Единое Целое (Multiply)

Ирен устроила скандал. Она часто позволяла себе говорить на повышенных тонах, но на этот раз её крики звучали пронзительно-визгливо. Шерлок с силой прижал ладони к ушам, пытаясь заглушить дьявольский шум, но немедленно получил подзатыльник, отвешенный изящной рукой с идеальным маникюром. - Ты меня не слушаешь! - Напротив, у меня нет никакой возможности не слушать тебя, - возразил Шерлок. Вопли затихли, но Ирен встала перед ним, уперев руки в бока и сверля гневным взглядом. - Шерлок Холмс, для такого гения ты невероятно глуп. - А ты настырная идиотка. - Кто из нас двоих лучше разбирается в отношениях, Шерлок? Детектив помрачнел и, не поднимая глаз, проворчал: - Ты. - Верно. Так может ты наконец заткнёшься и сделаешь так, как я советую? - Нет. Я уже сказал, что ты требуешь от меня невозможного. Они возвращались к этому разговору снова и снова. Наверное, за прошедшие после ночного проникновения в Иствел полтора месяца эта тема поднималась сотни раз. Холмс ненавидел повторы, но он был буквально заперт в одной комнате с Ирен, и покинуть это место они смогут лишь через десять часов, поэтому им нечем заняться, кроме как обсуждать сложности отношений с Джоном. А начался этот бесконечный спор в перерывах между выслеживанием их дичи, когда время ожидания они стали использовать, чтобы разобраться с другой проблемой Шерлока, а именно той, что его муж, узнав правду об инсценировке смерти детектива, прогнал его и сказал, что больше не желает его видеть. Это совершенно неприемлемое положение дел – обсуждение тем вне плоскости текущего расследования – быстро превратилось стараниями Ирен Адлер в геенну огненную, и эта женщина со своими благими намерениями лишь удваивала страдания угодившей туда души. - Джон совершенно ясно дал понять, Ирен, - повторил Шерлок в сотый раз, - что он больше не желает меня видеть. - А я говорю тебе, что всё это чушь собачья. Да он голову потерял, едва впервые тебя увидел. - Пусть так, но он… по непонятным причинам злится на меня, а когда он зол, то доводы рассудка бессильны. - По непонятным причинам? – изумлённо повторила Ирен, не веря собственным ушам. – Тогда понятно, почему он в бешенстве, паршивец ты эдакий! – и она отвесила ещё один подзатыльник. - Эй! – воскликнул Шерлок и попытался отбиться, но лишь заработал ещё один удар. - Заткнись и слушай меня, ты, непроходимый тупица! Он сердится, потому что ты, такой блестящий гений, и мысли не допускаешь, что мог совершить ошибку и протащить его через ад, и ты даже не попросил прощения! Холмс отмалчивался, скобля кончиком туфли пол. Красивое лицо женщины перекосило от ужаса, накрашенные кроваво-красной помадой губы открылись в изумлении. - О, боже! Тебе и в голову не пришло, что следует извиниться, верно? - Почему бы мне извиняться за то, что я спас его жизнь? - Потому что ты заставил его страдать! - Я страдал не меньше! Какова была бы формулировка извинения? Прости меня, милый, за то, что я перенёс в эти месяцы и что убил несметное число преступников, лишь бы ты не погиб. Нет. Я совершенно не сожалею о содеянном. Он жив. И последние полтора года он жив только потому, что я сделал то, что сделал. Ирен готова была закричать от разочарования и бессилия. Шерлок прикрыл голову, но на этот раз она не стала его бить. - Он считал тебя мёртвым, негодяй! - Да, он точно так же накричал на меня. Но это было центральным пунктом всего плана. Он невыносимо скучал по мне, я невыносимо скучал по нему. Но так было нужно. Я не могу извиняться за то, что не мог не сделать. Находиться друг без друга было ужасно, но мы оба выжили, и я не понимаю, почему он так зол! Я ведь не погиб, и разве он не должен этому радоваться? Скольким ещё так повезло, чтобы погибший возлюбленный вернулся из мёртвых? Да