Игра в поддавки

      Только слабые лучи яркого солнца едва пробивались в комнату сквозь давно немытые окна, оставляя ее в полутьме. Они будто вспарывали тяжелый, затхлый воздух, наполненный мелкой взвесью пыли, высвечивающейся в потоке света. Тусклой лампочки под потолком еле хватало, чтобы осветить обширный стол, на котором покоилась гора грязной посуды с остатками пищи.       Гарри сидел за дальним от окна концом стола и жадно поглощал яичницу с большой сковородки. Во время готовки он отвлекся, так что яичница подгорела, что заставляло морщиться перед каждым новым куском. Тем не менее есть хотелось просто нещадно, так что Гарри терпел итоги своего кулинарного эксперимента, невнятно ругаясь сквозь зубы. Он уже несколько дней не выходил на улицу, но запасы еды и — что самое главное — выпивки подходили к концу, так что скоро придется вновь добраться до ближайшего магазина.       Сколько уже прошло времени, с тех пор как за Гермионой закрылась дверь, Гарри не подозревал. Он старался не смотреть на часы и за окно, пытаясь заглушить боль от потери крестного и предательства Гермионы проверенными временем средствами. В очередной раз нацедив из полупустой бутылки и выпив, Гарри с наслаждением прикрыл покрасневшие от усталости глаза. Последний раз он спал довольно давно, но все тело до сих пор ломило, поскольку он так и не смог заставить себя выйти из-за стола и добраться до кровати. К тому же ему было тошно спать там, где они с Гермионой занимались любовью. Или не любовью, а чем-то совершенно другим? Гарри встряхнул головой и сделал большой глоток прямо из бутылки.       Он уже собрался было принять полугоризонтальное положение, когда во входную дверь громко постучали. Это было странно. Поначалу к нему действительно хотели прийти утешающие. Рон, Люпин, Тонкс и почему-то Джинни по очереди пробовали пробиться в квартиру. Гермионы среди них не было, так что Гарри с мстительной улыбкой только включал защитные заклинания, которые должны были слегка приложить назойливых посетителей, и грубо посылал добровольцев куда подальше, пока не срывал голос. Однако это было уже давно, и в этот раз стучали как-то по-другому: с непреодолимой решимостью и уверенностью.       — Поттер, открой! — гаркнули из-за двери.       — Кто? — хрипло крикнул в ответ Гарри.       — Открывай, тебе говорят! Спрашивать тут еще будет!       От ответного рыка Гарри даже немного подпрыгнул и полностью проснулся. Недолго подумав, он сделал палочкой замысловатый жест, и дверь открылась. На пороге стоял Муди, недовольно чертыхаясь.       — Вот и славно, — прокряхтел он, заходя в квартиру и осматривая все волшебным глазом. — Неплохая тут у тебя защита. Если бы не впустил, пришлось бы несколько дней ковырять.       — Да это все… — Гарри осекся и криво усмехнулся. — Поэтому, говорит, и выбрала такую маленькую квартиру.       — Молодец девка, не зря все ко мне в свое время приставала, — одобрительно хмыкнул Муди, наблюдая, как после того, как закрылась дверь, и по скрытым под краской рунам прошла почти незаметная волна магии, отрезая помещение от внешнего мира.       — Этого у нее не отнять, — Гарри вновь слегка прикрыл глаза и отклонился на стуле на двух задних ножках. — Она вас прислала.       Муди проковылял к свободному стулу, клацая деревянной ногой по полу, грузно сел и слегка отхлебнул из большой фляжки, но ничего не сказал.       — Знает она меня, — продолжил Гарри. — Знает, что впущу вас, что скучаю по ней, но ее саму видеть не могу, только наору почем зря или еще как обижу.       — Еще бы ты меня не впустил, Поттер, — зловеще улыбнулся старый аврор, от чего Гарри слегка передернуло. — Ты лучше скажи, что у вас произошло?       — А вам какое дело? — упрямо нахмурился Гарри.       — Раз спрашиваю, значит, надо.       — Сдала она меня Дамблдору со всеми потрохами. Понятно? И про Сириуса давно уже знала, да и вообще все вокруг знали, один я дурак дураком.       — А своими мозгами пораскинуть не для нас? А, Поттер? — проскрипел в ответ Муди. — Я тебе сразу сказал, что живешь ты теперь в гадюшнике, и каждый твой неаккуратный шаг — дополнительная порция яда.       Муди взял сковородку с недоеденной яичницей, подозрительно ее понюхал и отвращением бросил обратно на стол.       — Но Гермиона…       — А чем она хуже остальных? Ты лучше подумай, чего она хотела добиться своими действиями, что получилось, а что нет.       — Да откуда мне знать, чего она хотела, когда к Дамблдору бегала!       — Альбус — человек сложный и могущественный, но справедливый, — тяжело вздохнул старый аврор. — Только справедливость у него своя, а несет он ее иногда в мир катком, не обращая внимания на всех вокруг. Да и видит он больше нас с тобой. А когда ему что-то нужно, ему почти невозможно отказать.       — Вы хотите сказать, что Гермиона пошла на сделку с Дамблдором? Но зачем ей это?       — Это уж ты мне скажи, мне-то откуда знать?       — Хорошо, положим, это так. Но почему она даже не попробовала помочь Сириусу?       — Как будто она могла что-то сделать, — ухмыльнулся Муди.       — Зачем вы вообще мне все это говорите? Почему защищаете Гермиону? Какое вам до этого всего дело? — Гарри зажмурился из-за того, что у него резко разболелась голова.       — Потому что я был когда-то таким же сопляком, как ты, парень. Я тоже когда-то думал, что добро должно быть с кулаками, что достаточно врезать по паре наглых рож, и все сразу станет хорошо. Но знаешь, Поттер, на самом деле все совсем не так. Нельзя остаться чистым, пока копаешься в дерьме, разве что быть таким, как Дамблдор. И чем быстрее ты осознаешь, что главное не мотивы и даже не поступки, а верность и преданность, возможность доверять, тебе будет легче.       Муди надолго приложился к своей фляге, сделав несколько глотков. Гарри смотрел на его руки, покрытые шрамами, на обезображенное лицо и не мог отвести взгляд. От души приложившись к бутылке, Гарри слегка поморщился и прервал затянувшееся молчание:       — Сириуса уже не вернуть, все кончено. Вы предлагаете просто забыть об этом?       — Я предлагаю тебе перестать распускать сопли, взять себя в руки и вернуться к работе. Ты уже больше недели пропадаешь. Амелия, конечно, понимающая женщина, но и у ее терпения есть предел.       От такого заявления Гарри даже поперхнулся.       — Я больше не буду работать с Боунс! Она использовала меня и подставила Сириуса.       — Спустись с небес, Поттер! — проорал Муди, выпучив глаза. — Если тебя кто-то использует, то виноват прежде всего ты, раз позволяешь это. Никто не подряжался нянчиться с тобой, так что думай как-нибудь сам!       Аврор немного успокоился, смерил Гарри тяжелым взглядом и уже спокойно сказал:       — А насчет твоего Блэка. Он, кажется, всем и каждому умудрился наступить на больную мозоль, так что шансов у него практически не было изначально. Амелия просто воспользовалась ситуацией с пользой для себя и департамента, глупо ее упрекать в этом.       — Да тут, похоже, все такие белые и пушистые, что прям в дрожь бросает. Тем не менее кто-то убил невинного человека и прикрылся законом!       — Поттер, ты не девица, чтобы тебя уговаривать, — вспылил Муди. — Лучше пораскинь мозгами, кому и что выгодно в этой ситуации. И мой тебе совет: не думай о людях хуже, чем они есть. И Боунс, и твоя Грейнджер, и Дамблдор, и даже Малфой — прагматики, но совсем не чудовища. Никто даже не почешется, если не будет с этого что-то иметь.       Муди встал, негромко выругавшись, направился к выходу, на ходу в очередной раз прикладываясь к фляжке. Уже около двери он обернулся и сказал на прощанье:       — И еще, Поттер, приберись тут, а то на тебя смотреть тошно. Не аврор, а размазня какая-то.       Услышав, как хлопнула дверь, Гарри бессильно уронил голову на стол. Просидев в таком положении около минуты, он резко поднялся, пошел в ванную и сунул голову под струю обжигающе холодной воды.       Стало немного полегче, но в голову лезли какие-то совсем несвязные мысли. Его немного пошатывало, так что, с некоторым трудом пробравшись в комнату, он, не раздеваясь, рухнул на кровать и провалился в теплую кружащуюся темноту, полную ярких сюрреалистических вспышек.       Пробуждение было не из приятных. В глаза будто насыпали песка, голову будто зажали в тиски, а спина ныла после долгого пребывания в неудобном положении. С отвращением скинув с себя пропахшую потом и алкоголем одежду, Гарри поплелся в душ.       