Пламя

Екатерина стремительным шагом вошла в кабинет Карла. На лице её играла торжествующая улыбка. Король поднял голову от бумаг, которыми в тот момент занимался, и удивлённо на неё взглянул: – Что привело вас сюда, матушка, в столь ранний час? Действительно, часы показывали только восемь утра. Обычно в Лувре не было принято являться с визитами до завтрака, а он начинался в девять. – У меня для вас, сын мой, срочные и радостные новости. Молодой человек заметно приободрился. Во-первых, он действительно рад был видеть мать, которая, наконец-то, почтила его вниманием и сейчас, смотря на него, улыбалась. Во-вторых, давно уже новости при дворе не были радостными. – Что же случилось? – с нетерпением поинтересовался он. – Имей терпение. Я всё скажу, только вот... Милый, я очень горжусь тобой, тем, что ты принимаешь мудрые решения, управляя государством, – от этих слов лицо короля засветилось. Нечасто от флорентийки ему доводилось услышать похвалу. Сегодня у неё, должно быть, действительно было хорошее настроение. Он почувствовал, как всё внутри него наполняется счастьем от её слов. Точно так же было в детстве, когда ещё был жив отец. Услышав похвалу от него или от матери, маленький болезненный Карл тотчас преображался: бесцветное лицо его покрывалось румянцем, тусклые глаза начинали светиться. Так было и сейчас. Женщина, конечно, заметила его взбудораженное состояние и в душе умилилась. Несмотря на то, что донести до него она собиралась совсем другую мысль, сейчас Екатерина говорила искренне. Она видела, что её сын, в отличие от двух других, напрочь лишён коварства, душа его чистая, он абсолютно безобиден, никому не желает зла. Страшная драма, произошедшая в ту ночь полгода назад случилась не по его вине, а из-за нервного припадка, которые неотступно преследовали короля. В остальное же время он всегда был добр и мягок. Прекрасные качества... Но не для правителя. Екатерина любила сына, и, возможно, испытывала к нему больше нежности, чем к другим своим детям. Но глядя на Генрике, Франсуа и Марго, королева видела некую схожесть с собой, что вызывало гордость. Особенно похож был Анжу. А ещё он напоминал ей покойного, несмотря ни на что любимого мужа. Карл был совершенно ни на кого из них не похож. Она любила их всех одинаково, но в ком-то видела венценосную особу, а в ком-то просто своё обожаемое дитя. Именно поэтому ей понадобилось произнести следующие слова: – Но пойми, что в деле, которое я опишу, тебе точно понадобится помощь. Тут всё очень сложно и грандиозно. Одним словом, я позвала твоих братьев. Лицо Карла сразу переменилось. Радость стёрлась с него, как будто там её и не было. – Генрике и Франсуа?! О Боже! Зачем? Если нам так нужна помощь, почему не позвать советников? – Советникам нельзя безраздельно доверять. – А им разве можно? – Перестань! Они ведь твои братья. Отношения с герцогом Анжуйским у короля никогда не были гладкими. Скорее всего, основной причиной была ревность. Всегда матушка всё поверяла ему, всегда видела монарха именно в нём. С Франсуа раньше всё было хорошо. До той ночи, когда Карл сорвался, и младший брат ударил его. Тут, по большей части, королю было стыдно за то, что он сделал с Марго, и за то, что Франсуа пришлось защищать ее от него. Тоже ревность, но ещё и смешанная со стыдом. А главным было то, что сестра его всё ещё не простила. Он пытался поговорить, но она и слушать не хотела. – Ладно, – как бы то ни было, спорить с матерью было бесполезно. – Сколько нам их ещё ждать? В это время в коридоре послышались какие-то шаги и голоса. Где-то возле двери образовалась непонятная возня. – Прошу вас, сударь! – донёсся один язвительный голос. – Нет-нет! Только после вас, окажите честь, – отвечал второй. На секунду воцарилось молчание. – Да пропусти ты меня уже, – резко сменив тон, воскликнул первый. – Сам подвинься! Я старше. – А я первый подошёл! – Мы одновременно пришли! Карл и Екатерина недоуменно переглянулись. – Что там происходит?! – крикнула она. Голоса замолкли. Через мгновение в кабинет, в прямом смысле, ввалились Генрике и Франсуа. Неизвестно, как вдвоём они протиснулись в узкую дверь, у которой была открытая всего одна