Последнее дело

Я, как майор милиции с 30 летним стажем работы, могу смело сказать, что за всё время службы повидал многое, если не всё.Редко что-то производило на меня столь острое впечатление, ведь расценивалась мной, как часть моей же работы. Многое помнится плохо, а многое и вовсе забыто. Но события того утра я так и не смог и скорее всего не смогу забыть. А начиналось всё, как самый обычный рабочий день. 10:15 утра, я в своём кабинете, попивая свежезаваренный кофе, просматриваю отсчёт о закрытии очередного дела. За дверью очень тихо и лишь изредка слышатся размерные шаги, сопровождаемые постукиванием каблуков наших сотрудниц. Но вот слышны тяжёлые, но быстрые шаги в коридоре, похожие на бег очень грузного человека. С каждым разом они слышны всё отчётливее и что-то мне подсказывает, что они направляются прямо к моей двери. Дёргается ручка и дверь кабинета резко открывается, ударяется о стену и отскакивает, на пороге ели дыша стоит мой коллега, низкий широкий мужчина, в толстом, вязанном свитере, пытается что-то сказать, но слова застревают у него в горле. Наспех отдышавшись он проговаривает: -Начальник! ЧП! В школе по детям стреляют! — и сразу же убегает обратно в коридор. Придя в себя от секундного шока, а кричу ему вслед: -Ты группу захвата вызывал? -Вызывал, вызывал! — слышно из коридора. -А скорую! — 2 кареты… Я на ходу сделал последний глоток кофе, захватил с вешалки куртку, открыл сейф и взял пистолет с наручниками и выбежал из кабинета догонять его. На улице нас уже ждали 2 полицейские машины вместе с 10 высокими, крепкими парнями из спецназа и две кареты скорой. Мой коллега даёт свою любимую команду, по машинам! '', мы все садимся и машины срываются с места. Хотя ехали мы достаточно быстро, мне всё казалось, что мы не успеем. Казалось, что все в этом мире в сговоре помешать нам доехать вовремя: то грузовик, нагруженный кирпичами, ели крутит колёсами, то седан решает перестроится в наш ряд, то нескончаемая толпа пешеходов не спеша переходит дорогу. Хотелось просто вылететь и полететь туда, распахнув крыльях. Чувство лютой безысходности, и собственной беспомощности разгрызали меня изнутри.  — Быстрее не можешь? — люто стиснув зубы приговаривают я. -Не начальник, быстрее никак… Убьёмся ведь…- говорит он и тоже явно негодует. Досада- всё то, что я испытывал в тот момент. Но вот мы на месте. Школа. В панике выбегающие дети. Вы выходим. Мой коллега безуспешно призывает всех к спокойствию. Я даю приказ спецназу обеспечить безопасный отход детей, а за тем входить в школу. Убедившись, что мой приказ услышан, я врываюсь в здание школы один. В хаосе я сталкиваюсь со сторожем. Она вся в слезах бессвязно говорит что-то. Я хватаю её за плечи, тем самым заставляя послушать: — Успокойтесь, слышите успокойтесь! Сколько их? -Дв-двое…- ноет она. — Куда они пошли? — Не знаю, наверное в столовую. — Уводите детей и спасайтесь сами, как можно скорее! — с этими словами я, вдохнув побольше воздуха, продолжаю бежать вглубь школы. Мне приходиться моневрировать в толпе спасающихся детей, нередко сталкиваясь с ними плечами. Вот мне уже отчётливо, слышны выстрелы. Выстрел за выстрелом… Выстрелы преимущественно из пистолета, но вот послышалась винтовка. Я набираю скорость, по пути заряжаю табельное оружие… Глухой и длинный звук выстрела и последовавший за ним истяжный мужской крик. Я набираю скорость… Резкий выстрел, подобный хлопку, поражает цель. Выстрел. И ещё один и ещё один. Слышен кашель, харканья вперемежку с криком, будто жертва задыхается собственной кровью, её судьба решена, но адреналин заставляет её безрезультатно сопротивляться. Ещё три выстрела- крики умолкают. Вмиг становиться тихо, тихо до звона в ушах. Я добегаю до лестницы. Стремительно поднимаюсь по ней. Выстрел- но не единого ответного звука.  — Ещё чуть-чуть! — с этой мыслью я выбиваю дверь, врываюсь в столовую и закрываю прямо на пороге А далее пауза… Страшная картина, заставившая меня забыть про оттышку и про дыхание вовсе. Повсюду в хаотичнном порядке разбросанные детские тела, разбросанные столы и стулья, разбитые чашки, тарелки, размазанная по всему полу еда, стены насквозь прошитые шальными выстрелами. В шести метрах от меня стоит он… Юноша, лет шестнадцати, в дутой куртке, в чёрно-оранжевую полосу с пистолетом у виска.