почти никому. Ирен с размаху уселась на край кровати, так что растянувшийся на диване Шерлок почувствовал движение воздуха. - Боже мой, наверное, ты и вправду социопат, - она на минуту закрыла лицо руками, чтобы успокоиться и набраться сил для дальнейшего разговора. – Шерлок, ты скучал по нему, но знал, что он жив и что вы ещё будете вместе. Уверяю тебя, он заслужил выслушать извинения за то, что ты заставил его поверить в свою необратимую смерть. Ничего нет страшнее на свете, когда умирает тот, кого ты любишь. Я не сомневаюсь, что он безумно рад, что ты жив, Шерлок, но как же ты не понимаешь? Он считал тебя мёртвым, для него весь мир перестал существовать, когда тебя не стало – и ты был тем, кто заставил его это почувствовать. - Я… да, я понимаю, какой это был кошмар, но теперь я вернулся и всё объяснил… и я… я не могу повернуть время вспять, Ирен. Это уже случилось, и я сделал то, что должен. Я сохранил его жизнь, а ради этой цели я готов вытерпеть что угодно. И за это я не намерен просить прощения. Между ними повисло долгое тяжёлое молчание. Наконец, Ирен Адлер посмотрела на Холмса и сказала: - Ты не достоин такого человека, как Джон Уотсон. Шерлок был с ней полностью согласен: он и наполовину не заслужил такого счастья, чтобы посягать на обладание хотя бы мизинцем Джона, но признаться в этом перед Ирен было бы равнозначно краху. Они любили друг друга, но наивно было бы полагать, что это их состояние может продлиться вечно. Ничего другого не оставалось, как найти в себе силы, чтобы дать мужу свободу, отпустить его. Он так и сказал на исходе той ночи, но Джон не стал обсуждать эту тему и ответил молчанием на недвусмысленное выражение чувств. Шерлоку хватало ума понимать, что он никогда не был и не будет достоин Джона Уотсона, но он совершенно точно знал, что по каким-то неведомым причинам однажды стал избранником Джона и сам допустил это, потому что слишком долго и упорно игнорировал зарождающееся чувство, спохватившись, когда стало уже слишком поздно с ним бороться. К несчастью для них обоих, та часть натуры Холмса, которая была готова сделать для Уотсона что угодно, в настоящее время была подавлена другой, стопроцентно уверенной в своей правоте, хорошо знакомой окружающим по блистательным выступлениям великого детектива. Умом Шерлок понимал, каких действий от него ждут: чтобы он смиренно просил прощения, раскаивался и умолял мужа позволить вернуться. Но Уотсон так решительно заявил о нежелании видеться до тех пор, пока не приведёт мысли в порядок, что униженные извинения и просьбы, по мнению Холмса, сделали бы ситуацию ещё болезненнее. После первой вспышки ярости Джон не перестал сердиться, и Шерлок, не понимая до конца природу этой злости, взбесился сам, спровоцировав у супруга новый приступ негодования. Они не могли разорвать этот порочный круг гнева и разочарования. Детектив не хотел ворошить это осиное гнездо своими наскоками. Он отчаянно ухватился за слова Джона о том, что тот против развода, хотя сам не верил им до конца. Но всё же это был проблеск надежды в море отчаяния. Впрочем, если Ирен права и у Джона нужно всего лишь попросить прощения, тем самым признав ошибочность выбранного образа действий, Шерлок всё равно не смог бы это сделать. Уотсон был единственным в мире человеком, видевшим его насквозь, не считая ближайших родственников. Он отлично увидит неискренность приносимых извинений и не примет их. Проблема была в том, что Шерлок Холмс не сожалел о принятом полтора года назад решении, о шагах, предпринятых для его выполнения, и о продолжающейся в настоящее время охоте. Он и не мог бы, поскольку до сих пор все его действия оказались оправданными и помогли сохранить жизнь Джону Уотсону, а теперь ещё и его детям. Полтора года назад он принял