Нерассказанная правда.
Часть шестнадцатая.
Мой рабочий день был закончен и, закрыв магазин, я собрался наконец-таки идти домой, но стоило мне развернуться, как я замер, не в силах отвести растерянный взгляд. — Привет, — неуверенно сказал Чимин, пытаясь мне улыбнуться, но он лишь дернул уголками губ. Пак робко смотрел на меня, а я будто бы проглотил язык, не зная, что ответить. К такой внезапной встрече я был явно не готов. Я заметил, что раны на его лице почти зажили, лишь на пухлых, покрасневших от мороза губах осталась красноватая трещинка. Я был рад видеть его здоровым, и очень надеялся, что Чимин больше не вспоминал тот день, который принес ему слишком много боли. — Что ты тут делаешь? — Хватило меня лишь на эту грубоватую фразу. Чимин заметно смутился и сильнее напрягся. — Может, перекусим? — робко предложил он. Сказать, что я был в шоке — ничего не сказать. Но после у меня предательски заурчало в животе. — У меня на это нет времени, — буркнул я, и пошел мимо парня, оставляя его одного. Тогда я не отдавал себе отчета за свое поведение, и то, что крутилось в голове, не происходило в реальности. По неведанной мне причине я не был с Чимином мил как раньше. Грубые отголоски сами срывались с моих губ, и я не мог это контролировать. И меня удивляло то, что как только Чимин решил подпустить меня к себе ближе — отдаляться начал я, несмотря на то, что он никогда не покидал моих мыслей. — Пожалуйста! — вымолвил Чимин, и я не смог идти дальше. Его голос был так не похож на привычный; он был нежен и мягок. И я не смог сопротивляться такому Чимину. Почему я пытался отдалиться? Почему поступал со всеми так, будто они ничего для меня не значили, когда на деле все было совершенно иначе? Неужели мысли об одиночестве могли так спровоцировать меня на ненависть к дорогим мне людям. А ведь серьезно, что если виной моего одиночества всегда был я сам? Постоянно грезя мечтами о большой и крепкой дружбе, я сам ничего для этого не делал, только отталкивал все возможности. Мечты не могут сбыться лишь от одного щелчка пальцами, всегда нужно прикладывать много сил и усердно трудиться. И даже такая мелочь, как дружба, не упадет с небес на голову. А Чимин был той самой причиной моих постоянных убивающих мыслей. Для меня он был словно яблоко Адама, такое желанное и запретное. И сейчас, когда он так нерешительно протягивал мне свою дрожащую руку в надежде, что я откликнусь и помогу ему — я в очередной раз отталкивался. Я мог причинить боль, но только не ему. Только не еще раз… — Ну, раз ты настаиваешь, — усмехнулся я, взглянув на него через плечо. Казалось, Чимин тогда испытал самое, что ни на есть облегчение. Думаю, ему было сложно решиться на весь это разговор. Я думал, мы пойдем пешком, но тут парень направился к белому внедорожнику марки «Porsche», и когда он достал ключи, меня охватил шок. Но вспомнив дом, в котором жил Чимин, удивление как рукой сняло. Я осторожно сел в салон дорогого автомобиля, будто бы боялся что-то испортить, но Чимин был напряжен не меньше. Наверно, ему все это доставляло большой дискомфорт, да я и сам не знал как вести себя, находясь рядом с ним. — Мотоцикл был очень клевым, — отшутился я, стараясь развеять неловкую атмосферу. Пак мельком взглянул на меня, а потом, мягко улыбнувшись, завел мотор. — На нем сейчас очень холодно ездить. Я понимающе покачал головой, с интересом осматривая место водителя. Передняя панель была напичкана всякими приборами, кнопками и прочими автомобильными штучками, в которых я не разбирался, но выглядело это все уж очень солидно и дорого. Мы молча ехали, не зная, о чем говорить друг с другом. Но всю неловкую атмосферу, разбавляла негромкая, спокойная музыка и приятное тепло, окутавшее салон. По игравшему плей-листу, я понял, что Чимин очень любил лирику. За все то время, что мы ехали в машине ни разу не заиграла какая-нибудь поп-музыка, электроника