Однажды в Хогвартсе

Первое, что я помню достаточно отчётливо, это состояние, когда хочется вздохнуть, а на груди лежит тяжеленный камень. Я закашлялся и захрипел, ощущение было такое, словно меня сбросили на дно Чёрного Озера и я пытаюсь дышать под водой без жаброслей и заклятья головного пузыря. – Не торопись, пей, Гарри, пей. В горло мне полилось что-то обжигающе горячее. Я снова закашлялся, но ощущение удушья понемногу сходило на нет. Северус сидел рядом со мной. На его лице, будто лишённом красок, ярким пятном выделялась не до конца залеченная ссадина на брови. Но в целом, как успел я понять, потому что бросился ощупывать его со всех сторон и искать опасные раны, он умудрился легко отделаться. Я задержал дыхание, глядя на него с немым вопросом, но не решаясь задать его вслух. Страшно было услышать, что кто-то, кто делил с тобой спальню или хлеб, погиб в этой стычке. А если Рон или Гермиона? Не приведи Мерлин! Северус ничего не говорил. Его взгляд, по-прежнему растерянный, бродил по знакомой обстановке, словно Снейп не узнавал места, где находился. Зелье почему-то не действовало: дышать стало легче, но тепла как не было, так и не прибавилось, несмотря на жарко полыхавшее в камине пламя. – Ты совсем озяб. Так дело не пойдёт. – Кто умер? – чуть не плача, спросил я, обхватывая себя руками. – Скажи мне правду. – Твои друзья живы, не волнуйся. Остальное лечится. Подумай лучше о себе, герой. Северус принялся меня раздевать, не обращая внимания на моё смущение. – Ложись. Он принёс какие-то микстуры, заставил выпить некоторые из них, но, заметив, что дрожь не утихает, стащил с себя сюртук и лёг рядом, обнимая и пытаясь меня согреть собственным телом. Может быть, его живое тепло, а может быть, и зелья наконец подействовали, но я начал согреваться. Для удобства я переполз на лежащего навзничь Северуса (кажется, он впал в оцепенение) и широко зевнул. Нас разбудил резко вспыхнувший свет и дребезжавший от радости визг: – Я так и знала, что слухи не могли появиться без основания! Северус вздрогнул и, укутав меня в плед, сел. Амбридж смотрела на нас с таким торжеством, что я задрожал. Позади неё топтались двое авроров, которые с интересом, граничившим с неприличием, пялились на мои голые ноги. – Вы, мистер Поттер, сейчас оденетесь и пройдёте в мой кабинет. Я не намерена молчать, когда школа, вверенная мне уважаемыми людьми, превращается в бордель. – Директор… – Снейп вяло поморщился и тяжело привалился к спинке дивана. – Помолчите, профессор Снейп! – Она наставила на него пухлый палец. – Я говорю вам откровенно: контракт с вами продлён не будет, но пока вы ещё преподаватель и мой подчинённый. Не усугубляйте своё незавидное положение – помолчите хоть раз. Поттер, вы ждёте особого приглашения? Я больше чем уверен, что если бы Амбридж затронула нашу пару, когда мы с Северусом отдохнули и успокоились бы, она бы получила такой отпор, что каникулы у кентавров показались бы ей праздником с весёлыми лохматыми пони. Но после битв и клинической смерти ни я, ни он не были способны на это. Северус низко опустил голову, сжал виски ладонями и замер. Я же собрал грязную одежду и, поддёргивая плед, пошёл в ванную переодеваться. Когда я вернулся, картина не изменилась: Снейп сидел, сгорбившись, на диване, Амбридж совала нос во все углы и щели, разглядывала фотографии, ковыряла идеально наманикюренным ногтем корешки книг, а авроры стояли, жадно поглядывая на меня, и скалились. – Я готов, – практически прошептал я, и только тогда Северус поднял голову. В его взгляде читалось сожаление, что он стал причиной моих неприятностей и исправить ничего не мог. Однако, как только он посмотрел на Амбридж, через нашу не до конца оформившуюся связь полыхнула волна ненависти и гнева. – Прошу в директорский кабинет, – пропищала Амбридж, не имевшая ни малейшего понятия, какие эмоции обуревают её подчинённого. – Разговор с вами, профессор Снейп, состоится через две четверти