Трещина

Напряженный, сосредоточенный взгляд следил за дорогой. Последняя затяжка ощутимо разъедала легкие, и после того, как окурок был брошен навстречу ветру, Курт закрыл окно, поток хлынувшего из которого прохладного воздуха так беспощадно проникал через тонкую ткань одежды парня. Тот, свернувшись будто бы клубком, мирно спал на переднем сидении. Скорее, он принял такую позу, чтобы согреться, ведь попросить закрыть окно ему явно не хватило смелости, а в сон начало клонить от долгой езды и холода. Иногда он отвлекался от трассы, рассматривая его на долю секунды, короткими взглядами изучая его с головы до пят: он казался намного моложе своих лет, и, наверное, мужчина не дал бы ему и 16, а может все дело в том, что, ведя такой образ жизни с ранних лет, его тело просто не могло нормально сформироваться. Он выглядел хрупким, будто вот-вот готов разбиться. Он снова вспомнил, как екнуло что-то в его увядшей, омертвелой душонке, когда он взглянул Джесси в глаза. Они были того же цвета, они были того же оттенка всепоглощающей грусти и пустоты, цвета моря после дикого шторма, и именно этот образ так крепко застрял в его памяти еще с ранних лет его жизни. А может ему просто наскучило убегать от себя и мира в одиночестве, скитаясь по городам и штатам в поисках убежища, которого на свете не существовало. Может, ему надоела грязь, потому он решил подобрать игрушку, брошенную на помойку. Это была его прихоть, лишь подобие милости. И все же, этот парень, так тихо и невинно спящий в его грузовике, просто так пошел с ним, не спросив даже, куда они едут и чем собираются заниматься. Ему было настолько наплевать, что делать, с кем быть и как жить дальше. Наверное, он никогда раньше не видел такого в человеке. Его сутенер отдал ему все его документы за неплохую сумму денег и пару граммов качественной травки, как бонус. Он мельком глянул в его паспорт, удостоверившись, что тому и в самом деле идет семнадцатый год, что фамилия его — Мур и родом он из Нью-Джерси. Фотография его была совсем еще молодой, хотя вряд ли он сильно изменился внешне с тех пор. К паспорту прилагалась медицинская карта (здоровьем работников занимался каждый опытный сутенер, предотвращая такие заболевания, как СПИД или герпес, например), в которой говорилось, что тот абсолютно здоров и из болезней разве что страдал несколькими пневмониями. Скорее всего, предположил Курт, это из-за того, что он зимой стоял на холоде в такой же легкой одежде. Вещей у него больше не оказалось, или же Сэм просто не посчитал нужным их отдать. Впрочем, это не имело для него особого значения. Отчего-то он чувствовал некую ответственность за парня, хоть и понимал всю абсурдность этого странного чувства. Под утро, оторвавшись от своих размышлений, припарковался на обочине шоссе, доставая откуда-то сзади серый шерстяной плед и накидывая его на Джесси. Он внезапно ощутил сильную потребность отлить, и вышел из автомобиля, прикрыв дверцу и направившись чуть поодаль за грузовик. В это время, разбуженный скорее остановкой, чем шумом, парень открыл глаза и нервно оглянулся. Не обнаружив поблизости Курта, ему стало немного не по себе. Удивил его и плед, укрывающий его от холода, который обычно бывал по утрам, когда земля остужалась и больше не испускала тепло, подчерпнутое от солнца днем. Рассвет близился к своему пику, и было приблизительно 5 утра, когда он осторожно выбрался из грузовика на улицу, сразу обхватив плечи руками от легкого мороза по коже. В ту же секунду послышался звук приближающихся шагов с другого бока машины, и он заметил светлую голову Курта, который, сонно почесывая макушку, махнул ему другой рукой. — Проснулся? — и, оглядываясь. — Славное утро, не находишь? Не найдя, что ответить, Джесс лишь окинул взглядом все вокруг: уже не было тех пустынных степей, посреди которых он стоял вместе с Моникой, Мелани и Сарой, и вдоль дороги шли невысокие деревья, пышные и зеленые, чуть бледные в освещении еще не взошедшего солнца, и маленькие кустарники, охваченные утренним туманом наводили легкую меланхолию и трепет. И запах стоял удивительный. Сладостно-медовый, влажный воздух пропитывал легкие ароматом полевых цветов и сена. Это был запах теплого восходящего солнца. Запах дороги. Запах умирающего августа. Когда ему приходилось долго ждать клиентов, он всегда оглядывал пейзаж. Ему нравилось описывать его у себя в голове, используя разные метафоры и обороты, которые