твёрдое решение спасти Джона любой ценой, даже рискуя разрушить их отношения. Наступив на собственные чувства, Шерлок сделал это – добровольно покинул мужа ради его безопасности. И во имя такой цели он повторил бы свой план, не задумываясь, потому что он сработал. Джону пришлось испытать боль и страдания, но он был способен вынести многое; если бы детектив мог исключить выпавшие на долю его доктора переживания, он бы это сделал, но это было невозможно. Вот почему крики Ирен о том, что он должен извиниться и постараться понять разницу между оплакиванием погибшего возлюбленного и мучениями от разлуки длиной в тысячи миль, не оказывали на Шерлока никакого воздействия, хотя в глубине души он желал ей поверить. На непоколебимость его позиции не влияли её постоянные напоминания, что он сам обратился к ней за помощью. Он был готов на что угодно, но только не на то, чтобы убедить Джона, что он сожалеет о принятом ранее решении. Потому что он нисколько не сожалел. В любом случае, эти разбирательства были несвоевременны. Можно было спорить до посинения о том, что и как должен сделать Холмс, чтобы вернуть мужа, но пока Себастьян Моран был жив и находился на свободе, эти препирательства оставались пустым сотрясением воздуха. Кроме того, оставалась вероятность, что они с Джоном больше не увидятся: охота на Морана была делом опасным. На минуту детектив захотел, чтобы верный глаз Уотсона и его твёрдая рука сопровождали его, как прежде при расследованиях и погонях. Основой их охоты стали искусство ожидания, погоня за тенью, интуитивные догадки, странная гремучая смесь китайской головоломки и русской рулетки, тем не менее, поддающаяся дедукции. Теперь они расставили ловушку и надеялись, что хищник угодит в неё до того, как сам их настигнет и разорвёт. И тот клюнул на приманку. Шерлок чувствовал это, как и всегда, когда расследование подходило к кульминационной точке. Вздохнув, он подтянул колени к груди, обнял и спрятал в них лицо. Сейчас он должен довести охоту до конца, а затем уже думать о Джоне. Он всегда беспокоился о Джоне. Казалось, что в его мозгу был специально выделенный участок, который неустанно с неослабевающей силой был занят мыслями об этом человеке. Это приводило в ярость. И теперь к этому участку добавились ещё два, постоянно думающие и беспокоящиеся о сыне и дочери. Три сегмента его бесценного жёсткого диска были выведены из строя беспокойством. И он ничего не мог с этим поделать. Он пытался заблокировать память о них, но надетые им на чувства латы были однажды пробиты Джоном Уотсоном, который разрушал их день за днём на протяжении месяцев и лет и, наконец, оставил от них одни воспоминания. Теперь Шерлока Холмса нельзя было счесть равнодушным: его пристрастность всё углублялась, делая его наблюдательнее, проницательнее, обострив жажду успеха, не оставив и следа былой отстранённой холодности, но она стала также его ахиллесовой пятой. Таким образом, пока детектив работал над проблемой Себастьяна Морана, он испытывал тревогу, и эта тревога удесятеряла его усилия. Они с Ирен либо одолеют Морана, либо погибнут вместе с ним, и если произойдёт последнее, то, по крайней мере, негодяй отправится на тот свет вместе с преследователями, а Шерлок будет уверен, что его дети и Джон останутся жить в мире и спокойствии, заодно навсегда избавившись от полоумного мужа и отца. Его спутница вскочила с кровати и подошла, чтобы сесть рядом с ним на диван, обняв одной рукой его плечи. Холмс не сделал попытки освободиться от этих объятий. Они долго сидели в полной тишине, пока Ирен наконец не прервала молчания, тихо проговорив: - Осталось несколько недель, Шерлок. Всего несколько недель, и я обещаю, что ты к нему вернёшься. Детектив посмотрел на неё долгим взглядом и ничего не