Toxic

- Ну давай, соблазни меня! - Не буду я этого делать! Виктор сгибался пополам и просто от души хохотал над тем, как Юри, пряча лицо в ладонях, мотает головой, а Плисецкий буквально требует его соблазнять, с трудом удерживаясь от того, чтобы перейти от простых требований к прямым физическим угрозам. Если обучение агапэ прошло относительно неплохо, можно было спокойно утверждать, что у Юри есть определенные преподавательские или тренерские задатки, то вот в случае с эросом… Юрий и обучение чему-то оказались двумя совершенно несовместимыми вещами. Сначала они с горем напополам пришли к тому, что эрос – это проявление плотской любви, это слегка эгоистичная, требовательная любовь. - Короче, это полная противоположность тому, что ты мне показывал, - подытожил Плисецкий, валяясь на кровати. Они все же поели и все же действительно переместились в комнату Виктора, хотя Кацуки решительно был против этого. Но, уяснив, что насиловать его никто не собирается, Юри слегка оттаял, пытаясь все же вникнуть в то, что говорит Юра. По мнению Виктора, Юра в принципе, объяснял правильно, но делал это слишком эмоционально и сбивчиво. Поставив мысленный минус напротив пункта «будущий тренер», он все же вслушался в диалог этих двоих. - Понимаешь, тебе нужно прямо вот взять и показать то, какой ты соблазнительный, - вдохновенно вещал Плисецкий, не замечая, как у Кацуки вытягивается лицо. - Я? Соблазнительный? – Виктор мысленно поаплодировал неприкрытому скептицизму в голосе Юри. - Ну да! Ты же себя любишь, – это даже был не вопрос, а утверждение. - Ну, вероятнее всего да, - протянул Юри, снимая очки и потирая переносицу. – Но как это мне поможет? Вообще Юри довольно сильно изменился – Виктор заметил это еще неделю назад. Может быть из-за того, что они с Юрием соулмейты, возможно из-за общения с вампирами: Виктор не был уверен на сто процентов, он мог лишь предполагать и строить теории, чем, собственно говоря, и занимался. Но одно было весьма и весьма очевидно – Кацуки стал более раскован, более спокойно относился ко всему происходящему и даже изредка позволял себе не обидно подкалывать Юрия. Нет, в целом он оставался все таким же плюшевым мишкой, невероятно добрым и просто хорошим человеком, но стал более… живым? Он намного меньше замыкался в себе, был с ними довольно откровенен и даже весьма эмоционален в определенные моменты. В общем, Виктор был полностью за такие изменения и даже старался им способствовать. Хотя Юра и один справлялся неплохо, если говорить уж совсем честно. Виктор облизнулся и негромко откашлялся, привлекая к себе внимание двух о чем-то горячо спорящих парней: - Давайте я вам помогу. Нет, объяснять я не буду, - он замахал руками, видя набычившегося Плисецкого, который явно был не доволен тем, что ему не дают полностью проявить свои способности учителя. – Это же ваше задание, в конце концов. Просто дам некоторый толчок. - Давай, - Юри с откровенным любопытством уставился на него. - Эрос – это желание, желание невероятно яркое, чаще всего желание соблазнить, желание взять полностью и без остатка, присвоить, отметить, эгоистично насладиться, - Никифоров сделал паузу, не удержавшись от своей коронной улыбки, видя, как яростно краснеют щёки Юри. – Попробуйте пойти от противоположного: возьмите агапэ и выверните наизнанку. - Хм, а это идея! – Юрий оживился. – Давай так: я говорю тебе слово, а ты его антоним? - Давай, - неуверенно дернул плечами Кацуки, поправляя вновь надетые очки. - Невинность. - Развратность, - практически сразу отреагировал Юри. - Жертвенность. - Свобода?.. - Отдавать. - Забирать. - Альтруизм. - Эгоизм. - Девственность. - Секс. - Нежность. - Страсть. - Принадлежать. - Обладать. - Агапэ. - Эрос. Юрий расплылся в довольной улыбке, глядя прямо на Юри, который выглядел крайне задумчивым. Он вдохнул, будто пытаясь что-то сказать, но потом просто махнул рукой, хмурясь и медленно кусая губы. Спустя минуту, он встрепенулся и неуверенно протянул: - Хорошо, я понял. Нет, я, правда, понял, - Виктор