Путь навстречу

Виктор знал, что должен быть во многом благодарен соулмейту, ведь он черпал своё вдохновение именно из его эмоций. Таких разных, таких чистых и искренних. Каждое важное выступление Виктора сопровождалось мощным выплеском положительных эмоций: радостью, восхищением и невероятной поддержкой. На него смотрели. За него переживали. Им восхищались и его любили. И это окрыляло, буквально не давая упасть на лёд. Он знал, для кого катался и кому посвящает свои победы. Для него этот этап Гран-при не имел какого-либо кардинального отличия в сравнении с другими. Лишь странное предчувствие заставило его проснуться в день выступления раньше обычного. "Всё в порядке?" — написал Виктор на своей руке, после чего в подтверждение своему предчувствию ощутил лёгкое колебание, которое не успели скрыть с той стороны. "В полном" "Уверен?" "Да" И как ни пытался Виктор понять хоть что-то по ощущениям, у него ничего не вышло: другая сторона была наглухо закрыта. "Засранец", — подумал Никифоров, прикрывая глаза, но понимая, что заснуть уже сегодня не сможет. Предчувствие грызло изнутри, вот только зная временами упрямый характер своей родственной души, Никифоров решил не донимать его. И, к облегчению Виктора, первый день этого этапа прошёл просто замечательно. Выступил Виктор более чем хорошо, что неизменно отобразилось в его баллах на таблице. Поддержка со стороны соулмейта привычно грела сердце, вот только Никифорова не покидало ощущение, что во время выступления кто-то за ним наблюдает слишком внимательно для обычного зрителя. "Никифоров, не сходи с ума. Стареть, что ли, начинаешь? То предчувствия, то теперь мания преследования", — усмехнулся про себя Виктор, но тем не менее несколько раз, откровенно говоря, буквально заставлял себя держать голову прямо. Глаза то и дело скользили по трибунам в попытке понять, кому принадлежит этот взгляд. До своего номера в тот день Виктор добрался с трудом держа лицо. Он был очень сильно вымотан не сколько выступлением, сколько последовавшими за ним интервью и общением с поклонниками. А если ещё к этому прибавить непривычно ранний подъём, то не было ничего удивительного, что, едва Виктор переступил порог комнаты, он сразу направился к кровати. Обессилено упав на прохладные простыни, он хотел было уже обнять руками подушку, как заметил под задравшимся рукавом новые буквы. "Ты был сегодня великолепен!" Губы сами собой растянулись в улыбке, в то время как внутренности заполнило нежностью к человеку по ту сторону связи. Тянуться за ручкой не было никаких сил, поэтому всё, что мог сделать Виктор, — это прижаться щекой к словам и глубоко вздохнуть. Желание встретить своего соулмейта достигло своей наивысшей точки, вынуждая Никифорова прикусить губу. Светлые брови изогнулись от боли, что стала чёрной жижей разбавлять светлые эмоции внутри него. Зажмурившись, он с нескрываемой тоской потёрся носом о слова на руке, вдыхая щекочущий запах шариковой ручки. Кожу привычно закололо, заставляя Виктора распахнуть глаза и внимательно вглядеться в то, как на коже линия за линией начали проступать буквы, складывающиеся в слова. "Потерпи немного... Мы обязательно скоро встретимся!" Перечитывая снова и снова послание, Виктор неожиданно почувствовал, как его тоска и боль крупица за крупицей начинают исчезать. Просто испаряться, в то время как на их место медленно приходило умиротворение. "Вот оно что... — думал Никифоров, легко проходясь пальцами по исписанной коже. — А когда-то я точно так же успокаивал тебя". Сонливость всё же начала брать над ним верх, делая веки невероятно тяжёлыми, а дыхание — более глубоким. Так хорошо и уютно ему не было уже очень и очень давно. К слову, это состояние покоя сохранилось и утром, даруя Виктору уверенность в