ответил. За несколько недель может произойти что угодно. Обещания этой женщины ничего не стоят. Он прижался лицом к коленям и замер. До переезда из одного убежища в другое ещё девять часов – в это время они смогут быстро и бесшумно скрыться. В целях выполнения миссии они немного изменили внешность согласно выбранным ролям. Джон находился в хороших руках, но через несколько недель и этот (пусть самый лучший) присмотр должен стать ненужным, и чтобы достичь этого, Шерлок гладко зачесал волосы и облёкся в подходящий костюм, а Ирен надела платье и показала, как помочь ей с причёской. Затем они растворятся в сумраке, как пара раскрашенных кукол, как два слегка похожих на самих себя призрака, будто вызванных с того света заклинаниями. Они поспали, пока была такая возможность, и через девять часов выскользнули из окна своего убежища, перелезли через ограду и поймали такси на повороте дороги. Водитель увидел в них влюблённую парочку молодожёнов, опьянённую страстью и дешёвым вином, направлявшуюся в шесть часов вечера в центр Лондона, чтобы окунуться в ночные развлечения, которые им мог подарить большой город. Он высадил их на углу Бродвея и улицы Виктории и поехал прочь, улыбаясь и не замечая, как его пассажиры исчезли в направлении штаб-квартиры полиции Большого Лондона – Нового Скотланд-Ярда. Ирен непринуждённо взяла Шерлока под руку, и они как нельзя более естественно вошли в здание, будто не были мертвецами, восставшими из праха, и никому в голову не пришло их остановить или начать задавать вопросы - им позволили беспрепятственно добраться до своей цели. С привидениями у них было лишь одно сходство: они с лёгкостью проникали в любое помещение, в которое стремились. Когда они прошли по знакомым коридорам к знакомому лифту, поднялись на десятый этаж и вошли без стука в слишком хорошо знакомый Шерлоку кабинет, Грег не выстрелил в лицо призрака, хотя от Холмса не укрылся порыв это сделать. - Добрый вечер, - незваный гость поздоровался так, будто не было полутора лет отсутствия, прибавивших седины инспектору, уставившемуся на единственного в мире консультирующего детектива, которого считал своим приёмным сыном, пусть между ними и не было сказано ни слова на эту тему. Лестрейду показалось, что он медленно сходит с ума. Шерлок Холмс вошёл в дверной проём в сопровождении Ирен Адлер, небрежно бросил обычное приветствие, как всегда делал при появлении в Ярде, и инспектор не стал стрелять в упор, хотя указательный палец на его правой руке непроизвольно дёрнулся, выдавая его чувства с головой. Он встал и врезал ему резко и сильно, оставляя отметину на лице. - Мне нужна твоя помощь, - сказал Шерлок, когда пришёл в себя после удара и вытер лившую из носа кровь. И полутора лет его отсутствия словно не бывало. – Ты, кажется, знаком с мисс Адлер? ******************************************** Грега не было на похоронах. Он был погребён под горами бумажной работы, отбиваясь от выдвинутых обвинений в халатности и разглашении конфиденциальной информации. Больше всего задевало то, что его сочли недобросовестным. Это ему-то было плевать? Да, он игнорировал недовольство и недоверие к детективу своих подчинённых, считая перебранки обычной пикировкой. Он упустил из виду тот факт, что кроме него никто по-настоящему не понимал, какое огромное содействие оказывает работе его отдела Шерлок Холмс. Сложно было даже просто перечислить, сколько преступлений остались бы нераскрытыми или вообще не квалифицированными как преступления, если бы не вмешательство Шерлока Холмса. У него было безошибочное гениальное чутьё. Он работал более упорно и с бóльшим энтузиазмом занимался расследованиями, чем вся команда инспектора Лестрейда вместе взятая, и Грег никогда не считал его бездушной машиной для ловли преступников