часа. Мне как раз хватит времени сообщить вашему жениху, что он, согласно двести пятьдесят первому параграфу Устава школы, отчислен. – В уставе нет такого параграфа, – процедил сквозь зубы Снейп, натягивая сюртук. Амбридж с ложной скромностью отвела взгляд. – Есть, мой дорогой профессор, и вы даже ознакомлены с ним! Неужели не помните? Сексуальные отношения в стенах школы, невзирая на статус отношавшихся*, запрещены. Нарушение параграфа предусматривает отчисление студента и аннулирование контракта с преподавателем в удобный для работодателя срок. О вашей судьбе я сообщу вам через… – она картинно хлопнула крышкой часов, – двадцать пять минут. Я тащился к кабинету директора, едва переставляя ноги, но совершенно не нервничая: было и так ясно, что ни Хогвартса, ни аттестата мне теперь не видеть, но почему-то это не волновало. Пусть она уже меня отчислит, я вернусь к Северусу и лягу спать, обнимая его, как любимую мягкую игрушку. Лишь бы поскорее. Обстановка в кабинете поменялась радикально, мне даже показалось, что я попал в будуар к викторианской даме, а не в кабинет директора: бархатные портьеры надёжно скрывали погоду за окном, почти все портреты были занавешены драпировками в тон ковру на полу, на стенах появились вычурные светильники, а вместо жёрдочки Фоукса возвышалась огромная масляная светильня. Ни каменной кладки, ни книг, ни гобеленов я не заметил. И пахло то ли кондитерской, то ли парфюмерией, приятно, но крепко. Амбридж оставила своё сопровождение за порогом, сама же продефилировала к креслу за столом и уселась, вперив в меня немигающий взгляд и расположив на объёмной груди все свои подбородки. Наверное, ждала, что я начну умолять её не давать ход тому, что она увидела, но я молчал, надеясь, что моё вымотанное состояние будет принято во внимание, а следовательно, мне предложат хотя бы стул. Но нет, Амбридж, если и заметила, то посчитала, что это достойное неудобство для провинившегося в таком деле, как распутство в стенах почтенной школы, и оставила меня стоять. Она сложила руки перед собой и поправила кружева на манжетах. Должно быть, странное мы производили впечатление: я – в грязной пижаме, всклокоченный со сна и в ботинках на босу ногу – и она, надушенная, чистая и празднично одетая, с противно-розовым лаком на ногтях. Было заметно сразу, кто выживал, а кто искал удобный случай, чтобы насолить неугодным. Я не питал иллюзий на свой счёт: Амбридж меня терпеть не могла ещё год назад, а после неприятностей, свалившихся на неё не без моего участия, странно было бы, если бы она воспылала ко мне неземной страстью. – И вот, мистер Поттер, наступил тот момент, ради которого я вернулась под сень этих стен! – Она воздела руки, словно с неба ей на голову сыпалась небесная манна. – Мне пришлось долго ждать, но оно того стоило. Представляете, я сделала то, чего не смог никто: я сломала вашу, как казалось, устроенную жизнь. – И правда, госпожа директор, – вкрадчивый голос от двери заставил меня обернуться. – Практически год вы ждали дня своего триумфа. Северус огляделся по сторонам, поморщился от перемен интерьера и подошёл ко мне, становясь рядом. – Вы пришли слишком рано, профессор Снейп, – от возмущения у Амбридж затряслись все подбородки. – Я вызывала вас на другое время. Так что подождите, пожалуйста, за дверью. – Разве у нас с мистером Поттером не один проступок? – Я сказала: за дверь! – рявкнула Амбридж. Её выпуклые глаза налились кровью от гнева, а сама она вскочила на ноги. – Мистер Поттер – несовершеннолетний! – отрезал Снейп. – И пока ещё я его жених и опекун! Так что имею полное право находиться здесь. – Отлично! – Амбридж плюхнулась на своё место, пригладила кудряшки и, опасно прищурившись, изрекла: – Хорошо, вы всё равно не можете ничего изменить. Мистер Поттер, с этого дня вы исключены за своё поведение, порочащее престиж Школы Чародейства и Волшебства. Мне, как человеку, который должен блюсти честь Хогвартса в частности и