Разгоняя тьму

      — На этом мой отчёт закончен, — сказал Какаши Третьему Хокаге, к своему сожалению зная, что солнце уже село, а этот день, предположительно, был предназначен для отдыха после выматывающего путешествия. — Дополнительные детали будут в письменной версии.       Хокаге кивнул. Он подозревал, что может пожалеть о том, что выпустил Наруто в ничего не подозревающий внешний мир, но парень по-настоящему превзошёл его ожидания. За эти несколько недель он успел победить джонина, выпустить и снова запереть сверхъестественный ужас, выиграть гражданскую войну (если это было правильное название неизбежного конфликта между Гато и нанятыми Волной наёмниками) прежде, чем она началась, и сменить статус Листа в Стране Волны с «предпочитаемый торговый партнёр» на «страна неуязвимых, богом посланных спасителей». Даже если учесть участие Какаши, это была та ещё миссия С-ранга.       — Спасибо вам троим. Вы свободны. Наруто, останься пожалуйста.       Сакура, Саске и Какаши поклонились и ушли. Наруто продвинулся вперед в планах в своей голове. Он планировал этот разговор не на ближайшее время, но иногда приходится играть теми картами, которые выпали.       — О чём ты хотел поговорить, старик?       — Наруто, — наклонился вперед Третий. — Мне нужно, чтобы ты рассказал мне всё о твоём опыте взаимодействия с Девятимозговым Демоном-Лисом. Всё. Даже то, что ты не говорил Какаши.       — Какие это вещи, которые я не сказал… ах, к чёрту это, — Наруто устал от долгого дня в пути, продолженного многочасовым, как казалось, поддерживанием доклада Какаши, и не имел ни малейшего желания играть в игры. — У меня есть предложение. Я скажу вам всё, если вы скажете мне всё.       — Что ты имеешь в виду? — помрачнел Хокаге.       — О Демоне-Лисе, о моих родителях и о том, что на самом деле случилось двенадцать лет назад. Думаю, мне уже давно пора знать.       Вот оно. Он репетировал этот разговор сотни раз, прорабатывая все пути, куда он мог пойти, и разные точки опоры, которые он мог использовать. Он не мог облажаться, иначе могли бы пройти годы, прежде чем он получит следующий шанс.       Хокаге, со своей стороны, тоже практиковал этот разговор или похожие на него больше раз, чем ему бы хотелось.       — Тебе не приходило в голову, — спросил он, — что могут существовать очень хорошие причины для того, чтобы держать тебя в неведении?       Наруто кивнул:       — Да, приходило. Я знаю, что я молод, и просто генин, и если учесть мои обычные беззаботность и низкую благонадёжность, вы многого не можете мне доверить. И если бы я думал, что эта секретность — ваше независимое решение, я бы даже попробовал уважать его.       Он глубоко вдохнул.       — Но весь этот спектакль просто глуп. Какой дурак помещает беспорядочное, неконтролируемое супероружие в ребёнка и просто надеется, что никто не заметит? Какой дурак затем позволяет даже каждой собаке ненавидеть этого ребёнка, разрушая его лояльность к деревне, когда тот может уничтожить её за пару секунд? И давайте даже не будем начинать о сложностях безопасности, вытекающих из превращения крайне ценного и полностью беззащитного ребёнка в социального изгоя, которого не то что защищать, так и вообще убить бы хотела половина деревни, если бы была готова замарать руки и надеялась на безнаказанность. Честно говоря, это чудо, что я так долго продержался, не будучи похищенным или убитым вражескими агентами или не попав в трагический несчастный случай, подстроенный местными.       — Вас зовут Профессором, самым умным шиноби, которого Лист когда-либо знал. Не может быть, чтобы вы были достаточно глупы, чтобы всё так устроить, а значит, кто-то сделал это за вас.       Третий аккуратно контролировал своё выражение лица, при этом внутренне покрывшись мурашками. Это и правда был тот самый Наруто, который проводил время за мангой и розыгрышами? Неустанный, но в целом простой парень, принимающий ужасные оценки за экзамены как медали отличия и вложивший всю свою хитрость в розыгрыши людей и нахождение новых методов привлечения к себе внимания? Что с ним такого случилось в Волне, что он внезапно говорит вот так, бросая собственные старые неудавшиеся аргументы Третьего ему же в лицо?       — Вы всегда оказываетесь на грани добра и зла, не так ли? — риторически спросил Наруто. — Вы стёрли имена моих родителей из моих документов, изменили дату, сказали мне, что их смерти были частью миссии столь секретной, что вам даже нельзя мне сказать, кем они были. И потом всё равно дали мне клановое имя моей матери.       Хокаге безмолвно кивнул. Это было единственное, в чём он добился компромисса, и то только потому, что раз ребёнок должен был быть ненавидим, ни одна семья не согласилась бы разделить с ним фамилию, и обладатель уникальной в деревне фамилии едва ли будет незаметен для тех, кто знает, что искать. Время показало, что люди абсолютно спокойно полагали, что мальчик — дальний родственник, взятый в деревню беженцем, как и сама Кушина.       Наруто продолжил:       — Вы позволили жителям ненавидеть меня, но при этом сами всегда были добры ко мне, хотя должны бы, по идее, быть слишком занятым и важным, чтобы вообще говорить с каким-то случайным мальчишкой. Вы позволили инструкторам в Академии подорвать моё обучение, но заметили, что Ирука-сенсей относится ко мне, как к человеку, пусть даже плохому, и поговорили с ним, и что бы вы ему ни сказали, это оказало огромное влияние.       "Как Наруто узнал о последнем? — задумался Третий. — Чёрт, да как он вообще узнал обо всём этом?"       Это была не какая-то внезапная трансформация. Это было нечто большее. Неужели он — и все остальные — всё это время его недооценивали?       Наруто тем временем не нравилось, куда зашёл этот разговор. Каждое слово было правдой, но он видел, какое влияние слова оказывали на Хокаге, и ненавидел саму идею, что людей можно принижать до чего-то подобного, до нажимающихся кнопок и предсказуемых исходов. По крайней мере, людей, о которых он беспокоился, которые относились к нему как к человеку и заслуживали обратного. Но он не забыл слова Какаши-сенсея. Некоторые вещи были попросту слишком важны, и он должен был быть готов совершать ради них жертвы. Возможно, подумал он, путь ниндзя и правда заставлял его пожертвовать невинностью — просто не так, как подразумевал Морино-сенсей.       — Пришло время вам сделать выбор, — сказал он более старому и мудрому шиноби. — Вы можете остаться в середине — недостаточно плохой, чтобы делать то, что делают все остальные, но и недостаточно хороший, чтобы делать то, что правильно. Или вы можете помочь мне. Есть вещи, которые мне нужно знать, и чем дольше я в неведении, тем больше вероятность, что случится что-нибудь ужасное. Вы только что видели, что не можете защитить меня, больше всего — от последствий моих собственных решений. И если мне нужно целиться на правильные решения, я должен основывать их на правде.       Хокаге вздохнул, безнадёжно обыгранный. Наруто, похоже, был прирождённым эмоциональным манипулятором, и тот факт, что он использовал это как инструмент, сознательно или нет, не делал его слова менее точными. Возможно, он должен был бороться, использовать всю его силу знаний, чтобы подрезать обоснования Наруто и поставить парня на место. Но где-то в глубине души он хотел разрешения всего этого, для чего надо было быть с ним честным, хотя бы в некоторых вещах, он хотел встретить тень Минато в незамутнённом состоянии просветления.       — Полагаю, на нынешней стадии всё равно нет шанса продолжать политику полного сдерживания, — сказал он Наруто. — Особенно раз Забуза, Тазуна и этот парень Хаку знают про Демона-Лиса.       Он зажёг свою трубку с капитулирующим вздохом, приготовившись спустить вместе с дымом и двенадцать лет конспиративного сговора, и для этого ему нужна была часть знакомой рутины, чтобы помочь ему прочнее стоять ногами на земле.       — Хорошо. Но сначала расскажи мне, что там произошло.       Наруто описал то, что пережил, с наибольшим количеством деталей, что помнил. Было несколько некомфортно упоминать пространство разума в первый раз, и откровенно больно — переживать первый контакт с Девятимозговым Демоном-Лисом, существом, равнозначно состоящим из ужасающей загадочности тьмы и невыносимого ужаса, который не должен видеть никто и никогда. Он затруднялся словами объяснить опыт нахождения в его присутствии, это безжалостное, безэмоциональное, безмолвное внимание, направленное на него из каждого угла. Это было похоже, что ты находишься в огромной толпе на каком-нибудь открытом событии и внезапно обнаруживаешь, что каждый из этих человек имеет только одну цель: следить за тобой, и всё это время фокусировал своё внимание только на тебе, и видеть, как они поворачивают головы вслед за тобой все одновременно, никогда не моргая.       