***
Чимину давно не снились настолько яркие сны. Джин был настоящим алхимиком, раз подобрал для Пака такую смесь, пускающую по крови яркую гуашь и выстреливающую в мозг цветными картинами. Ему снился Юнги. Много раз снился. Такой же холодный и бледный, с острым взглядом и розовыми губами. Но вот только в чиминовом сне Мин не был нуллом. Лишь обычным парнем, в домашней толстовке, уже успевшей покрыться катышками, и порванными на коленях голубыми джинсами. Он сидел на полу, среди теплых одеял, светя голыми пятками и рассказывал Чимину смешные истории из своего детства, которые происходили в промежутках между пребыванием на цепи. Чимину снилось Рождество и горы подарков под ёлкой. Маленький Юнги с неровно обрезанными волосами вырезал снежинки и смешно ворчал, когда ножницы выскальзывали из вспотевших рук. Чимину снился он. Снился Мин Юнги. — Он пришёл в себя, — голос раздался из глубины очередного сна, — Воду. Пак подскочил на кровати, сотрясаясь от холода, широко разевая рот и хлопая глазами. Ледяная вода затекала в уши и нос, а человек, держащий в руках эмалированное, уже пустое, ведро стоял рядом с кроватью и наблюдал за попытками пациента обтереться о не менее мокрое плотное покрывало. — Что происходит? Где я? — Чимин перевёл взгляд с парня, держащего ведро, на взрослого мужчину, сидящего на стуле рядом с кроватью. — Ты в больнице, — спокойно ответил мужчина и сделал запись в блокноте, лежащем на коленях, — На тебя и начальника государственной гвардии напали, когда вы совершали прогулку по лесу, что находится за городом. Господина Мин Юнги застрелили, а тебе вкололи психотропный препарат. Ты потерял сознание, но был найден и привезен сначала во дворец, а затем к нам. — К вам? — нельзя думать о Юнги. Нельзя. Слишком больно. — Да, к нам. В госпиталь. — Но я был в дворцовой тюрьме. — До начала разбирательств действительно был там. А затем, когда выяснили, что ты не виноват в смерти начальника, то привезли к нам. — Смерти, — повторил Пак. — Виновные пойманы и наказаны. Твой несостоявшийся муж был похоронен с почестями. — Где он? — Пак привстал на кровати. Мужчина с блокнотом прекратил делать записи и поднял изучающий взгляд на пациента, замирая. — Кто «он»? — Юнги, — Чимин не верил. Ни единому слову. — Как вы себя чувствуете? — его тон походил на тон врача-психиатра. Проникновенный, испытующий, наигранно спокойный. — Могу я уйти? — он мог бы подождать, пока Юнги придет и самолично заберет его отсюда, но нулл может быть ранен и не в состоянии спасти своего Чимина. Он просто сильно, может даже опасно, ранен. — Ты еще слаб. — Позовите Намджуна. Или Сокджина. Они здесь? — Нет. Их здесь нет. — Всё вы врете, — с напором прошептал Пак, морща лоб, — Врете! Это ложь! Он жив! Чимин пробовал вырваться, чтобы сбежать и найти друзей, найти родителей и узнать, удостовериться, что с ними всё в порядке. Но его руки снова привязывают к кровати, а на голову жмут чужие ладони, сдавливая виски пальцами. И Паку тяжело дышать, невозможно пошевелить конечностями, а тяжесть и темнота наваливаются сверху, окуная в серые воды реки Хан, чьё дно устелено мокрыми простынями. И волны смыкаются над головой, приобретая в последнюю секунду очертания больничного потолка.***
