Любовь с никотином

— Ты смотришь на него, — фыркнул Рон, засовывая в рот кусок курицы. Его рыжие волосы были небрежно разбросаны по лицу, мелкие веснушки рассыпались по щекам, а пустой стеклянный взгляд внимательно изучал задумчивое лицо Гермионы, непривычно раздражая своей бесполезностью. Её губы отливали бледными тенями, обычно пылающие глаза томно, но настороженно глядели в сторону слизеринского стола, а уставшую от бессонной ночи голову никак не покидали события вчерашнего вечера. Ненавижу. Чертов сукин сын Малфой привык выигрывать на контрасте. За душой у него не было ничего, кроме яда и самомнения, которое по размерам превысило бы Хогвартс со всеми его башнями раза в четыре. Пылая изнутри от такого дерзкого замечания, плечи Грейнджер невольно распрямились, ключицы от напряжения стали просвечивать сквозь легкую школьную блузку, собранную туго затянутым красно-золотым галстуком под горло, пальцы сжались в кулаки до хруста в костяшках, дыхание участилось и… …Гермиона всадила рукой по столу так, что чашка с чаем перевернулась, выплёскивая всё своё содержимое на рядом сидящего Гарри. — Гермиона! — вскрикнул Поттер, выскакивая из-за гриффиндорского стола, тут же приковывая к себе внимание сотни глаз. Сотни любопытных глаз, которые никогда не упускали возможности ещё раз взглянуть на мальчика-который-выжил. — Что же ты творишь? — Гарри стал поспешно стряхивать с себя горячие капли в надежде очистить запачканную мантию и, как минимум, не обжечься ещё раз. Гермиона осталась сидеть за столом, полностью игнорируя инцидент с чаем. И снова это отвратительное ощущение в животе, похожее на то, когда Грейнджер на уроке мадам Трюк первый раз рванула в воздух. Лёгкий приступ необъяснимой паники. Гермиона смотрела на Драко так, словно видела этого заносчивого мерзавца впервые. Или, скорее, словно к затылку только что приложились чем-то тяжёлым. Железным. Вбившим в голову этот нелепый… страх? Очень смешно Грейнджер вскочила из-за стола, всё так же нервозно сжимая кулаки. За всё утро она ни разу не отвела взгляда от этого лица… от таких ярко выраженных скул, бездонных серых озёр в глазах, бледной кожи, чем-то напоминающей платину. …Желваки на её лице ходили ходуном, в глазах плясали черти, было хорошо видно, как она напряжена. Напряжена. Нелепо сказано. Она была в ярости. Казалось, ещё одно дуновение ветра, и она не сможет, сорвётся. Гриффиндорку трясло, подкожные волны адреналина пронизывали тело обжигающими молниями, к голове безудержно приливала кровь ярыми потоками, заставляя появляться тёмные пятна перед глазами. Малфой, Малфой, Малфой! Уйди из моей головы, оставь меня, мне нужен отдых! — Что с тобой происходит, Гермиона? — уже успокоившийся Гарри недоверчиво заглядывал в её глаза, устремлённые на… Нет! ХВАТИТ! — Эй, не обижайся, я просто ошпарился, поэтому мне пришлось так среагировать, — Поттер положил руку ей на плечо, разворачивая к себе девушку. — Руки, — выдохнула девушка, прикрывая глаза. Это было последней каплей. — Убери свои руки, Поттер, — Грейнджер резким движением стряхнула с себя его вечно влажные ладони и, одарив его не терпящим возражений взглядом, тряхнула кудрями, схватила свою сумку и убежала из Большого зала, громко стуча каблуками. Девушка неслась между столами. Мантия чёрным шлейфом летела за Гермионой, заледенелые подушечки пальцев до боли сжимали грубую кожу сумки. В её глазах сверкало отчаяние. Столько мыслей, и все вокруг одного человека — грубого мерзавца. Казалось, если выжать Малфоя, то можно было затопить всю Магическую Британию цинизмом, ненавистью и ёбаной