ты напуган. Констатация факта. Мин чувствовал, перенимал на себя. Только Паку легче не становилось, эмоции при этом не делились надвое, а наоборот усиливались, так как от Юнги рикошетило в обратную сторону. — Я просто, — срочно нужен глоток воды, чая, газировки. Хоть чего-нибудь, — Испугался, что вошёл кто-то посторонний. — Мне не нравится это чувство. — А как ты его различил? — Чимин практически пришёл в себя, но от раковины отодвинуться никак не мог, конечности сковало воспоминанием о воспитательном процессе нулла в отношении Пака, — Ты не должен помнить эмоции. Как ты понимаешь, что именно я испытываю? Он уже задумывался об этом, но спрашивать не решался. Смелости прибавилось. Либо Чимину уже всё равно, пугающие вещи отныне проявляются с каждой новой усвоенной информацией. — Я читаю литературу и статьи в интернете, — Мин оглядел парня с ног до головы, отмечая что-то для себя, — Могу интерпретировать некоторые человеческие эмоции. Например, страх — он колючий, волнообразный. Сердцебиение учащается и спирает дыхание. Неприятно. — Да уж. Приятного мало. Бить будешь? — сказано буднично. Таким тоном можно спросить: «Есть будешь?» или «Порубимся в приставку?». Но у них всё не так, как у нормальных молодых людей. — Это не эффективный метод. — Я очень рад, что ты дошел до этого вывода. А что вместо избиения? — Может, — Мин упер руки в бока и наклонил голову к плечу, — Сам подскажешь? Попробуем твой способ. — Я не уверен, что все эмоции можно побороть на стадии зарождения. Если только стать нуллом, но это у меня впереди, — было немного не по себе, ведь Юнги сменил тактику. Чимин старался подходить медленно, без резких движений, упрямо заглядывая в глаза нуллу, — А сейчас, можешь просто успокоить. — Мне взять тебя за руку? — Обними меня, — Чимин признался сам себе, что устал. Хотелось вернуться в беззаботное детство и больше не разбираться с кучей проблем без спросу свалившихся на его и так побитую голову. Запах кокоса кружил над ними, в них самих, в помещении. Чимин прижимался к Юнги, насколько мог сильно, буквально впечатываясь грудью в его грудь, морщась от соприкосновения ребер. Но отступать не хотелось. У Юнги ледяные ладони, но очень горячая шея, манящая и, как оказалось, вкусная. Пак не смог бы ответить, что это за вкус — кокос или просто сладковатое послевкусие. Тяжелый вопрос. Но она вкуснее, чем даже у Намджуна. И кокосовый запах нулла перебивал целую гамму вкусных запахов Кима-старшего. Мин поглаживал спину парня, медленно, заботливо, зарываясь пальцами другой руки в его волосы, массируя. А Пак млел и хотелось переступить тот порог, когда прикасаться губами — достаточно. Он чуть отстранился и опасливо посмотрел в глаза Юнги, словно ожидая увидеть там больше, чем безразличие. Его лицо совсем бледное, даже сероватое. Стало интересно, поменяется ли его цвет, стань он человеком. Чимин сглотнул слюну и высунул кончик языка, чтобы распробовать наверняка. Он лизнул шею Мина и прикрыл глаза от удовольствия. Приятно. Вроде это Чимин сам целовал и вылизывал чужую шею, привставая на носочки от нахлынувшего вдруг счастья. Он доставлял удовольствие Юнги, а приятно было ему самому. Невероятное чувство и Пак очень надеялся, что это не болезнь, хотя он не прочь заразить этим Юнги. И в тот момент, когда Юнги не раccчитывая силы оттянул голову Пака за волосы от себя, Чимин готов был закричать от боли, но крик потонул в чужом горле, прерываясь от резкого проникновения мокрого языка и перерастая в стон. Высокий, протяжный. Ощущать прикосновения Юнги, его запах, его всего целиком — недостижимое на первый взгляд удовольствие. Но получив его, Чимин готов разрыдаться от счастья, как девочка — девятиклассница, на которую обратил внимание самый красивый парень в школе. Чимин и не пытался контролировать