страны в целом, это кажется абсолютно недопустимым. Поначалу вас оправдывала помолвка, заключенная профессором Снейпом с вами по просьбе бывшего директора, но то, что я увидела собственными глазами, не идёт ни в какое сравнение со слухами… – …которые вы же сами, директор Амбридж, и породили. Глаза Амбридж округлились, и она, пыхтя от негодования, заквохтала: – Что за чушь вы несёте? – Надеюсь, я не прервал вас на самом изящном пассаже? – вежливо, прямо елейно поинтересовался Снейп, но ответить не дал, добавляя: – Я не уверен, чем вы прижали старика Слизнорта, но могу сказать точно: вы, именно вы написали ту милую историйку, от которой мы с мистером Поттером и пострадали. Северус был спокоен и уравновешен, по крайней мере, выглядел таковым, а вот я такой выдержкой похвастаться не мог: от ярости у меня все эти занавесочки, драпировочки, котятки на тарелочках медленно поплыли в каком-то багровом тумане. Я закусил губу, но боль только подстёгивала, а никак не ослабляла накатившую злость. – Не надо так напрягаться, – Снейп обращался к Амбридж, а казалось, что частично он адресовал свою реплику и мне. – Это так же точно, как то, что Хогвартс построили четыре основателя. Во-первых, как бы кто ни старался, но большинству учеников не по силам написать достаточно связный рассказ. Я не умаляю их способностей, но в силу возраста и отсутствия опыта в сексе никто из них не смог бы описать физиологические подробности процесса. А если бы и смог, то это была бы откровенная чепуха. Во-вторых, чудесное появление свитков с продолжением в спальнях всех четырёх факультетов. Доступ в них имеют или преподаватели, или эльфы, которые подчиняются директору и опять же преподавателям. Хотя, вынужден признать, Слизнорт обстряпал всё так, что никто – даже Дамблдор – не понял, как это было сделано… – Всего лишь безделушка из Отдела Тайн, – оскалилась Амбридж. Её возмущение быстро улеглось, и теперь она чуть ли не сияла: ну как же, её дерзкий поступок хвалил не кто иной, как пострадавший от её нездоровой психики Снейп. – Но ваши выкладки и догадки, дорогой профессор Снейп, мне безразличны, – в конце года вы покинете свой пост, как только я найду учителя Защиты. Если только вы не захотите разорвать помолвку и… – Она неопределённо обвела рукой кабинет и добавила: – Слизнорт – зельевар, ему неуютно и хлопотно заниматься другим делом… Снейп выдержал паузу, немного свысока поглядывая на Амбридж, которая, по всей видимости, не могла совладать с вызываемыми им чувствами. Затем Северус, что стало для меня, будто оказавшегося в персональном аду, новым шоком, улыбнулся. Я могу поклясться, что улыбался он своим мыслям, но Амбридж явно приняла это на свой счёт и зарделась, словно уже получила от него предложение руки и сердца. Снейп кашлянул, косо глянул на меня, его рука, скрытая складками мантии, легонько сжала мою ладонь. – И всё-таки я закончу мысль, мэм. Слизнорт сделает всё, чтобы ничего не делать, я уже это понял. Даже пойдёт на подлость по отношению к сыну его любимой, как он утверждал однажды вечерком за бокалом виски, ученицы. Но мы не его обсуждаем, вернёмся к вам. Третье, что выдало вас, – это мотив. Писать что-то о ком-то от безделья, не зная, воспримут ли это вообще, – нелогично, согласитесь. Славой тут не пахло, потому что рассказ был анонимным, денег бы сие творение тоже не принесло, поскольку могло служить поводом для судебной тяжбы. Что остаётся в сухом остатке? Месть. Конечно же, месть. И вот тут я полностью вас понимаю, госпожа директор. Вас лишили места, служение на котором покрывало всех ваших предшественников негаснущей славой и уважением, а какой-то мальчишка… – он скосил на меня глаза, но в отличие от игривого тона взгляд его предупреждал: «Молчи!» – …не самый чистокровный и богатый, взял и дискредитировал вас. Да ему самой судьбой написано стать одним из персонажей. Но объясните, зачем вы оклеветали меня? – О, мой дорогой Северус! Вы же не против, что