или же отчеканенный рэп. Звучали лишь нежные голоса талантливых исполнителей, чье пение создавало ощущение полета, либо приятные звуки игравшего фортепиано. Знаете, я был совершенным меломаном, и даже баллады всегда мне были по душе, но я считал, что мы, молодое поколение, все подвязаны на хип-хоп и поп. Но Чимин был другим. Мы подъехали к небольшому ресторанчику, на вид достаточно простенькому. Знаете, учитывая состояние этого парня, думаешь, что и ресторан будет соответствующим, но Чимин любил простоту. Мне всегда это в нем нравилось. Зайдя в корейскую забегаловку традиционной кухни, мы уселись за свободный столик у окна. Официант подошел к нам почти сразу. Он вежливо представился и подал нам меню. — Постойте, — остановил мужчину Чимин, когда он собирался удалиться на какое-то время, чтобы мы спокойно выбрали блюда. — Я готов сделать заказ. — Официант удивленно вскинул бровями и улыбнулся, с интересом выслушивая гостя. — Две порции пульгоги с рисом и кимчи, пожалуйста. — Ваша еда будет готова через минут десять. — Официант быстро записал заказ и, поклонившись, ушел. — Надеюсь, ты не против. Пульгоги очень вкусные. — Пак несколько виновато взглянул на меня и скромно улыбнулся. — А, да нет, все в порядке. Я не привередлив. Пока мы ждали нашу еду, я задумчиво рассматривал ресторанчик. В забегаловке царило новогоднее настроение, которое создавало домашний уют. На потолке были развешаны новогодние корейские фонарики, с оконных рам свисал сверкающий дождик, а в центре зала стояла пышная елка, украшенная гирляндами и разноцветной мишурой. Стены были в кофейных и бежевых тонах, милые квадратные резные столики, на которых лежали бамбуковые циновки, а стулья в пику столам. Мне очень нравилось находиться в той забегаловке, и я с нетерпением хотел оценить и кухню уютного местечка, рассчитывая, что она будет ничуть не хуже. Стоило подумать о еде, как наш официант появился из угла и быстро шел через ряды столиков с большим подносом. Он выставил перед нами наши блюда и, пожелав приятного аппетита, удалился. Сервировка была многообещающей, а приятный аромат только что приготовленной еды до одури соблазнял. Одновременно мы с Чимином приступили к трапезе, так и не сказав ничего друг другу. Я тщательно пережевывал каждый кусочки, стараясь растягивать удовольствие как можно дольше. Уж очень сочное было мясо. Я задумчиво повернулся к окну, смотря на прекрасный вечерний вид, а потом скрытно взглянул на Чимина. Парень наклонился к тарелке и пытался расправиться с большим куском мяса, которое было сложно разжевать. Его рыжие пряди, что выбились из безупречной укладки, прикрывали глаза, и я воспользовался моментом, чтобы еще раз рассмотреть виновника моих вечных мыслей. Я заметил, как отрасли его темные корни, но этот градиент рыжих и черных волос выглядел довольно круто. А еще я впервые заметил родинку на мизинце правой руки, точно такую же, как у меня. Я был этому весьма удивлен. Но когда парень выпрямился и отвернулся в сторону, открыв взор на свою длинную шею, я заметил еще одно приятное совпадение в виде еще одной небольшой родинки. Это было так мило, что я сдержанно усмехнулся. — Нравится? — Вдруг отозвался Пак, подтирая уголки губ белоснежной салфеткой. В ответ я довольно покачал головой и показал палец вверх, дав понять, что все очень вкусно. — Чимин-хён, — начал я. — Мне очень жаль за тот случай. Не могу перестать думать об этом. Я причинил тебе боль, и раскаиваюсь за это. Даже представить себе не могу, как тебе было сложно. — Мне жаль, что ты продолжаешь тревожиться из-за этого. Тебе не нужно больше об этом думать. То, что было — уже прошло. Просто пообещай, что больше этого не сделаешь. — Обещаю. — Я рад, что мы это выяснили, — улыбнулся он и, взяв палочки в руки, положил небольшую порцию риса в рот. А я глядел на него так, будто бы забыл, кто передо мной сидит. Я совершенно ничего не