он иногда вычитывал в книгах (которые, кстати, попадали ему в руки не так часто и по самым разным обстоятельствам). Утренний дурман охватывал его, и ему внезапно захотелось курить. — Можно… сигарету? — попросил он как-то неуверенно, не зная, позволено ли ему вообще такое. — М-м? Да, конечно, — Курт открыл дверцу грузовика и достал из машины пачку, протягивая открытую, чтобы тот взял ее сам. — Бери. Парень вытащил одну и засунул в рот, к тому времени мужчина уже протягивал ему зажигалку. Щелчок — и горячий дым наполнил легкие. А Курт лишь наблюдал за этим интересным явлением, думая про себя, что ему и в голову не пришло предложить ему сигареты. — Не думал, что ты куришь, — усмехнулся он. — Я… редко, — выдавил он. Зажигался в ладони приятно холодило кожу. Он чувствовал себя лучше после того, как сделал пару затяжек, хотя обычно курил редко и в самых крайних ситуациях. — Я не люблю этот привкус, — продолжил Джесси, выдыхая клубок дыма. — Он остается на языке, такой горький и неприятный, и от этого чувствуешь себя еще более грязным. Мужчина вскинул брови, не ожидав услышать от него столько слов за один раз. И в самом деле, говорил Джесс редко, но бывало и так, что, если вдруг клиент попадался разговорчивый и даже толковый, он мог разговаривать с ним, лежа в кровати и дожидаясь утра. Бывали мужчины, которые пробуждали в нем интерес к беседе, и слова, которые он проглатывал день ото дня, вырывались наружу невнятной, тихой речью, и все же такое случалось не часто. — А я вот люблю табак, — признался Курт. — Не за что-то, а просто так. Легальный наркотик. Сейчас, если ты не куришь, то ты либо наркоман, либо алкоголик, либо полный псих. Он говорил это тоном человека, который имел дело и с одними, и с другими, и с третьими. Джесси спорить не стал. После сладкой дремоты он пришел в себя на удивление быстро, а может во всем действительно виноваты крепкие сигареты Курта, и он наконец решился спросить: — Зачем ты меня купил? Вопрос удивил его. — Я думал, тебе все равно. Юноша поджал губы, отводя взгляд. И снова горький ком словно бы грязи застрял в горле, не желая покидать его, не позволяя тому глотать. — Может, мне скучно стало. Может, у меня слишком много денег. Может, я отбитый на всю голову извращенец, который хочет себе в попечение личного мальчика-шлюшку, — выдал он с усмешкой. Курт следил за реакцией парня, но в его бездонных, пустых глазах не смог найти отражения ни одной эмоции, ни единого чувства. И хоть внутри него сейчас бушевал ураган, и с каждым его словом тошнота подкатывала все ближе к кадыку, его лицо оставалось мертвенно-бледным и безжизненным. — Ты сказал, что не собираешься со мной спать, — спокойно произнес Джесси. — Не собираюсь, но нам частенько придется делить одну кровать, — он дождался, пока тот бросит окурок. — Ладно, поехали. Я сейчас отрублюсь к чертовой матери, нам бы и правда следовало подыскать ночлег. Юноша не знал, как воспринимать слова мужчины, и стоит ли вообще об этом задумываться. Складывалось ощущение, что тот сам не знал, для чего все это сделал. Но он слишком привык быть постоянным товаром, выставленным на продажу, и вел себя соответственно: тихо, спокойно, как предмет мебели. Спустя минут двадцать они подъехали к какому-то мотелю, и полу-сонный усатый мужчина за стойкой дал им ключ от единственной свободной комнаты. Похоже, самому Курту было плевать, где спать и с кем, а вот Джесси чувствовал неловкость. Он долго мялся на пороге, пока мужчина приказным тоном не отправил его спать, и этот тон больше походил на сопение, потому как он уже развалился на кровати, стараясь закинуть на себя одеяло. — Я… мне… — неуверенно начал Джесс, но его тут же прервали. — Блять, ну сколько можно! Я ему значит половину кровати выделил, а он тормозит! — Курт раздраженно бросил в его сторону подушку. В недоумении подобрав ее с пола, парень все же скинул обувь в сторону и, положив подушку на прежнее место, забрался в кровать. Курт отвернулся и лежал теперь к нему спиной, почти засыпая, что было не удивительно, учитывая его ночное вождение. А вот юноша еще долго лежал, глядя в потолок и пытаясь осознать все, что произошло с ним за последние десять часов. И самое ужасное, пожалуй, было то, что он боялся. Боялся, что сейчас закроет глаза, а когда откроет, окажется снова в какой-нибудь грязной квартире, в ссадинах и побоях, в вечно смердящей спермой и женщинами постели Сэма.