я так к вам обращаюсь? – Амбридж жеманничала и хлопала ресницами. – На самом деле, всё очень и очень просто. Неужели вы думаете, что я бы приписала в любовники мистеру Поттеру симпатичного ему человека? Вы так яро и искренне друг друга ненавидели… да что ненависть, вы готовы были поубивать друг друга из-за сущей ерунды, пустяка, – идеальный вариант! Мне и в голову не приходило поискать кого-нибудь другого. Даже Гораций, а он исправлял ошибки и искал тех, кому будут переданы свитки с продолжением, похвалил меня за удачно подобранную кандидатуру. И сразу скажу, предполагая ваш следующий вопрос, – Маркус Флинт был выбран как полная ваша противоположность. Неэтично мне, как учителю, такое говорить, но более глупого и пустого человека сложно отыскать. Хотя вы правы, мистер Поттер и мистер Флинт идеально подходят друг другу. Я ещё подумывала свести всё к тройственному союзу, но оставлять героя мистера Поттера живым было чревато. Так что в последней главе, которую вы ещё не читали, его, к сожалению, убили. Такая приятная мелочь... – Сука! – вырвалось у меня, уже ошалевшего от её рассуждений. – Старая сумасшедшая су… – Мистер Поттер, ваш лексикон – прекрасный повод снять с вас баллы, – Снейп, гад, спрятал в рукав палочку, наградив меня немотой. – Помолчите, если ничего умного сказать не можете. «Я тебе потом такое "умное" расскажу, не отмоешься!» – пытался транслировать я ему свои мысли, но Снейп отвернулся и продолжил прерванную беседу. – А ещё потому, что я вам нравлюсь. Амбридж замотала головой, отрицая, но в конечном итоге выпалила: – Было приятно фантазировать… – и зажала себе рот обеими ладонями. Точка кипения была благополучно преодолена. Ревность, ярость и обречённость взяли своё: моя магия сама освободила меня от заклинания. И первые слова я адресовал Снейпу: – Как ты мог? – закричал я. Нет, я имел в виду не его елейный тон, которого Амбридж не заслужила, и не немоту, которую не заслужил уже я. Выводы. Он не сегодня их сделал – уже некоторое время он совершенно ясно осознавал, кому мы обязаны связавшей нас помолвкой. В тот момент мне виделось это замалчивание предательством. А дальше, забыв, что мысли нужно кому-то адресовывать, я принялся обличать всех остальных. Злость, горечь и усталость сделали из меня нового Цицерона. Повторить второй раз этот образец прощальной речи отчисленного я бы, конечно, не смог, слова сами по себе складывались в напоенные ядом осиные жала, в разящие кинжалы наёмного убийцы. Перепало всем: в первую очередь Амбридж и Слизнорту, непонятно как оказавшемуся в комнате, министру Фаджу, также заглянувшему на огонёк, но больше всего, конечно же, Северусу. Ревность сыграла в моём перемежающемся отборной бранью рассказе не последнее место, так что вместо любви я признался ему в искренней и непроходящей ненависти, не забыв упрекнуть в двуличии, – крутить шашни с Амбридж, не разорвав помолвку и не выставив меня из кабинета. Если бы я мог видеть дальше своего носа, а не только смотреть на окружающую обстановку, то, без сомнения, затолкал бы все свои претензии куда подальше. Когда я выдохся, не в силах выдавить из себя очередную гадость, обстановка в кабинете поменялась. Кажется, министр не обрадовался тому, что отравлявшие ему жизнь события были спровоцированы его доверенным лицом. Я впервые видел, как Фадж побагровел от ярости (и как его удар не хватил!) и отчеканил: – Мисс Амбридж! Вы уволены! И не смейте соваться в Министерство, иначе вместо кресла будете обживать камеру в Азкабане. К этому моменту Помфри насильно вытаскивала меня из кабинета, поэтому насладиться сбывшейся мечтой мне пришлось гораздо позже. Вернее, я бы насладился ею, если бы не произошло кое-что, полностью уничтожившее это удовольствие. Да, Амбридж перестала быть директором, вместо неё исполнял его обязанности профессор Снейп. Мадам Помфри, вызванная по настоянию министра, препроводила меня во временную гостиную Гриффиндора – Больничное Крыло снова