История одной принцессы

– И жили принц и принцесса долго и счастливо до конца своих дней, – зачитала последнее предложение мама в книге и, посмотрев на своего сына, поняла, что заснул тот, не дождавшись конца уже изученной им истории. – Спи, дорогой, спи, – приговаривала она, не забывая гладить свое сопящее чудо по гладким, только что вымытым волосам. – Спи и расти большим и сильным, и тогда, мой маленький принц, ты найдешь самую лучшую и красивую принцессу. Она, напоследок чмокнув сына в черную макушку приглаженных ею волос, убрала любимую книгу «маленького принца» на висящую над ним полку, которая была и без того полна сказочными историями о принцах и принцессах, что сынишка знал слово в слово. После она просто вышла из комнаты, так и оставшись в неведении. Мама знала, что её сын не самый обычный мальчик, ведь слушать рассказы о принцессах и играть в куклы не совсем уж мужские забавы. Но было и то, чего она не знала и знать, скорее всего, не хотела бы вовсе. Её сын втайне любил надевать её длинные развевающиеся юбки, которые ему были, скорее, платьями, и он натягивал их до самых ключиц и, стягивая их на груди резинкой, фиксировал еще и на талии каким-нибудь подходящим пояском. Далее он подбирал туфли и тщательно заталкивал в область носов вату или предварительно спрессованные комки газет или старых маминых модных журналов. Это делал он почти так же аккуратно, как и расчесывался, пытаясь позднее сделать на своих коротеньких волосах хоть что-то, похожее на хвостики. Но особенно ответственно он подходил к нанесению косметики. Он первым делом гордо, даже торжественно, снимал с себя очки, открывая большие черные глаза. Щурясь, он подносил свое еще юное лицо ближе к отражению и, уже немного приноровившимися руками, пытался поровнее карандашом вывести стрелки, чтобы не рисовать их после того, как приклеит накладные ресницы. Губы он красил своей любимой и неиспользуемой мамой розовой помадой, поэтому та никак не могла узнать, что «спелая вишня» – так назывался полюбившийся мальчику тон – им почти полностью и использована. Далее все те же розовые румяна и тени, которые мальчик подобрал к ярко-малиновой юбке и туфлям едва розового, больше жемчужного цвета. А на голову, к резинкам с улыбающимися клубничками, он надел белый с пурпурными полумесяцами ободок, обрыв самый последний ящичек стола, в который мама, видимо, складывала хлам, но до него никак не доходило очереди, чтобы выбросить, а может быть, было и вовсе жалко просто что-то отнести на помойку. Этим самым ободком, который так и просился в урну, он закончил свой нелепый образ. Но в этот момент мальчик думал, что он самый красивый, и даже розовый бант он считал уместным. Он смастерил его из пояса, вытянутого с маминого халата, который он повязал на своей мужской, ничем не выраженной талии, с которой он, естественно, ошибся и сделал это выше требуемого – почти у груди, отчего плечи маленького мальчика казались не просто большими, а даже огромными. Лицо было накрашено безобразно сильно оттого, что мальчик не видел почти половины насыщенности красок, а те еще и расплывались, словно убегая, но даже так он сделал все с поразительной аккуратностью, но перебрав с розовым во всех смыслах. Хвостики, чего о них нельзя было уже сказать, ведь они разлезлись чуть ли не сразу, а ободок помог только все таким же улыбающимся, словно смеющимся с вида мальчика клубничкам остаться на голове, придавливая их зубчиками с внутренней стороны пурпурного «убийцы моды». Мальчик решил отойти от зеркала, чтобы взглянуть на свой цельный образ, увидеть себя в полный рост. Встав со стула, он маленькими шажками начал спиной отходить к центру комнаты, не отрывая глаз от своего отражения. Но это было плохой мыслью, и уже на четвертый шаг он зацепился о длинный подол юбки, и все бы ничего, но устоять на каблуках у него не получилось, отчего полет на пол был произведен незамедлительно. Мальчик, несильно ударившись, выпал из обуви, поэтому, вновь встав на ноги и, видимо, поумнев, взял её в руки и голыми ногами пошлепал в нужное ему место и надел их только там. Взглянув в зеркало, он был, как и обычно, счастлив, ведь делал так часто. Ему нравилось надевать женские вещи и краситься, а совершать свой обожаемый обряд преображения в обычные дни ему воспрещалось, выходить вот так – уж тем более. Он, подальше от глаз мамы, когда она надолго уходила из дома, только этим и занимался. Его даже не пугало то, что смыть косметику без единых следов только с помощью воды и мыла будет сложно. Уборка всех вещей на прежние места его тоже не заботила: он делал это с легкостью и даже интересом. Главное, втайне от мамы, ведь однажды она уже видела своего сына в таком виде и запретила ему этот, как она выразилась, «срам», со словами: – Дорогой, если ты будешь так одеваться, то какая же принцесса тебя полюбит? Но мама не знала одной вещи, о которой мальчик прямо сейчас, стоя у зеркала, думал, что прекрасен, ведь без очков именно так и могло показаться, а он не знал, как выглядит для остальных. – Не нужна мне никакая принцесса, – едва улыбаясь, говорил мальчишка веселеньким голоском. – Мне нужен принц, ведь самая лучшая принцесса здесь я, – говорил Джин, любуясь собой и вертясь перед зеркалом, раскручивая легкий из нежной ткани подол розовой юбки.