Нет, даже это было не полным описанием. Это был момент шока, застывший во времени, в сочетании с беспомощным ужасом закреплённости на столе вивисекции и отчаянная мольба быть незамеченным сущностью столь обширной, что она могла раздавить тебя только потому, что это легче, чем альтернативы. Наруто всё ещё иногда видел эти глаза во сне и не знал, были ли они рождены его воображением или последовали за ним из самой темницы Лиса.       Хокаге слушал, не прерывая. Внутри него сочувствие защитника боролось с профессиональной отрешённостью учёного, обе стороны настаивали, что их путь — единственно мудрый и этичный для ответа Наруто.       — Мне жаль, что тебе пришлось пережить это, Наруто, — сказал он наконец. — Цена, платимая носителем демона, высока, и у тебя никогда не спрашивали разрешения. Теперь подними рубашку.       — Что?       — Подними рубашку. Мне нужно увидеть печать.       Наруто подчинился. Хокаге положил руку на живот мальчика. В тот же момент появился чёрный узор, четыре концентрических круга сложных переплетённых печатей вокруг пупка, каждый внешний бледнее предыдущего.       — Прекрасно, — прокомментировал Хокаге. — Так же безупречна, как и в тот день, когда была сделана. По крайней мере, нам не стоит беспокоиться по поводу освобождения Лиса по его собственной воле.       Наруто кивнул:       — Отлично. А теперь, я надеюсь, ваша очередь отвечать на вопросы.       — Да, — вздохнул Хокаге. — Подозреваю, что так. Твоей матерью, как ты, похоже, знаешь, была Узумаки Кушина, беженка из Деревни Скрытых Водоворотов. Она также была предыдущим носителем Девятимозгового Демона-Лиса.       — А мой отец?       Третий внутренне собрался. Он не очень ждал этой части разговора.       — Твой отец… Намиказе Минато, Четвёртый Хокаге.       Он посмотрел на Наруто, ожидая криков, хлопанья ладонями по столу, или хотя бы пустого «чё». Он бы даже стерпел немного насилия, применённого к собственной персоне, хотя в целях дисциплины было бы важно, чтобы эта линия оставалась непересечённой. Вместо этого Наруто был абсолютно безмолвен.       — Мой отец… Четвёртый Хокаге.       — Да.       Наруто даже не знал, с чего начать. Буквально не имел понятия. Он чувствовал, что его мозг просто отключился от такого откровения. Были слишком много усложнений. Он не мог обработать их все. Или хоть какие-то из них. Как только он начинал одно, другое тут же прерывало процесс.       — Я знаю, это слишком много, чтобы принять так сразу. Не пытайся обдумать это всё в один момент, — посоветовал ему Третий. Он уже начал обновлять своё понимание Наруто, который однозначно был более умён и намного менее… неусложнён, чем раньше казался. Внезапно Хокаге увидел родителей Наруто в нём так, как никогда не мог, как бы он не пытался. Бритвенно-острый разум Минато, настолько острый, что частенько резал сам себя, и бескомпромиссная яростная страсть Кушины… Наруто не был копией родителей, но мысль о них помогала старику понять, как с ним обращаться.       — Я расскажу историю по порядку, она должна ответить на многие из твоих вопросов. Остальные мы можем обсудить после.       Наруто кивнул.       — Твои родители встретились, когда были молоды, лишь немного старше тебя. Их отношения были… уникальны по многим причинам. Твоя мама была сильна волей, вспыльчива, напориста. Однажды она мне сказала, намного позже, что поддержание такого постоянно огненного ядра внутри неё помогало содержать Девятимозгового — если её мысли и чувства были быстры, напористы, прямолинейны, для Лиса было гораздо сложнее повлиять на них или исказить. Ты должен понять, что её печать была сильно отлична от твоей. У неё была лишь ограниченная защита от разрушающего влияния Демона-Лиса.       Наруто хотел спросить об этом подробнее, но они договорились подождать до конца.       — Что же до твоего отца… ты когда-нибудь слышал выражение «Ямато Надешико*»?       — Чё.       Так-то лучше, подумал про себя Хокаге.       — Вы хотите мне сказать, что Четвертый Хокаге, мой отец, был олицетворением традиционной женской красоты, — Наруто постановил тем же ровным, неверящим голосом.       — Если можно так сказать, — улыбнулся Хокаге. — Если Кушина была огнём, то он был текучей водой. Он был мягок, аккуратен, был лёгок на шутку и легко прощал, был терпелив и незлобен. Он всегда присматривал за другими и имел глубокое чувство ответственности. И в то же время у него внутри был стальной стержень, отвага и сила, позволявшие ему биться за деревню и в конце концов стать её величайшим защитником.       Мой отец был Ямато Надешико, подумал Наруто. Вот почему нельзя задевать чувства старых людей. У них есть опыт, как тебе ответить тем же. Эта картина не выйдет у меня из головы ещё долгие месяцы.       — Их отношения были сложными, — продолжил Хокаге. — Они были друзьями, соперниками, врагами и вообще всем, чем можно, прежде чем стали любовниками. Впрочем, они всегда дополняли друг друга, как никто другой, вода удерживала огонь от бесконтрольного разгорания, и огонь освещал путь сквозь туман и смог.       Чувства, которые испытывал Наруто, слушая, не были ему знакомы. Он иногда думал о своих родителях или мечтал о встрече с ними — они не были на самом деле мертвы, просто сильно вовлечены в скрытную миссию, или попали в плен и наконец освободились, или кто-то изобрёл дзюцу воскрешения, которое могло вернуть их к жизни — но такое приятное и одновременно горькое стремление было для него ново, словно он наконец понял, чего ему не хватало, и это сделало всё одновременно лучше и хуже.       — Но была одна загвоздка, — продолжил Третий, не замечая внутренних терзаний Наруто, или просто зная, что не в его силах помочь в излечении таких ран. — Есть один фундаментальный закон, касающийся носителей демонов женского пола. В первый раз, когда носитель рождает ребёнка, этот процесс временно ослабляет печать. Это время несравненно лучше подходит для любого врага деревни, чтобы попробовать украсть или хотя бы выпустить Демона-Зверя. В связи с этим принимались все меры предосторожности, чтобы держать рождение ребёнка в тайне — вплоть до того, что сами отношения скрывались до родов, до тех пор, пока опасность не прошла. Если ни у кого не было причин ожидать беременности, было легче её скрыть. Кушина знала про это и хранила её отношения с Минато в абсолютном секрете от общества.       Хокаге был прав. Это заполняло многие пробелы. Наруто очень хотел замедлить его, попросить рассказать больше о родителях — какие они были, что делали в своей жизни, каждую деталь — но в то же время он знал, что есть более срочная нужда понять, что именно с ними случилось и почему. Ещё будет время узнать все детали позже.       — К несчастью, как оказалось в этом случае, этого было недостаточно. Мы всё ещё не знаем, что точно произошло, потому что те, кто мог сказать, не выжили, но кто-то или что-то ударило в момент рождения и спустило Девятимозгового на Лист.       Наруто широко раскрыл глаза. Так значит… это не было несчастным случаем. Был кто-то ответственный за… за всё, в общем. Кто-то, кто заплатит за свои преступления, даже если это будет предсмертное деяние Наруто.       — Разрушения были невообразимы, — сказал ему Хокаге, и взгляд его потерялся в чём-то очень давнем. — Старая деревня была стёрта с карт. Бесчисленное множество людей умерло. Лист, который знаешь ты — результат реконструкции, медленной и кропотливой, с использованием преимуществ скрытости и защиты, предоставляемых кратером, который оставила за собой атака Демона-Лиса. И твои родители — единственная причина, почему атака вообще остановилась.       — Что вы имеете в виду?       — Даже до Ночи Трагедии Минато производил исследование искусства печатей в попытке разработать наилучшую печать для сдерживания Демона-Лиса. Он был гением и последним в линии шиноби, пытающимся осуществить такое.       На секунду Хокаге услышал другой голос, из прошлого.       "Сарутоби-сенсей, — воскликнул бледный молодой человек, ворвавшись в его офис поздней ночью, — я наконец разобрался! Моя улучшенная теория проклятых печатей разорвёт любительские наброски Джирайи просто в брызги! Только послушайте…"       С сожалеющей улыбкой Хокаге вернулся к истории.       — Его работа была крайне важна, потому что люди не способны напрямую бороться со свободным Демоном-Зверем. Их интеллект попросту на другом уровне, способный проворачивать такое, что мы называем чудесами предсказания и вычисления. Наше единственное спасение в том, что они всё же чужды нам по своей природе — они не изобретательны так, как ожидалось бы от человека с таким гением, и так же, как они способны достичь высот за гранью даже теоретического человеческого понимания, иногда они начинают совершать ошибки, которые не совершил бы человек на их месте.       — К сожалению, когда Четвёртый Хокаге встретился с Девятимозговым, его работа ещё не была завершена. И он не мог запечатать Демона-Лиса, как сделал это Первый Хокаге до него, через силу Улучшенного Генома. Вместо этого он был вынужден прибегнуть к одной из самых продвинутых запрещённых техник, Моменту Просветления.       Хокаге сделал паузу, чтобы снова заполнить свою трубку. Табак сегодня был особенно горьким.       — Момент Просветления временно разблокирует полный ментальный потенциал человека, достаточно для того, чтобы функционировать на уровне Демона-Зверя. Он воспользовался этим, чтобы мгновенно завершить своё исследование и применить его для запечатывания Демона-Лиса в тебе. Мы зовём его работу Идеальной Печатью, и даже после двенадцати лет мы всё ещё почти не понимаем, как он это сделал.       — Что случилось потом?       — Он погиб, — сказал Хокаге. — Человеческое тело не способно функционировать на таких нагрузках дольше, чем пару секунд — потому техника и запретная. Боюсь, мы также не можем точно сказать, что случилось с твоей матерью — мы предполагаем, что её жертва была частью источника сил для создания Идеальной Печати.       Наруто кивнул, почувствовав, как сжимается его горло. Как-то нечестно было слышать всё это, о смерти своих родителей, словно это что-то из книги по истории, в давние времена и далеко-далеко. Ушло, каталогизировано, слишком поздно, чтоб можно было что-то изменить, для более подробной информации проследуйте на следующую страницу. Почему он не мог знать их или хотя бы помнить их, чтобы мир, в котором они были живы, стал реальным местом?       — Почему я? — задал он очевидный вопрос.       — Я не знаю, — признал Хокаге. — Только он мог бы ответить на это. Но это не так сложно понять. Минато знал, что скоро умрёт. Кушина не могла принять новую печать поверх недавно разрушенной старой. Ты был их сыном, и они верили, что ты примешь эту силу и используешь во имя добра. Возможно, они даже думали, что это защитит тебя.       — Защитит? — недоверчиво отозвался Наруто.       Третий посмотрел вниз. Они не знали, что он подведёт их так, как он это сделал. Они не могли подозревать о масштабах смещения власти. Когда его протеже исчез и его надёжность как защитника была ниже чем когда-либо, он затруднялся сохранить хотя бы какое-то влияние на события, последовавшие непосредственно за Ночью Трагедии.       — Я понимаю. Произошло ровно наоборот. И ты прав — в этом виноват я. Другие настояли, что мы должны держать твою личность в тайне, чтобы предотвратить пришествие врагов за тобой, пока ты юн и беззащитен. Я говорил, что тебе лучше быть известным, как дитя героев, иметь признание и поддержку каждого в деревне, но они объявили…       Он остановился. Он видел, как его судьба раздвоилась перед ним, в зависимости от того, сказал бы он правду или частичную правду. Частичная правда, скорее всего, была бы лучше для Наруто и для мира… но старик не смог этого сделать. Он провёл двенадцать лет, скрывая правду, пытаясь смягчить её даже для самого себя. Шанс на прекращение этого, на покаяние и принятие вины — против такого он уже не мог устоять.       — …они объявили, что слабый, сломанный ребёнок будет лучшим орудием, его будет легче контролировать, когда придёт нужда.       Вот и всё. Это и был аргумент, против которого Хокаге недостаточно сильно сопротивлялся, предательство своей веры, которому он просто позволил свершиться, потому что… потому что у него не было влияния напрямую противиться оппонентам? Потому что он всё ещё отходил от потери тех, кого любил, и не мог стерпеть попадания оставшихся в опасность из-за провоцирования крупного конфликта в момент, когда деревня наиболее уязвима? Потому что его либеральные и гуманистические учения не смогли защитить деревню в нужный час и он больше не мог верить, что этот путь определённо правильнее? Это были оправдания, все и каждое, и он провёл двенадцать лет, спрашивая себя, не был ли он просто трусом, боящимся поставить всё на кон, чтобы сделать правильный выбор.       