было переполнено, а башня ещё и обвалилась – и, напоив лекарствами, уложила спать. А дальше, когда я проснулся и кое-как отвязался от Невилла, которому меня препоручили, оказалось, что я больше не желанный гость в комнатах Северуса. Я ломился в двери, не желая верить официальному уведомлению, которое жгло мне карман, что после экзаменов наша помолвка будет расторгнута по инициативе Снейпа. Графа «причина» пустовала, но поскольку слухи всё равно окружали нашу пару плотным коконом, а не всегда доброжелательные взгляды изучали каждое движение и слово, то неофициальной версией была названа моя неразборчивость в связях. Не надо было обладать большой сообразительностью, чтобы не свести воедино Малфоя, крутившегося возле моего пока ещё жениха, и эту сплетню. Рон, который вышел из Больничного Крыла на второй день после битвы на костылях, но всё-таки на своих двоих, всячески старался меня приободрить. Даже написал Сириусу письмо с просьбой забрать меня в Нору на Пасхальные каникулы, а когда Сириус переадресовал его просьбу Снейпу, не побоялся подойти и к тому. Удивительно, что Северус согласился не сразу, словно у него были свои планы на эти каникулы, отчего Рон, пересказывая мне всё, присвистнул: – Да он неравнодушен к тебе, дружище. «Если бы…» – я выдавил из себя жалкую улыбку, но тем же вечером попробовал снова поговорить со Снейпом. Нет, Северус меня не избегал, но от его равнодушного тона, как и от нежелания обсуждать то, что, по его словам, не стоило и запаха от вчерашнего омлета, хотелось повеситься. Все мои доводы о злости, о несдержанности, о ревности наталкивались на стену официоза. – Вы отнимаете моё драгоценное время, мистер Поттер, – говорил он так, что я съёживался перед ним и, покорно опустив голову, торопился попрощаться. О каком объяснении могла идти речь, если он прокладывал между нами огромную пропасть, которую я не мог преодолеть без его помощи? А помогать он не желал. Сириус, почувствовав каким-то своим чутьём, что нужен мне, через день слал письма. Он писал, какой Северус засранец и сухарь, перемежая оскорбления шутками-прибаутками, а я выл, вцепившись в пергамент, – я любил этого сухаря, но не знал, как это ему доказать. Окружающее мало меня волновало, но каким-то непостижимым образом я всё же ухватывал события, разворачивающиеся в школе. Наверное, это происходило благодаря моим друзьям, – Рон ещё долго будет залечивать переломанные заклинанием ноги, а Гермиона до самого выпуска щеголяла коротеньким ёжиком волос на голове и пятнистой после ожогов кожей. Но ранения никак не помешали моей деятельной подруге организовать для мадам Помфри клуб юных зельеваров, где мне пришлось срочно припоминать все знания по предмету, поскольку Снейп просил всех старшекурсников, у кого по Зельям высокие отметки, найти время и посильно помочь. А сказанное Северусом оставалось для меня в приоритете. Было странно волнующе передавать Снейпу лекарства (спасибо Гермионе, что она закрепила эту обязанность за мной): его рука мимолетной лаской накрывала мою ладонь, пальцы рисовали на коже завитушки и зигзаги, я терял способность двигаться, а на его лице проступала жажда, в утолении которой он сам себе отказал. Но всё заканчивалось слишком быстро: он встряхивался, отводил глаза и, выхватив коробку у меня из рук, бежал прочь. Я продолжал мучить и себя, и других, потому что не знал способа изменить сложившуюся ситуацию. Случай подвернулся внезапно, и я, доведённый до отчаяния, постарался не упустить свой последний шанс. Надо сказать, что разрыв нашей помолвки, пусть ещё только предполагаемый, освещался в прессе. В моей почте то и дело находились послания, где кто-то сожалел об этом, кто-то предлагал себя в качестве моего спутника жизни, однако попадалось и такое, что я не знал, плакать или смеяться. Конечно, почту штудировали, но изымали только опасное, поэтому иногда в мои руки попадало разное… В посылке, упакованной в розовую бумагу, я никак не