створка. Вид у них был весьма потрёпанный. – Да уж, матушка. Такие советники – именно то, что нам нужно, – скептически протянул король. Флорентийка смерила двоих сыновей строгим взглядом. Они одновременно потупили глаза. – Уймитесь оба!.. Мальчишки! – вздохнула она. Когда все, наконец, расселись (при этом, два принца опять чуть не подрались за место возле матери), Екатерина начала рассказывать всем причину этого собрания. – В общем, 10 июня, как сейчас выяснилось, в Париж инкогнито прибыл посол Англии, некто Мильдмор. У него было послание для адмирала. Поскольку тогда все были заняты хлопотами, связанными со смертью королевы Жанны, а у Колиньи их было больше всего, посол не стал встречаться с ним лично. Он оставил послание. И только представьте себе, что там было! Елизавета Английская заявила, что не станет оказывать сейчас поддержку гугенотами, на таких условиях, которые они предложили, потому что не может допустить расширения Франции и Испании. Если в этой войне еретики проиграли бы – католическая Франция стала бы больше и сильнее. Если выиграли – гугенотскую Францию попытались бы захватить Испанцы, которые, конечно, не потерпят образования ещё одного протестантского государства рядом с собой, что, в случае их победы, сделало бы Испанию огромной и непобедимой. По всем этим причинам Елизавете выгоднее оставить всё, как есть. – Боже, благослови эту женщину! – воскликнул Франсуа. – Если ты так восхищаешься ей, не хочешь ли жениться? Она как раз всё ещё ищет себе мужа. Уже лет двадцать как, – насмешливо предложил Генрике, не удержавшись воткнуть шпильку, когда образовалась такая возможность. – Может, тебе это подойдёт больше? Ты вдруг стал таким женолюбцем! – парировал Алансон. – Да что с вами такое?! – не выдержала Екатерина. – Ничего, – хором буркнули они. Причина этих вечных перепалок была проста. Между братьями вдруг возникло соперничество за благосклонность сестры. Для Франсуа она с детства была лучшим другом, самым близким человеком. Он принял её любовь к Гизу, потому что она была чувственной, а не братской, отличалась от любви к нему самому и не мешала ей. А неожиданно возникшая близость с Генрике представляла для него угрозу, ведь Анжу тоже был её братом. В глубине души герцог Алансонский боялся, что он может заменить его в её сердце. А причины ревности герцога Анжуйского были сложнее, да и самому ему не до конца понятны. С внезапно возникшей заботой о Марго он примирился быстро. В конце концов – родная кровь, сестра. Да и в детстве они были дружны. Почему бы не возобновить хорошие отношения? Но вот с другим чувством он не знал, что и делать. Не мог понять его природу, испытывал страх перед ним. Что это такое? Ещё давно он запрятал это в самые тёмные глубины своей души. И оно дремало там. А сейчас вновь открылось кровоточащей раной. Разобраться в себе было невозможно. Смотреть на сестру, как на женщину – разве это нормально? Не противоречит церковным и человеческим законам? Хотя, что уж себя обманывать, на правила ему было плевать. Главное – это понять, что чувствуешь сам. Однако принцам было и невдомёк, что Маргарита успела уже помириться с Гизом и полюбить его ещё сильнее, чем прежде. Екатерина их соперничество заметила уже давно. Ей было грустно от того, что её дети не могут существовать в мире и согласии. Именно поэтому сейчас ей было проще с Карлом, который не вёл себя так глупо. Но она понимала, что если бы принцесса простила его, он бы тоже наверняка вступил с братьями в эту борьбу. Иногда королеве начинало казаться, что дочь стоило бы выдать замуж куда раньше. Избежали бы гораздо больше проблем. Дело в том, что Маргарита просто создана была разбивать сердца. Такие, как она, с самой ранней юности очаровывают всех вокруг, постепенно становясь роковыми женщинами, из-за которых мужчины готовы гибнуть и развязывать войны. "Несчастливая звезда у нашей семьи..." – невольно подумалось королеве-матери. Однако сейчас не время для длительных размышлений. Нужно было продолжать рассказ. В данный момент это было самое главное. – Итак, – вновь заговорила она. – Для нас, как вы понимаете, этот отказ Елизаветы очень важен. Теперь у адмирала нет сильных