Путь навстречу

Своё отношение к соулмейту Виктор складывал по кусочкам на протяжении многих лет. Никифоров не знал, ни как зовут этого юношу, ни как он выглядит. А для того чтобы однажды утром проснуться с мыслью, что он безумно любит свою родственную душу, пришлось пережить немалое. Виктор видел чудесный внутренний мир японца и не понимал, как можно было его не любить. Эмоции соулмейта были настолько чистыми, светлыми и искренними, что, иногда позволяя себе проникнуться ими, Виктор понимал, что человек на той стороне почти святой. И от этих мыслей становилось жутко стыдно за свои поступки, которые так или иначе проецировались внутри. Единственным, как казалось Никифорову, несовершенством в личности его человека была почти болезненная закомплексованность. Всполохи неуверенности сопровождали существование парня так часто, что Виктора это начинало беспокоить. Но он нашёл способ справляться и с этим. Иногда Виктор немного перетягивал на себя чужие волнения и страхи, как когда-то в юности забирал на себя его боль. И пусть это занимало у него немало сил, пусть после подобной процедуры он ощущал себя жутко сонным, но неизменно вздрагивавшее от благодарности чужое сердце того определённо стоило. Решения довериться соулмейту и ждать столько, сколько потребуется, Виктор придерживался уже более трёх лет. Но и у его терпения был предел. Когда именно держать в себе тоску станет невозможно, Виктор не знал, но каким-то шестым чувством ощущал, что уже находится почти на пределе. Ему было двадцать шесть, когда достаточно известное в России издание признало его самым завидным холостяком страны. Читая лестные, но такие пустые слова в свою сторону, он иронично улыбался, ещё не подозревая, какие последствия повлечёт за собой эта статья. Почти все газеты и журналы словно обезумели, прощупав в этой теме золотое дно. Каждое интервью, что приходилось давать Никифорову в то время, так или иначе сводилось к каверзным вопросам. — Виктор, а как у вас дела на личном фронте? — Хорошо, слава Богу, — отозвался фигурист, откровенно говоря уставший от однообразия этих глупых вопросов. — Вы нашли своего соулмейта? — оживилась толпа журналистов. — Угадали, — неожиданно даже для себя озвучил правду Виктор. Гомон, поднявшийся в зале, на какое-то мгновение просто оглушил Никифорова. Со всех сторон послышались взбудораженные голоса: — Кто он? — Можно с вами взять интервью? — Это мужчина? — Он младше вас? На все предположения и вопросы Виктор лишь улыбался и говорил, что сейчас раскрыть личность его пары возможности нет. Но журналистов подобный ответ, конечно же, не устроил, поэтому уже утром заголовки всех печатных изданий кричали о сенсации. Приправленные огромной долей домыслов и предположений почти все статьи говорили, что загадочным соулмейтом звезды фигурного катания является не кто иной, как юный спортсмен Юрий Плисецкий. — Что за бред... — улыбался Виктор, тем не менее ощущая беспокойство за грядущую реакцию своего человека. "Нужно будет скорее ему написать", — думал он, буквально считая минуты до конца тренировки. Но и после неё ему не удалось вырвать секунду для объяснений, так как в раздевалку на полном ходу ворвался разъярённый Плисецкий. — Что за херня написана в этой статье?! — Ты меня спрашиваешь? — поинтересовался Виктор, потирая переносицу. — Я ничего подобного не говорил. — Тогда какого чёрта? — не успокаивался Юра, меряя раздевалку решительным шагом. — Ущербные газетёнки! Нужно дать опровержение сегодня же! Не хочу получить клеймо твоей подстилки! Было видно, что юного фигуриста очень задела эта статья, и Виктор не мог на сто процентов сказать, что беспокоился мальчик только за себя. — Не могу, — отозвался Виктор, понимая, что только что поспособствовал взрыву маленькой ядерной боеголовки по имени Юрий Плисецкий. Но, вопреки всему, особого эмоционального всплеска со стороны Юры не последовало. Юноша лишь забавно нахмурился, остановившись напротив Виктора, после чего поинтересовался: — И почему же? Никифорову всегда симпатизировал этот юный, талантливый и не по годам умный мальчишка. Виктор видел в нём не только потенциал, но и железный стержень характера, который не всегда можно встретить даже у взрослых людей. Поэтому он не видел ничего плохого, чтобы включить его в число людей, знающих свой секрет. "К тому же он всё же человек, который пострадал из-за моей глупости", — подумал Никифоров, оголяя руку, на которой как раз начали проступать слова с другой стороны связи. "И зачем ты это сделал?" — написал соулмейт, и Виктор прямо-таки ощутил, как японца гложут непонимание и обида. Не в силах терпеть это дальше, Никифоров достал из сумки ручку и под внимательным взглядом Юры написал: "Извини. Я не говорил ровным счётом ничего. Сказал лишь, что нашёл своего соулмейта и что у нас всё хорошо, но говорить, кто это, пока не буду. А дальше они начали фантазировать сами. Мне жаль" Насколько Виктор мог судить по ощущениям, его слова принесли огромное облегчению парню на той стороне. "Но почему именно Плисецкий?" Скосив взгляд на мальчика, что с молчаливым изумлением наблюдал за их перепиской, Виктор всё же написал то, о чём думал во время прочтения той глупой статьи: "Полагаю, потому что Юру не так давно начал тренировать Яков, поэтому мы достаточно часто стали пересекаться. А главным доводом в эту пользу служит юный возраст Плисецкого. Мол, я скрываю нашу с ним душевную связь, потому что он ещё мал для этого" Виктор буквально ощутил, что стоящий рядом спортсмен заскрежетал зубами. В ожидании ответа Никифоров поинтересовался: — А ты уже нашёл своего человека? — Ещё нет, — отозвался с раздражением в голосе Юра. — Слово? Имя? Эмоции? — предположил Никифоров, смотря, как раздражённо поджимает губы Плисецкий. — Таймер, — выплюнул, словно самое страшное ругательство, мальчик. — О... Не нравится жить в ожидании чего-то предрешённого? — спросил Никифоров и по скривившемуся лицу понял, что попал в самую точку. Расспрашивать дальше Виктор не стал, лишь поинтересовался: — Я не хочу портить жизнь ни себе, ни ему. Ты сможешь сделать опровержение от своего имени? — Я подумаю, — отозвался Юра, о чём-то напряжённо думая. Но стоило ему увидеть, как Виктор собирается озвучить более чем очевидную просьбу, не выдержал и рявкнул: — Да понял я! Никому не скажу! Улыбнувшись, Никифоров поблагодарил его в удаляющуюся спину и готов был поклясться, что, прежде чем закрыть за собой дверь, Плисецкий кивнул. Вот только вопреки ожиданиям, юный фигурист тоже не стал давать опровергающее интервью, на немой вопрос Виктора ответив: — А что, одному тебе можно иметь неразглашаемую личную информацию? Фиг я им что-то скажу... Нечего всем пялиться на мой таймер! Тогда Никифоров лишь понимающе улыбнулся, осознавая, что их молчание только поощрит печатные издания, подарив ощущение безнаказанности. И не прогадал, снова и снова натыкаясь на репортажи с «близкими» фигуристов, которые так или иначе подтверждали предположения, блуждающие по заголовкам газет, журналов и постов в Интернете. Вскоре, заразившись от Никифорова флегматичным отношением к этому делу, Юра, стоило только появиться такой статье в их раздевалке, чинно брал её в руки и демонстративно нёс в мусорное ведро. — Молодец, каждый мужчина должен уметь сразу выбрасывать мусор, — подкалывал его Виктор, за что неизменно получал по голове чехлом от конька. Неосознанно эта ситуация сблизила фигуристов, сделав их если не друзьями, то приятелями точно. Невзирая на иной раз резкий тон Плисецкого, Виктору было приятно поболтать с мальчишкой и за пределами ледового катка. Вот только со временем это стало всё больше и больше походить на дружбу, так как иногда между ними заводились разговоры слишком личные, чтобы обсуждать их с кем попало. Так, Плисецкий узнал о втором виде связи Виктора, а также, что его соулмейт живёт в Японии, в то время как Виктор увидел таймер на шее Юры, специально спрятанный под волосами. И эта информация, о которой знали лишь единицы, невольно сближала их всё сильнее. Что не всегда было хорошо. "Видел ваши фотографии с Юрой в кафе. Мне кажется, что он подрос" "Есть такое. Я надеюсь, ты не ревнуешь?" "Ревную. Но вряд ли смогу что-то с этим сделать" Честность всегда была отличительной чертой его соулмейта. Сейчас, вслушиваясь в эмоции на той стороне, Виктор со всей ясностью понимал, что безмерно любит своего человека, поэтому вместо объяснений и попыток что-то доказать просто позволил ему заглянуть через свою стену и ощутить всё то, что чувствует он сейчас. "Извини. Я тебя тоже" — пришло спустя пару мгновений, заставив Никифорова грустно улыбнуться. Встреча с каждым днём становилась всё более желанной, но всё такой же эфемерной. И восхитительные моменты близости, позволяющие увидеть соблазнительные изгибы молодого тела, лишь распаляли Никифорова, окончательно лишая покоя. На горизонте замаячило выступление на Сочинском этапе Гран-при, и, дабы не надоедать соулмейту душевными беспокойствами, Виктор с головой ушёл в подготовку. Бешеные тренировки, тщательное оттачивание каждой детали выступления вгоняли его тело в блаженное состояние, когда думать не хотелось ни о чём, кроме как о тёплой кровати. Японец тоже стал выходить на связь всё реже, явно занимаясь чем-то очень важным для себя. Лишь иногда до Никифорова долетали отголоски чужих волнений и нетерпения, но он мало придавал этому значения. Чего делать явно не стоило.