Спустя полчаса он наконец почувствовал себя человеком и брезгливо осмотрел последствия своего недельного самоуничижения. Вообще Гарри никогда не страдал особой страстью к чистоте: сказалось продолжительное общение с нелюбимой, чрезмерно правильной и почти стерильной тетей Петуньей, но он всегда считал себя, если не аккуратным, то чистоплотным. Сейчас же комната и кухня имели такой вид, будто только что прошел небольшой ураган.       Тяжело вздохнув, Гарри приступил к уборке. Можно было, конечно, все сделать магией, но хотелось простых и понятных физических действий, чтобы привести мысли в порядок. Перейдя к завалам грязной посуды, Гарри все-таки позволил своим мыслям вернуться к причинам своего плачевного состояния.       Во всем происходящем было слишком много непонятного и слишком мало логичного. Все, абсолютно все врали ему! Зачем кому-то было подставлять Сириуса? Нет, не так. Кто и какую выгоду получил от того, что его скормили дементорам?       С одной стороны, Малфой и компания смогли списать свои старые грешки, которых, скорее всего, было достаточно. К тому же у них получилось пойти на контакт с Боунс — теперь они, видимо, смогут протолкнуть свои экономические реформы. Но зачем все делать так сложно? Чтобы окончательно вывести из игры тихо живущего на Гриммо Сириуса, например, ради денег? Бред —наследником Блэков уже лет десять был сам Гарри, да и не было в сейфах некогда состоятельного и одиозного семейства каких-то особых богатств: почти все было потрачено на прошлую войну или реквизировано в пользу Министерства после победы. Да и зачем вообще Малфой притащился тем злополучным вечером? Действительно не знал, как отреагирует Гарри на казнь Сириуса, или просто прикрывал неуклюжий маневр своего папаши?       С другой стороны, мадам Боунс могла просто воспользоваться подвернувшейся возможностью, как и сказал Муди, или сама подставила Сириуса, чтобы выбить более хорошие условия предстоящей сделки. Гарри вдруг понял, что даже не подозревает, на что способна директор ДМП. У нее всегда была репутация суровой женщины, которая четко следует букве и духу закона, отстаивая свои принципы в любой ситуации. Мадам Боунс уважали, считались с ее мнением, но на практике все оказалось несколько сложнее. В этот раз ее вынудили пойти на сделку с Малфоями именно таким способом, или она сама сконструировала ситуацию в свою пользу?       Вопросы без ответов и ощущение какой-то более сложной игры — вот что оставалось в сухом остатке. А еще был Дамблдор, который со всем его влиянием и могуществом никак не смог или не захотел помочь Сириусу. Почему он, например, не отложил заседание, придравшись к какой-нибудь формальности? Тогда было бы больше времени на подготовку, можно было бы сделать хоть что-то. Получается, либо директору Хогвартса также был выгоден приговор по какой-то пока неясной причине, либо он ничего не смог противопоставить объединенным силам Малфоя и Боунс. Монументальная фигура Дамблдора казалась Гарри непоколебимой и непотопляемой с самого детства. Он не помнил, чтобы директору что-либо не удавалось, пусть и приходилось признавать, что Дамблдор всего лишь человек и не всесилен. Может, это и есть предел, и старик просто теряет хватку?       А возможно, все гораздо проще, и, сбежав из Азкабана, Сириус уже был обречен. Всем заинтересованным лицам было выгодно его осудить и никому — видеть живым, как и говорила она. Гарри даже мысленно не мог заставить себя произнести ее имя. Воспоминания о том, как она разворачивается и, не говоря ни слова, уходит, до сих пор отзывались какой-то ноющей болью, будто кто-то вскрывал едва зажившую рану.       Домыв посуду, Гарри взлохматил волосы; тяжкое чувство вины навалилось на него снова. Может, если бы он не влез в этот гадюшник, Сириус остался бы жив. Хотелось сломать что-нибудь ценное или побиться головой о стену от бессильной злобы.       За окном только начинало вечереть, и Гарри понял, что не может больше сидеть в четырех стенах. Наспех закутавшись в теплое пальто, он аппарировал. Было только одно место на свете, способное принести ему успокоение.       Зимний вечер встретил его тяжелыми серыми тучами, пронизывающим ветром и опьяняющей свежестью воздуха. Не обращая ни на что внимания, Гарри направился к своей цели — старому двухэтажному дому, будто наспех сколоченному из прогнивших досок. Дверь открылась с таким скрипом, что, казалось, его можно было услышать на другом конце Британии, но Гарри уже нырнул в почти незаметный подземный ход. Длинный темный земляной туннель, толстые белые корни, так и норовящие зацепить за рукав, застоявшийся, затхлый воздух. Еще немного — и Гарри вылез на широкую, покрытую снегом поляну, с удовольствием оглядев величественный замок.       