Пламя

Приступ длился уже больше недели. Силы у всех были на исходе. Генрих Анжуйский, как только было принято решение о продолжении сражений, сразу же тайно отправил послание в Париж. Гизу он ничего об этом не сказал. Зная нрав лотарингца, стоило предположить, что малейший намёк на остановку войны привёл бы его в ярость. Он был из таких людей, которые уж если что-то начали – то доведут это до конца. Подобного Анжу и боялся. Он тоже был смел, но не настолько, чтобы рисковать осторожностью. Гиз брал своё дерзостью и прямолинейностью, принц же, как и большинство Валуа, предпочитал изворотливость и изобретательность. Он верил в возможность компромисса, тогда как Генрих принимал только крайние стороны. Он в некотором роде был честолюбив, но ещё больше до безрассудства храбр. Человек, считающий, что ему подвластно всё, тот, кто не поскупится ничем, чтобы достигнуть своей цели. Итак, внутри этой сильнейшей армии сошлись две силы - дипломат и воин. Время шло, а ответа всё не приходило. Герцог Анжуйский всё ждал. Он отправил самого преданного и быстрого гонца, но так как путь был неблизкий и опасный, рассчитывать на его мгновенное возвращение не приходилось. Нужно было запастись терпением, что Генрике, благо, умел делать. Он ждал, ничем не выдавая своего волнения, так, как ждать умеют только особы королевской крови, бесстрастно и гордо, будучи уверенным в том, что воля его будет исполнена. Наконец гонец прибыл. По дороге он загнал несколько скакунов, но письмо было доставлено. Это произошло утром. Анжу встал до рассвета, покинув крепко спящего в палатке после вчерашней битвы Гиза, и дошёл до центрального шатра, где ему было вручено послание. Молодой человек нетерпеливо сломал печать и его взгляду предстали ровные строки витиеватого почерка. Вот что там говорилось: "Брат мой, мы рады читать вести от вас, написанные вами в добром здравии и полноте сил. Как нам стало ясно из вашего послания, армия пока что находится в подобающем состоянии, но, тем не менее, вы предполагаете угрозы для неё, которые могут возникнуть с продолжением борьбы с врагом. Борьба эта, как вы соблаговолили заметить, едва ли несёт в себе какой-либо смысл. Погибает множество наших людей, но крепость всё ещё не взята, да и победы пока что не предвидится. Вы выдвигали потенциальные предложения о заключении мира. Мы рассмотрели ваши идеи. Следует до вас донести, что наша достопочтенная матушка, королева и наш вернейший советник, изредка поддерживала переписку с Колиньи. Последнее время ей приходилось лишь отвечать угрозами на угрозы, но сейчас представилась возможность предложить мир. Адмирал, как выяснилось, так же как и вы, находится в затруднительном положении и готов рассмотреть это предложение. Это нас несколько удивило, но очередной раз мы видим, что идея ваша весьма достойна. Мир – вот чего мы всегда хотели для Франции. Возможно, вы правы, и нам действительно следует сделать такой шаг. Итак, после сбора министров и прочих господ, подробного обсуждения проблемы, переговоров с некоторыми гугенотами, мы, не без вашей помощи, приняли решение о продвижении к миру. Таким образом, я, властью данной мне Всевышним, с превеликим удовольствием отдаю вам приказ незамедлительно снимать осаду и возвращаться ко двору. Далее начнутся мирные переговоры. Да поможет нам Бог! Ваш брат, король Франции, Карл IX" После прочтения письма, Генрике облегчённо вздохнул. Неужели всё так просто? Последнюю неделю он только и мечтал о мире, и надежды его оправдались. В душе Анжу ликовал. Вдруг, прислушавшись, он услышал какой-то шум с улицы. Молодой человек поспешно выскочил из палатки и посмотрел вниз с холма, на котором располагался их лагерь. К своему ужасу он обнаружил, что у стен крепости опять идёт битва. И тут, до герцога дошло. Пока он читал послание, солнце уже совсем взошло и прошло какое-то количество времени. По-видимому, Генрих де Гиз, не предупреждённый о решении короля, выдвинул войска на новое наступление. Герцог Анжуйский схватился за голову, но вскоре овладел собой и начал созывать всех, кто остался в лагере. Им он зачитал указ Карла и отдал распоряжение