Вадим говорит много чего: учит тому, как держать оружие, как душить голыми руками, как сносить заражённым головы кастетом, но тому, чтобы Серёжа стал нянькой для восемнадцатилетнего парня — нет. Отвести — получить оружие — забыть.

сережа уже вроде хочет даже уйти отсюда, потому что танцпол разочаровывает его, как ему в грудь начинает упираться чужая, сместившая какую-то девушку перед ним. пешков удивлённо поднимает взгляд под тоненький голосок аникв из новенького трека бушидо жо: «хотя бы раз давай будем честны: нам тесно быть вместе» — звучит в голове у сережи, как и у всей толпы, пока он разглядывает грязно-зеленые глаза, смотрящие на него удивленно.

"их главная ошибка, общая, всегда одна — три не делится на два без остатка..." — Ты мне нравишься, Серёж, — повторяет Бессмертных, наваждение не прогоняя, а вытаскивая Пешкова из личных тяжёлых мыслей и страхов. Будет вытаскивать ровно столько, сколько потребуется, пока тот будет выбирать его. — Я никуда не исчезну, тебе придётся открыть глаза. — В голосе Вани вся нерастраченная нежность, безмятежность и что-то, что заставляет — не силой, просто своей уверенностью — Серёжу глаза открыть.

ваня теряется в этом ощущении не властности, но чужого желания — от парня будто разит возбуждением, накрывающим, как волна, и бессмертных. он в прострации, он в собственном грехопадении прекрасен. пешков не выдерживает, кладет пальцы на чужой острый подбородок и держит крепко — надавливает и тянет вниз, заставляет ваню «кивнуть». ваня не против — ваня кивает вместе с чужой ладонью. 

О кинке на медиков, пневмонии и Иване Валентиновиче в хирургичке. А ещё теории, которую Пешков убьется, но проверит.