ожидал найти пригоршню анальных пробок и набор смазок с разными ароматами на выбор. Наверное, надо было дойти до крайней степени отчаяния, как я, чтобы… Я решил, что это будет последний разговор, и если он не удастся, то больше пытаться не стану, – приму вердикт Снейпа с покорностью, позволю разорвать помолвку и вряд ли вернусь в Хогвартс: сплетни пророчили ему пост директора. Я мало думал о своём будущем, без Северуса оно мне казалось чем-то, что никогда не настанет. Выбрав самый приятный аромат из всего набора смазок – всё равно я в них ничего не понимал, – я намазал самую маленькую из предложенных пробок (но мне она виделась просто огромной) и попробовал приладить в нужное место. От боли на глаза наворачивались слёзы, а я, сцепив зубы, давил на неподатливое отверстие, пока грушеобразная пробка медленно не вошла в него по самое основание. Не давая себе передумать, я принял душ, потом, воровато озираясь – всё-таки я был в факультетской душевой, – подкрасил себе соски заклинанием, подсмотренным у Гермионы (она им делала ярче губы), не разглядывая получившегося, набросил мантию-невидимку, сунул ноги в ботинки и остановился. Тощие щиколотки, торчащие из порядком потрёпанной обуви, вызывали жалость, а не сексуальное влечение. Тапочки, пусть и отчищенные мной после любовных актов Живоглота (понятия не имею, как этот проказник пробирался к нам и почему изливал свою страсть именно на мою обувь), выглядели не лучше. «За десять минут не замёрзну», – решил я и босиком пошлёпал к Снейпу. Не знаю, чем я думал, ведь его могло не оказаться на месте, да и вообще, прогуливаться по замку голым, с пробкой в тупо ноющей заднице, наверное, не додумался бы никто. Когда я поскрёбся в двери его комнат, ноги уже онемели от холода и зубы выстукивали загадочную дробь. Снейп открыл сразу, прошёлся сквозь меня взглядом и чертыхнулся. Я, обмирая от страха, стащил с головы капюшон. Я так не волновался, даже направляясь на встречу к Волдеморту. – Мистер Поттер, время для посещений закончилось. Если вам есть… Я, зажмурившись, позволил лёгкой ткани мантии соскользнуть с плеч. Потом, оглушённый навалившейся тишиной, раскрыл глаза и встретил ошеломлённый взгляд Снейпа. Наверное, если бы не страх, что он прогонит меня, я бы посчитал ситуацию забавной: шокированный Снейп являл собой довольно уморительное зрелище. Но недолго: он схватил меня за голое плечо и втащил внутрь. – Вы с ума сошли? Что это за представление? – шипел он, подхватив меня на руки и внося в комнату. Я молчал – от волнения горло свело спазмом. – Босой… Голый… Уму непостижимо! Он, стремясь показать всю степень своего негодования, бросил меня на диван с высоты своего роста, и, конечно же, я приземлился на многострадальную задницу. От удара о мягкое сиденье её прострелило такой болью, что я буквально взвыл, спрыгнул на пол и схватился за пострадавшую часть собственного тела. – Я боюсь даже предположить, отчего такая реакция, – медленно произнёс Северус. С его лица сошли все краски, он рывком развернул меня к себе спиной и, схватив за шею, загнул в непотребную позу, затем сразу отпустил, наверняка заметив широкое основание пробки между ягодицами. Как его не заметить: основание было так широко, что впивалось в тело при движении. Не представляю, как с пробкой кто-то мог ходить или учиться. Снейп рухнул на диван рядом со мной и сгорбился, закрывая ладонью лицо. – Зачем? – хрипло спросил он. – Зачем?! – заорал во весь голос он минуту спустя, не дождавшись от меня ни звука. Я молчал. Молчал, потому что тянуло расхохотаться. Но вряд ли я бы смог остановиться: хохотал бы, подвывая и катаясь по дивану, колотя ледяными ступнями застоявшийся воздух. «Всё это ради тебя!» – нелепый ответ. Ещё более нелепый, чем мой вид. Пришёл соблазнять, а у самого цыпки на руках и сжавшийся член. Куртизанка хренова! – Наверное, стоит пригласить сюда мадам Помфри, – зло произнёс Снейп. – Пусть проверит, не сошёл ли наш герой с ума. – Не