собственные руки, обхватившие шею Мина удушливой петлей и ноги семенящие по полу от предвкушения чего-то большего. Чимин, словно голодный волчонок, впивался в губы Юнги, сотрясаясь всем телом, когда наталкивался на его язык своим. И уже совсем неважно, что его штаны болтаются в районе щиколоток, а кофта валяется в комнате, чуть порванная в самом низу. Юнги превратился в дикаря, решившего отвоевать то, что, как он считает, по праву принадлежит ему. Чимин разлепил веки только тогда, когда стоял босыми ногами в ванне, глотая воду, падающую водопадом из душа, а Юнги, безумно красивый и безоговорочно сексуальный, стоял напротив и осыпал поцелуями его лицо, придерживая за талию. И этой нежностью можно было захлебнуться, раньше, чем водой, затекающей в дыхательные пути. — Юнги-я, — последнюю букву он выстонал, без смущения ведя ладонями по груди нулла вниз, вскоре невесомо оглаживая кожу под пупком, — Что ты чувствуешь? — Я не знаю, — прохрипел Юнги, спускаясь поцелуями на шею, прижимая Пака сильнее к себе, почувствовав, как тот заваливается назад, изнывая от возбуждения, — У меня, словно зудит в груди, но приятно. Это чувство. Оно мне нравится. — Оно ведь моё. — Хочу его себе. Чимин быстро вдохнул и попытался выдохнуть, но воздух застрял на полпути, когда шершавая ладонь обхватила его член и поступательными движениями принялась доводить до экстаза, большим пальцем кружа по головке. От ощущений подбрасывало и тело не слушалось. Оно, как истинный предатель, велось на эти ласки, на Юнги, его руки, изрисованные синими венами, тянувшимися от локтей до ладоней. И к тому времени, как оргазм заставил тело сотрясаться, Пак уже нагло вылизывал рот Юнги, потираясь членом о его твердый член. Еще пара движений и Чимина оглушает собственный звонкий крик, а на плечах Юнги остается восемь округлых отметин. Юнги не проронив ни слова, помыл Чимина, вытер насухо полотенцем, приготовил постели им обоим и уложил Пака, накрыв одеялом по самый подбородок, неизменно. А тот просто наслаждался и отдавал себя на попечение нулла, усердно старающегося разыгрывать эмоции и настоящие отношения. И у него ведь неплохо получалось. — Когда будешь ежегодную проверку проходить? — не то, чтобы Чимину это было интересно, но разговор с чего-то начать надо было. — Завтра, — раздалось из темноты, — А ты, что делать собираешься? — Поеду с Джином в психиатрическую лечебницу, к его другу, — не задумываясь Чимин врал напропалую. Юнги в любом случае видел открытую на экране компьютера ссылку. — Это в ту, про которую ты читал? — кто бы сомневался. — Ага. — Странно, что он меня не предупредил. Джин ведь знал, что буду проходить осмотр отдельно от всех, на день позже, — по голосу нельзя было понять, верит ли Юнги Паку или нет, — Завтра с утра зайду к нему. Чимин мог лишь только помолиться о том, чтобы Джин не сдал его с потрохами. — Мне вот интересно стало. А где ты так целоваться научился? Вроде первый поцелуй со мной был. — Погуглил. — Ты что, обо всем на свете спрашиваешь поисковики? — Чимин даже приподнялся немного, вглядываясь в темноту. — Я просто думаю, что тебе может быть одиноко. Здесь, со мной. А так я смогу больше походить на людей твоего возраста. Обычных людей. Юнги говорил на одной ноте, ничего странного. Вот только у Пака от этих слов в груди кольнуло и стало наперекор зиме по-осеннему тоскливо. До зубного скрежета. Он подорвался с места, плюнув на то, что даже трусы не удосужился натянуть и юркнул под одеяло к не менее голому Юнги, укладывая свою голову тому на плечо, чуть ли не мурлыча от совсем уж неожиданной нежности. — Для меня это напряжно, — Юнги заерзал, устраиваясь поудобнее. — Дай поспать, — не церемонясь, Пак потерся щекой о нулла и улыбнулся, проваливаясь в сон. Улыбка вышла вымученной, но искренней.