союзников, он находится у нас, его люди тоже в городе. Колиньи в ловушке. И он больше ничем не может нам грозить, ни при каком раскладе. Вы понимаете, к чему я клоню? Карл и Франсуа отрицательно покачали головами, но в глазах Генрике проскользнуло осознание. – Кажется, да, – промолвил он. – Вы хотите сказать, что теперь можно устраивать свадьбу, не боясь гугенотов. И если раньше брак мог обернуться угрозой для нас, то теперь он ещё больше зажмёт их в железных тисках. Так ведь? – Именно. Ты выразил всё верно. Конечно, из всех её детей он всегда лучше всех понимал её. Их мысли часто совпадали, были направлены в одно русло. Именно поэтому решать важные государственные вопросы она предпочитала с ним. Он и продолжит её идею, и даст правильный совет. Её поддержка и опора, которая всегда придёт на помощь. – Есть ещё кое-что, – заметила Екатерина. – Как вы помните, Римский Папа очень удачно затянул свои раздумья по поводу разрешения этого союза. Именно тогда, когда нам следовало больше всего опасаться, он, будто специально, не давал этого согласия. А сейчас, когда свадьба нам только на руку, Его Святейшество тотчас отправляет буллу с разрешением. На мой взгляд, прекрасно всё складывается! – Послушайте, – негромко произнёс Генрике, все перевели взгляды на него, – мне нужно уточнить одну деталь. Если брак будет заключён как можно быстрее, гугеноты, конечно, тотчас же будут в наших руках. Но достаточно ли сильный они союзник? Не стали они слабее после смерти королевы Наваррской? – К чему ты спрашиваешь? – Как бы нам не пришлось вновь опасаться католиков. Гиз снова здесь, люди ещё больше полюбили его. Протестанты им больше не страшны. Монпансье теперь оказывает им активную поддержку. А, главное, я узнал, что кардинал Лотарингский некоторое время назад был в Риме. И вот что странно: он активно поддерживал брак между Марго и Анри Наваррским. Это вас не удивляет? Нам всем прекрасно известно, что величайшим его желанием было получить её для своего племянника. Так почему же сейчас он выступает за абсолютно невыгодный для него союз? Боюсь, что здесь кроется какая-то хитросплетённая игра. – Я знала об этом, сын мой, – вздохнула королева-мать. – Но что мы можем сделать? Остаётся только ждать. Ещё ничего не ясно, прямой угрозы нет. Значит, пока что, не будем обращать внимание на этот не поддающийся объяснению факт. Закроем на него глаза. – И значит, теперь нет никаких препятствий, и нам стоит готовиться к бракосочетанию, – заключил Карл. Впервые за этот разговор всё присутствующие поддержали его. *** В это время Марго вовсе не догадывалась о том, что событие, которого она так поначалу боялась, а потом попросту забыла о нём, должно было так скоро случиться. Короля Наваррского она видела мало, только на светских мероприятиях, умышленно решив не пересекаться с ним. В последнее время, ей начало казаться, что свадьба вообще не состоится, слишком много было препятствий. Она была несказанно этому рада. Ведь теперь, помирившись с Гизом, Маргарита горько сожалела о своём согласии. Нельзя было взять своё слово обратно, оставалось лишь надеяться на то, что союз будет отменён, и она навсегда освободиться от каких-либо обещаний. Хотя и при другом раскладе она была уверена, что Гиз сумеет найти способ, отвоевать её у семьи, жениха и всего государства. Именно поэтому теперь она была так спокойна. С утра она, проснувшись во дворце Генриха, куда вечером смогла проникнуть без припятствий, поскольку, как ни странно, никто за ней не следил, направилась в кабинет к своему возлюбленному, которого не обнаружила в постели, когда открыла глаза. Когда она вошла, он сидел за столом спиной к ней. Неслышными лёгкими шагами Маргарита подкралась к нему и, обняв со спины, чмокнула в щёку. – Какой же ты у меня занятый. Подумать только! Кто работает с самого утра? – Все, кроме капризных принцесс, которые мешают им работать, – пошутил Генрих, поворачиваясь к ней. – Это всё потому что капризным принцессам нужно внимание! – она надула губки. – Важным бумагам и письмам оно необходимо не меньше. Что поделаешь! – В таком случае, посмотрим, что тут у нас такого важного, – с этими словами Валуа уселась ему на