***
Мальчик поднимет голову, вспомнив, почему лежит здесь. Видимо, потерял сознание от удара. Голова вроде не болит, ноги целы… Лапы предпринимает попытку встать и понимает, что у него болит левая рука, и он не может на неё опираться. Потеряшка аккуратно встаёт. Он оглядывается и видит уже знакомое ему место. Кажется, он знает, кто поможет ему. Он не уверен в этом, но, может, стоит попробовать? Рука так болит, что сомнения скоро исчезают. В любом случае, у него будет возможность убежать, если что…***
Лапы подходит к домику и стучит в дверь. Не сразу, но ему открывают. — Это снова ты? Забыл, о чём я тебя предупреждала? — возмущается Динь, смотря на него сверху вниз. — Я только хотел попросить… Рука очень болит… Помоги, пожалуйста, — жалостно произносит мальчик, и возможно где-то в глубине души фее и становится жаль его. Но кто он такой, чтобы приходить и просить её о чем-то? И с чего бы ей вдруг помогать ему? — Иди к чёрту. Я тебе не лекарь и не фея-крёстная, — огрызается Динь и, собираясь было захлопнуть дверь прямо перед носом мальчика, берётся за ручку двери. — Ты же хорошая. Девушка не сразу понимает, что он имеет ввиду. Точнее, понимает, но неясно только, с чего он это взял. — Может быть, когда-то я была хорошей, но не сейчас, — яростно буркнув это в ответ, она отворачивается в сторону и опирается о дверь. — Почему?.. А ведь Динь и правда не задумывалась над этим. Она потерпела много поражений, ей было больно, страшно, стыдно, но сейчас — её жизнь на проклятом острове не трогалась с места. Она и только она одна была виновата в том, что случилось, о чём сама ежедневно и напоминала себе. Но ведь другие не виноваты. Она срывает всю свою злость на потеряшек, злость на себя и на жизнь, на то, что не смогла стать той, кем всегда мечтала. Отчасти, конечно, и сотни лет заточения в этой «чудесной» огромной клетке сделали своё дело. Но, может, Динь стоит хотя бы начать… Хотя бы попытаться быть человечнее. Одно маленькое желание, одна небольшая выполненная просьба. И, кто знает, вдруг в её тёмную жизнь пробьётся крохотный лучик света. — Ладно, — бросает девушка, когда Лапы уже почти собирается сдаться, — Заходи. По её выражению лица и эмоциям, скользящим, порой, даже в движениях феи, Лапы замечает, что она будто не особо хочет ему помогать, но что-то ей мешает. Что-то заставляет поступить иначе. Девушка подходит к деревянному столу и берёт с него бинт, затем подходит к мальчишке и заматывает ему руку. — Ты мне должен, — завершает она, отходя в сторону, — Можешь, кстати, отплатить прямо сейчас. — Как? — Мне нужно добраться на другой край и собрать корзину туманоцве́тов. — Хорошо, я пойду с тобой, — тут же соглашается Лапы. — Что, так просто? — Ну да. Ты же помогла мне. Теперь я помогу тебе, — с этими словами он приближается к выходу и открывает дверь, — Показывай дорогу.***
Они, спустя какое-то время, может час, а может и больше, добираются до нужного места. Динь выходит на большую зеленую поляну и заявляет, что они пришли. Но Лапы не может понять: где же цветы? — А ты как думаешь? Они неспроста называются туманоцве́тами… К ним подбирается больше облако тумана, медленно подползая всё ближе. И потеряшка замечает, что каждый туманоцвет, чьи лепестки хоть немного задел туман, отрывается и расцветает, мгновенно превращаясь из бутона во взрослое соцветие, а изнутри загорается какой-то неведомый огонёк, как будто в каждом бутоне сидело по светлячку, а сейчас они все просыпаются, зажигая свои фонарики. — Красиво, — выдаёт мальчик и улыбается. — А то. Но ты давай не засматривайся, лучше собирай их, пока не закрылись. Туманоцветы нужно срывать только распустившиеся, — командует Динь и первая принимается за сбор волшебного растения. Корзину она ставит на середину поляны и, нарвав приличное количество, возвращается к ней, чтобы положить цветы и собрать новую охапку. Лапы действует так же, но в какой-то момент понимает, что его напрягает эта тишина, заполнить которую лишь отчасти удаётся дальнему шуму волн и похрустыванию травы под ногами. Он собирает огромную охапку цветов, и они с Динь одновременно подходят к корзине. Лапы, довольный своей работой, с улыбкой протягивает ей такой почти букет из туманоцветов, и он, кажется, освещает поляну в радиусе метра. Динь неловко улыбается и кладёт «букет» в корзину, говоря, что, наверное, уже достаточно и пора возвращаться.***