чуть подался вперед, словно пытаясь услышать слова Кацуки первым. – Но вот не уверен, что я смогу это сделать… Все же, я обычно, эм, - Юри замялся, - скорее принадлежу, чем обладаю. Никифоров едва не застонал в голос. Господи, какой же невинный у него спутник! Во всех смыслах: Виктор, искушенный в чувствах, искренне хотел, чтобы Юри просто взял, и почувствовал, что же такое настоящий эрос. Эта ярость, страсть, желание обладать, поставить на человеке метку, прорычать «мой», эгоистично любить его, поглощая полностью и забирая у всего мира. Никифоров мог написать целый труд о том, что же есть эрос. Практически вся любовь, которую он испытывал за свою долгую жизнь, была именно такой… за исключением одного ошибочного агапэ, которое чуть не стоило ему жизни. Но сейчас не об этом – Виктор был действительно заинтригован и чувствовал огонь внутри себя, который медленно пожирал его, заставляя желать лишь одного: быть ближе к Юри. - Но ты же не девственник? – грубый вопрос Плисецкого вывел из размышлений, как Виктора, так и Юри. Последний снова яростно покраснел: - Нет, не девственник, - едва слышно произнес Кацуки, отводя глаза. Похоже, Виктор был прав насчет того, что Юри стал более раскован: сейчас он явно наблюдал Кацуки версия 1.3: смущен, но не сломлен и не пытается сбежать. Хотя про последнее не факт – слишком уж с большой надеждой на дверь поглядывает. Хотя, его можно понять - Юри же как-никак японец, а у них тут несколько… другое отношение к постельным темам и прочему. Никифоров хотел было приостановить Юрия, но тот, словно предугадав желание Никифорова, шикнул на того и продолжил допрос: - Ты спал с девушкой? - Да. - А с парнем? - Да, - едва слышно выдохнул Юри, смотря аккурат на свои колени. - ЧТО?! Хоровой шок от признания Кацуки вышел настолько громким, что где-то за стеной залаял Макачин, словно присоединяясь к общему шокированному воплю. Виктор был удивлен так, как не удивлялся, наверное, последние лет триста: вот тебе и мальчик-одуванчик, любитель агапэ! - С кем?! – Юрий был явно в не меньшем шоке. – Я думал, что максимум, с кем ты встречался – какая-нибудь телочка-заучка из универа, да и то не факт… - То есть тебя не наводило на мысль, что я спокойно принимаю ухаживания двоих парней, не депрессирую в уголке от неожиданной смены ориентации, и в принципе веду себя на редкость адекватно, хотя вы мне тут вообще гей-секс втроем предлагаете?! – Кацуки выдал это на одном дыхании, хотя все его лицо пылало. - Мы пока не предлагали, - не мог не вставить свои пять копеек Виктор, уже отошедший от первичного ахуя. – Мы осторожно намекали. - Ты, - Никифоров аж глазами захлопал, когда негодующий и по-прежнему ужасно смущённый Юри направил на него указующий перст, - ты мне дрочил, а ты, - палец указал на все еще пребывающего в состоянии обманутого в своих ожиданиях Плисецкого, - транслировал мне такие мыслишки, что любой нормальный человек уже бы или повесился, или сбежал, сверкая пятками! И вот ни у одного из вас не возникло даже малейшего подозрения, что я уже осознавший себя гей?! - Нет, - Виктор с Юрием сказали это настолько синхронно, что Юри тихонько застонал, пряча лицо в ладонях. - Хорошо, если вам так будет понятней: я гей, я знаю об этом уже года четыре как, и я спал несколько раз с парнями! – выпалил Кацуки. - Несколько раз?! – у Плисецкого отвисла челюсть. - С парнями?! – Виктор просто ощутил, как по его хрупкому сердечку сейчас ударили огромной кувалдой. Так у Юри кто-то был, да ещё и не один… - О господи, за что мне это… - Нет-нет, подожди! – Юрий замахал руками и затряс головой. – Ты сломал мое представление о себе, но ладно, об этом потом. Смотри, если ты спал с парнями, то соответственно ты кого-то соблазнял и обольщал, так ведь?.. – последнее прозвучало совсем жалобно: по лицу Кацуки было понятно, что нет, не соблазнял и не обольщал. – Пиздец, как ты вообще умудрился с кем-то трахнуться, да еще и не с одним человеком, я этого понять не могу. - Давайте не будем об этом, - Юри мотнул головой: по нему было видно, что говорить на эту тему крайне неловко, да и не очень приятно. – Понимаете, у меня нет проблем с пониманием, что такое эрос – это-то я осознал в полной мере. У меня проблема в том, что я не знаю, как именно мне это выразить. Я представляю это так: обаятельный богач приезжает в город, очаровывая всех девушек налево и направо. И вот, он решает добиться любви одной, самой красивой леди и пускает в ход все свои силы. Да так, что ей становится все сложнее и сложнее устоять и, наконец, она сдается, наплевав на свои принципы, и погружается вместе с ним в пучину любовных наслаждений, - вдохновенно вещал Кацуки, непроизвольно жестами изображая картинку, которая сейчас проигрывалась в его голове. – Но он, воспользовавшись ей, бросает бедняжку и уезжает дальше, в другой город, продолжать свои любовные похождения. - Ого, Юри, у тебя такое воображение! – воскликнул приятно пораженный Виктор. – Ты передал все правильно, практически идеально описал эрос! Только в чем сама проблема? - Да не могу я так, - вздохнул Кацуки. – Не подходит мне такая роль, это вообще не я. - Не обязательно являться таким человеком, можно просто сыграть, - подал голос Плисецкий. – Возьми за основу реального человека и просто изобрази. - Так давай, покажи мне, - дернул головой Юри. – Я, честно говоря, с трудом представляю, как перенести картинку в моей голове на реальность. - Учись, салага, - Плисецкий ухмыльнулся и поднялся с кровати, вставая в паре шагов от сидевшего на краю Юри. Он запрокинул голову, медленно облизывая губы и едва заметно выпуская клыки: знал же, что образ вампира ему идет невероятно. Юра медленно провел рукой по волосам, едва заметно прищуриваясь, и подмигнул так, что Виктору стало неудобно сидеть на стуле, и он заерзал, принимая более удобное положение. Вот же мелкий… Украл у Никифорова его фирменный жест и ни капли не смущается этого! Да еще и так легко стянул с себя кофту, швыряя её в сторону, и в мгновение ока преодолел расстояние между собой и Юри. - Юри-чан… - нет, он не включал вампирские способности, он просто находился настолько близко, и от него настолько сильно расходилась во все стороны несдерживаемая сексуальная энергия, что даже Виктор, находящийся поодаль, чувствовал, насколько сейчас Плисецкий горяч и восхитительно необуздан. Вот именно такой Юрий мог покорить самого Никифорова, только такому властному и требовательному Плисецкому он изредка уступал главенство в постели, чувствуя, что если он не согласится сам, то его просто не спросят. На Плисецкого желание брать находило редко и чаще всего из-за гнева, злости или просто какого-то яркого чувства. Но если уж Юрий взрывался, то он взрывался так, что Виктору действительно было страшно к нему подходить. Особенно, если причиной взрыва был он сам, в очередной раз, не озаботившись о чувствах парня. Но когда Плисецкий, процедив: «Ты заебал не предупреждать, когда пропадаешь», буквально вгрызся в его губы, сжимая стальную вампирскую хватку на затылке, Виктор с волнением почувствовал, как он податливо прогибается под чужой волей, давящей психологически даже больше, чем физически. И, черт побери, это заводило. Тогда, взведенный до предела Юра просто завалил его на стол и сдернул брюки, одной рукой грубо проникая сразу двумя пальцами, а второй удерживая за платиновые волосы. Виктор хватал ненужный ему воздух ртом, давился собственными полувоплями-полустонами, скользил ногтями по столу, но почему-то позволял пятнадцатилетнему вампиру насиловать себя, не предпринимая попыток прекратить это или хотя бы выразить свое несогласие. И когда член резко ворвался в практически нерастянутую дырку, Никифоров заорал от боли, почему-то даже не подумав снизить чувствительность тела, а Юрий, глядя ему прямо в глаза, грубо проговорил: - Теперь будешь предупреждать. И резкими, размашистыми толчками начал проникать в тело Виктора, невзирая на боль и слабые попытки того к сопротивлению: теперь они все же были. Но не было скорее моральных сил. Воля Юрия