Счастливо улыбнувшись, Гарри пошел по направлению к Черному озеру. Обогнув его, он устроился на поляне спиной к Запретному лесу так, чтобы его было сложно заметить из замка. Перед ним простиралась зеркальная гладь воды, в которой отражались причудливые фигуры облаков, едва просвечиваемые лучами заходящего солнца. Дальше, за едва начавшим покрываться льдом озером, виднелись величественные горы, закрывающие долину Хогвартса от сильных северных ветров.       — Добрый вечер, мой мальчик, — послышался сзади знакомый голос. — Ты позволишь к тебе присоединиться?       Гарри перевел взгляд на Дамблдора, весь его недавний запал куда-то исчез, и он только неопределенно повел плечами. Дамблдор, видимо, приняв это за знак согласия, наколдовал себе удобное мягкое кресло и опустился в него.       — Многие мои ученики возвращаются в Хогвартс, — спустя несколько минут молчания произнес директор. — Мне бы хотелось думать, что это место дает им поддержку в трудные минуты жизни.       — Зачем вы пришли, профессор? — повернувшись к нему, спросил Гарри.       — Я узнал, что на территории школы посторонний, и должен был проверить, кто это.       — Безопасность учеников, — протянул Гарри и неожиданно для себя спросил: — А как же то, что произошло на моем первом курсе?       — Что ты имеешь ввиду, Гарри?       — Как так получилось, что по школе целый год разгуливал сильнейший темный маг столетия, пусть и сильно ослабленный. А артефакт, за которым он охотился, защищала полоса препятствий, которую смогли пройти три первокурсника?       — Мне кажется, ты ошибаешься, — задумчиво протянул Дамблдор. — Том никогда не был сильнейшим темным магом. Скорее можно сказать, что он входит в десятку.       — Не увиливайте от ответа, Дамблдор, — резко сказал Гарри.       Дамблдор как-то печально улыбнулся и, немного помолчав, ответил:       — Тебя, конечно, интересует, знал ли я, что Том находится на территории школы. Да, знал. И сделал все возможное, чтобы контролировать его. Уверяю тебя, ученики были в полной безопасности. Еще, наверняка, ты хочешь узнать, как так получилось, что защищать философский камень пришлось тебе с друзьями.       Дамблдор ненадолго замолчал, с тоской глядя на легкую рябь на поверхности озера. Дождавшись подтверждающего кивка от Гарри, он продолжил:       — Тогда я был вынужден учитывать вероятность того, что тебе придется столкнуться с Томом один на один. Ты должен был быть готов к этому, и я направлял тебя так, как считал нужным. Было ли это жестоко? Да, возможно. Но было ли это необходимо? Тоже да. Ты блестяще справился с этой задачей и заставил меня гордиться собой. Если бы что-то пошло не так, я бы, конечно, вмешался, но этого, к счастью, не потребовалось. Да и Том после того случая стал действовать куда разумнее.       — Почему же вы не победили его сами, когда была такая возможность?       — Потому, Гарри, что легко победить человека, но не его идею, — сказал Дамблдор, сверкнув очками-половинками.       — Ладно, — Гарри не собирался сейчас дотошно разбираться в хитросплетениях логики директора. — Вы сказали, что ученики были в безопасности, но как же тогда тролль?       Дамблдор помрачнел, достал из складок мантии платок и стал тщательно протирать очки. Сейчас он казался удивительно старым и слабым.       — Это была самая большая ошибка на посту директора Хогвартса, — серьезно проговорил Дамблдор, глядя Гарри в глаза. — Но ты не дал произойти непоправимому, и за это я всегда буду тебе признателен.       — Тогда мы с Роном спасли ее, — Гарри плотно сжал губы и отвернулся от директора. Это было совсем не то, о чем он хотел сейчас поговорить.       Он молчал несколько минут, а Дамблдор не прерывал его размышлений, наблюдал за тем, как Гарри сжимает и разжимает кулаки. Наконец Гарри сказал:       — Тогда как насчет василиска? Тоже скажете, что испытывали меня, пока маглорожденные лежали в больничном крыле?       — Нет, — спокойно ответил Дамблдор, — больше я тебя не испытывал. Думаю, ты помнишь, как я сказал тогда в больничной палате, что вопрос не в том, кто, а в том, как.       