"я хочу умереть. чтобы стало легче."

      Наверное, на могилах сугробы. Может быть трупы под ними празднуют чёртов новый год, дожёвывая собственную кожу на пальцах и выдавливая глаза. И всё это лёжа под толщью земли и снега, который горками укрыл каждый домик покойника. У них там своя атмосфера. Обтянутые кожей скелеты и проломленные гробы. Страшно думать, что кто-то из них попадёт туда живым, но иногда (всегда), некоторым (Мише), хотелось туда, но обещание сильнее смерти.       У Миши был алкоголь и петля. Петля была уже готовенькая, а на столе кроме бутылки и не было ничего. Один из худших праздников, какие только могли придумать. Всё же, он был и был когда-то столь горячо любим и желанен, а вот его (парню) другу — нет. Это так иронично и смешно, ведь Миша так хотел отпраздновать этот новый год с Даней, что так ненавидит праздники, но выполняет подобные капризы. Ненавидел. Выполнял.       Даня умер от машины. Большой и быстрой, она смяла его тело и не оставила надежды взглянуть на него последний раз. Это было так больно, слышать хриплый и безэмоциональный голос, сообщивший о его смерти. Полное неверие завладело им, а после апатичность. Надежда, что Даня сейчас напишет и скажет: «Пошли снимать видосы!», была так больна и горька на вкус, что и думать об этом не хотелось.       Самое ужасное во всём этом было то, что они с Мишей договорились. От этого договора ему хотелось плюнуть на дружбу (которой и не было на самом деле, любовь и близко не дружба) и просто лечь на могилу парня и лежать, пока не сдохнешь, чтобы так же больно, чтобы так же противно обидно. Но Совергон помнил, он отчеканил каждое слово и не только в сознание, он вырезал эти слова на бедре. Тонко и аккуратно, будто кто-то их ещё увидит. Будто кто-то ещё прочтёт эти самые кровавые буквы, ставшие роковым предложением. «Никогда не приходи ко мне на могилу.»       И о да, как же он любил теперь цитаты. Создав на своём теле целый их сборник. В последний моменты своей когда-то счастливой жизни, он выводил одну из последних. Быстро, размашисто. Буквы убегали и терялись на разных импровизированных строчках, от чего хотелось смеяться. Это как его пульс, как его давление. Он не позволял себе плакать, да, он этого не обещал, да, ему хотелось, но гордость сосала под ложечкой слишком сильно, почему он и не позволял. Последней цитатой должна стать: «я хочу умереть. чтобы стало легче.».       За окном салют, а он стоит у петли. Его окатывает ностальгическая грусть и он терпит до последнего, но…       Он настолько тупой, что не выключил телефон. И он настолько тупой, что не залез в петлю раньше, ведь теперь по квартире разносится телефонная трель, а трясущиеся конечности судорожно пытаются, хоть что-то сделать, для избавления. «Лизка»        — Не смей этого делать. Она явно пьяна, у неё то праздник.        — Он бы этого не хотел.       Слова сухие и режут по живому.       Телефон разбивается о стену, а Миша глухо оседает на пол под радостные визги людей. У него мокрые глаза и теперь он умер морально. Пусть, он будет жить ради того, у кого сейчас кожа на десерт и земли покрывало. Он доживёт до старческой смерти и будет проклинать всех, пока ждёт её.       Главное лишь: «я хочу умереть. чтобы стало легче.»