«Мне нужна помощь. Я видел много плохого, но не могу заставить это исчезнуть. Я жажду плоти, Которая принесёт мне счастье, ведь я ничего не чувствую. Полярная звезда, я хочу, чтобы ты указала мне дорогу домой».
Странные символы на левом запястье появляются у Персиваля Грейвза в восемь лет. Медленно, будто рука невидимого художника ведет кончиком кисточки по мокрой бумаге, они расплываются по его коже, завораживая. Через несколько дней рисунок чернеет и становится понятно, что это пять точек и ровные линии между ними. Мама рассказывает ему, что это знак его соулмэйта. В огромной книге по астрономии они находят: созвездие Ворона. Легенда гласит, что Аполлон превратил ворона в созвездие и оставил на небе, чтобы оно напоминало людям об обмане. Миссис Грейвз говорит, что Персиваль должен быть осторожен. — Что такое соулмэйт? — Это часть твоей души в другом человеке, дорогой. Тот, кто показал бы тебе путь там, где дороги нет. Когда у тебя появится патронус, ты сможешь найти своего соулмэйта. Его запястье будет украшать созвездие, — улыбается, гладя сына по волосам. — А какой у меня патронус? — Ты узнаешь.***
Запястье Криденса Бербоуна начинает болеть и чесаться в его одиннадцать. Сначала кожа вспухает, а затем на ней, словно кто-то вырезает ножом, начинают появляться символы. Рука превращается в одну большую открытую рану, и Криденс начинает плакать, чем привлекает внимание Мэри Лу. В свои одиннадцать Криденс узнает, что он отродие дьявола. Мэри Лу изрезает символы, пытаясь стереть то, что появляется. Десять кровоточащих точек и линии между ними. Криденс не знает, что это, и не уверен, что хочет знать.***
К своим тридцати Персиваль Грейвз почти забывает о метке и сказках матери о загадочной родственной душе. Его жизнь занимает работа, он становится мракоборцем, правой рукой президента, и мысли о том, что где-то есть его путеводная звезда, прячет в самый дальний угол себя. Из всех девушек, с которыми он встречался, лишь у одной был патронус ворон, но её запястье украшало созвездие Орла. Четырнадцатилетним мальчишкой Персиваль вызывает патронуса в первый раз, и это волк. Он не бегает вокруг хозяина, как это делают животные однокурсников Грейвза, лишь один раз обходит его и садится рядом. Десять ярких точек должны украшать запястье его соулмэйта. Приходя домой, он снимает часы, которые неизменно носит на левой руке, и растирает запястье. Иногда ему кажется, что рисунок будто смывается, становится не таким чёрным и что однажды он исчезнет совсем. Пальцем он прослеживает линии, соединяющие звезды. Иногда он думает, что его соулмэйт давно умер. Эти символы — единственное, что осталось у него от матери, если не считать огромной энциклопедии по астрономии. И он сохраняет их лишь потому, что они — память.***
К восемнадцати годам Криденс Бэрбоун уясняет три вещи: 1. Магия — зло. 2. Кожа под рисунком неуязвима. 3. С ним определённо что-то не так. Когда он встречает мисс Голдштейн, Мэри Лу в очередной раз пытается вывести узор с его запястья. Каждая предыдущая попытка заканчивалась неудачей: кожа срастается за несколько минут, не остается даже шрама. Боль захлестывает его с головой, он кричит, почти теряя сознание, и чувствуя лишь стекающую по ладони кровь, как вдруг прикосновение тёплых рук возвращает его в реальность. Незнакомая ему женщина внимательно смотрит в глаза и, кажется, говорит что-то, но он не слышит, а затем переводит взгляд на рисунок. Когда к Криденсу возвращается слух, он молится, чтобы мисс Голдштейн была сумасшедшей. Она рассказывает ему, что Криденс волшебник. Что в мире существуют другие волшебники и волшебницы и что есть такое заклинание, как патронус. Когда она доходит до части про соулмэйта, тот хмурится и отводит глаза. Он знает, что люди думают о нём, и знает, что у него едва ли есть родственная душа. А если и есть, то он, скорее, сочувствует ей. — Это Волк, — уверенно говорит Голдштейн, — я знаю одного мага, патронус которого волк, но, — она запинается, усмехаясь, — сомневаюсь, что у него вообще есть метка. Он не похож на человека, который хотел бы иметь соулмэйта. Но далеко не все такие, — Тина снимает часы с запястья и показывает своё созвездие, — это лев. Хотела бы я посмотреть на того чудака, который ходит с лебедем, — смеётся. Криденс неловко улыбается в ответ, наблюдая, как зарастают только что сделанные Мэри Лу порезы на рисунке.***