понимал. Не понимал Чимина, который так внезапно пошел со мной на контакт. Что с ним случилось за всю ту неделю пока он отсутствовал? — Мне стоит извиниться перед тобой, потому что я подвел тебя. Наша песня должна была быть готовой хоть на пятьдесят процентов, а у нас и двадцати нет. Но я не мог иначе. Мне жаль. — О, что ты, хён, все в порядке. Я… — Я написал ее, — резко перебил он меня. Я же удивленно на него уставился. — Ты что? Чимин плавно развернулся к спинке стула и полез в карман пальто. Парень достал сложенные бумажные листы и протянул их мне. — Вот, взгляни. Только это совершенно другая песня, не та, о которой мы разговаривали в библиотеке. Я разложил листы и бегло прошелся по тексту. — Господи, хён, это потрясающие стихи! — Не в силах оторвать глаза от текста, громко восхитился я, отчего сидевшие рядом посетители осуждено взглянули на меня. Но я был в таком восторге от песни Чимина, что мне было плевать на всех этих унылых людишек. «Нерассказанная правда», шепотом проговорил название, понимая, что Чимин написал балладу, отталкиваясь от собственных чувств. — Не шуми, — усмехнулся Пак. — Рад, что тебе понравилось. Уверен, ты напишешь хорошую музыку под нее. — Конечно, — внушающе заявил я. Аккуратно свернув листы, я убрал дорогой материал в рюкзак. — Ужасно себя чувствую из-за того, что не помог тебе написать стихи. Правдааа… — стыдливо протянул я, ероша волосы на затылке, — я в этом не очень хорош. — Мне твоя помощь в этом и не требовалась. — Вот как, — буркнул я, положив очередную порцию риса и кимчи в рот. — Меня вдохновил тот день. — Услышав это, я подавился. Пытаясь откашляться, я взял воду и жадно опустошил стакан залпом. Чимин ждал, когда я разберусь со своей внезапной проблемой, и смогу его выслушать. Но, по правде говоря, в тот момент мне хотелось откинуться. Самое ужасное, что могло произойти в тот приятный вечер в компании с Пак Чимином, так это разговор о дне X. В последний раз я кашлянул в кулак, сделав супер-серьезное лицо. — Прости, так что ты там говорил. Чимина моя гримаса, да и собственно вся произошедшая сцена, насмешила. Парень криво улыбнулся, демонстрируя ряд белоснежных зубов. В тот вечер он был такой улыбчивый, и меня одолевала куча трепещущих чувств. Мне было поистине хорошо и комфортно с ним, но в тоже время я чувствовал давление и неловкость, будто бы во всей этой затее есть скрытый смысл, и это все злая шутка, которая скоро покажется во всей своей красе. — В том, что я написал эту песню, есть без сомнения и твоя заслуга. Но я не могу объяснить почему.… Пока не могу. Надеюсь, ты понимаешь. Я ни черта не понимал, если честно. Но я согласно покачал головой. — Спасибо, что не оттолкнулся от меня, — негромко сказал я, ловя на себе взгляд Чимина. — Я, правда, думал, что своим опрометчивым поступком все испортил. Но сейчас мы сидим за этим столом и вместе уплетаем пульгоги. До сих пор сложно в это поверить, — я потрясенно покачал головой, вскинув бровями. Тяжело выдохнув, я резко поднял на Чимина глаза, смутив его своим пристальным взглядом. — Что же с тобой случилось? Чимин помедлил с ответом, но после безразлично отвел взгляд в сторону и, наблюдая за громко смеющимися посетителями, сказал: — Ты и так уже давно догадался, что со мной. — Но причина мне неизвестна, и меня это беспощадно мучает, — сдержанно ответил я, отчего баритон моего голоса оказался ниже. Чимин посмотрел на меня с неким интересом, слегка прищурив глаза. — Это не тот случай, о котором можно рассказывать вот так запросто. Но, быть может, когда придет время, ты все узнаешь. — Ладно, — спокойно сказал я. — Не будем ворошить прошлое. Нужно доедать, а то остынет. Мы кушали молча, изредка обмениваясь незначительными фразами и обсуждая парочку нелепых тем, как вдруг на мой телефон пришло оповещение. Вытащив из кармана штанов смартфон, взглянул на экран. Я нахмурился, когда открыл пришедшее мне сообщение от мамы. «Чонгук~и, я очень скучаю.» — Что-то не так? — спросил Чимин, явно обращая внимание на мой обеспокоенный вид. — Да тут.