колени, разделяя собой герцога и стол, и начала перебирать всё, что на нём лежало. Стопки документов, разбросанные конверты, смятые клочки бумаги. Кажется, молодому человеку было невдомёк, что такое порядок. – Как ты в этом работаешь?! – поразилась она. – А что такого? – Генрих пожал плечами. – Всё с тобой ясно. Тут, дорогой мой, требуется женская рука! – заявление прозвучало авторитетно. – В таком случае, прошу Вас, Ваше Высочество, можете стать этой самой рукой. – Нет уж, – фыркнула Марго. – Неужели твоя жена не помогает тебе поддерживать порядок? – глаза её сверкали лукавством. – Да я ни на шаг её к своему кабинету не подпускал, пока мы находились в одном доме! – рассмеялся Генрих. – Подозрительная особа, скажу я тебе. К тому же, видеть её лишний раз – невеликое удовольствие. – Как ты грубо о ней отзываешься. Не очень-то рыцарские речи! – Это всё потому что, находясь рядом с ней, я не мог думать ни о чём другом, кроме как о тебе, – страстно прошептал Генрих ей в ухо. – То есть, эта женщина тебя настолько не устраивала? – несмотря на то, что тон её был насмешливым, ему удалось различить в нём нотки злости. – Неужели ты ревнуешь? – Даже не надейся. – Перестань. Я едва ли вспомню её черты. И говорю тебе в который раз – мне до неё нет никакого дела. – Хорошо-хорошо! – звонко рассмеялась принцесса. – Я верю тебе. И всегда верила. – Вот и славно, – он нежно поцеловал её. И вдруг, будто вспомнив что-то важное, лотарингец оторвался от губ возлюбленной и принялся судорожно что-то искать среди завалов на своём столе. – Что такое? – не поняла девушка. – Сейчас, подожди, – наконец, он вытащил какое-то письмо и протянул его ей. Почерк показался Маргарите смутно знакомым. – От кого это? – От Мари. Почитай, что она пишет. Услышав, что послание написано герцогиней де Монпансье, которая после рассказа Гиза занимала очень много места в мыслях принцессы, она судорожно принялась читать, жадно глотая строки, пытаясь уловить то, что было для неё так важно. Мария-Екатерина писала, что встала на ноги. С ней всё в порядке, насколько это возможно. Переломы срослись, однако, остались некоторые увечья. Ничего серьёзного, она выздоровела. Не в силах больше находиться в том месте, где перенесла столько страданий, Мария-Екатерина хотела посетить Париж вместе с мужем, который должен был приехать сюда по делам. Она надеялась как можно скорее увидеть брата и с нетерпением ждала поездки. – Зачем ей приезжать ко двору? – изумилась Марго. – Мне кажется, это не самый лучший вариант. – Думаю, у неё были свои причины принять это решение. Полагаю, оно ей далось нелегко, и основания достаточно веские, – мудро рассудил Гиз. Сложно было с ним не согласиться. *** Следующим утром Анжу получил записку от сестры, которая желала видеть его как можно скорее. Она назначала свидание в беседке в саду, поскольку погода была прекрасная и жалко было бы провести день в каменном здании. К тому же, в этом месте их не должен никто услышать. Разговор требовалось сохранить в тайне. Принц даже представить себе не мог, что такого она хотела ему сообщить. Однако с Марго никогда не знаешь, чего ожидать, и он не стал тратить время на напрасные догадки. Накинув на белую рубашку синий колет, скроенный по последней моде, молодой человек направился к месту встречи. В саду действительно никого не было. Многие придворные в такие жаркие дни любили отправиться в Булонский лес или ещё куда-либо на природу. А кто не мог себе этого позволить по причине занятости, по обыкновению занимался делами, не тратя время на напрасное безделье. Любимая Маргаритой беседка была расположена на самом краю сада. Она была выкрашена в белый и увита розами. Внутри девушка часто приказывала накрыть небольшой перекус. Этот раз не был исключением. Ещё подходя, уже можно было ощутить запах свежих пирожных и каких-то прохладительных напитков, которыми был уставлен маленький столик. Герцог увидел по лицу сестры, вскочившей ему навстречу, что она ждала его с нетерпением. Какой же очаровательной она казалась в этом нежно-розовом лёгком платье! Подойдя, Генрике с улыбкой поцеловал ей руку. – Здравствуй, проходи, пожалуйста, – кивнула Марго. Когда они