***

Чимин нарезал круги по комнате, как муха, потирая ладони друг о друга и хмурился. Юнги почти час назад ушел к Джину, а новостей пока никаких и это беспокоило. В дверь постучали. Сначала тихо, а затем с особым усердием и при желании Джин, а именно он оказался по ту сторону, мог вынести её с одного удара. По крайней мере это было написано на его взмокшем и отнюдь не доброжелательном лице. — Я убью тебя ещё до того, как это сделает Юнги, — Сокджин толкнул Пака в комнату и захлопнул за собой дверь, тут же прислушиваясь, — Есть кто-нибудь? — Нет, — замотал головой Чимин, обнимая себя руками, — Я один. — Ты зачем сказал Юнги про лечебницу? — длинный кривой палец грубо ткнул Пака в грудь, — Я же тебе закрытую информацию дал, понимаешь? Да меня убить за это могут, Чимин! — Хён, это случайно вышло, — извиняющимся тоном произнес Пак, тупя взгляд. Он не видел ранее такого разозленного и эмоционального Джина, — Я искал в интернете. А он пришел. А я ничего не смог сделать. Не успел... — Так стоп-стоп, — Джин за затылок придвинул заикающегося парня к себе, — Посмотри на меня! На меня, Чимин! Пак гладил себя по рукам, оттопыривая пальцы и водил взглядом по предметам в комнате. Он соображал, насколько губительно для Джина то, что он наделал. Пак Чимин только и может, что приносить неприятности. — Вот дурак, — доктор движением головы размял свою шею и растерял весь пыл, видя, что парень, как обычно, ведет внутреннюю борьбу, уже наказывая себя, — Иди ко мне. Джин по-отечески похлопал Чимина по спине и обнял, чуть покачиваясь. — Прости, — голос глушился о плечо доктора, — Я накосячил. — Если хочешь со всем справиться, — Джин отодвинул парня от себя и слегка встряхнул за плечи, — Будь аккуратен, следи за тем, что делаешь или говоришь. В нашем мире даже неверно оброненное слово может привести к смерти. Чимин кивнул, не поднимая глаз. Затем покопался в собственной куртке и в итоге блокнот был незамедлительно отдан обратно хозяину. — Поехать я с тобой не могу, у меня работа. Но я проведу тебя за пределы дворцовой площади, а сам поеду в госпиталь. Главное, чтобы видели, что мы уходим вместе. Чимин собрался за считанные минуты, боясь, что доктор может передумать и виновато улыбнулся, когда они уже спускались вниз. Недалеко от площади, на автобусной остановке, Джин попросил Чимина быть аккуратным, полосуя по его лицу взволнованным взглядом, и в ладони Пака, с помощью крепкого рукопожатия, оказалось несколько крупных купюр. Но прежде, чем Чимин успел сказать хоть слово, Джина и след простыл. Пак накинул капюшон куртки на голову, сунул деньги в карман и пожелал, чтобы нужный автобус приехал как можно скорее, надеясь, что его план не раскроется и до Юнги не донесут информацию о том, что Джин с ним никуда не ездил. А Чимин — лжец, тянущий в своё враньё непричастных людей, словно смертельная воронка. За два с лишним часа дороги Пак так и не смог собраться с мыслями и подобрать слова, которые он будет говорить профессору. Зато так вовремя вспомнил, что совсем скоро Новый год и этот праздник показался очень далеким от него, больше не таким волшебным, каким был раньше. Потому что раньше с ним рядом были родители и друзья, подготовленный мамой, хоть и довольно скудный, но такой нарядный стол. Благодаря тому, что родители еще могли удерживаться на своих работах, получая гроши, на праздники они могли позволить себе купить что-нибудь особенное, например говядину и приготовить ттоккук. А потом, ложка за ложкой наслаждались его вкусом, жмуря глаза от удовольствия. Выйдя на нужной остановке, Пак огляделся, подмечая, что поселок совсем крохотный. Домики, построенные в традиционном стиле, стояли в несколько