… Вообще, мне нужно идти. — Я окликнул официанта, и попросил счет. — Давай я тебя подвезу, — предложил он. — Не стоит, я на автобусе, к тому же ты не доел. — А я больше и не хочу, — сказал Чимин, складывая приборы на тарелку. Когда официант подошел к нам со счетом, мы оплатили ужин пополам и начали собираться. Выходя из ресторанчика, улыбчивый персонал вежливо прощался с нами, пожелав хорошей дороги домой. Это не могло не обрадовать. — Может тебя все-таки подвезти? — вновь предложил Пак, пряча руки в карманы теплого пальто, как только мы вышли на улицу. — Ну, … сейчас что-то прохладно стало, — шутливо произнес я, корча рассудительно-недовольную гримасу, — ладно, давай. Чимин усмехнулся, и изо рта парня вырвался пар; воздух был поразительно холодный. Всю дорогу мы ехали в тишине, слушая лишь негромкую музыку, которая заполняла это напряженное молчание. Я не знал о чем говорить с Чимином, мы не были друзьями, и, по сути, мало что знали друг о друге, и поэтому я не решался заводить какую-либо тему, боясь, что он не сможет ее поддержать. В место этого, я лишь прокручивал в голове наш первый совместный ужин, такой неожиданный и приятный, и, черт возьми, если бы не мои личные проблемы, быть может, мы все-еще сидели в той уютной забегаловке. Я горько усмехнулся, безнадежно покачав головой. Может Чимин заметил это, а, может, и нет — я не знаю, не видел, но настроение мое ухудшалось с каждый минутой, стоило мне подумать о семье, да и вообще вспомнить про реальность моей сложной жизни. Хотя рядом со мной сидел человек, который испытал что-то невероятно ужасное, и жил с этим всю свою жизнь в полном одиночестве. Подумав об этом, я поморщился, злобно сжав зубы и шикнув себе под нос. Остановив машину возле заснеженного тротуара, Чимин приглушил двигатель и мельком осмотрел дом, а после спросил: — Ты здесь живешь? — Нет. Это дом моей матери. Пак удивительно вскинул бровями, озадаченно взглянув на меня. — Я думал, вы живете вместе. — Нет. — Я слегка нахмурился, не желая лишний раз думать об этом, и уставился в окно, смотря, как падающий снег поблескивал от ярких фар машины, но ответить пришлось. — Это сложно объяснить. — И не надо. — Чимин понимающе покачал головой, но выглядел он виновато. Наверно, он думал о том, что завел не самую приятную тему, но я нисколько не злился на него. И мне тут же захотелось его приободрить. — Спасибо за вечер, — улыбнулся я, заметив смущение парня. — И тебе. — Значит, до завтра? — Нет, — отрезал он, и улыбка на моем лице исчезла, сменившись непониманием. — Я пока не могу ходить на учебу. — Перестань уже прятаться, Чимин. Не отталкивай от себя людей, тебе не пойдет это на пользу. Мне это знакомо, — сдавленно проговорил я, думая о своих ошибках. — Ты на самом деле очень хороший человек, но не даешь другим людям увидеть эти качества в себе, поэтому осуждения и непонимание происходят от того, что они видят. Ты не должен переживать то, что с тобой случилось в одиночку. Попробуй доверять людям. Потому что… — я закусил губу, и неуверенно продолжил, — потому что я хочу, чтобы ты был счастлив. Он был так поражен тем, что я говорил, и слушал очень внимательно, а смотрел так, словно хотел что-то сказать, но не решался. И на секунду мне показалось, что он легонько так дернулся вперед, чтобы обнять меня, но испугался и замер. Я заметил, как бешено билась жилка на его шее. Он был взволнован и нервничал, отчаянно пытаясь это скрыть. — Ладно, мне пора. Спасибо, что подвез, — улыбнулся я, стараясь сгладить возникшую неловкость между нами. Я принялся отстегивать ремень безопасности, но механизм решил поговняться, не поддаваясь моим действиям. — Черт! — Шикнул я, пронзая замок злым и непонимающим взглядом. — Давай помогу. В эту секунду