аристократической заносчивостью. Грейнджер бежала. Она не знала, куда бежала, она не знала, от кого она бежала. Хотелось укрыться в тёмном помещении, зарыться в угол и сидеть… сидеть и насиловать себя. Убиваться, утопать в слезах, хотелось закричать в голос… а всё из-за чего? Из-за чего она превратилась в истеричку? Херов Малфой. Сука. Малфой. Он унижал её все, черт их дери, семь лет, он издевался над ней, поливая грязью. Грязнокровка… да, Гермиона, кто ты такая? Всего лишь гриффиндорская грязнокровка… Она выбежала из большого зала, распахивая тяжёлые двери. Даже тот факт, что первая лекция сегодня — зельеварение, которое начнётся через 15 минут, нисколечко её не смущал. Что? Что, блять, простите? Серьёзно?! Гермиону не волновала предстоящая лекция? Ух, ебать, как всё запущено… Девушка неслась по коридору в направлении гостиной старост. Было тяжело, глаза смыкались, смотреть приходилось сквозь подступившие слезы, отчего всё вокруг казалось размытым, словно кто-то нарисовал школу акварелью, а потом по неосторожности пролил воду… всё плыло. Она терпела семь лет. Она терпела, она держала себя в руках слишком долго. Слишком долго, чтобы продолжать. Предел. ВОТ ОН ЁБАНЫЙ ПРЕДЕЛ. Резким рывком Гермиона содрала с себя мантию, волочившуюся за ней. Пуговица отлетела, с характерным звуком ударившись об пол. Галстук душил. Отбросив ненужный кусок чёрной ткани, она принялась дрожащими, нервными руками развязывать красно-золотое удушение. Леди в Жёлтом. Мерлин… Утренние сумерки неприятной темнотой отражались за окном. Казалось бы, утро — глаза и душа жаждут солнца и тепла, но твоему взору открываются лишь холодные отблески ночи со все ещё мерцающими звёздами и бледным полумесяцем. Непонятное состояние до безумия давило на виски. Пульсирующая боль не унималась, и, тот факт, что Гермиона совсем не спала в новой спальне старост, ведь кровати были такими жёсткими, такими непривычными, ещё больше добивал девушку. Только она собралась назвать пароль, как послышался голос из темноты. Голос. Этот голос нанёс окончательный удар по её гриффиндорскому самолюбию. Она дёрнулась, оглядываясь по сторонам. Гермиона углядела в темноте мужской силуэт. Парень одним плечом облокотился об стену в коридоре башни старост, держа руки в карманах. Белокурые волосы падали на лицо, делая его ещё более бледным. Таким раздражающе холодным. Лёгкая рубашка была застегнута не до конца, открывая вид на ключицы, а небрежно закатанные рукава по локоть оголяли напряжённые вены. Именно по этим венам текла идеально чистая кровь вперемешку с эгоизмом и дорогим лоском. Хотелось взять лезвие и острием вспороть их. Вспороть эти блядские вены. — Что, Грейнджер, Стриптиз начинается прямо в коридоре? — его губы перекосила лёгкая ухмылка, полная злости и издёвки. Какое блядство. — Не смей, Грейнджер, не обязательно всем демонстрировать свою единичку, — Драко сделал пару шагов к ней, оценивающим взглядом рассматривая непривлекательное тело, скрытое за вечно мешковатой одеждой, позволявшей разглядеть лишь тоненькую фигурку, которая нечеткими линиями проглядывала сквозь школьную блузку. Он любил… …Любил, когда она злилась. Жалкий, убитый и грязный вид Гермионы придавал ему уверенности. Его вечная свита в лице Крэбба и Гойла никогда не упускала возможности её подколоть, за что они получали драгоценный кивок Малфоя каждый раз, когда он видел её дрожащие губы. Безмозглые кретины только и умеют, что выслуживаться перед своим хозяином. Послушные пёсики. — Пошёл к черту, слизеринская сволочь, — девушка поспешно отвела взгляд, скрывая свои замученные глаза. Она не