рядов, укрытые одеялами из выпавшего ночью снега и отчужденно глядящие в пустующее поле тёмными зеницами окон. До психиатрической лечебницы пришлось идти пешком, огибая дома, казавшиеся безлюдными. Чимин был рад, что приехал сюда днём, так как в темноте отыскать заросшее толпой деревьев двухэтажное здание было бы проблематично. По территории лечебницы разгуливали люди, которых Чимин сразу же разделил на тех, кто в голубых выглаженных халатах, торчащих из-под пальто и дутых курток, и тех, кто в пижамах самых различных расцветок, также проглядывающихся из-под верхней одежды. Те, что в халатах улыбались пациентам и охотно с ними общались, помогая передвигаться и поднимая на ноги менее дееспособных. Некоторые пациенты шумели и активно разговаривали сами с собой, бурно жестикулируя, а другие — сидели молча, разглядывая белые стены их родного дома, слабо улыбаясь, подставляя лица давно не греющему солнцу. — Здравствуйте, — Чимин вздрогнул, не заметив подошедшую к нему девушку, — Ищите кого-то? Пак чуть согнул ноги в коленях и попытался заглянуть под её длинное пальто, чтобы определить уровень адекватности. Девушка заметила его неверие и распахнула полы пальто, засмеявшись и продемонстрировав рабочую одежду. — Всё в порядке, я тут работаю. — Мне нужен профессор Джи Хисон. Он здесь? — Она. — Что? — один из пациентов принялся издавать нечеловеческие звуки, задрав руки вверх и глядя на огромные часы, встроенные в стену лечебницы. — Профессор — женщина. — Ох, простите. — На него не обращайте внимание, — девушка указала подбородком в сторону «крикуна», — Его отец давным-давно привез из-за границы часы с курантами, которые так полюбились всей семье. А когда отец умер, то и часы со временем замолкли. Парень сошел с ума, имитируя их бой ежечасно. А по мне, так они просто сломались, ничего странного. Слишком старые были. — Про людей так тоже можно сказать, — Чимин вошел в здание, следуя за работницей на второй этаж, — Но мы же плачем, когда их теряем. — Почему вы сравниваете вещь и человека? — удивилась девушка, махнув рукой на дверь кабинета, — Вам сюда. — Для некоторых вещь является олицетворением того, кого любили. После смерти человека, вещь — это всё, что остаётся. Она продолжает быть осязаема. В отличие от мертвеца, — Чимин поклонился, так и не улыбнувшись в ответ, — Спасибо. Кабинет, в котором за угловым столом сидела престарелая женщина, был небольшим, но светлым и чистым, с запахом мандаринов, лежащих в тарелке рядом с компьютером и приторно сладких женских духов, которыми обычно пользуются женщины её возраста. — Добрый день, — снова поклон, — Меня зовут Пак Чимин. Я от Ким Сокджина. — От Сокджина? — не поздоровавшись, женщина недоверчиво взглянула поверх очков в тонкой позолоченной оправе, — Что ж. Присаживайтесь. Чем могу быть полезна? — Профессор, — Пак уселся на стул напротив неё и старался не задохнуться от смешения запахов, — У вас лечился человек по имени Мин Юнги? Он был ребенком. Девять лет назад. — Молодой человек, — женщина неприятно усмехнулась, напоминая одну из высокомерных дамочек-экспедитов, коей скорее всего и являлась, — В нашей лечебнице за девять лет сменилось множество пациентов. Как же я могу всех упомнить? Подождите минутку, я взгляну. Наманикюренные пальчики забарабанили по клавиатуре, заполняя нужные строки. — У нас не было людей с таким именем. — Может посмотрите еще раз? — не мог же Сокджин его обмануть. Если он указал именно это заведение, то оно значилось в карточке Юнги. — Нет, с таким именем у нас не было никого, — профессор пожала плечами и глянула на побледневшего Чимина, который кусал нижнюю губу и теперь походил на одного из её пациентов, — Молодой