***
Аджума на ресепшене упорно старается не смотреть ему в лицо, хрипло называя номер, где Бэкхёна уже ждут. Отель не особо презентабельный, но хотя бы чистый, что уже радует. Да и ни к чему им этот пафос и лакшери стайл. От холла до номера тело идёт на автомате, пока Бён прокручивает в голове очередной, не менее тяжёлый, чем вчерашний день. Перед тем как открыть деревянную дверь со старым значком «61», Бэкхён одёргивает задравшуюся под кожанкой футболку и растягивает губы в кривой улыбке. Помещение окутано сизой дымкой тлеющей сигареты, зажатой между тонких пальцев с аккуратными черными ногтями. Запах дыма смешан с ароматом тяжёлого французского парфюма, от чего в желудке у Бена что-то волнительно дрожит. Она сидит на стуле с резной спинкой и даже не оборачивается, забивая лёгкие посильнее, так, что слышно треск сгорающего табака. Из-под чёрной узкой юбки видно тонкие, элегантно скрещённые лодыжки. Резко очерченное карэ чёрной линией едва касается, на первый взгляд, хрупких плеч. Бэкхён заходит в номер и закрывает дверь на ключ, откидывая его после на стеклянный столик, морщась от звука, который тот издает, при столкновении с поверхностью. — Ты особо не спешишь, — нарушает Она мягким бархатом своего голоса тишину и Бён "слышит" улыбку. — Нас задержали на репетиции, прости, нуна, — без тени вины отвечает Бэкхён, двигаясь в сторону женщины и снимая на ходу куртку. Она последний раз затягивается сигаретой и, слегка цокая шпильками, встаёт со стула, немного сильнее, чем необходимо давит пальцами окурок в пепельнице и разворачивается, но не подходит к Бёну, заставляя того сделать ещё пару шагов. Что в этой женщине искренне поражало, так это глаза. Чистейшие изумруды, настолько яркие и глубокие, что даже самые дорогие кристаллы проигрывают им. Бэкхён кротко выдыхает, окунаясь в них лишь на мгновение и почти сразу опускает взгляд — слишком они проницательны. Горячая, мягкая ладонь касается его щеки, очерчивает лицо своей тонкостью и изяществом. Она долго всматривается в его лицо, как в прочем и всегда и Бэкхён знает, что видит эта женщина намного больше, чем всё. Наверное, даже родители не знают так много о Бёне, как Она, ведь эти глаза с первой встречи втерлись в доверие яркими искрами восхищения и тёплым светом понимания. Бэкхён покорно приоткрывает губы, когда Она незатейливо касается их, обводя контур и проходится кончиком влажного языка по своим. — Расскажешь мне сегодня, Бэкхёни? , — мягко скорее утверждает, чем спрашивает Она, открыто смотря в его усталое лицо. — Да, нуна — шепчет Бён, подвластный её теплу. Она подходит ближе и её небольшая упругая грудь касается его, а маленький слегка курносый нос, который придаёт её лицу некого ребячества, несмотря на возраст, касается его за ухом, глубоко вдыхая запах Бэкхёна. Она вся такая — мягкая и нежная. Бен может сравнить её с кашемировым шарфом, но обязательно черного цвета. "Тотал блэк", говорит Она утрировано манерно и хмыкает. "Хуевая жизнь", думает Бэк и шкодливо вытягивает три сигареты из серебряного портсигара, пока Она поправляет шлейки кружевных трусиков на мягких боках. Слегка коснувшись шеи Бэкхёна губами, Она отходит, берет его за руку и ведёт к широкой кровати, заправленной обычным белым постельным бельём, слегка толкает его и Бэкхён грузно падает в белые облака, что хрустят под его весом от своей чистоты. Она забирается на его колени и берёт с прикроватной тумбочки бутылку вина и бокал. Небрежно наливает чуть больше половины, проливая пару капель темной жидкости на ладонь и широко слизывает их, не позволяя коснутся одежды. Всё так же мягко улыбается и протягивает бокал Бёну. — Выпей, малыш. Ты устал. Это даже немного забавно, но Бэкхён искренне любит эти вечера. Женщина, которая их скрашивает по факту является одной из тех самых спонсоров, о которых среди фанатов, да и самих айдолов ходит много слухов, но по сути Она — отдушина. Пару часов, проведённых без масок, в расслабленном состоянии и полнейшем наслаждении. Бён даже имени её не знает, называя просто "нуной", в то время как Она при любой возможности смакует на языке его имя, мягко гладя-растягивая гласные, словно то же вино, остатки которого она допивает за ним из отобранного бокала и сразу же наполняет его по новой. Она медленно покачивается на его бёдрах, словно случайно задирая юбку и слегка царапает выступающие ключицы. — Видела твоё поздравление, — тихо говорит Она, растягивая губы в мягкой улыбке. — Глупенький влюбленный Бэкхёни, — ему кажется, что на мгновение её голос становится холоднее и в глубине глаз проблескивает_то_самое_чувство_о_котором_никто_из_них_никогда_не_скажет_ и Бён с трудом проглатывает вино, опаляя желудок горячими градусами алкоголя. Но молчит, потому что это правда. Она наливает ещё вина, выпивая этот бокал сама практически залпом. — Разве это я глупый? , — немного заторможено отвечает Бэкхён, сжимая ладонью её талию, поглаживая большим пальцем с родинкой тазовую косточку, что выпирает даже через плотную черноту. — Действительно, — выдыхает Она, окончательно отставляя бокал и склоняется над Бёном. — Есть ли в этой вселенной кто-то, кто