срочно всё остановить. Сделать это было очень сложно, но необходимо. Тотчас был снаряжён отряд, который должен был всех уведомить, но задача всё-таки оказалась невыполнимой: невозможно оповестить огромную армию. Было решено дождаться вечера. К несчастью, когда потемнело, вернувшиеся воины доложили плохие новости: герцог де Гиз и пятьсот его людей вынуждены были остаться, так как выбраться им не удалось. Враг не выпускал их. И впрямь, со стороны крепости по-прежнему слышался шум битвы. Анжу собрал отряд, чтобы на следующий день отправляться на помощь к союзникам. *** Генрих, с ужасом поняв, что ему не отступить, был вынужден защищаться всеми возможными способами. С ним было большое количество солдат, но все они оказались за крепостью, где враг значительно превосходил их. Когда стемнело, они продолжали сражаться. Много чего было не разглядеть, лишь свет неровно пылающих факелов помогал. Ночи летом во Франции тёмные. Сил уже не оставалось никаких. Гиз чувствовал, что у него достаточно глубокая рана в плече, которая начинала болеть и мешала сражаться, но нужно было держаться. В какой-то момент боль стала настолько сильной, что молодому человеку показалось, будто он тотчас же упадёт без чувств, как подкошенный, но собрав все оставшиеся силы в кулак, он продолжал биться. Под его клинком с предсмертными хрипами падали наземь враги. Скольких он убил? Никогда не считал. Постоянно участвуя в сражениях с тринадцати лет, Генрих уже привык к смерти, знал только то, что нужно не подпустить её к себе. Стало светать. Это вселяло надежду, но в то же время, герцог понимал, что продержатся они не долго. Если подкрепление не придёт в ближайшие несколько часов – они погибли. Он скакал вперёд, крепко сжимая в руках оружие, но тут страшная боль пронзила бедро. Кровавая пелена начала заволакивать глаза. Эжен, который всё это время верно сражался рядом и получил гораздо меньше ранений, увидел, что его друг сейчас потеряет сознание. Бланше поспешно подхватил падающего с коня Генриха, одной рукой поддерживая его, а другой отражая удары, при этом пытаясь судорожно сообразить, что делать. И тут, впереди, как луч солнца во тьме, показались королевские воины. Пыль вздымалась под копытами их скакунов, они гордо держали оружие. Граф без труда разглядел сияющие доспехи герцога Анжуйского, которые особенно ярко смотрелись по сравнению с испещрёнными пулями и пылью латами Гиза. Новоприбывшие бросились в бой. Это позволило Эжену оттащить Генриха. Но вскоре герцог уже пришёл в себя и, несмотря на жуткую боль во всём теле, готов был сражаться дальше. Несмотря на протесты соратника, он встал, вскочил на коня и бросился в гущу событий. Первое время Бланше на всякий случай следовал за ним, но в итоге они оказались в разных местах. Генрих, отчаянно нанося удары, увидел неподалёку Анжу и двинулся к нему. Тот его заметил. Он прокричал, пытаясь делать это как можно громче, чтобы Гиз мог что-нибудь услышать: – Генрих! Нужно возвращаться в лагерь! Мы заканчиваем! – Что?! – лотарингец не понял значения этих слов. – Мир! – что есть мочи крикнул принц. – Мы заключаем мир. Герцог даже замер на секунду, благо, за это время никто не успел нанести ему тяжёлого удара. Вскоре молодые люди оказались совсем рядом. – Мир?! – поражённо переспросил блондин. – Да, – кивнул брюнет. Лицо Генриха исказилось. – Безумцы! – вскричал он, со всей силы нанося удары вокруг. – Какой к чёрту мир?! Да они воспользуются первой же возможностью! – Как и мы, – холодно отрезал герцог Анжуйский. – Но позорно отступать! Это не достойно нас! – Позорно будет потерпеть полное поражение! – Хотите – уходите, но мои войска останутся! – в голосе его звучала твёрдость. – Да уйми же ты свою непомерную гордость и честолюбие! – с яростью закричал Генрике. – Но именно из-за чьего-то честолюбия Франция имела такие огромные военные успехи! – Это было давно! Времена средневековья минули! Начинается эпоха цивилизации! – Да пойми же, люди какими были, такими и остались! Нельзя решить всё миром! Они кричали, не обращая внимания ни на что. Сейчас на этом поле сошлись не только католики и