Гарри вспомнил тихую ночь, длинные тени на стенах палаты, не дающую уснуть боль в руке от растущих костей и липкий тягучий страх, когда в палату внесли тело Колина Криви.       — Я, конечно, знал, где вход в Тайную комнату, не вы одни догадались поговорить с бедной Миртл, — хитро усмехнулся директор. — Однако для меня она оставалась запечатанной. За весь год я так и не смог понять, как Тому вновь удалось выпустить василиска, пока ты не принес мне остатки дневника. Единственное, что я мог сделать, — обезопасить своих учеников от смертельной опасности, что и было сделано.       — С помощью привидений и зеркал? — хмыкнул Гарри. — Нужно было эвакуировать школу!       — Это было невозможно по многим причинам, — грустно сказал Дамблдор. — Одна из них — мы бы так и не узнали, как Том смог открыть Тайную комнату и обошел защиту замка. В конце концов, эти знания были жизненно необходимы.       Они еще немного помолчали, Гарри почувствовал, что согревающее заклинание перестает действовать, но обновлять его не хотелось. На этот раз первым заговорил Дамблдор:       — Вот мы и подобрались к тому, что тебя по-настоящему беспокоит. Почему я позволил спасти Сириуса тогда, а точнее, почему не сделал этого сейчас.       Гарри не смотрел на директора и только хмыкнул что-то утвердительное.       — Ответ очень прост, — Дамблдор подождал, пока Гарри повернется к нему, и посмотрел ему в глаза. — Сириус сам этого не захотел. Он подписал признательные показания по всем пунктам, после этого ничего было сделать нельзя.       Гарри удивленно уставился на директора Хогвартса. Все мысли вдруг куда-то исчезли, оставив только недоумение.       — Но зачем он это сделал? Мы же говорили с ним, я пообещал, что вытащу его… — недоуменно произнес Гарри.       — Из нашего с ним недолгого разговора я понял, что его кто-то шантажировал.       — Но чем можно было так запугать Сириуса, что он согласился на поцелуй дементора? — нахмурился Гарри.       — Сириус любил тебя, — во взгляде Дамблдора явственно читались сочувствие и печаль, — и, я уверен, не хотел, чтобы ты повторил его судьбу. Я всегда говорил, что любовь — великая сила, но иногда она заставляет людей идти на отчаянные поступки.       — Вы хотите сказать, что он хотел защитить меня? — прорычал Гарри и вкрадчиво спросил. — Кто это сделал?       — Хотел бы я знать, хотел бы я знать, — тихо произнес Дамблдор, неестественно выпрямившись и сжав подлокотники наколдованного кресла.       Гарри снова отвернулся к Озеру, подумав, что директор переживает потерю верного соратника не меньше его самого, но в отличие от него может держать себя в руках. Гарри почувствовал омерзение к тому, каким он стал, но в груди все еще была бездонная дыра, образовавшаяся там, как только он узнал о казни, она затягивала в себя все его существо. Гарри мог только сидеть и невидяще смотреть вперед. В воздухе повис еще один вопрос. Он не хотел произносить его вслух — и так знал, что все это началось из-за того, что он посчитал себя самым умным и полез в политику по чужой указке. Погиб Сириус, ушла Гермиона, вся его жизни медленно, но уверенно разрушалась.       Гарри в отчаянье уронил голову на сложенные руки. Хотелось бессильно орать во все горло или забиться в какой-нибудь темный угол и просидеть там до конца жизни. Он поднял голову, подставляя лицо под порывы холодного ветра, жалящего щеки маленькими кристалликами льда. Надо было как-то жить дальше, несмотря ни на что.       — Спасибо, что сказали мне, профессор, — тихо произнес Гарри, не оборачиваясь. — Мне нужно было это знать.       Дамблдор, внимательно следивший за ним, ничего не ответил и только кивнул. Их окутала тишина, прерываемая только далеким треском и скрипом деревьев.       — Позволь дать тебе совет умудренного опытом старика, — проговорил Дамблдор и, не дождавшись реакции от Гарри, продолжил:— Очень редко так случается в жизни, что люди могут доверять друг другу настолько, чтобы сказать неприятную правду, глядя прямо в глаза. У меня когда-то был такой человек, но я потерял его. Не повторяй моей ошибки, пока еще можно все исправить.       Гарри ничего не ответил, только сидел и смотрел на появляющиеся прогалины в облаках, через которые сверкали далекие звезды. По Озеру прошла сильная рябь от усиливающегося ветра, искажающая отражение неба, гор, леса и древнего замка.