— Я же просил вас не доводить его до такого состояния, — знакомый разъяренный голос вырвал Пака из очередного сновидения, — Я работаю на благо Патриэма, а этот пацан может оказаться угрозой. — Тогда его не к нам надо, а в тюрьму, — возмутился другой голос, явно принадлежавший человеку с блокнотом, — Заприте его в камере и дело с концом. — Я сам решу, что мне делать, доктор, — Пак узнал этот голос. Ким Намджун, — С ним я позже разберусь. Глаз с него не спускайте. Сейчас я занят осмотром нуллов. Необходимо подобрать того, кто сможет принять бразды правления вместо Юнги-нима. — Мальчишка постоянно про него спрашивает. — Говорите ему правду. Он должен свыкнуться с потерей. — Я понял. — Оставьте нас. Чимин попытался разлепить глаза, но на это требовались силы, которых не было. Слабость приятно овладевала телом, не позволяя соображать и анализировать. Даже ненавидеть Намджуна Чимин физически не мог. Ким-старший долго еще сидел на краешке кровати Пака и смотрел пристально. Так, что тот сквозь плотно сомкнутые веки ощущал этот взгляд, хотел скрыться от него. Рука заскользила по бедру Чимина, поверх одеяла, ловко перемещаясь на живот и двигаясь выше. Жест совершенно новый и слишком откровенный. Пак внутренне сжимался и противился, с уверенностью, что Джун видит проекцию скрытых эмоций на лице Чимина. Но ладонь продолжала свой путь, заканчивая его на щеке Пака, которая успела потерять все краски, болезненно побледнев. Чимин смутился от горячего прикосновения к своим губам, чуть приоткрывая рот и вопреки самому себе, пропуская мокрый язык. Вот только виделся ему другой человек. Худой, светлокожий и донельзя красивый, способный малейшими жестами привязывать к себе и завладевать полностью. Чимин давно ему сдался, сложив оружие и водрузив белый флаг. Он скучал. И поэтому прижимался к крепкому телу, отдаваясь рукам, массирующим подушечками пальцев его шею, резко спустившимся вниз и тянущим за бока, чтобы близко, вплотную. — Чимини, — шептал безликий голос, и Пак пририсовывал ему любимые губы, — Соскучился по тебе. — Я тоже. Тоже, — захрипел Пак, подставляя шею для обжигающих поцелуев, — Юнги-я. — Чимини, — в поцелуе ощущался привкус разочарования, — Это я. Намджун-хён. Открой глаза. — Не хочу, — замотал головой Пак, смыкая веки сильнее. До серебристых насекомых. — Глупый, — прощальный сдержанный поцелуй в щёку, и он ушёл, тяжело вздыхая на выходе. Время потеряло свой вес. Было трудно отличить день от ночи, потому что в глазах мутилось, а лекарства, попадающие в кровь, лишали сил. Три раза в день Пака усаживали на кровати, придерживали и кормили с ложки какой-то дрянной кашей. Абсолютно безвкусной и скользкой. Спустя время силы практически полностью вернулись к Чимину, и он пытался бежать, привлекая как можно меньше внимания. Но врачи и медсестры, словно стояли за каждым углом, предотвращая любые попытки к бегству. И вот, прошло шесть кормежек подряд, а Пак уже и не намеревался улизнуть, свернувшись на кровати клубочком. Лекарства больше не поступали в кровь, а сознание разгладилось и зарябило воспоминаниями. Он вспоминал родителей, которых не видел настолько давно, что душу бы продал дьяволу, чтобы взглянуть в их родные лица, хотя бы раз. Пусть даже он будет последним. Пак вспоминал университет и Тэхена, вечно ломившегося к нему в дом. Хосока, чья улыбка грела пуще всех солнц космоса. Привычные дорогие запахи Намджуна и его объятия, в которых можно было спрятаться ото всех невзгод. И ужасно больно от того, что эти объятия его предали. Чимин вспоминал нулла. Начальника государственной гвардии, который голышом ложился спать и возбуждался от малейших прикосновений. Который заказывал пиццу без сыра, потому что вычитал в интернете, что сыр плохо влияет на умственные способности, а Чимин смеялся и говорил, что умственные способности уже подводят Юнги, раз он верит в такое. Вечерние посиделки вдвоем, под водопадом, стекающем с потолка или огромной лупоглазой луной. Первый поцелуй и запах кокоса. Совместный душ и протянутая Паку рука. Юнги верил, что так можно было успокоить Чимина. Пак и не замечал раньше, как много воспоминаний их успело связать, как хорошо