Eat Me, Drink Me

      Что-то тянет в болезненном предвкушении, одновременно заплетая ноги и подталкивая. Он позвал меня прятаться сегодня в круглосуточных чёрно-серых сумерках, и при каждом рваном вдохе холодный сырой воздух наполняет сжавшиеся в спазме легкие. С каждой преодоленной ступенью лестниц ноги сильнее погружаются в это вязкое месиво, в это дерьмо, не дающее передвигаться. Но я должен продолжать идти, потому что именно туда показывает магнит компаса, расположенного чуть выше солнечного сплетения.       Желудок норовит вывернуться наизнанку от предчувствий, а по венам течет что-то обжигающее, заставляющее задыхаться, заставляющее сердце выскакивать через горло. И его глаза полностью черные, будто зрачок растекся и по белку.       — Ешь меня. Пей меня.       Черно-серые сумерки покрыли собою все пространство, и зрение практически не в состоянии различать эти оттенки. Его зрачки уже покрыли собой глазницы и грозятся выйти за пределы этих впадин. Серые волосы слипаются на лбу, их концы притягиваются к черным дырам, которые образовались на месте глаз. Серая кожа сияет в сером свете, и все ребра отбрасывают вдвойне тёмную тень. Серые руки расслабленно раскинуты по сторонам, а тело лишь пассивно двигается от моих собственных движений. Его голова повёрнута в мою сторону, но разве я могу разглядеть хоть какую-то эмоцию в чёрных плещущихся лужах, которые вот-вот стекут по вискам? Его кожа на вкус солёная. Его запах — смесь сигарет, пыли и алкоголя. Его кровь пульсирует под серой кожей на шее.       — Ешь меня. Пей меня.       Он проводит лезвием ножа по бедру и завороженно смотрит на свою чёрную кровь. Он проводит лезвием ножа по животу и размазывает выступившие капли ладонью. Он облизывает свою руку и улыбается самой широкой улыбкой, которую я когда-либо видел. Он делает порез на кисти руки и проводит ею по своим губам. Он ждёт, пока снова неспешно выступит кровь, и протягивает руку мне, впиваясь взглядом своих чёрных дыр. Его кровь отдаёт металлом, солью и ещё чем-то. Она оставляет тягучий привкус во рту. Она обжигающе горячая и пряная.       — Ешь меня. Пей меня. Это всё только игра.       Рукоять ножа будто вросла в мою ладонь, прилипнув к коже запёкшейся кровью. Порезы на его теле сплетаются в самые прекрасные и ужасающие одновременно узоры. Он лежит в блаженно-расслабленной позе, на его губах лёгкая улыбка, а в чёрных дырах, если полностью напрячь глаза, можно разглядеть ожидание и удовольствие. Он подаёт мне свою руку, и я благоговейно провожу языком по чёрным линиям, слизывая наркотическую жидкость. Он вздрагивает и издаёт стон, когда я надавливаю языком сильнее. Он подаётся всем телом, когда я легко провожу кончиком ножа по ещё не тронутой коже. Он широко открывает рот, когда я впиваюсь зубами до крови в его бедро.       Я спрашиваю, что будет, если я задену артерию. Я спрашиваю, что будет, если я засажу нож по самую рукоять в его грудную клетку. Я спрашиваю, что будет, если крови выйдет слишком много.       Он смеётся. Он сотрясается в беззвучной истерике. Он хватает меня за руку и притягивает её к себе так, что нож в ней надавливает, но ещё не пронзает кожу на груди. Он шепчет прерывистым от смеха голосом, он снова шепчет одни и те же слова, одни и те же, снова и снова, снова и снова:       — Ешь меня. Пей меня. Это только игра.       — Ешь меня. Пей меня. Это только игра.       — Ешь меня. Пей меня. Это. Только. Игра.       На его теле не осталось ни одного чистого от крови места. Его серые волосы превратились в чёрные от запёкшейся крови на них. Его порезы постоянно кровоточат, потому что я не даю им затянуться коркой, постоянно увлажняя слюной. Его трясёт от невероятного, непостижимого простому человеку удовольствия. С его лица не сходит улыбка, запечатлеваясь в моём сознании до конца моей жизни. Его кровь впитывается моей кожей как живительная влага. Я пытаюсь не дать ни одной капле шанса растратиться впустую, и после каждого нового пятна на грязной простыне моя собственная кровь бурлит от осознания непозволительной потери. Я припадаю ртом ко всем кровоточащим порезам, а он смеётся, почти не переставая. Я надрываю зубами его кожу, и он содрогается в новой волне экстаза. Мне становится плохо от того, насколько мне нравится его вкус. Мне страшно от того, что я делаю, и мой ужас состоит в том, что это ещё больше отнимает у меня контроль над собой, застилая сознание кроваво-черной дымкой. Мой кошмар отражается в сверхчёрной материи его глаз. Я вижу только его единственно нетронутое ножом место на теле — шею с пульсирующей артерией, и он перехватывает мой взгляд своими бездонными чёрными впадинами. Взрыв его смеха заполнил всё пространство комнаты красной вспышкой, весь мир сконцентрировался на его улыбке. Если это всё было попыткой суицида, то это самый оргазмический суицид в истории человечества.       Он снова хватает меня за руку и прижимает лезвие к своей шее. На мгновение я различаю белок его закатившихся в предвкушении глаз. Сквозь стук собственного сердца я не различаю ни единого звука, но затуманенный разум читает по его сухим, покрытым запекшейся кровью губам:       — Ешь меня. Пей меня.