достоин тебя? — спрашивает Она скорее у себя самой, поскольку не дожидаясь ответа влажно целует четко очерченные губы Бёна, проходится языком между ними, самым кончиком касаясь ровного ряда зубов. Бэкхён не видит смысла (не хочет) противиться и открывается поцелую, отвечая не менее развязано. Они делят на двоих вкус вина и её сигарет, томно касаясь языками друг друга, резко выдыхая захлёстывающие их эмоции. Она отстраняется первой, слегка оттягивая нижнюю губу Бёна зубами, тем самым делая поцелуй более пикантным и подтирая по контору его губ свою размазавшуюся помаду. — Тебе идёт, Бэкхёни… — Нуна… — шепчет он, когда её язык касается острого подбородка Бёна, а после слегка прихватывает его губами, опускается ниже по горлу, проходясь лёгкими поцелуями и её горячее дыхание щекочет его ключицы, когда Она шепчет: — Закрой глаза. Пусть всё будет, как ты хочешь… И, словно, последняя преграда рушится, чужое дыхание становится тяжелее, хрипит рядом, ладони кажутся большими и сильными, словно могут обхватить всего Бэкхёна целиком, наполняя тело томительным желанием под своим напором. Он выгибается над белоснежными хлопковыми облаками и чувствует, как его тело лишают всей одежды, делая ещё более беззащитным, чем прежде. Приятная тяжесть на нем смещается меж его ног и бёдра обжигает крепкими касаниями. Дрожащими губами он выдыхает раскалённый воздух комнаты, когда влажный язык касается затвердевшего соска. Не в силах сдержаться, он сжимает второй собственными пальцами, свободной ладонью утопая в шёлке волос человека, который дарит ему наслаждение и свободу, которой так сильно не хватало все эти дни. Мышцы сжимаются в первой судороге, когда горячие губы касаются его рёбер и впалого живота. Ладонь оглаживает бархат кожи, цепляя давно изученные созвездия родинок. Разрядами тока в солнечное сплетение отдаются мягкие укусы на боках и поцелуи у самого основания члена, где неистово пульсирует искреннее желание. Холодная жидкость на пальцах, что касаются промежности, заставляет слегка свести колени, но мягким и сильным движением их разводят максимально широко. Он слышит хриплый шёпот, переполненный вожделением и восхищением, когда с каждым вздохом слова слегка прерываются на конце, будто между ними совсем не осталось кислорода. — Чанёль — а, — еле слышно, когда с горячей головки слизывают влажность его желания и два пальца растягивают нежные стенки. Бэкхён хрипло и поверхностно дышит, гоняя кровь и чувствуя биение сердца в каждой клеточке распаленного тела, прижимает ладони к лицу и не может сдерживать срывающейся с искусанных губ имя каждый раз, как пальцы проходятся по заветной точке. Под веками вспыхивают огненные фейерверки и вперемешку с ними, словно кадры фильма: Чанёль, улыбающийся ему, Чанёль взмыленный и мокрый, после концерта, Чанёль, который целует во время оргазма и стонет совсем тихо, Чанёль хмурый и молчаливый, Чанёль, который не глядя в глаза, просит у него тональный крем, чтобы спрятать от чужих глаз красные пятна, раскинувшиеся хаотично по его мощной шее. Пятна, оставленные не им, не Бэкхёном. Член Бёна окутывает влажная нега, от чего он бесконтрольно поджимает ноги в коленях, приподнимаясь, стараясь насадиться сильнее и окунуться глубже, словно сморенный беспощадной лихорадкой мечется на влажных простынях, когда пальцы начинают входить резче, а головку члена обхватывает плотное кольцо горла. Он дрожит и хрипит, когда чужие губы отпускают его, оставляя лишь краткий поцелуй на самой вершине и слышит над ухом такое отчаянное с придыханием: " Я люблю тебя, Бэкхёни". Бэкхён вырывает из лёгких последние остатки кислорода, надрывая горло и чувствует, как горячая влажность стекает по его животу и груди в белоснежные облака. Тело скованно судорогой, чувства словно проламывают рёбра, текут вместе со слезами и он шепчет в беспамятстве: "Да… Чанёли…я тоже люблю…тебя… Чанёли...". Он проваливается в бездну тёмных сновидений под чужое тяжёлое дыхание, которое смешивается с тихим нежным смехом и поцелуями на влажных щеках.***
Он выкуривает одну из трёх сигарет, которые украл, пока ждёт такси. Сеул покрыт тонким слоем снега и небо слепит слишком ярким солнцем, только раздражая, не принося ни капли радости, или тепла. Бэкхён пытается не вспоминать и не думать. До следующей встречи почти месяц, менеджер одобрительно улыбнётся ему в который раз, проверяя банковский счёт, Чанёль будет долго молчать и не смотреть в глаза, а кто-то вспомнит его с мягкой улыбкой на губах, прежде чем подкурить очередную сигарету. Впереди много дней, наполненных волнением и равнодушием, счастьем и печалью. Много дней рядом с Чанёлем. Чанёль, улыбающийся ему, Чанёль взмыленный и мокрый, после концерта, Чанёль, который целует во время оргазма и стонет совсем тихо, Чанёль хмурый и молчаливый, Чанёль, который не глядя в глаза, просит у него тональный крем, чтобы спрятать от чужих глаз красные пятна, раскинувшиеся хаотично по его мощной шее. Пятна, оставленные не им, не Бэкхёном. “…Глупенький влюбленный Бэкхёни…», шепчет ветер Её голосом, подкидывая горстки первого снега, нежно щекоча им щеки. Бэкхён улыбается и согласно кивает.