рядом с Юнги. Как приятно было думать, что где-то, очень глубоко внутри, Мин его любит. Впервые за долгое время, Чимин нажал на кнопку у изголовья кровати, и тяжелые ставни разъехались в стороны, обнажая вечерние сумерки за окном. У главврача день рождения, об этом судачили медсёстры с самого утра, и весь персонал праздновал в столовой больницы, громко выкрикивая поздравительные кричалки. У Чимина был шанс. Его уже несколько дней не пичкали медикаментами, да и врачи вряд ли будут выполнять ночной обход. Не до этого, алкоголя наверняка предостаточно. Светло-голубая больничная пижама и мягкие коричневые тапочки — всё достояние Пака. Но искать свои вещи было бы сумасшествием. Озираясь по сторонам и шагая как можно тише, он спустился на первый этаж, вслушиваясь в каждый шорох и стараясь не обращать внимание на грохот собственного сердца. В горле пересохло, но идти с каждым разом было всё легче, ведь входная дверь уже маячила перед глазами. Пак засеменил в каморку охранника и снял с вешалки длинную куртку болотного цвета с замызганными рукавами, нацепил поверх пижамы и с облегчением вздохнул. На окошке регистрации, напротив убежища сторожа, стояла пластиковая банка для пожертвований. В одно движение, Чимин снес хлипкий замочек, висевший чисто для красоты и высыпал мелочь в ладонь. Пять тысяч триста вон. Не густо, но на проезд должно хватить. Улица встретила парня темнотой, чуть рассеянной редкими фонарями и легким морозом, тут же принявшимся щипать за лицо и голые пятки. Одинокий автомобиль, проезжавший по трассе неподалеку от госпиталя, тут же остановился, несмотря на все опасения Чимина. Водитель, понаблюдав за тем, как в его ладонь сыплются монеты, представляя собой в общей сумме пять тысяч вон, коротко кивнул и направил капот машины в сторону нужного Паку района. Длинная куртка пропахла сигаретами и мужским едким потом, но не взирая на это Чимин плотнее кутался в одежду, вдыхая глубоко. Все запахи, что встречались ему на пути к дому Тэхена, позволяли чувствовать себя свободным. Как раньше, до того момента, как камень судьбы явил их с Юнги имена. Снега практически не было. Он лишь немного прикрывал ровный асфальт и не создавал лишнего шума. На некоторых домах висели цветные огоньки и подсвеченные фигурки в виде Санта — Клаусов и ёлок. Атмосфера Нового года и Рождества плыла над узкими улочками, выдыхая на прохожих запахом мороза и хвои. Дом Тэхена тонул в темноте и лишь ворота призывно мигали праздничными мелкими огоньками, служа маяком для восхищенного Пака, который даже толком не знал, наступил ли уже новый год или нет. Как только Пак подошел к нужным воротам вплотную, те отворились, выпуская наружу двух смеющихся молодых людей, один из которых являлся счастливым донельзя Тэхеном, а другой — басящим что-то веселое Намджуном. Они болтали о Хосоке, который якобы забыл сделать подарок Тэхену, да и вообще провалившем сессию. А Чимин притаился за одной из створок раскрытых настежь ворот и боялся вздохнуть, боялся даже рот закрыть, ибо его могли услышать. А еще он ощущал себя лишним, просто умершим другом, наблюдающим со стороны, как его друзья счастливы без него. Они общались так, будто Чимин не был когда-то рядом, словно Чимин не рождался и не жил на той же улице. Словно они могли забыть его, оставить в прошлом. Пак слышал, как прощался Намджун и уходил, смело шагая по дороге. Видел, как Тэхен смотрел ему в след, продолжая смеяться, а затем, очень быстро затихая и меняясь в лице несколько раз, обнаружив за своей спиной чересчур белого, практически безжизненного Чимина, в чьих глазах потухали и рушились целые миры. — Чимин-а, — горько прошептал Тэхен и глаза наполнились непрошеной влагой. — Я. Я