хотела показывать слабость. Гермиона не хотела придавать ему сил. То, что проскальзывало на протяжении существования школы жизнь между факультетами Гриффиндора и Слизерина, звалось одним простым, но вместительным словом — неприязнь. Привычная, хроническая, порой до смешного предсказуемая. Холодной змейкой она разделяла отношения гриффиндорцев и слизеринцев на чёткие грани, сводя общение к необходимому минимуму. Минимум между Драко и Гермионой — «гриффиндорская шлюха» и «мерзкий подлец». Они кидались друг в друга короткими обзывательствами, встречаясь в коридоре, как бы Грейнджер не пыталась избежать этих удручающих стычек. То, что Малфой сейчас находился в башне старост, на входе в её комнату, было большим. Больше того самого минимума, который они себе позволяли. — Ты не имеешь права здесь находиться. Это башня старост, твоего смазливого носа это не касается, — она фыркнула, сжимая галстук в руках. — А ты что-то скрываешь, а? Клиенты ждут шлюху со стажем? — он противно хмыкнул, сцепляя пальцами её локоть. — Держу пари, там, за дверью, сидит рыжий нищеброд Уизли со стояком и ждёт твоего грязного ротика, — он наигранно задумался, одной рукой продолжая держать локоть, а другой намотал её волосы на кулак и, дёрнув, запрокинул её голову. Раздался визг. Гермиона вскрикнула, щурясь от боли. Опять, опять унижения и дешёвый стёб. — Мудак, — рявкнула Грейнджер. Драко противно ухмыльнулся на такое смелое заявление, оскалившись. Мммм, давай сучка, играй со мной Он стоял прямо за гриффиндоркой, всё туже стягивая её волосы, обжигая своим разгоряченным дыханием её затылок. Так легко, так беззаботно он держал её в своей власти. Так легко управлял ею и подчинял себе. — Твоя грязная мамочка не учила тебя не хамить людям, которые выше по социальному положению, ммм? — наклонившись к ней, Малфой провёл языком по её шее, оставляя влажный след. След унижения, который ещё больше разжигал огонь изнутри. Который ещё больше заводил его и заставлял Гермиону гореть. Его белоснежные зубы сверкнули в темноте и, впившись в её тонкую кожу, он оставил красный засос, который тут же стал пылать. — Мм, какая же ты грязная... небось и мысли на мой счёт такие? Что, хочешь меня, Грейнджер? — Драко облизнул губы и резким рывком толкнул Гермиону к стене, наваливаясь своим телом. Он был напряжен, это чувствовалось. Грудь девушки поднималась и опускалась прерывисто, ведь удушающая хватка не позволяла дышать спокойно и размеренно… — Заносчивый ублюдок, немедленно отпусти! Что тебе нужно от меня?! — шея затекла, ноги подкашивались, а он всё держал её за волосы, исследуя своими пустыми глазами. …Хватит. Довольно истерик. Нужно брать всю свою волю в кулак и учиться давать отпор… это тот самый Малфой. Малфой, которым она его запомнила. Похоть. Власть. К чёрту. К чёрту всё. Всё давно шло через задницу. Малфой запретил подходить к нему на людях. Будто она была прокажённой. Как будто ей это было нужно! Да она была только счастлива забыть о существовании этого заносчивого кретина. Что бы ни происходило в его чистокровной семейке, на него это не повлияло никак. Кем был, тем и остался — кучей аристократичного дерьма. Тогда какого хуя он творит сейчас? Какого дементора он лижет её в коридоре? Противно и унизительно. — Я хочу знать, поняла ли ты меня вчера, блядское отродье, — Малфой наконец отпустил её спутанные безобразные волосы, но, ухватив пальцами её лицо, повернул к себе, заставляя шею хрустнуть. Гримаса боли перекосила лицо гриффиндорки, а тяжёлые лапы ненависти, подгоняемые бременем минувших лет, придавливали к земле, впечатывая в