***

Чувство тревоги, нарастающее в груди, сменилось яркой, острой болью в затылке, когда он упал с такой крутой лестницы, что можно было бы легко свернуть шею. Перепачканные кровью волосы сейчас были последней заботой. Он должен был что-то найти в этом огромном для ребенке доме, но понятия не имел, что именно. Откуда-то из другой комнаты послышались выстрелы. Один раз. Второй. Звон разбивающегося стекла и чувство, будто осколки впиваются в его кожу, проникают внутрь, разрезают плоть до основания костей. Холод в пятках, в ладонях, а лоб горит, глаза мечутся. Нужно найти. Быстреебыстреебыстреебыстреебыстрее. — Ты — дерьма кусок. Голос, произнесший эти слова, донесся будто бы из-под земли, и его ноги сразу пригвоздило к полу. Ужас, страх сковали тело, а пол превращался в тягучую черную смолу, засасывающую его все глубже и глубже. Во рту что-то больно режет горло, и нечто вязкое, жидкое и горячее разливалось по стенкам глотки, заставляя его захлебываться. Он отхаркнулся и сплюнул на руку два больших куска стекла, вымазанных в темно-бардовой крови. От осознания мгновенно подкосились ноги, и он упал бы, если бы эта чертова смоль не затянула его по самые колени. В голове отчаянно пульсировала мысль: «Я умру, я умру, яумруяумруяумру?!» Страх разрывал грудную клетку, Джесси давился слезами и кровью, а шаги, сильные и уверенные, становились все громче и громче, предвещая приближение. Он абсолютно ничего не может. — Ты бесполезен. — Умри, мусор. Проснулся Джесси с чувством полного опустошения. Ни криков, ни слез, ни того дикого страха, что он испытал во сне, парень больше не ощущал, но та часть его воспоминаний, которая была скрыта от него за пеленой неведения, дала о себе знать. Она будто бы горела отдельным участком его мозга, и сейчас сигнализировало о том, что здесь пусто, пусто! И в груди пусто. В комнате было непривычно темно, однако работал телевизор чуть поодаль. Курт сидел в кресле, поднося к губам какую-то бутылку. Кажется, пиво. Его силуэт, присутствующий в номере, все же немного внушал ему спокойствие. К слову, запах, стоящий в воздухе, заставлял его вспомнить о том, сколько времени уже не ел, и в желудке протяжно заныло. Похоже, что мужчина его услышал, потому что повернулся к нему с легкой усмешкой и сказал: — Ты долго спал, — затем потянулся к бумажному свертку на тумбочке и протянул юноше. — На, поешь. Джесси пришлось встать, чтобы взять пакет. Он сел в соседнее кресло и с любопытством заглянул внутрь. — Ты что, гамбургеров никогда не ел? — спросил Курт с удивлением. Юноша пожал плечами. — Может, ел, только не помню. А может, не ел вовсе. Похожий запах всегда шел из придорожных забегаловок, но им было запрещено туда заходить. Во-первых, во избежание столкновения с копами, во-вторых, чтобы «эти коровы не набрали весу», как выражался Сэм, говоря о своих проститутках. Их всегда кормили дешевой гостиничной едой, иногда заказывали пиццу на всех, но то было реже. Он вытащил бургер из обертки и надкусил. Курт сидел и смотрел на этого парнишу, на лице которого явно было замешательство. Но, кажется, ему понравилось: лицо его как-то особенно просияло, и он с удовольствием умял его, а затем еще и двойную порцию картошки с колой. Вообще-то он планировал уехать сразу же после пробуждения, но Джесси на удивление много проспал. Что сделал, собственно, и Курт, скорее от нечего делать, чем от желания, так что теперь они могли проехать хоть всю ночь и весь следующий день. Примерно к утру они должны были добраться до первого населенного пункта, а там им следует быть осторожными и по возможности не делать ненужных остановок. Это было бы слишком рискованно. — Я купил тебе еще пачку сигарет и зажигалку, на