сошёл, Северус, – прошептал я, неловко сползая с дивана на пол и садясь на пятки, правда, поморщившись, когда основание пробки прижало натёртую до крови кожу. – Но стал бы ты меня слушать? Отмахнулся бы, как обычно. – Я и сейчас не стану, – Снейп поднялся и навис надо мной. Удобная позиция для орального секса, но разговаривать неудобно: приходилось запрокидывать голову. – Найду вам какую-то одежду и выставлю. – Хотел бы – уже давно бы выбросил за дверь. – Хочешь проверить? – он опасно прищурился. – Там слизеринцы, – напомнил я, – и Флинт. К слову, Флинт воспринял статью о разрыве как призыв к действию. Не раз и не два мне приходилось остужать его горячую голову, – что ему ничего не светит. Снейп не мог этого не знать. – Холод добьёт тебя быстрее и слизеринцев, и чересчур пылкого Флинта. Так ты мне скажешь, наконец, почему я нахожу тебя в таком виде у себя под дверью? – Я уже сказал… – Не делай из меня идиота! – вдруг рявкнул Северус, схватил за руку и потянул наверх. – Голый отставной жених, – он окинул моё тело нечитаемым взглядом и ущипнул за торчащий сосок, – с крашеными сосками и пробкой в заднице приходит поговорить? Что тебе надо? Ты не хотел быть связанным с похотливым старикашкой без капли совести. Кажется, ты так меня называл? – Я ревновал! – ответил я. – Ревновал, поэтому и нёс всякую околесицу. – К кому? – непонимающе переспросил Северус. – Нет, не отвечай, не доводи меня до сердечного приступа. Он стащил с себя мантию и завернул меня в неё. – К Амбридж? – он поморщился. – Ты ревновал меня к этой… этой… Жабе?! – Угу, – я прижался к нему, невольно вспоминая, как хорошо было в его руках, когда мы ещё доверяли друг другу свою любовь. – Твоя логика – это что-то сродни выдуманным существам Лавгуд. Ты себя в зеркале видел? – Ну? – Видел? – настаивал Северус. – Нет, таким, как сейчас, не видел. – Жаль, стоило посмотреть… – В его взгляде читалась тоска. – Это всё, что ты хочешь мне сказать? Северус, ты же сам говорил, что любишь меня… – отчаянно, умоляюще шептал я. – Зато ты ненавидишь, – Снейп оборвал меня на полуслове. – Я не собираюсь на тебя давить, тебе пора жить своим умом. – Решая за меня? – Я ковылял вдоль дивана туда-сюда, прекрасно зная, что сесть на него не смогу, но на месте не стоялось. – Не давая даже вставить слова? – Разве не ты бушевал, когда тебя вынудили заключить со мной помолвку? Его пытливый взгляд пробирал до печёнок. Я покраснел и отвернулся. – Это было так давно… – Я тоже так думал. Но ты раскрыл мне глаза. – Сколько раз мне нужно повторить, чтобы ты поверил? Я ревновал! – Мой голос срывался на крик. – Ревновал? В жизни не поверю, что к Амбридж можно ревновать. – Ты же к Малфою ревновал, – брякнул я наобум, но Снейп вздрогнул, значит, я попал в точку. – Сравнил, – фыркнул Северус. – Сравнил, – покладисто согласился я. – Но мне едино, что Малфой, что Амбридж, что Фадж, что Флинт. Мне они одинаково не нужны. Может, хватит уже? Ты прекрасно знаешь, что я тебя люблю. Да, я тебе не пара: тощий, бесталанный мальчишка без образования и цели в жизни… – Любимый мальчишка – разве это не меняет всё? – Снейп подхватил меня под зад, нечаянно прижав к истерзанному мной анусу злополучную пробку. Я охнул. – Вставай-ка, мой милый, коленками на диван и голову положи на локти. – Зачем? – Ну ты же пришёл меня соблазнять? Соблазняй. И он, не скрывая веселья при виде моего вытянувшегося лица, исчез за дверями спальни. Я пощупал ноющую задницу. Конечно, диагноз ставить было неудобно, да и в целительстве я ровным счётом ничего не смыслил, но мне показалось, что анус опух, потому что каждое движение сопровождалось надоедливой тянущей болью. «Из меня соблазнитель ещё худший, чем окклюмент», – так сказать, успокаивал я себя, ёрзая на диване и мучительно краснея, представляя, как выглядит со стороны тощий угловатый подросток с откляченной задницей. С одной стороны, нелепо, но с другой – мой член оказался честнее порядком истрепавшейся