пришел к вам, — сказал совершенно очевидное Пак и на негнущихся ногах отправился в темноту, туда, куда ушел Намджун совсем недавно. Он разрывался между ними. Так много хотелось сказать обоим. О многом хотелось спросить. — Чимин-а, подожди, — окликнул Ким-младший, приближаясь на пару шагов, — Как ты? Откуда ты здесь? — А ты не рад меня видеть? — Пак развернулся к другу и его лицо исказилось под напором эмоций. Тэхен ему не рад? — Нет-нет, — тот замотал головой и вытянул вперед ладони, желая ухватиться ими за Чимина, — Не ожидал просто. — Тэхен-а, — слезы, давно замерзшие в самой глубине глаз, оттаяли и устремились на свободу, выплескивая вместе с собой тонну слабости, — Я так скучал. С ума чуть не сошел, Тэхени. Я. Я. Я хотел умереть, но думал о всех вас. — Мы не забывали о тебе ни на секунду, Чимини, — Тэхен опустил руки по швам и с нескрываемой нежностью посмотрел на друга. Но был в его взгляде совсем крохотный росток жалости и сокрушения, которые Пак никак не ожидал увидеть. Он продолжал всматриваться в глаза своего лучшего друга и подходить ближе. Был готов плюнуть на все свои внезапные мысли и обнять, вложив в объятия всё то, что накопилось за время разлуки. — Прости, Чимини, — прозвучало надрывно, отчаянно. — Что? — Пак остановился и замотал головой, — Что случилось, Тэхени? Я что-то сделал не... Он не успел договорить, как холодная сталь коснулась виска, призывая замолчать и вздрогнуть от леденящего ужаса. — Стой на месте, — даже сквозь яростные ноты, привычный голос Намджуна сдавал его с потрохами, — Я не хочу тебе навредить. — Прости, — снова прошептал Тэхен и захлопнул за собой ворота, скрываясь в доме. Чимин видел, что тот плакал. Плакал, но ничего не сделал, скрываясь от Чимина, словно тот никогда не был его другом. 3 года назад. Чонгук час за часом выстукивал ритм пальцем на деревянной поверхности прикроватной тумбы. Эту песню напевала Минсун. Её глаза блестели в такие моменты. После смерти любимой всё, что осталось Чонгуку — это мелодия в голове и их совместная фотография в деревянной рамке, сделанной руками Минсун. И на этой фотографии они слишком счастливы, слишком беспечны и глупы. Верховный хранитель срочно вызвал сына на очередное совещание, общаясь с ним так, будто не видел его надломленности и абсолютного краха. Собрания проходили крайне редко, в частых встречах не было надобности. Нуллы усердно тренировались, а Правитель старался укрепить своё положение на внутренней арене, при этом тщательно скрывая от граждан планы на ближайшие несколько лет, ибо жители Южного Патриэма никогда бы не поддержали военные действия, имея родственников в соседних Патриэмах, а также и без того находясь на грани бедности. Недовольство внутренней политикой продолжало расти из года в год, поэтому долгосрочные планы Правителя тщательно укрывались. Чонгук стоял у входа в залу дворца, вслушивался в слова Правителя и начинал ненавидеть все больше. Его самого, отца, Мин Юнги, советника и соседние Патриэмы, чьё очарование обладало смертельной силой. — Нам нужен дипломат. Одаренный дипломат. И я его нашёл, — советник загадочно улыбнулся и пригладил тонкие усы, — Ким Намджун. Бывший солит, отныне женатый на дочери главы конгломерата. Этот парень быстро учится, знает несколько языков и имеет дар убеждения. С его помощью мы не только сможем уладить некоторые проблемы, связанные с политическими договорами, но и заручиться поддержкой ряда коммерческих организаций. — Какова важность этого Ким Намджуна? — подал голос Чонгук, приближаясь к советнику, мысленно уже составляя план действий. — Он может принести успех. — Ким Намджун, — задумчиво смаковал имя Чонгук, — Позвольте мне самому с ним встретиться.