Сентябрь 1926 Персиваль Грейвз замечает странного юношу с листовками случайно. Он решает прогуляться перед работой, чтобы окончательно проснуться: вечером было совершено ещё одно нападение, снова без зацепок. Он щурится от сентябрьского солнца и рассматривает людей вокруг: рабочая привычка. Его взгляд останавливается на сутулой фигуре. На улице довольно тепло, и странный незнакомец одет явно не по погоде. Подойдя ближе, Персиваль замечает дрожь в руках и красные отметины на ладонях. Он узнаёт его лицо: мальчишка из «вторых салемцев», кажется, его фото было в деле Голдштейн. Мысленно делая пометку перечитать то дело, Грейвз уходит, взяв листовку. Глаз мальчик так и не поднимает. Ему удаётся найти это дело лишь через несколько дней. Криденс Бэрбоун, приёмный сын сумасшедшей главы «вторых салемцев». Если верить отчету Голдштейн, мать избивает его. Паззл начинается складываться. Открывая дело Мэри Лу Бэрбоун, Персиваль хмурится, думая, не может ли женщина привлечь к себе лишнего внимания своими агитациями. Список адресов, где были замечены их митинги, поражает Грейвза: это весь город, начиная от самых его захолустий и заканчивая едва ли не центром. Со всей Европы приходят вести о погромах, учиненных Грин-де-Вальдом. В Нью-Йорке пока тихо, но Персиваль чувствует, что это ненадолго. Имя Геллерта витает в воздухе, и Пиквери знает это. «Мне хватает проблем и без этого мальчишки», — твёрдо решает Персиваль. Второй раз они встречаются на том же месте через неделю, вечером, и Персиваль уже внимательнее разглядывает Бэрбоуна. У того всё так же дрожат пальцы, и он не поднимает головы на проходящих мимо. Персиваль мысленно ударяет себя по лицу, когда слышит в голове слова матери: «Ты помнишь, чему я учила тебя? Нужно всегда помогать тем, кто в этом нуждается». Он подходит ближе, спрашивая, что это за листовки. — Ты ведь Криденс, так? — произносит и понимает, что сделал ошибку: в ответ он получает испуганный взгляд. Бэрбоун делает шаг назад. — Нет. — Я не собираюсь докладывать на тебя, — Персиваль поднимает руки и прочищает горло, — я знакомый мисс Голдштейн. — К-Криденс, — шёпотом. — Криденс, — вторит Персиваль, прокатывая имя по языку, — Персиваль Грейвз. Бэрбоун кивает, продолжая раздавать листовки. Персиваль чувствует себя полным идиотом, потому что не знает, что сказать. — Хорошего вечера, Криденс. Не задерживайся, сейчас опасно на улицах, — он кивает ему и уходит домой. Всю ночь ему снятся вороны с огромными крыльями, блестящими иссиня-черными перьями и острыми клювами. Утром следующего дня Пиквери устраивает экстренное собрание и сообщает, что ночью возле Брайант-парка было совершено зверское убийство десяти не-магов. Ни следов, ни улик. Все замирают, зная, что последует за этим, но часть толпы всё равно вздрагивает от: «Есть подозрения, что это к несчастью известный нам темный волшебник Геллерт Грин-де-Вальд. Я приказываю усилить охрану и следить за каждым печатным источником не-магов. О странных исчезновениях людей, беспорядках и убийствах сообщать сразу же мне». Люди расходятся в ужасе, отправляясь звонить близким. Вечером соседка делится с Персивалем переживаниями о внуке, который учится в Хогвартсе, и он впервые задумывается, есть ли ему о ком переживать. Он находит Криденса с лёгкостью и, может, ему кажется, но на мгновение уголки его губ приподнимаются в подобии улыбки. Персиваль договаривается о встрече вечером. Криденс с трудом соглашается, не прекращая смотреть с подозрением, и Персиваль его понимает: он сам смотрит на себя с подозрением. Его странное, почти ничем не обоснованное желание защитить Бэрбоуна кажется странным с любой стороны, но он почти уверен, что под «теми, кому нужна помощь» мама имела кого-то вроде Криденса. И Персиваль верит матери.***
— Добрый вечер, Криденс. — Здравствуйте, мистер Грейвз. Криденс сжимает в руках листовки, прижимая их к груди, и прячет нос в шарфе, который кажется слишком холодным для вечернего ветра. — Я хочу убедиться, что ты внимательно относишься к своей безопасности, — говорит Персиваль, — я думаю, ты слышал о загадочных убийствах, произошедших несколько дней назад. Криденс смотрит недоверчиво, и это даже радует Персиваля. — Я знаю, что твоя приёмная мать часто устраивает митинги, и это привлекает большое количество внимания. Их нельзя прекратить? Бэрбоун качает головой. — Я хочу, чтобы ты был осторожен. — Зачем Вам это? — не выдерживает Криденс. — Я работаю в… — снова пауза, — полиции. Следить за порядком — моя работа. Он действительно хочет так думать. Криденс не может решить, стоит ли рассказывать о том, что он знает, кто такой Персиваль Грейвз. Это как сложить два и два: друг мисс Голдштейн не может быть обычным человеком. Он почти открывает рот, но потом хмурится, решая повременить. Его запястье начинает неприятно зудеть. Он кивает, будто давая обещание быть внимательнее, и слишком резко вдыхает из-за очередного порыва ветра. Грейвз дарит ему свой любимый синий шарф, навязывая его поверх подобия теплой одежды Криденса. Улыбается на робкое: «Спасибо, мистер Грейвз» и прощается, исчезая во мраке нью-йоркского вечера. Криденс идёт домой, грея руки в карманах, и чувствует странное: скулы сводит. Он не может вспомнить хоть одно событие последних лет, заставившее его так долго и искренне улыбаться. Прикрывает глаза, прячет замерзший нос в синий шарф и вдыхает аромат чужого одеколона. Улыбка приятно режет губы.