давила, подчиняла, отрезала все пути к сопротивлению. Плисецкий брал его грубо, резко, а в какой-то момент впился зубами в шею, прокусывая кожу и начиная мощными глотками пить кровь Виктора, захлёбывающегося в какой-то странной, отключающей сознание эйфории. Сознание ускользало, сердце то останавливалось, то истерически билось, температура тела прыгала – Виктор не мог даже контролировать себя. Последний раз такое было… черт, он даже не помнит когда! Сжавшись сильнее, он сам подался навстречу очередному движению, прижимая Юрия ногами к себе. Плисецкий, почувствовав это, отстранился и сразу же прижался губами к его губам, просовывая язык в рот, а руками подхватывая под бёдра и входя так глубоко, что Никифоров буквально захлебнулся стоном, обнимая его за плечи. Шею едва заметно щипало, голова кружилась, во рту был странный привкус железа и сладкого яда: кровавые поцелуи были у них редкостью, а все тело просто трясло мелкой дрожью удовольствия. Когда рука Юрия опустилась на его член, Виктору хватило пары движений и приказного «Кончай», чтобы с низким стоном и именем Юры на губах излиться себе же на живот. Плисецкий тогда последовал сразу за ним, наполняя его изнутри и, чёрт, насколько же Никифорову тогда было хорошо. С мазохистическим наслаждением он застонал, когда Юрий снова впился в его шею, так и не выходя из него. Сжимаясь вокруг его уже опадающего члена, рвано дыша и едва заметно постанывая, Виктор подставлялся все больше и больше, чувствуя, как все тело глоток за глотком прошивает безумным наслаждением и странной негой. Юра с трудом оторвался от него и, выдохнув и облизав губы, хрипловато произнёс: - Понял? - Если такое будет повторяться каждый раз, то я готов почаще тебя выбешивать, - нервно хохотнул Виктор, откидываясь назад и прикрывая глаза. Никифоров из настоящего затряс головой, ощущая, как у него от воспоминаний, черт побери, от одних нематериальных мыслей приятно тянет внизу живота, а рот наполняется ядом. Не хило его вынесло в воспоминания, даже непростительно можно сказать, особенно учитывая, что перед ним сейчас практически разворачивается начало порнофильма. Твою же мать. Виктор как-то пропустил тот момент, когда Юрий прижал Юри к кровати, удерживая за руки, наваливаясь всем телом и, пошло ухмыляясь, шепча на ухо что-то… - Признайся, тебя же возбуждает то, что я сильнее тебя, - урчащий, сладкий голос был природной, а не вампирской особенностью Плисецкого. – Ты понимаешь, что даже при всем желании ты не сможешь скинуть меня с себя, ты полностью беспомощен передо мной, да, Юри? Кацуки даже не смог ничего ответить, лишь прерывисто дышал, смотря тому прямо в глаза и яростно краснея. Господи, Виктор даже со своего места ощущал волны возбуждения исходящие от них и почти физически чувствовал искры, пробегающие между ними. Кацуки непроизвольно бросил испуганный, но при этом чертовски, чертовски возбуждающий взгляд прямо на Никифорова, который едва ли не сбился с искусственного сердечного ритма от такого буквально прошивающего насквозь взгляда. - Смотри только на меня, Юри Кацуки, - прошипел Плисецкий и нахально, грубо впился своими губами в губы парня под ним. Если бы Виктору было меньше лет, и он был бы в принципе наделен таким понятием, как совесть, то он, возможно бы сказал, что это аморально, возможно бы подумал, что неправильно, когда его парень так целует его спутника, возможно, попытался бы как-то прекратить или остановить это… Но это же был Виктор Никифоров, который лишь судорожно сглотнул выступивший из под клыков яд и в долю секунды переместился к ним. Проведя носом по белоснежной шее Юрия, вдыхая будораживший застоявшуюся кровь аромат, Виктор впился клыками в его шею, делая мощный глоток, жадно выпивая капля за каплей невероятно вкусный напиток, приправленный нотами возбуждения. Плисецкий оторвался от губ Кацуки и застонал, выгибаясь, непроизвольно обтираясь об обоих парней, между которыми оказался зажат и вызывая ответные стоны. Никифоров, словно малолетний, не желающий себя контролировать