и свершения над ними правосудия, какой искренне считал себя сам Шерлок. Инспектор частенько был свидетелем тому, как Донован и Андерсон методично и раз за разом оскорбляли Холмса, и порой был солидарен с ними по некоторым пунктам, а Шерлок выслушивал эти нападки с таким видом, будто его они ничуть не задевают, и затем отвечал им, всецело воздавая обидчикам по заслугам. Лестрейд не осознавал, что его команда затаила злобу на консультирующего детектива – ему такое и в голову не приходило. Когда Шерлока не стало, Грег понял, что невыносимо скучает по высокомерному аристократичному поганцу. Он не мог позволить себе гадать, «что было бы, если». Эти предположения слишком походили на самоедство. Что, если бы он прекратил прибегать к помощи детектива, ограничившись одним-двумя случаями? Что, если бы он положил конец этим подколкам и ссорам Шерлока с полицейскими, как всегда поступал с обычными подчинёнными? Что, если бы он не дал ход заявлению Салли о её подозрениях и послал бы её куда подальше? Но сожалеть теперь поздно. Что сделано – то сделано. Холмс каким-то образом вынудил опаснейшего преступника во всей Британии застрелиться и завершил своё коронное дело прыжком с крыши. И если кто-то в Лондоне заблуждался относительно личности рейхенбахского героя, то такие сомнения и колебания были обычными проявлениями ограниченности человеческого ума – так заставлял себя думать Лестрейд. Однажды, в самом начале знакомства, Грег сказал Джону Уотсону, что Шерлок Холмс был великим человеком, и может настать тот день, когда он встанет на сторону добра – и этот стервец таки исполнил это предсказание. Но, сделав этот выбор, он не соизволил остаться в живых. Так и получилось, что после Падения, после высказанных Джону соболезнований и после выяснения правды об отношениях детектива и его блоггера, которая едва не выбила почву из-под ног, заставив испытать ужас, пустоту и холод ещё сильнее, если это было возможно, Грег по уши завяз в бумажной работе и не явился на церемонию похорон. Хотя на могиле он побывал. Лишь однажды. Он приехал на кладбище с цветами, хотя так и слышал воображаемые насмешки Шерлока над его сентиментальностью, уселся около надгробья и, прислонившись к нему головой, пробормотал: «Чёрт возьми, мальчик, ты всегда был занозой в моей заднице». Тогда был на удивление безоблачный солнечный день, и Грег долго сидел у могильного камня в полном оцепенении. Головная боль пульсировала в висках, напоминая о том вечере, когда он был вынужден наблюдать, как обычно стойкий Джон Уотсон топил горе в стакане до полной отключки. Грег закрыл глаза, откинул голову на надгробье и предался воспоминаниям. Он вспоминал, как впервые встретил Шерлока Холмса: долговязого двадцатичетырёхлетнего парня в разорванной одежде, ошивающегося около места преступления, едва остающегося в сознании – так он был накачан жутким коктейлем из наркотиков, бубнящего офицеру полиции что-то о разнице в видах табачного пепла и обзывающего того глупцом за неспособность отличить убийство от самоубийства. Шерлок посмотрел леденящим взглядом на Грега, попытавшегося разрядить обстановку, и буднично-спокойно спросил, как дела в семье и продолжает ли его жена встречаться со своим секретарём. Лестрейд подумал тогда, что не может парень с прекрасной речью, острым умом, верным глазом, чей дорогой костюм явно знал лучшие времена, оказаться обычным бездомным головорезом, промышляющим лишь с целью добыть новую дозу наркотиков. Он вспоминал их десятую встречу, когда Шерлок Холмс опять явился на место преступления под кайфом, а инспектор отослал его домой и посоветовал привести себя в порядок, и лишь после этого, возможно, он согласится его выслушать. Он вспоминал, как проснулся однажды и, предварительно сунув пистолет за