Он очнулся от своих мыслей, осознав, что Наруто всё ещё был тих. Опасно тих. Тих так, словно само время остановилось, заморозилось и начало крошиться. Тих настолько, что Хокаге почувствовал, что тишину надо заполнить хоть чем-нибудь.       — Но они не были правы насчёт тебя. Ты сын Минато и Кушины, и я следил за твоей судьбой, снова и снова. Я знаю, что оно так не выглядит, но я сделал всё, что мог, чтобы помочь тебе. Я держал тебя независимым и вне рук тех, кто бы сформировал твоё взросление так, как они сделали это с многими сиротами этой ночи. Я видел доказательства твоего непобедимого духа в твоих проделках и не позволял тебя осуждать без неопровержимых доказательств, даже если никто другой не смог бы такого провернуть, и уберёг тебя от многих наказаний, которые они…       — Кто такие «они»? — прервал Наруто ледяным голосом. — Кто принимал эти решения обо мне?       Хокаге покачал головой:       — Я не могу тебе этого сказать. Даже если не обращать внимания на секретность… ты должен понять, Наруто. Есть враги, с которыми нельзя бороться. С которыми ты и не должен бороться. Тебе двенадцать лет.       Глаза Наруто расширились. Хокаге тут же понял, что сказал что-то не то.       — Я слишком молод, чтобы иметь чувства? Слишком молод, чтобы испытывать боль? Слишком молод, чтобы искать отмщения?       — Да! — прорычал Хокаге.       Наруто сжался, внезапно вспомнив, что говорит с одним из самых могущественных ниндзя в мире.       — Послушай, Наруто, — сказал Третий твёрдым голосом. — Я видел многих шиноби, поглощённых путём мести. Это порок хуже алкоголя, денег, женщин. Он кинет тебя в бой против врагов, слишком сильных для тебя, и заставит тебя принести в жертву всё, что тебе дорого, даже ради самого маленького шанса на победу. И даже если ты победишь, всё, что у тебя останется — вкус пепла. Я говорю тебе это не как авторитетная фигура, учащая морали. Я говорю тебе это как старик, который видел бессчётное количество ошибок и совершал бессчётное количество ошибок, и я знаю, как это выглядит, когда кто-то на пороге свершения по-настоящему ужасной ошибки.       Наруто некоторое время молчал.       — Вы ведь понимаете, что я не могу просто так отступиться от этого, правда? — спросил он наконец. — Я не могу знать, что всё, через что я прошёл в своей жизни, было результатом чьего-то решения, и просто простить этого человека или забыть о его существовании. Даже если бы моя личная месть ничего не значила, такой человек, который ломает жизнь ребёнка, чтобы сделать из него лучшее орудие, это не тот, кому я могу позволить жить в том же мире, что и я.       Хокаге снова вздохнул:       — Я понимаю. И сторона, которую ты так щедро обозвал «хорошей» ранее, не так переполнена чемпионами, чтобы позволить себе отказаться от одного. Но ещё не время. Вне зависимости от того, ищешь ли ты мести или правосудия, ты не готов пока биться в этом сражении, не теряя свою человечность или свою жизнь. Пожалуйста, поверь мне как тому, кто видел слишком много потерь и того, и другого.       — …Я понимаю.       Пока что, правда, Наруто не понимал, но по крайней мере он знал, что об этом ещё надо было подумать. Он пока что не был готов определиться с решением о том, что услышал сегодня. То, что ему нужно было сейчас — пойти домой и размышлять. Размышлять, пока мир снова не станет казаться логичным.       — И ещё одно, — добавил он. — Что насчёт Райджина? Он и правда умер на секретной миссии — или он «умер на секретной миссии», как мои родители?       Хокаге на секунду показал на лице выражение боли. Голосом, принуждённым к ровности, он ответил:       — Мне жаль. Я не могу ответить на этот вопрос.       — Что? Почему?       — Или на этот. Я знаю, это сбивает с толку, Наруто, и я знаю, что ты заслуживаешь большего, но я и правда сказал тебе всё, что могу на данный момент.       И он задался вопросом, не обрёк ли он Деревню Листа и/или весь мир, дав неустойчивому подростку-носителю самой разрушительной силы в мире информацию, которая могла сделать его только ещё более неустойчивым.       Наруто подавил пытающийся вырваться из него гнев. Было ещё много эмоций, пытающихся сделать то же самое: гнев мог и постоять в очереди.       — Думаю, я услышал достаточно, — сказал он Хокаге. — Мне нужно идти.       Когда он поднялся и открыл дверь, Хокаге позвал его:       — Наруто… мне жаль.       Наруто кивнул, мягко и без сочувствия:       — Я знаю.