присели, он устремил на неё вопросительный взгляд: – Конечно, я был бы очень рад просто так с тобой побеседовать, но, судя по твоей записке, ты хотела сказать что-то важное? – Да, – кивнула принцесса. – Я вижу, ты взволнована? Что-то случилось? – Как тебе сказать... Я вчера узнала кое-что. И решила, что тебе тоже стоит знать. – Ну же! – её беспокойство передалось и ему. – Не томи. – Понимаешь, дело в том, что Мари приезжает... На его лице отразилось непонимание. – Какая Мари? Он не помнил. В этом не приходилось сомневаться. Она покинула его сердце так же быстро, как и оказалась там. Маргарита не могла винить брата. В конце концов, он был мужчиной. Для них это в порядке вещей. Да и что она значила для него?.. Не так уж и много. Глупо полагать, что к нему вдруг придёт раскаяние в содеянном. К тому же, он не понимал большей части произошедшей драмы и о многом не знал. – Де Гиз... В смысле, Монпансье! – осеклась девушка. – Ах, Мари! Постой, Монпансье? Она вышла замуж? – Как же... – Вспомнил! – наконец в его голове возникли все события, произошедшие около полугода назад. – Но зачем мне об этом сообщать? Ты же знаешь, что между нами всё кончено. Если эта женщина хочет вернуть наши отношения – ей не стоило обращаться за помощью к тебе. Это бессмысленно. – О нет, – грустно усмехнулась она. – Поверь мне, Мари точно не хочет ничего возвращать. Честно говоря, я вообще не понимаю, зачем она собирается приехать сюда после всего, что пережила. Эта так ужасно! Ей бы следовало постараться всё забыть... – Что всё? Ничего страшного не происходило. Мне казалось, мы расстались достаточно спокойно. И она вскоре вышла замуж, так ведь? Марго вздохнула. – Именно поэтому я и позвала тебя сюда. Ты должен узнать всю правду, несмотря на то, что я обещала никому не рассказывать. В конце концов, никому неизвестно зачем она хочет приехать. Это странно, поэтому пугает меня. То, что я сейчас скажу, наверное, поразит тебя до глубины души. Ты только не беспокойся... – Опять какие-то тайны! – воскликнул Генрике. – Это когда-нибудь кончится? – Пожалуйста, выслушай меня. – Говори. Я весь во внимании. – Только знай, что, наверное, вины твоей в этом нет. Ведь ты ничего не знал. Одним словом, Мари скрыла от тебя самое главное. Она была беременна. Лицо Анжу резко изменилось. Он побледнел и выронил хрустальный кубок из рук. Тот упал на землю и разбился, но принц даже не заметил. – Что?! От кого? – вскричал он. – От тебя. Конечно! Как же он раньше не догадался! Именно поэтому она так быстро вышла замуж за человека, который вдвое старше её, поэтому практически сбежала из Парижа. Герцог Анжуйский резко встал. – И всё это время мне никто ничего не говорил! – голос его дрожал. Ещё бы! Узнать такую новость. Ребёнок... Его ребёнок! – Мари не хотела. Если бы мы знали, что она потом сделает... – Постой, он должен скоро родиться? Так я должен быстрее с ней поговорить! Если она замужем, ребёнок будет признан её мужем? Но он ведь мой... Мне нужно решить! Всё решить. А что если я захочу признать его? Хотя, точно не уверен. Но всё же! Это ведь возможно? – Генрике! – сестра схватила его за руку, смотря с сожалением и слезами в глазах. Он перевёл удивлённый взгляд на неё. Тогда она встала, положила руки ему на плечи и посмотрела в глаза. – Ребёнок не родится. Она пыталась покончить жизнь самоубийством и потеряла его... – Нет! Это невозможно! - Анжу отшатнулся от неё, закрывая лицо руками. – Видимо, Мари повредилась рассудком. Ни я, ни Генрих не можем понять, что произошло. – Это всё я виноват! Если бы я не бросил её... – Перестань. Ты ведь ничего не знал. Но он не слушал её. Только что узнав о том, что у него должен был быть малыш, тотчас потерять его – это было слишком. В первые минуты, услышав о беременности Марии-Екатерины, Анжу невольно ощутил какую-то внутреннюю радость. Это ведь прекрасно! Он любил маленьких детей. И это была бы частичка его, его плоть и кровь, его наследник. Но услышав о том, что ещё не рожденный младенец мёртв, потому что женщина, его бывшая любовница, дошла до крайней степени отчаяния, он сейчас же подумал о том, насколько виноват в этом. Но Маргарита говорила, что это не так. Очень