своих силах, а также просто хорошее настроение. Ровно до полудня Виктор был полон уверенности, что вчерашние страхи и предчувствия были просто минутным помутнением и слабостью. Вот только он и представить не мог, что за каких-то полчаса до начала выступления его скрутит от вспышки давно забытой душевной боли. Чужой душевной боли. — Виктор! Что с тобой? — Ты в порядке? — Эй, ты слышишь меня? Виктор! Обеспокоенные голоса доносились словно из толщи воды, в то время как Никифоров, жадно хватая воздух, до побелевших костяшек сжимал бортик катка. Не было ни сил противостоять этим всполохам отчаянья внутри, ни пытаться их принять на себя. Виктор не мог справиться с болью соулмейта. Всё, что было сейчас в его силах, — это стоять на ногах и держать свои собственные эмоции под замком, чтобы ненароком они не дошли до другой стороны. Прикрыв глаза, Виктор до боли прикусил губу, когда перед его внутренним взором предстала картина. Картина, в которой чистое, тёплое пространство заполняет густая субстанция непроницаемо чёрного цвета. Субстанция, которая поглощает и ломает всё вокруг, погружая в беспросветное... "Горе", — всплыло в голове Никифорова, заставляя обречённо застонать. — Виктор. — Голос Якова, а также его твёрдая рука заставили фигуриста наконец вернуться в реальность. — Тебе скоро выходить. Вокруг него собралась обеспокоенная толпа, но всё, что видел Виктор, — это серьёзные, но неравнодушные глаза тренера. В них читался немой вопрос, на который мужчина смог лишь кивнуть. С тяжёлым сердцем он закрылся от соулмейта стеной и шагнул на лёд, оставляя чужую душу захлебываться в боли на долгих пять минут. Выступил он, как всегда, идеально, хоть и далось ему это очень тяжело. Переживание за соулмейта и отсутствие крыльев поддержки за спиной тянули ко льду. Но он справился. Вот только вернувшись на прочную землю, он обнаружил, что за воздвигнутой стеной остались лишь измазанные грязью руины и пепелище. Поднимаясь на пьедестал в тот день, Виктор улыбался приклеенной улыбкой на камеры и сжимал в пальцах золотую медаль. Ему казалось, что внутри него по стенкам стекает гной, выдавленный собственными руками из язв, которыми была покрыта его душа. Он оставил его. Не смог помочь, хотя и обещал всегда защищать. Он снова повторил ту ошибку, что совершил в юности. Теперь собственный выход на лёд казался сущим предательством. Но у него была ещё вся ночь, чтобы предаться самобичеванию, а пока, фальшиво улыбаясь окружающим, Виктор шёл по вестибюлю в сторону выхода в сопровождении тренера и Юры Плисецкого. И снова ощущение, что за ним кто-то наблюдает, прошлось дрожью вдоль позвоночника. Вот только в этот раз у него не было сил сопротивляться, поэтому, повернув голову, он наткнулся на внимательный взгляд карих глаз. Отметив на уровне подсознания, что незнакомец перед ним чем-то опечален, Виктор ничего лучше не придумал, чем улыбнуться. — Совместное фото? О, я не против. На миг Никифорову показалось, что парень вот-вот отшатнётся, как от пощёчины, но он лишь отвёл взгляд и, качнувшись вперёд-назад, молча пошёл в другую сторону. В тот день Виктор Никифоров одержал блестящую победу на очередном из этапов Грант-при, чего от него и ожидал весь мир. Но он был слишком подавлен, чтобы радоваться вместе с остальными. Он был слишком подавлен, а посему сразу же ушёл после своего выступления в зал ожидания и не видел, как ужасно откатал свою программу фигурист из Японии. Как часто падал и путал движения. Он был слишком подавлен, чтобы в глазах парнишки, которого он принял за поклонника, увидеть руины и выжженную поверхность. Он был слишком подавлен, чтобы почувствовать, как чужая душа, находившаяся от него на расстоянии в пару метров, отчаянно тянется навстречу. Он был слишком подавлен...