протестанты, но и два принца из одного лагеря, но с абсолютно разными представлениями. – Мы уходим! – К чёрту! Я так просто не сдамся! Для меня это позорно! Военная честь не позволяла, гордость, воспитание, проклятое чувство долга. – Это погубит тебя! Гиза начали оттеснять. Рядом с ним было всего несколько его людей, при всеобщем хаосе все оказались в разных местах. В конце концов, под напором врага герцог оказался где-то на подступах к крепости. Конь под ним пал, ему пришлось сражаться, бегая по земле на своих ногах. Недолго думая, протестанты начали загонять врага за стены. Они узнали Генриха и поняли, что если им удастся захватить его с таким небольшим количеством соратников – это огромная удача. До большинства ещё не дошли вести о возможном перемирии. *** Анжу потерял Гиза из виду. Постепенно войска начали отступать в лагерь. В конце концов, остался только принц с определённым количеством воинов, которые поставили себе задачей разыскать тех, кто пропал. Ему подвели нового коня, с него было гораздо удобнее обозревать окрестности. Генрике носился по всему полю, воодушевлённо сообщая оставшимся об отступлении и заодно глазами ища тех, кого сочли потерянным. В конце концов, он оказался у самой стены. Из-за неё слышались отчаянные крики и звон оружия. И тут, через отверстие между воротами и каменной стеной герцог увидел происходящее внутри: там были их люди. Но главное, что среди сражающихся Генрике разглядел знакомую белокурую голову. Он ужаснулся. Гиз тоже заметил его и как-то пробрался к стене. Он весь истекал кровью. Броня была запачкана, глаза светились бешенством, адреналином, упорством, отчаянием. – Помоги, – прохрипел лотарингец, хватаясь за камни в проёме. – Как вы там оказались?! – вскричал Валуа, кривясь от запаха крови, смерти и гари, который только сейчас начал замечать. – Нас загнали сюда. Но мы можем взять крепость и потом выбраться отсюда, если придут ещё люди! – в голосе его слышалась решимость, подогреваемая критичностью положения. – Не надо брать крепость! – воскликнул герцог Анжуйский. – Нам будет не заключить договор. Указ короля гласит об отступлении! – Но нам по-другому не выбраться! Пришли людей! Нужно около четырёх сотен воинов. Нас здесь много. Нужна помощь! Принц замер, смотря на товарища по оружию, который находился настолько близко, что он мог дотянуться до него рукой, но, в то же время, их разделяла стена. Он знал, что если не пришлёт людей – оставит его здесь на верную гибель. Но если дать ему подкрепление – Генрих возьмёт крепость. В этом нет сомнений, он не упустит возможности. У него свои выгоды. Тогда их план провалится. Тем не менее, видя положение лотарингца, Анжу уже хотел было поскакать за людьми, но тут в его сознании всплыли слова матери:"Гизы стоят слишком близко к трону. Они могут в любой момент начать борьбу за престол...", "У Гиза могут быть свои интересы..." Сомнение зародилось в его душе. А что если... Мысль была страшной, но тем не менее, оставив его здесь, можно было, во-первых, не жертвовать успехом, во-вторых, избавиться от опасного конкурента их семьи. Сначала Генрике упорно отказывался от такой мысли, руководствуясь тем, что это бесчестно. Но всё-таки он был потомком Валуа, для которых страна важнее всего остального, и Медичи, для которых подлость на благо не была подлостью. К тому же, Колиньи в любом случае не преминул бы возможностью потребовать выдачи ему Гиза. У адмирала были на то причины. И требование его пришлось бы исполнить, так как отец герцога, Франсуа де Гиз, много раз незаконно вредил гугенотам и сын его должен был бы платить за повинности отца. Таким образом в голове Анжу возникло страшное решение. Он задумчиво посмотрел на Гиза и покачал головой, разворачивая коня и гоня его прочь. На лице лотарингца отразилось непонимание, затем разочарование и отчаяние. Он кричал что-то вслед, но Анжу не слушал. За спиной он оставлял того, кто мог бы стать ему другом, он становился на путь пагубный для человека, но верный для члена королевской семьи. В этот момент что-то умирало в нём. Он осознанно совершал предательство, выбирая из двух зол меньшее.