Он вернулся

Прогулка по вечернему Арбату оказалась плохой идеей. Алена в который раз оглянулась, но так и не поняла, кто же из этой разномастной толпы идет именно за ней. От этого не стало легче. Напротив, теперь казалось, что он где-то в двух шагах и вот-вот дотянется до нее рукой. Она ускорила шаг. Давящее, иррациональное ощущение слежки за последние дни измотало ее до предела, почти свело с ума. Даже ее возлюбленная Инна, любящая и всегда все понимающая Инночка, на этот раз не восприняла ее всерьез. Ей уже казалось, что у ее подруги паранойя, не более того, но Алена знала... чувствовала... Ее Инна повторяла: «Успокойся, все уже давно позади. Теперь бояться нечего. Уже год прошел, ну!» Алена снова обернулась. Она не видела его лица, но почему ей так упорно казалось, что он следит за ней этим вечером? Она еще ускорила шаг, хотя понимала, что сейчас, в толпе, ей ничего не смогут сделать. Пока она в безопасности. Пока в толпе - она в безопасности. Но вот она свернулась с Арбата и пошла по менее многолюдной улочке, толпа рассосалась. Снова боязливо обернулась. И тут ей на секунду показалось, что среди прохожих мелькнуло знакомое лицо. Алена почти побежала, ежась то ли от холода, то ли от страха. Влетев в свою крошечную квартирку на первом этаже, она сразу зажгла весь свет, включила телевизор. За год ее дом превратился в сейф: стальная дверь, решетки на окнах. Наверное, Инна права. С прошлым пора попрощаться. Алена вздохнула и принялась готовить кофе. Телевизор тщетно пытался докричаться до сознания и впарить ей автомобили, дезодоранты и печенье. Вдруг ее собственная фамилия, громко произнесенная диктором, заставила Алену прервать невеселые мысли: «…сбежал из-под следствия. Любому, сообщившему…» Тонкая фарфоровая чашечка лопнула в ее руке, кофе обжег пальцы. Любящий дядя, заменивший ей отца и мать. Серийный убийца, которым до сих пор пугают детей. Человек, прошептавший на прощание всего одно слово: «пожалеешь», потому что понял, кто его вычислил и выдал полиции. На свободе. Она со стуком захлопнула окно в комнате. Кинулась в прихожую. Проверила замки. В панике начала рыться по карманам — искать свой мобильный телефон, но он как назло куда-то подевался. «Позвоню со стационарного телефона», — решила Алена. Вернувшись на кухню и закрыв за собой дверь, девушка неверной рукой схватила трубку телефона. Инне, или в полицию? Сначала Инне. Она уже начала набирать номер, когда поняла: телефон не работает. Понажимала рычаг. Бесполезно. Вспомнила, что иногда вилка вылетает из старенькой, разболтанной розетки. Заглянула под стол — и оглохла от стука собственного сердца - Телефонный провод был аккуратно перерезан. Алена вскочила, прижалась спиной к стене. Медленно перевела взгляд на дверь. На полупрозрачном стекле играли цветные всполохи — она так и не выключила телевизор. В комнате ровный голос говорил о чем-то уже совсем не важном. Мысль о том, что ее дядя может быть где-то в квартире, полностью парализовала ее на несколько минут. Наконец она очень медленно приблизилась к двери и неслышно повернула защелку. Потом тихо заклинила дверную ручку деревянной скалкой. Что делать дальше, она не знала. Откуда-то пришла уверенность, что стоит ей открыть окно и закричать о помощи, как он тут же ворвется в кухню, и все будет кончено. Взяла в руки топорик для рубки мяса, села за стол, замерла. Сложно сказать, сколько она просидела так, напряженно вслушиваясь в звуки, которых сразу стало очень много, и машинально хватая из вазы печенье. Наконец Алена пришла в себя, поняла, что можно сидеть так до бесконечности. В конце концов, может быть, в квартире никого и нет… Она протянула руку к двери. В ее мозгу ярко вспыхнула картинка: дядя сидит перед ее телевизором и, улыбаясь, поигрывает длинной цепью — единственным оружием, которое он использовал. Алена отдернула руку и снова опустилась на стул. Липкий отвратительный страх опутал ее, лишил воли. Вдруг она вспомнила свою детскую уловку: если что-то очень не хотелось делать (как правило, уроки), Алена извлекала из буфета вазу со сластями и обещала себе начать, как только все съест. Сладким дядя ее просто заваливал, и не сердился, если все куда-то пропадало. Может быть, оттого, что ужас вновь превратил ее в маленькую девочку, Алена неожиданно для самой себя решила: «Доедаю печенье и выхожу. Будь что будет,» — и протянула руку к вазе. Последний кусочек печенья она доедала медленно, впрочем, так было всегда. Разница была лишь в том, что теперь на столе перед ней лежал не учебник, а разделочный топорик. Она встала, стряхнула крошки печенья, ощутила прохладную рукоять топорика. Медленно сняла с дверной ручки старенькую скалку с надписью «Дяде Мише. 23 февраля». Парализующий липкий страх продолжал тянуть ее назад, но Алена тихонько приоткрыла дверь и шагнула вперед в полумрак коридора. Отсюда была видна только часть комнаты с приоткрытым шкафом. Приоткрытым?! Он ведь был раньше закрыт. Алена рванулась назад на кухню, но было уже слишком поздно…