пояс брюк, пошёл проверять, кому это взбрело в голову долбиться в его дверь в половину четвёртого ночи. Он обнаружил на пороге Шерлока, загибающегося от передозировки. Он уложил это трясущееся и дрожащее тело, с виду принадлежащее мелкому уличному преступнику, на свой диван и полчаса пытался влить немного воды ему в рот, говорил всякую всячину, пока самое страшное не миновало. Очнувшись, Шерлок посмотрел на него, широко распахнув свои инопланетные глаза, и вымолвил всего одно слово, которое больше Лестрейд никогда от него не слышал – «помоги». Грег сидел у могилы Шерлока и вспоминал, как позвонил утром Майкрофту, чтобы тот приехал и забрал своего родственника и поместил его в такое место, где ему могли бы оказать помощь. Он вспоминал, как лицо Холмса-старшего исказили ужас и отчаяние, когда тот поднимал с дивана жалкую оболочку, оставшуюся от его младшего брата, этот трясущийся обтянутый кожей скелет, запихнул его в машину и увёз прочь. Тогда Лестрейд подумал, что навсегда избавился от Шерлока Холмса, но парень был, как неразменный пятак, который всегда возвращался к своему владельцу. Но больше он не вернётся. Грег вздохнул и положил руку на землю, примерно на то место, под которым должна была покоиться голова Шерлока. - Какой же ты мерзавец, - пробормотал он. - Наверное, мне следовало бы поблагодарить тебя за спасение жизни, но если честно, я слишком зол для этого. Сидя на могильном холмике и держа руку у его изголовья, Грег продолжал вспоминать, как хромота Джона, заметная при их первой встрече, совершенно пропала при второй, и походка Шерлока тоже изменилась, будто его часовой механизм завели заново, и даже обычно бесстрастное лицо время от времени озарялось усмешкой. Невероятно было наблюдать, как один взгляд доктора, брошенный на детектива, усмирял гения дедукции, останавливая издёвки и возвращая к расследованию. Вспоминал, каким было лицо Джона, когда тот поднял левую руку и показал Грегу кольцо, и каково это было – ясно осознать то, что он подспудно давно подозревал. Какими пустыми и мёртвыми были глаза Уотсона в памятный вечер в баре, когда он допил пятую кружку пива и выдавил через силу: «Я нашёл в черепе его предсмертную записку». - Как ты мог так с ним поступить, - спросил Грег у тлеющего на глубине двух метров мертвеца, сжав кулаки и едва сдерживаясь, чтобы не начать колотить по земле. – Как ты мог так поступить со мной? Лестрейд вспоминал, как встретился с Шерлоком Холмсом через много лет, почти забыв о его существовании. На этот раз не было и следов наркозависимости, и детектива уже нельзя было представить захлёбывающимся собственной рвотой в переулках Брикстона. Когда-то Шерлок стал частью его жизни, затем бесследно исчез без единого слова благодарности и внезапно появился снова, прилипнув к инспектору и постоянно засовывая свой аристократический нос в его дела, и Лестрейд ничего не мог с этим поделать. Чувство вины поглотило бы его полностью, если бы Грег мог себе его позволить. Ему следовало быть твёрже, следовало объяснить этому несносному человеку, что нельзя так себя вести с другими людьми, которые могут понять всё превратно. Ему следовало ожидать, что дело повернётся именно так, но он и представить себе не мог, что Шерлок будет готов умереть, чтобы спасти жизнь инспектора. Естественно, он спасал также жизнь своего доктора, и, зная теперь всю предысторию их отношений, надо быть идиотом, чтобы не понять: этот человек пошёл бы на что угодно, абсолютно на всё – ради Джона Уотсона. Но если бы на кону стояла только жизнь Джона, то детектив мог бы просто забрать своего мужа (Джон овдовел до того, как Грег узнал о его статусе мужа – и это не укладывалось в голове) и скрыться с ним в неизвестном направлении. Если бы речь шла об одной жизни, возможно, этой