случай, если вдруг захочешь. Они не такие крепкие, как мои. — Угу, — кивнул Джесси. — Спасибо. А, м-м-м… — он в нерешительности смял бумажный пакет, который был уже окончательно пуст. — А куда ты едешь? Курт тяжело вздохнул. — Во-первых, куда мы едем, а во-вторых… Узнаешь, когда доберемся. Там и подумаем, что дальше делать. И парень почувствовал приятное тепло, наполняющее все его тело. Обманчивое чувство того, что кто-то действительно видит в нем больше, чем просто вещь. Это тепло, пустая иллюзия, лишь способ закрыть ту гниющую дыру в груди, на месте потерянной памяти и потерянного себя. Выйдя из номера, он остановился на несколько секунд на открытой лестничной площадке. Курт спустился вниз, к машине, что была припаркована напротив дверей, под самой яркой неоновой вывеской мотеля. Вокруг была сплошь темень, почти как вчера, и лишь небольшой свет, маленькие лампочки над каждой дверью номеров, освещала густой дым, выходящий у него изо рта. И правда, эти были легче. Привкус у них мягче, приятнее. Воздух сухой и теплый, и чувствовалась легкая духота, которая бывает, когда облака затянут ночью небо, не давая теплому скопившемуся воздуху проходу. Звезд не было видно, и лишь муторные очертания луны виднелись где-то вдалеке. Джесси облокотился о перила, разглядывая темную даль без каких-либо шансов что-нибудь там разглядеть, и вдруг отворилась соседняя дверь. Вышла девушка в коротком платье, и ее потекшая по лицу тушь придавала ей особый шарм, свойственный лишь придорожным мотелям. С этим он был знаком слишком уж тесно. Она остановилась, как вкопанная, разглядывая лицо Джесси, затем выдохнула и достала сигарету. Парень заметил, что у нее нет зажигалки, и как-то на автомате предложил ей огня. Щелкнул — и она наклонилась, вдыхая оранжевое пламя, и на долю секунды он разглядел ее мокрые ресницы и красные пятна под глазами. А еще странный след на шее, будто бы от веревки или ремня. Они не разговаривали. Да и нужно ли? Такое молчание двух людей из одного и того же мира более чем вселяла тоску и неуверенность в способности выбраться из этой пучины. Поэтому он молчал. Незнакомка тоже не торопилась говорить. Когда юноша потушил сигарету и направился к лестнице, он услышал ее тихий, немного уставший голос, и все же он будто бы сделал рывок, пытаясь его напоследок остановить: — Спасибо. — Угу. И она снова стала смотреть куда-то вперед, словно кроме нее здесь никого не было. Джесс с минуту смотрел на нее, прежде чем в нем заиграла мальчишеский порыв сказать то, что ему кажется важным: — Вы очень красивая. На этот раз он действительно спустился по лестнице, не обернувшись. Она ничего и не сказала. В машине Курт настраивал радио, и Джесси забрался на переднее сидение. Он хотел напоследок помахать той странной женщине на площадке, но подумал, что поведет себя слишком глупо, поэтому лишь бросил мимоходом взгляд в ее сторону. Она смотрела, как они уезжали. — Твоя знакомая? — спросил удивленно Курт. — Нет. Мужчина пожал плечами, увеличивая громкость музыки. Его настроение казалось приподнятым и игривым. Юноша пожал плечами, как можно удобнее устраиваясь в сидении для долгой ночной поездки. В лобовое стекло врезалось несколько капель, затем с растущей частотой они стали лететь в их сторону, создавая приятный для слуха стук по окнам и крыше грузовика. Начавшийся дождь поднимал дорожную пыль, прибитую к земле долгой засухой, и сквозь небольшую щель полуоткрытого окна проникал вместе с крупными каплями свежий, обновленный прохладный воздух. И, наверное, вместе с духотой и сухостью вокруг дождь выветрил из его души это саднящее чувство тревоги, что он вот-вот проснется и снова окажется выброшенным на помойку.