По дороге Лапы всё же решается затеять разговор. — Так почему ты на всех так злишься? И почему живёшь одна, так далеко от всех? — начинает мальчик, вскоре чуть испугавшись своих слов. Вдруг собеседнице не понравится его вопрос?.. — Почему я… злюсь? — как-то слегка опешив произносит Динь, пока они двигаются всё дальше в лес, — Я требую исполнения установленных здесь правил. А потеряшки последнее время часто их нарушают. — Может, это потому, что ты часто оказывалась им помогать… Вот сколько раз ты делала что-нибудь для потеряшек? — основательно проходит к решению проблемы мальчишка, продолжая шагать вслед за феей. Девушка поворачивает голову в его сторону, и ей удаётся только возмущенно открыть и закрыть рот. Спустя ещё минуту молчаливого пути, она всё-таки решает что-нибудь ответить. — Так, а почему это я вообще должна кому-то помогать? Я никому ничего не должна. Я, да я… — она уже собирается повернуться и грозно взглянуть на спутника, как что-то её останавливает. И она, совсем изменившись в голосе и в лице, произносит: — Я больше никому не помогаю просто так. — Но мне же помогла! — Но не задаром, — усмехается девушка, указывая на полную цветами корзину. — Ну, это ерунда. Фея, сама того не заметив, чуть улыбается и идёт дальше. Проходит ещё пара минут и мальчугану вновь становится скучно. — А почему ты не могла наколдовать себе цветов? Ты же фея! И зачем тебе они вообще нужны? И почему ты ходишь, если можешь летать? Этот внезапный шквал новых вопросов обрушивается на Динь ещё более внезапно, чем первый. Но она, будто став совершенно другим человеком, нежели несколько минут назад, холодно говорит: — Потому что у меня нет магии. И туманоцветы мне нужны для этого, — она останавливается и, оттянув край левого сапога, показывает окровавленную повязку, — Туманоцветы могут исцелять раны. Потерянный уже отчасти жалеет, что заговорил о магии. И как Динь так мгновенно меняется в настроении? Будто может испытывать несколько эмоций лишь поочерёдно. Они приближаются к домику феи, и мальчик всё же продолжает. — Но я же видел, как ты летала. У тебя были крылья, и ты… — Это счастливый случай. Если, конечно, можно его так назвать, — горько усмехается Динь, и ему даже становится жаль её, — Сейчас у меня есть возможность колдовать всего раз в день и только по мелочам. Такое у меня наказание… А сегодняшнее заклинание я потратила на этот бинт. Так что тебе повезло. — И кто тебя наказал? За что? — удивляется Лапы, хотя потом пробует догадаться сам, — Ты себя плохо вела? — Можно сказать и так. — А что с твоими крыльями? Как ты летала? И что за случай?.. — Знаешь, ты уже явно наглеешь с вопросами. Я тебе помогла, так что, будь добр, не мешайся мне теперь, — она открывает дверь и заходить внутрь, с явной целью не отвечать на расспросы. Лапы расстраивается, получая из её ответов ещё больше вопросов. И как ей удается такое?.. Ну ничего, зато он сделал доброе дело, помог. Как и она ему. Раздаётся негромкий стук, и Динь опять появляется на пороге. — Иди-иди, сегодня я для тебя точно больше ничего не сделаю, и не проси. Она опускает глаза и смотрит на улыбающегося потеряшку. Видимо, он вернулся не за этим. — Спасибо. Проронив эту благодарность-прощание, мальчик ещё секунды три смотрит на девушку, а затем поворачивается и топает назад, к своему домику. У Динь-Динь внутри что-то щёлкает и разбивается. Фея словно меняется, прямо сейчас, в эту секунду, и то старое и привычное, но такое ненавистное ей, то, что она выстроила за всё время жизни в Неверлэнде, начинает рушиться. Она ступает на прежний путь. И пугается этого. Ведь в итоге он не привёл её ни к чему, кроме боли. Но фея почему-то остаётся стоять на пороге и дотрагивается до щеки кончиками пальцев, чувствуя, что они стали влажными. Что это? Почему она… плачет? Ответ кроется в ней само́й. Динь впервые за последние триста лет вновь помогла кому-то. И ей впервые за всё это время сказали «спасибо».