25 декабрьских дней

— Куда ты собралась? — его голос был как никогда хриплым. — Завтрак же надо приготовить, — зевнув, тихо ответила девушка. Алиса наклонилась, чтобы поднять смятую рубашку с ковра. — Останься. Первые три раза ты ушла под таким предлогом, — мужчина провел теплыми пальцами по ее узкой спине, вдоль позвоночника, по маленьким родинкам. У него болела голова, и не было сил, чтобы спорить с её предрассудками. — Останься. Ты куда-то спешишь? Блондинка обернулась и поспешно натянула на себя рубашку. Её взгляд был где угодно, но не на его лице. — С Рождеством тебя, — только и пробубнила девушка, повинуясь просьбе. Фамалия залезла под теплое одеяло и удобно устроилась, положив голову на его плечо. «Это рождественское утро было другим». Оно априори не могло быть одинаковым из года в год. Девушка порой любила бросать слова на ветер. Перед ней предстала смешная физиономия младшего брата Таммо, который имел привычку поднимать всю семью на уши своими выходками. Он, особенно по утрам, любил портить нервы старшей сестры, когда та могла убить за прерванный сон. Но двадцать пятого декабря Алиса просыпалась раньше него, чтобы бесшумно спуститься вниз, в гостиную, и в тишине насладиться нарядной елью с аккуратно расставленными подарками. Конечно же, она знала, что это родители постарались, но в магию она верила даже в зрелом возрасте. Даже лёжа в кровати с человеком, который сводил с ума своим аналитическим хладнокровием. — О чем ты сейчас думаешь? Франц не верил в магию, его сердце было далеко от мечтаний художницы, но он искренно пытался понять. Обычно от девушек ему нужны были только две вещи: покорность и отсутствие принципов, но Фамалия относилась к другому типу женщин. У неё были и свои принципы, и свои ограничения, и доля безрассудности. Таких, как она, он пытался обходить стороной. Не получилось. Ему тепло от её прикосновений, и разум, черт бы его побрал, молчал. — Мне почему-то вспомнилась бабушка и загородный дом, спрятанный в кронах деревьев. До её смерти мы каждый год собирались в том доме и проводили Сочельник и Рождество все вместе. Все накопившиеся обиды забывались. Я помню запах заварных блинов, которые она готовила с утра, двадцать пятого, пока дети открывали подарки, а взрослые пили кофе. Это были самые вкусные блины в моей жизни. На молоке, пропитанные сливочным маслом. Еще она доставала баночку земляничного варенья, рецепт которого я не успела записать. Я помню тот сладковатый запах с примесью ванили и пар от свежезаваренного зелёного чая. Хорошие были времена. Он не мог терпеть болтовню, женскую, и слишком длинные предложения, но сейчас заворожено слушал, методично перебирая фиолетовые пряди спутницы. — А как твоя семья празднует Рождество? Зря она спросила. — Для моей семьи Рождество — праздник, когда они устраивают пышную вечеринку или званый ужин. Двадцать пятое декабря не было для меня священным семейным днем. Просто еще один день в году, — его голос так и остался безжизненным. Девушка удивилась его будничному тону и мнимому спокойствию. — Почему ты здесь? — В смысле? Я тебе уже говорила, что поссорилась с родителями. Соседи сверху оживились и шныряли над их головами, раздражая малейшим напоминанием о себе. У них тоже наступило рождественское утро. — Почему ты здесь? — Потому что ты мой противовес, черт возьми. Взрослый мужчина, а ни черта не понимаешь. Ты моя связь с логичностью и нормальностью, которая граничит с серой массой и безразличием. Фамалия шумно выдохнула, подняла голову и, поджав губы, рассержено посмотрела на брюнета. Она не успела осознать, как утонула в тяжёлом взгляде. — Противовес, значит? — голова все еще болела, но шум извне перестал докучать. — Да, еще я верю в судьбу, а ты хорошо целуешься. Лео ухмыльнулся и лениво потянулся. — Я иду готовить завтрак, а ты прекращай смущать меня своими вопросами. Ладно? И найди какой-нибудь интересный фильм. Аналитик еще на одну секунду задержал девушку, прикоснувшись губами к оголенной шее, к оголенным нервам, что вели прямо к душе. Через час он узнал, как пахнут те самые блины на молоке. Сладкие, горячие, с ванильным послевкусием. Как блондинка. Еще он понял, что Рождество — это не просто число в календаре, а любовь, которая была неподвластна мышлению. Алиса вновь почувствовала себя дома, как и в те времена, когда была ребёнком с большой мечтой стать художником.