трагедии не произошло бы. Было бессмысленно теперь обдумывать эти возможности. Грег потерял счёт времени. Наверное, он даже задремал на солнышке, прислонившись к надгробью друга, а они несомненно были друзьями, пусть и не задумывались об этом специально. Думы эти были бесполезны и бесплодны. Его ждал заваленный делами рабочий стол. Уотсон стремительно падал в бездну отчаяния. Лестрейд позвонил Холмсу-старшему вчера вечером, что делал только в самых крайних случаях. Шерлок мёртв и не воскреснет, а Грег должен был продолжать с этим жить, и не имело значения, что он чувствует по этому поводу. Встав и отряхнув брюки, Грег положил одну руку на памятник и пробормотал: «Спасибо тебе, мальчик», - затем забрался в свою машину, не почувствовав никакого облегчения от визита на кладбище. Больше он могилу не навещал. Он счёл, что лучше послужит памяти друга, опровергнув всю клевету о действиях Шерлока в каждом очерняющем его отчёте. Он не смог спасти его самого, но мог спасти его доброе имя – этому Грег посвятил всё своё время. Причём, этим делом инспектор Лестрейд и занимался в тот самый момент, когда Шерлок Холмс, как проклятый неразменный пятак, вернулся в его кабинет через полтора года после объявленной смерти и публичных похорон с обручальным кольцом на пальце и под руку со сногсшибательно красивой женщиной с сомнительной репутацией. ******************************************** В первую очередь Лестрейд спросил: - Джон знает? Лицо Холмса омрачилось, когда он кивнул. Грег кивнул в ответ, подавив вздох, и ударил Шерлока по лицу ещё раз с такой силой, что от боли затряс рукой, а на скуле детектива остался большой яркий след. - Всегда говорила, что об эти скулы можно порезаться, - усмехнулась Ирен, прошествовав через комнату на невероятно высоких каблуках, чтобы затем изящно усесться на стул напротив стола инспектора. – Если вы двое закончили ваши разборки, то позволю напомнить, Шерлок, мы крайне ограничены во времени. - Мы закончили, инспектор, или ты желаешь врезать мне ещё раз? - Нет, - фыркнул Грег, осторожно потирая кулак. – Нет, думаю, с тебя довольно. Господи, Шерлок, какой же ты мерзавец! - Да, кажется, это становится моим постоянным прозвищем, - проворчал детектив, усаживаясь около своей спутницы. – Джон выкрикнул это слово наверное раз пятьдесят. - Так тебе и надо, - проговорила Ирен. Холмс нахохлился. Лестрейд с интересом наблюдал за этой странной парой, продолжая разминать руку. Шерлок был готов к ещё более бурной встрече, но, возможно, он забыл принять в расчёт то обстоятельство, что Грег Лестрейд сталкивался с невероятными и невозможными фактами и явлениями в ежедневной профессиональной рутине. - У нас нет времени, - ещё раз напомнила Ирен. Шерлок склонился над заваленным делами, будто руинами после землетрясения, столом инспектора, заставляя того сосредоточиться. - Мне нужна твоя помощь, - сказал он настойчиво, не тратя слова на вступление. Лестрейд недоверчиво глянул на него и открыл было рот, чтобы задать вопрос, но Холмс тут же прервал его, так как на споры решительно не было времени. – Джон с детьми в опасности, и мне нужна твоя помощь, чтобы защитить их. Я оказывал тебе множество одолжений на протяжении ряда лет и ничего не просил взамен, а теперь у меня нет времени на споры и выслушивания возражений или нотаций. Мне нужна лишь помощь. Ты её окажешь? Грег откинулся на спинку кресла, закинул ноги на стол и поднял одну бровь, молча наблюдая за взволнованным Шерлоком, и через минуту закатил глаза. - Мог бы и не спрашивать, болван. Что случилось? - Я не могу объяснить подробно – на это нет времени. Преступная сеть Мориарти почти разрушена, но человек, который был его правой рукой, всё ещё силён и столь же безумен, как сам Джим. Мы устроили ловушку, в