мы с Чимином одновременно потянулись к замку, и я случайно коснулся его руки. Я почувствовал холод и мягкость его светлой кожи, но резко отдернулся в сторону, прижав свои руки к себе. Но Чимин руки убирать не стал, лишь слегка поддался назад и растерянно взглянул на меня. — Прости, я не специально. Честно. Это случайно вышло. — Все в порядке. Я сам виноват. — Пак немного расслабился и снова притянулся к замку. — Лучше я это сделаю. Чимин быстро расправился с замком, и я даже не заметил, как он это сделал, ведь на секунду мой мозг отключился, когда парень оказался достаточно близко ко мне. Я даже почувствовал аромат его шампуня для волос, а от этой резкой близости, которая была всегда так недоступна, сердце будто бы пропустило несколько электрических ударов. Это было непонятное и незнакомое мне чувство, но которое без сомнения грело душу. В этом полумраке он выглядел так таинственно-романтично. Добродушный скромняга или холодный мачо — было неважно, на кого он тогда походил, потому что он оставался Чимином, тем желанным Пак Чимином, который без сомнения завладел моим сердцем, как бы слащаво это не звучало. Когда с ремнем было покончено, я улыбнулся на прощание и, открыв дверцу, вышел на улицу. Чимин не стал медлить, и как только я покинул салон, он завел машину и уехал. Я взглянул вслед удаляющейся в тусклом свете фонарей машине, а после, тяжело вздохнув, пошел вовнутрь старого жилого дома. Войдя в квартиру, я огляделся, поняв, что это место никогда не изменится. Там было все точно так же, как и в последний мой визит. Все такой же пустой и мрачный дом каким он всегда был после того, как ненавистный мне человек бросил нас с мамой словно мы ненужные котята. Я заметил тусклый свет, исходивший из комнаты, и направился туда. Моя мать стояла возле окна в сером домашнем платье и в вязаных носках. Она услышала, как я вошел в комнату, и развернулась ко мне лицом. Даже в таком полумраке я смог разглядеть ее истощенное и опухшее из-за постоянных слез лицо. Было больно смотреть на единственную любимую мною женщину. И как же мне было плохо от того, что эта когда-то уверенная в себе персона довела себя до такого состояния. Мама счастливо и облегченно заулыбалась мне и кинулась в объятия. Она что-то говорила, крепко обнимая, но я ничего не слышал, потому что тонул в своих мыслях. Гладя ее по спине, под своими ладонями я ощущал чуть ли не каждую выпирающую косточку на ее теле. Мое сердце все сильнее начинало биться, когда я ощущал, как она изменилась, как слабела. Я медленно перевел взгляд на торчавшую из-под футона пачку таблеток, которая была мне уже знакома, и безнадежная горесть комом застряла в горле. Слезы сами потекли из глаз, а моя мама, будто бы у нее все хорошо, продолжала жужжать мне на ухо. С каждым разом мне все труднее и труднее было приходить к ней, потому что, смотря на весь этот кошмар, я ничем не мог ей помочь. Мне очень хотелось забрать ее к себе, но я с трудом мог обеспечить себя самого. И она вечно убеждала меня в том, что у нее все хорошо, но она только думала, ведь антидепрессанты создают иллюзию счастья, когда в реальности все идет коту под хвост. Я устал ругаться с ней, спорить, убеждать в чем-то. Я вообще от всего этого устал. Ту ночь я провел рядом с мамой. Мы лежали на ее старом футоне, и она, нежно обнимая меня, что-то говорила, но я снова ее не слышал. Смотрел на свою руку, вспоминая тот секундный момент прикосновения к Чимину. Это так странно, ведь обычно в жизни мы всегда кого-то касаемся, даем дружеский хлопок по спине, или обнимаем, когда нужна поддержка, или потому что соскучились. Но с Чимином все иначе. Он будто бы прекрасная песочная статуя, которая рассыплется на мелкие частички при одном лишь легком касании. И как же я хотел, чтобы песок превратился в мрамор, чтобы ощущать этот мрамор подушечками пальцев, хотел, чтобы Чимин перестал бояться прикосновений.