вампир, впрыснул еще больше яда в кровь Юрия, которого уже откровенно повело от такой большой дозы. - Не смог удержаться, да? – протянул он дрожащим голосом, обращаясь к Виктору, но при этом смотря в глаза Юри, который облизывал припухшие после поцелуя губы и сам мелко подрагивал, возбужденно дыша и невероятно сильно смущаясь. – Смотри, Юри, как Виктор, ахм, меня хочет, - он наклонил голову, открывая еще больше доступа к своей шее, а Никифоров буквально силой заставил себя оторваться от драгоценного тела, рывком вытаскивая зубы. Да, его действительно закоротило от крови Юрия, и сейчас он представлял, как выглядит со стороны: с выпущенными на несколько сантиметров клыками, испачканным ртом с текущим оттуда ядом и совершенно пьяным взглядом, которым он сейчас смотрел прямо на Юри. - Боже… - едва слышно выдохнул Кацуки и, господи, он сам, сам потянулся к Виктору и тот никак не смог проигнорировать этот зов чужой души, не смог укрыться от лавины возбуждения, совершенно неожиданно обрушившейся на него с той стороны, с которой он не ожидал. Зубы столкнулись, словно при первом поцелуе двух школьников, но вот то, как жадно они целовали друг друга, как яростно боролись за главенство в этом поцелуе, одновременно выдыхая и тихо постанывая от движений Плисецкого между ними, заставляло Никифорова терять последние остатки разума. Третьи губы вклинились между ними и, блять, Виктор был готов кончить только от того, что Юра нагло проталкивает свой язык в рот к Юри, сталкиваясь там с его языком и, господи, блять, боже, жарко скользя внутри вместе. Нельзя сказать, что Никифоров никогда не пробовал поцелуй втроем, но ни один из них никогда не вызывал такого безумного, лишающего остатков разума возбуждения, не заставлял гортанно стонать и захлёбываться ядом: чужим ли, своим – непонятно. С трудом разорвав поцелуй, он жадно облизал шею Юрия, начиная непроизвольно скользить по его телу, забираясь под одежду, лаская белоснежное тело. А тот, словно в насмешку провоцировал еще больше, раскрываясь и опуская ехидные комментарии, которые порой сбивались от необходимости сглотнуть накопившийся во рту яд. - Видишь, Юри, - выдохнул Виктор, мстительно выкрутивший Плисецкому правый сосок за очередную провокацию. – Совершенно необязательно желать кого-то отыметь, чтобы продемонстрировать эрос-с-с… - он сорвался на шипение, ощутив, как Юра с усмешкой подался назад, упираясь и требовательно потираясь задом об его пах. - Иногда достаточно просто желать, - усмехнулся Юрий, продолжая мысль. Он начал плавно двигать бёдрами, не разрывая зрительного контакта, и Виктор был готов поклясться, что Юри сейчас сносит крышу не меньше, чем им двоим. И когда Кацуки положил давно уже освобожденные руки на бёдра Плисецкого и подался навстречу его движениям с такой силой, что сам Никифоров это прочувствовал, он никогда не был так счастлив от осознания собственной правоты. Плисецкий, совершенно не стесняясь, стонал и просто сбивчиво выдавал такое, что просто хотелось взять и, наплевав на всё, осуществить его слова. - Блять, да…- Юрий вновь дернулся, захлёбываясь собственным ядом. – Пиздец, как бы я сейчас хотел, чтобы вы, сука, были без одежды и без вообще всего и, чёрт, аххх… - он прокусил нижнюю губу до крови, когда Юри под ним двинулся особо удачно, проскользив прямо по всей длине члена. – Просто все бы нахуй отдал, чтобы сейчас вы не терлись об меня, как малолетки, а просто, блять, взяли и засадили, оба или по отдельности, нахуй, неважно, просто бы засадили и тра-ха-ли, - произнес по слогам Плисецкий, зажмуриваясь и резко дергая бёдрами, пытаясь хоть как-то утолить адское возбуждение. - Юра, - Виктор не мог поверить, что его, тысячелетнего вампира так запросто перекрывает от близости с двумя парнями, которые чуть меньше, чем на бесконечность младше его. - Юра, - синхронно с ним прошептал Кацуки, жадно выдыхающий, но при этом бесконечно, до безумия смущенный. Он явно не мог противиться своим желаниям, сжимая руки на бёдрах Плисецкого так, что у того