***
Через несколько часов Бэрбоун обнаруживает себя гуляющим по тёмным коридорам замка. Они решают остаться на ночь, и директор благодушно выделяет им небольшую комнату. О результатах их беседы Куинни молчит, но слишком загадочно улыбается, а Тина лишь вздыхает, глядя на сестру. Коридоры, коридоры, коридоры. Криденс успел увидеть малую часть замка, но уже поражен. Портреты на стенах, видя его, перешёптываются; некоторые куда-то уходят, некоторые же наоборот: присматриваются к странному мальчишке, щурятся. Криденс продолжает идти без особой цели, просто гуляя и рассматривая всё вокруг, как вдруг слышит тяжелые, шаркающие шаги, которые застают его посреди коридора, где единственное спасение — тяжелая дубовая дверь. Не думая, Бэрбоун приоткрывает её и ныряет в темноту комнаты. Замирает, почти не дыша. Звук шагов усиливается: идущий подходит к двери, несколько долгих секунд стоит, а затем уходит, так же шаркая ногами. Криденс выдыхает. Узнай кто-нибудь, что он бродит ночами по замку, его бы точно не приняли в школу. Комната, в которой он оказался, освещается небольшим прямоугольным окном, в которое проникает лунный свет. В углу стоит зеркало, по высоте раза в два превышающее рост Криденса. Как завороженный, он подходит ближе, касаясь поверхности: она блестит и переливается, давая света больше, чем окно**. В зеркале отражается Криденс. Высокий, нескладный с бледным лицом. Такое себе зрелище. Криденс не улыбается, потому что уже не помнит, как. Губы отвыкли и, кажется, треснут, стоит улыбке появиться на лице, как отвыкло сердце вырываться из груди при виде чего-либо — Криденс в тайне надеется, что не навсегда. Метка в отражении медленно чернеет, как если бы на мокрую поверхность бумаги художник капнул черной краски, и Бэрбоун в неверии смотрит на запястье. Рисунок белый. Снова в отражение — чёрный. За год он успел привыкнуть к миру магии, но некоторые вещи продолжали удивлять его. Например, эта. Ещё раз внимательно осматривает себя, но больше ничего не меняется. Такой же потухший взгляд, синяки под глазами, из-за чрезмерной бледности кожи похожие на настоящие. Острые скулы, которые так нравились Персивалю. Криденс сжимает челюсти, ожидая боли, которая поможет ему вынырнуть из себя, как вдруг по отражению бегут блики. За его плечом медленно, как видение, появляется Персиваль. Он словно настоящий и улыбается, глядя Криденсу в глаза. Он красивый, такой же, в синем шарфе, как в самую первую встречу. Том самом шарфе, который Мэри Лу сожгла в камине их дома. Сейчас Криденс жалеет об этом ещё больше, чем в ту ночь — сейчас шарф был бы для него напоминанием, хранящим запах. Персиваль протягивает руку и кладет её на плечо Криденса. Мальчик наклоняет голову, пытаясь прижаться, но, конечно, скула встречает лишь грубую ткань его свитера. Персиваля нет здесь, как нет нигде в мире. Криденс снова чувствует ком в горле. Персиваль подходит ближе, наклоняясь к уху Криденса и выдыхает. Слов он не слышит, они не долетают до его слуха, хоть в отражении и видно, что мужчина что-то сказал. И тут до него доносится, скорее из головы или из отражения, но точно не из реальности: «Soulmates never die». Фраза неоновой вывеской висит на внутренней стороне его век, звучит в голове, повторяясь до бесконечности. Она гонит его из комнаты, но ноги будто налились свинцом, и Криденс понимает, что не может сделать и шага. Персиваль в отражении улыбается, повторяя снова. Северная звезда ведёт его, хоть на его запястье уже и нет волка. Криденсу хочется закусить ребро ладони, чтобы сдержать крик. Или рыдание. Или всё вместе — Криденс уже не отдает себе отчета, только стоит, покачиваясь и боясь обернуться, потому что знает — место за ним пустует. — Soulmates never die, — шепчет Персиваль в его голове, — soulmates never die.«Dry your eyes Soulmate dry your eyes Cause soulmates never die».