хотелось ей верить. Может, правда? Что, в конце концов, он мог сделать? Мари сама ничего ему не сказала! И убить себя пыталась сама. – И она приезжает? – наконец тихо спросил Генрике. – Да, возможно, вам стоит поговорить. – Я бы не хотел, – он печально опустил глаза. – Воля твоя. Марго обняла молодого человека. Он сразу же начал успокаиваться. И вновь в мыслях не осталось больше ничего, кроме всеобъемлющего тепла сестры, которая сейчас, в такой критический момент, пыталась поддержать его. Сознание кричало, что надо думать о другом, но сердцу было всё равно. Генрике чувствовал укол стыда, порицавшего его за то, что в такой момент он вновь отдался этим запретным чувствам, погряз в пучине захлестнувших его эмоций. С одной стороны, ему было горько от этой истории, но с другой – он бы снова всё отдал за этот момент и её объятия. "Я пропал..." – проскользнуло в его сознании. И перед глазами возникла картинка прошлого. Та, которая, наверное, никогда не сотрётся. Марго тринадцать лет, и Генрике замечает, как она меняется буквально на глазах. В пышном алом платье она кружится посреди залы, громко смеясь и притягивая взгляды. Её первый бал случился достаточно рано, большинство девушек пускают на них позже. Однако принцесса Валуа – всегда исключение из всех правил. Он видит как сияют её тяжёлые косы в отблесках свечей. Видит округлившиеся женские формы под одеждой. И сильнее сжимает свой кубок. Ведя сестру в танце, Генрике слишком противоестественно наслаждается запахом её духов, слишком сильно трепещет, прижимая к себе хрупкое девичье тело. Он понять не может, когда это началось. Кажется, возникло из неоткуда совсем недавно. Генрике уже стал мужчиной. Фрейлины матери потрудились. Они не обделили вниманием юного, но уже очень красивого и окрепшего в ранних сражениях принца. Марго улыбается наивно-лукаво. А в глазах её светится что-то такое, чего раньше не было. Генрике пьёт чудовищно много. А друзья вокруг, многие чуть старше него, с радостью ему подливают с громким улюлюканьем. Генрике приходит на ночь в покои сестры, и никто не удивляется. Ведь он часто приходит уложить её, они говорят до глубокой ночи, а затем вместе засыпают. Вот и сейчас, служанки покидают юную госпожу, пропуская в спальню Анжу. Он едва держится на ногах, а язык заплетается так, что слова ни вымолвить. Маргарита заливисто смеётся, сидя на кровати. Волосы её распущены и спадают волной, она одета лишь в полупрозрачную ночную рубашку. И Генрике не может оторвать взгляд от тела уже не ребёнка. Она протягивает к нему руки и он подходит, садясь напротив неё. – Расскажешь сказку? – Прости, но мне так трудно говорить! –тянет он. И она принимается вновь заливаться. В голове у него туман, мир вокруг вращается. Свет камина, тьма комнаты, её смех, бесконечный дурман. Генрике чувствует вседозволенность и у него нет ни капли сомнений в правильности происходящего, когда он тянется к невинным полураскрытым устам сестры и осторожно их касается. А она не двигается, зачарованно смотря на него. – Ты ведь не знаешь, как это делается? – шепчет он. – Я могу научить. Она поражённо кивает, сама абсолютно ничего не понимая. Брат делает странные вещи. Но, может, так можно? Ей, наверное, всё равно. Ей слишком любопытно. А Генрике уже взрослый и она привыкла не сомневаться ни в одном его действии. Анжу вновь целует её, но уже более страстно, завлядевая её верхней губой, чуть покусывая её. Он опускает Марго на кровать, нависая сверху. Её взгляд такой детский, такой невинный. У него кружится голова. Его ладонь скользит по внутренней стороне её бедра. Маргарита стонет и повторяет его имя, когда ловкие пальцы касаются её в самом сокровенном месте. И Генрике кажется, что он сойдёт с ума уже от этого, хотя никогда не позволил бы себе большего. Это и то слишком. Для брата и сестры. Но не для Валуа. На следующий день он приходит к ней и говорит, что был пьян накануне и напрочь не помнит, что было ночью. Она смотрит как-то растерянно, с долей печали, но с облегчением. И говорит, что уложила его, потому что он засыпал на ходу, что ему нельзя столько пить. Но он лжёт, ведь прекрасно помнит эту ночь. Одну из лучших в его жизни.