бы появились синяки – будь он человеком. Виктор был готов поставить на кон остатки своей души, что Юри сейчас больше всего на свете хотел, чтобы Плисецкий не просто громко постанывая, выгибался на нём, а на самом деле насаживался на его член, вскрикивая и принимая до основания. Кацуки зажмурился, а Виктор, не желая больше терпеть это всё, просунул руку между их телами и с лёгкостью разделался с ширинкой и пуговицей на брюках Юрия, высвобождая его член, а затем просто приспустил резинку на брюках Юри. С влажным хлюпаньем он задвигал рукой по их плотно прижатым друг другу членам и ничуть не удивился, когда соулмейты, прижавшись лбами друг к другу и плотно зажмурившись, синхронно застонали в разных тональностях, кончая и пачкая руку Никифорова своим семенем. С трудом заставив себя отлипнуть от замершего и переживающего оргазм в состоянии анабиоза Юры и прерывисто дышащего и глупо моргающего Юри, Виктор упал на кровать рядом, запуская руку под полу халата, и в несколько грубых движений кончил, сжимая зубы. - Хорошо мы… эрос изучили, - с трудом выдал Плисецкий, приходя в себя и пытаясь хоть немного привести себя в порядок. – Намного веселее, чем агапэ, на самом деле. - Когда я осознаю, что произошло, уберите от меня все предметы, которыми можно самоубиться, - слабо подал голос Кацуки. - Так это ж для тебя не впервой, - с вновь проснувшимся ехидством выдал Юрий, поворачиваясь набок и с интересом глядя на пребывающего в какой-то прострации парня. - Не впервой спать с парнем. Но не такое, о господь, как же стыдно-о-о, - Юри, мотая головой, сжался в клубочек, зажмуриваясь и закрывая лицо ладонями. - Привыкнешь, - хмыкнул Плисецкий, не испытывающий к нему ни грамма сочувствия. - Понравится, - усмехнулся Виктор, со спины приобнимая Юри и прижимая его к себе. – Хотя тебе уже понравилось, да? – выдохнул он в ухо буквально полыхающему смущением парню. - Вы садисты, - пробубнил он в свои ладони, так и не показывая свое лицо. Однако, как мысленно отметил Никифоров, против «привыкнешь», Кацуки не сказал и слова против. - Мы не садисты, мы просто хорошие учителя, - промурлыкал он, носом утыкаясь в сладко пахнущее местечко за ухом парня. – Вот только попробуй сказать, что не понял, как именно тебе подойдет откатать эрос. - Я понял, - неловко улыбнулся Юри, отнимая руки от лица и пряча глаза. – Я не буду мачо-соблазнителем, который добивается и бросает прекрасную даму. Я буду дамой, которая изводит его, пользуется, а потом бросает, оставляя наглеца ни с чем! - Ебать, надеюсь, что это будет просто игра, - нервно хихикнул Юрий, как-то незаметно притеревшийся к ним и закинувший ногу на Кацуки. - Конечно, - смущенно наморщил нос Юри. – Я же не дурак, чтобы бросать тех, кто мне нравится. - Господи, Юри, какой ты милый, - застонал Виктор, обнимая того сильнее одной рукой, а пальцы второй переплетая с Плисецким. Впервые за несколько столетий всё, казалось, налаживалось. *** - Сэр, вы уверены, что стоит это делать? – Энрике нахмурился, поправляя очки, но тут же спохватился, бешено размахивая руками. – Нет-нет, я не оспариваю ваше решение, ни в коем случае, но все же… она одна из лучших спортсменок в мире. И её брат тоже. Они оба практически наша национальная гордость! Это же будет международный скандал. Плюс мы не уверены, что вся её семья такая же. - Не имеет значения! - рявкнул мощный черноволосый мужчина, поднимаясь из-за стола. Волосы крупными завитками лежали в аккуратной строгой причёске, волевой подбородок украшал шрам, а тёмные, практически чёрные глаза горели поистине инквизиторским огнём. – Если есть хоть какой-то шанс, что мы можем уничтожить большее количество этих тварей, то мы им воспользуемся, не будь я Джакомо Герра! - Но сэр… - Никаких «но», Энрике, - прорычал Джакомо, грубо хватая парня в очках за воротник. – Хватит уже дрожать перед мнением общества! Мы должны выжечь эту заразу с лица земли и точка, - он с трудом разжал руку и рвано вздохнул. - Я уже подписал бумагу на арест Салы Криспино и всей её семьи.