человек, вам воды налить? — Этого быть не может, — её голос не прослушивался на фоне его собственных мыслей, — Сокджин мне написал название именно вашей лечебницы. Значит Юнги привезли отсюда. — Могу предположить, что у нас лечились его родители, только мне необходимо знать их имена. — У меня нет таких данных. — По фамилии проблематично, ибо она распространенная. — Чёртов нулл, — выругался Пак, стукая кулаком по столу. Но увидев широко раскрытые глаза женщины, поспешил извиниться, — Простите. Я на эмоциях, — Нулл? — она не дала договорить, нервно поправляя очки. — Д-да. — Неужели, — женщина встала с места, придерживая спинку кресла и подошла к окну, рассматривая происходящее внизу, — Вы приехали в одиночку? — Да, — Чимин развернулся на стуле, наблюдая за тем, как женщина сначала оглядывает коридор, а затем запирает дверь своего кабинета изнутри на щеколду. — Я доверяю Сокджину, но абсолютно не доверяю вам, солит, — она снова села в кресло и беспокойно застучала шариковой ручкой по столу, — Если вы меня подставите, то пожалеете. Уж поверьте, я выкручусь, а с вас три шкуры спустят. — Вы вспомнили его, да? — Чимин лег грудью на стол, чтобы быть ближе, не нарушая границы тайны, — Я не собираюсь вас подставлять, профессор. Прошу вас, помогите мне. — Этот мальчик, — профессор сняла очки и вымученно потерла переносицу, — В моей практике такое было впервые. Женщина откинулась на спинку кресла, собираясь с мыслями, тревожно глядя на замеревшего Пака, которому, на секунду, захотелось выбежать из кабинета, вернуться домой к Юнги и не слушать доводящую до истерики историю. Он смотрел на женщину, в глазах которой плескались сплавы из отголосков кошмарных событий. И знать о них перехотелось. Но он не смог себя сдвинуть с места. Он должен остаться и выслушать. — Его мать была больна шизофренией и пару раз попадала в областную психиатрическую больницу. Но держали её там не долго, раз за разом отпуская домой. А отец — алкоголик со стажем, что в принципе не удивительно для глубинок. Я закурю? — А? — Чимин с каждым новым словом профессора терял способность говорить и всё больше приростал к стулу, на котором сидел, — Д-да, пожалуйста. Она задымила сигаретой и сделала глоток из рядом стоящего стакана, смачивая горло. — Нуллы тогда прочесывали поселки рядом с границей и наткнулись на один из домов. Вполне обычных. Эти служаки очень уж помешаны на законах и понятии «правильно — не правильно». Поэтому обнаружив то, что было «не правильно» привезли всю семью Мин к нам в лечебницу. На всем пути до столицы мы ближе всех из лечебных заведений находимся к тому самому поселку. Когда я увидела ребёнка, то даже слов нужных не нашла. Мои подчиненные ждали от меня распоряжений, а я стояла и смотрела на малыша. Он вообще не был похож на человека, даже взгляд казался звериным, затравленным. Он зарычал, когда я попыталась подойти к нему. Его мать несла какую-то околесицу и всё гладила сына по голове, не желая отдавать санитарам. Сначала я подумала, что мальчику лет семь, не больше. Но с ними приехала соседка, которая сообщила, что ребенку тринадцать. Матери сделали укол и заперли в палате, а вот с мальчиком пришлось повозиться. — А отец? — Чимин боялся представлять. Боялся рисовать в мыслях образ того Юнги. Настоящего. Девятилетней давности. Голос сел, а пальцы почти проткнули ткань на подлокотнике, — У него был еще отец. — Да, был, — кивнула профессор и понурила голову, — Но он не дожил. — Не дожил? — брови сошлись у переносицы, а ощущение липкого страха заставило съежиться. — Юнги. Он разорвал его сонную артерию. — Разорвал? Что за чушь? — Если пёс с тобой не дружит, то не пытайся стянуть с него ошейник.