совести, поэтому затвердел, несмотря на более чем странную ситуацию. – Прелестная картина! – Я вжался лицом в обивку, чтобы он не заметил краски стыда, которая будто огнём опалила щёки. – Тебе идёт эта поза. – Не издевайся, – пропыхтел я и вздрогнул, когда он приказал раздвинуть ягодицы. Но соблазнять – так соблазнять: я упёрся лбом в сиденье дивана и, закусывая губы, чтобы не заорать от более чем неприятных ощущений, выполнил его просьбу. По спине на шею потёк тонкий ручеёк холодного пота: член у Северуса побольше этой злосчастной пробки. Смогу ли я вообще сидеть после секса с ним? Снейп прошёлся пальцем вокруг широкого основания, поддел его и медленно потянул. Я закусил губу: впихивать её мне было не так больно. – Тш-ш, потерпи, – уговаривал он меня, для верности прижав второй рукой поясницу, а я елозил по обивке лицом, обтирая об неё испарину, и постанывал. О соблазнении и страсти я думал с ужасом. С неприличным звуком пробка вышла наружу, хотя ощущение, что она так и торчит в заднице, осталось. – Простите, мистер Поттер, но потерпите ещё немного… – И вместо пробки в анус скользнули его пальцы. Я охнул и заскулил: казалось, что внутрь расплавленный свинец залили. – Терпите, мистер Поттер, от дурной головы всегда страдает зад! А вы сначала делаете, а потом думаете… Боль понемногу отступала, но какого-то кайфа я всё равно не почувствовал: пальцы двигались глубже, вращались, потом Северус их вытаскивал, чтобы смазать мазью, от которой ощутимо несло пижмой и тысячелистником, и снова засунуть по самые косточки мне в задницу. – Северус? А секс… это так же? – запинаясь на каждом слове, пробормотал я. – Нет, дурачок, – он шлёпнул меня по ягодице, – поднимайся. Я сел, поёрзав, чтобы понять, болит или нет. Выходило, что немного щипало, и только. – Лишь ты, Гарри, смог пройти через всю войну без царапинки и нанести себе такие увечья для какой-то пустячной цели. – Я нечаянно, – подкатился к нему под бок я, пользуясь моментом, что у него руки вымазаны. – Но ты мне покажешь, в чём я был неправ? – После свадьбы! – Снейп отпрянул, заметив мою явную заинтересованность, не скрытую одеждой. – Я пока ещё твой преподаватель. – А когда свадьба, Северус? – Он уронил голову на руки и застонал. Но я успел заметить, что он улыбался. – После твоего совершеннолетия, – Северус щёлкнул меня по носу и заботливо завернул в измятую и уже не очень чистую мантию. – Но оно через полгода! – возмутился я, вытаскивая руки и пальцами пытаясь стереть морщинку между его бровей. – Ничего. Ты не тыквенное печенье – плесенью не покроешься. К тому же брак будет юридическим, пока ты не закончишь школу. Он собрался подняться с дивана, чтобы вымыть руки, но я вцепился в него репьем и воскликнул: – Северус, ты шутишь или издеваешься? На что он спокойно ответил, отправляя пробку в корзину для мусора: – Ни то ни другое. Заодно проверишь свои чувства. – Они уже проверены! Ещё полтора года ждать?! – Для меня и полгода казались вечностью. – Я точно стану кексом. – Печеньем, Гарри, – Северус едва сдерживал смех, и меня это ещё больше раззадоривало. – Теперь понятно, почему у тебя такие посредственные отметки. – Какая разница, кексом, печеньем, пудингом, если всё самое интересное откладывается на полтора года? – Я скрестил руки на груди, как обычно делал Снейп. – Кажется, до сегодняшнего дня тебя всё устраивало?! – притворно изумился он. – То есть целибат я соблюдать не буду? – Я бросился ему на шею. – Ура! – Осто... Мпф... Такое бы рвение... Я не успел возразить, что он тоже демонстрировал небывалую прыть в постели, как Северус накинулся на меня сам и оборвал надоевшую обоим дискуссию поцелуем. Я затих, отдаваясь во власть его умелых губ. Пусть думает, что последнее слово осталось за ним. В спорах – быть может, а в жизни… время покажет! *Авторская бригада знает, что такого слова в русском языке нет, но приводит его как пример канцелярско-бюрократического стиля речи мисс Амбридж.