которую он должен прийти сам, но я хочу, чтобы ты поехал в Иствел на выходные и побыл с Джоном. На всякий случай. Ты сделаешь это? - Я всё равно собирался вскоре их навестить, - огрызнулся Лестрейд. – В последний раз я их видел совсем крохами. Здесь у меня была полная запарка, и я не отказался бы повидать их сейчас, когда они делают первые шаги. - Первые шаги? – голос Шерлока прервался. – Они не… они пока не умеют ходить, я уверен. (Боже, как тяжело, как больно быть не с ними. Он должен был знать о них всё, но Джон так и не позвал его – и это было больно.) - Нет, конечно, пока не умеют, но скоро пойдут. Ползают они хорошо. И за ними отличный уход, - сказал Грег мягко, когда увидел на лице Шерлока страдание. - О. Лестрейд немного помолчал и спросил: - Джон тебя прогнал, верно? Холмс кивнул с несчастным видом. Вдруг Ирен сжала колено детектива, напоминая, что они должны придерживаться графика. - Лишь на время, - проговорил Шерлок, не веря сам себе и не надеясь обмануть других. – В любом случае, я должен покончить с расследованием. Ты поедешь к нему? Я думаю, что… всё должно быть нормально, но раз я уже ошибся, и… Инспектор выглядел потрясённым, когда с языка Холмса сорвались эти невероятные слова, но Шерлок не обратил на это внимания. Да, он уже ошибался. С самого начала он просчитался с Мориарти. Заблуждался относительно самого себя. Относительно Джона. Не мог просчитать действия Себастьяна Морана – и это беспокоило его больше всего. Не сталкиваясь ранее с этим человеком, детектив не знал, как его ухватить, а если Шерлок имел дело с тем, чего не понимает, то он впадал в ярость. - Я всего лишь хочу, чтобы там была дополнительная пара рук, способная обеспечить его безопасность… и безопасность детей. Ты меня понимаешь? Лестрейд не стал пользоваться благоприятным моментом. Перед ним открылись широкие возможности поиздеваться над Холмсом, осыпать его насмешками, но вместо этого он кивнул, опустил ноги на пол, выпрямился в кресле и посмотрел на детектива с участием и строгостью. - Ты знаешь меня, Шерлок. Тебе известны мои приоритеты. Я присмотрю за Джоном и детьми, но ты должен пообещать мне не делать никаких глупостей. Я не вынесу, если ему вновь придётся тебя оплакивать. Это тебе понятно? Холмс кивнул. Ирен также наклонила голову, по-видимому, удовлетворённая результатом переговоров, и хлопнула в ладоши, вставая. - Мы должны идти, Шерлок. - Да, - ответил он, поднимаясь, но никак не мог отвести глаз от лица Лестрейда. – Ты присмотришь за ними? Так, как присматривал за мной? Они никогда не обсуждали ту сторону их знакомства, ни разу с тех пор, как Шерлок выбросил последние иглы и изменил образ жизни. - Однажды я уже справился, не так ли? - Вряд ли однажды. - Я полагаю, справлюсь и теперь, - инспектор встал и на прощание протянул Холмсу руку. Глаза его светились дружелюбием и заботой, и Шерлок вдруг почувствовал прилив радости, что не позволил наёмникам Джима Мориарти выстрелом остановить большое сердце этого хорошего человека. – Я рад, что ты жив, Шерлок. – Детектив пожал предложенную руку и кивнул. – И у тебя теперь, хотя и вопреки твоему желанию, есть пара прекрасных детишек, - продолжил Грег, не отпуская руку Шерлока. – И ты состоишь в браке – один господь ведает, как тебе это удалось – с самым лучшим мужчиной во всей Англии. - Я знаю. - Хорошо. Постарайся не упустить своё счастье, ладно? - Постараюсь. - Шерлок, - голос Ирен словно ледяной водой их окатил. - Иду, - он ещё раз пожал Грегу руку, пошёл к двери и, уже выходя, обернулся и сказал: - Не забудь прихватить оружие, хорошо? - Шерлок, - бровь Лестрейда опять поднялась, и на лице Холмса появилась вымученная улыбка. - Спасибо. Скоро увидимся. - Удачи, - крикнул инспектор им вслед, но коридор был уже пуст.