пол. — Не сметь закрывать глаза, сука, — он всадил ей ладонью по щеке. — А знаешь, Грейнджер, мне ведь ничто не мешает просто взять и трахнуть тебя в коридоре, — он впивался в неё глазами, которые девушка не переставала сравнивать с битым стеклом… …Его волосы падают на лоб, касаясь тёмных бровей. Контраст волос с чёрной мантией несколько притягивал. Наверное, поэтому за ним вздыхает добрая половина школьных юбок. Линия челюсти раздражённо напряжена. Малфой засмотрелся на её ноги, обтянутые плотной тканью джинсов. Он прошелся взглядом по изгибам её бёдер, опускаясь ниже. Колени, узкие щиколотки. Маленькие ножки, обутые в скромные и такие невинные туфли, заставили Малфоя тут же их сопоставить с теми туфлями, которые обычно носила Паркинсон. От одного вида вульгарной обуви на высокой шпильке Малфой заводился. Это приводило к жёсткому траху. Каблуки царапали его спину и руки, впивались в его бёдра, оставляя саднящие порезы. На минуту он зачем-то представил изгиб ступни Гермионы в туфлях, которые так часто носила Пэнси. Совсем крышей двинулся. Может быть, ещё и представишь себе, как трахаешь эту грязнокровную шлюху, прямо в них? — Херня, Грейнджер! Ты такая херня. Одно твоё присутствие пачкает, — выпалил он, ощущая лёгкий отголосок облегчения в груди. Ещё раз с силой тряхнув её об стену, Малфой навалился на неё, чувствуя дыхание шлюшки прямо около себя. Оно как будто проникало в его рот, напористо пробиваясь сквозь плотно сжатые зубы. Он чувствовал её вкус, вкус её дыхания и… Дрянь! Яблочный шампунь. Дурманящий запах. Он уносил, заставлял забыться. Ёбаный придурок, очнись. — Грейнджер, будешь, сука, молчать — я не ручаюсь за себя. И мне вообще поебать, к кому ты побежишь плакать в жилетку. Ты унылая, — он защищался. Он защищал покидающий его рассудок. Он воздвигал границы, прибегая к знакомым оскорблениям. Нельзя было позволять себе думать о её запахе. Она пахнет, как… — Ты маггловская игрушка. Тебя только и использовать, как дырку. Из глубины тёмного коридора послышались шаги. Тяжёлые шаги и звук стучащих каблуков. В глазах Гермионы засветилась надежда. Как было глупо и безрассудно надеяться на что-то после всего, что уже произошло. А вот туманный дождь в глазах Малфоя превратился в ливень. Убивающий, пронизывающий плоть ливень, закончившийся в объятиях непроглядного тумана. — Мистер Малфой и… — холодный голос послышался уже совсем рядом. В голову ударило. Малфой разжал руки и резко отпустил Гермиону. Она, потирая шею, распрямилась, гордо представ перед профессором Снейпом, дрожащими руками поднимая валяющийся на полу галстук. — Ах, и мисс Грейнджер, —убийственным взглядом декан Змей оглядывал двух семикурсников, «заигравшихся» в коридоре. — Не рано ли вас назначили на должность старосты? — он привычно приподнял одну бровь, — мистер Малфой, что вы себе позволяете? -30 баллов со Слизерина — я полагаю, вы понимаете, за что, — сделав шаг к ним на встречу, он продолжил, — ещё никому не разрешалось прогуливать лекции, тем более Зельеварения. Вас ждёт наказание, — последние слова он процедил сквозь зубы, вздёргивая подбородок. Сальные волосы Профессора Снейпа спадали до самых плеч, а тёмные глаза вселяли ужас и страх. Северус был абсолютно спокойен почти всегда. Это одно из тех его качеств, что всегда так удивляли студентов. Убийственная хладнокровность и безразличие. Ничего нового, ничего необычного, лишь вечная маска отстранённости на его лице, вечная демонстрация пустоты его души и чёткие, высокие скулы. — Вы оба, — отчеканил он каждое слово. — Вы оба идёте за мной. …А за окном падал тёплый снег…