В двух шагах от него лежит тело его сверстника, плотно сжимаюшее в руках пистолет. Как потом выяснилось- второй стрелявший. Неподалёку от них, вжавшись в стену лежит раненная кудрявая девочка. Раненная, но пока в сознании. Парень смотрит то на своего мёртвого товарища, бормоча что-то себе под нос, то краем глаза поглядывает на девочку. На глазах наворачиваются слёзы, он закидывает голову кверху, пытаясь залить их обратно, глубоко вздыхает, меняет угол дула пистолета- делает всё чтобы найти в себе силы спустить курок. Но у него не получается. Кажется, что никто меня не видит, да и я не указываю на своё присутствие. Казалось бы, надо подбежать с диким воплем в духе, лежать!«, оружие на землю'', выхватить оружие, набить морду по самое не хочу, но что-то мне не позволяет даже сдвинуться с места, не то что совершить вышеописанное. Шаги. Стремительные, тяжёлые шаги слышны с лестницы. Я, с недоумением на лице, чуть было оборачиваюсь назад, как мимо меня проносится группа спецназа. Мальчик бросив на них испуганный взгляд, роняет пистолет и подняв руки начинает опускаться. -Лежать! На землю! — с этими словами его валят, для фиксации прижав спину ногой, наспех обыскивают, скручивают и в полусогнутом положении молнеиносно выводят из столовой. И снова тишина. Я всё ещё пребывающий в шоке только тогда смог сделать несколько шагов вперёд.Резкий запах свинца проник в ноздри. Оборачиваюсь назад- девочка потерялся сознание… или умерла? Я присел, что-бы проверить пульс- жива.В нескольких метрах от девочки, облокотившись о стену, лежит мальчик, тело которого покрыто двумя жирными красными пятнами, рот залит бесконечно пребывавшей к нему кровью, которая больше не умещается в нём и начинает стекать густой струёй.В центре столовой на спине лежит другой мальчик в синем свитере, с размазанной по холодному кафелю густой кровеподобной массой, как мне тогда показалось, с частичками мозга. Рядом с ним валялся обрез от, мосина» с наполовину открытым затвором. , Пытались обезоружить…''-усмехнувшись подумал я. Я иду вглубь столовой… Приходиться переступать через парты, не раз спотыкаясь о них и разгребать стулья. Под ногами оказывается тело девочки, плотно сжимающей руками горло, в то время, как через отверстия пальцев сочятся многочисленные струйки рубиновой крови. Я ненароком посмотрел ей в глаза. Залитые застывшими на всё ещё открытых глазах слезами они будто смотрели сквозь меня. В них сквозила боль и отчаяние, угнетение, растерянность.В тот момент они говорили мне на порядок больше, чем любые другие живые глаза. Нащупав на поясе рацию, я даю разрешение впускать скорую. Кинув последний взгляд на окоченевшее тело девочки, я резко разворачиваясь и быстро выхожу из столовой, наспех вытирая накатившиеся слёзы. На выходе тоже складывалась далеко не лудшая ситуация. Люди. Много людей. Много взглядов, хаотично бороздивших пространство. Царит сметение и отчаяние, ведь все эти люди стоят перед нейзвестностью, что пугает намного больше. Глаза мужчин полны боли, глаза женщин полны слёз. Эта помесь стонов, рыданий и крика отождествляется со страданиями душь во многочисленных кругах ада, в то время, как ад находится прямо здесь, прямо здесь и сейчас. Проблемы всё не прекращаются. Скорая не может въехать на территорию из-за припаркованных машин перекрывших проезд. Поняв это все кому не лень бегут в сторону парковки, окружают машины, собравшись по десять человек с каждой стороны, отчаянно трясут машины и выбрасывают на обочину. Скорая въезжает на территорию и с несколькими парами носилок несётся в сторону школы, пробивая себе путь через большие скопища людей. Я постепенно сливаюсь с толпой. Меня замечает мой коллега и бегом движется мне на встречу. Громко говорит что-то и яро размахивает руками. Но я не слышу не слова, мои глаза резко переводят взгляд из точки в точку непрерывно натыкаясь на людей медленно теряющих надежду. Но на глаза снова попадается он. Непутёвый самоубийца. Сидит в машине, скованный в наручники, и смотрит на школьную дверь, находяшуюся позади меня. А я в оцепенении смотрю на него. Вдруг откуда-то доносится женский крик, медленно переходящий в рыдание. Я почему-то поворачиваюсь к двери, из которой на носилках выносят тела убитых детей. Накрытые белоснежными полотнами, где-то с небольшими вкраплениями крови, а где-то с жирными алыми пятнами. Врачи загружают детей в карету одного за другим, под натиском толпы, где каждый расспрашивает о чём-то, но фактически слепо кричит в пустоту, ведь в конечном счёте не получает ответа. Толпа расходится и все в рыданиях, беспорядочно кидаются друг-другу в объятья, родные, друзья, знакомые и незнакомые- это неважно. У всех у них одна боль. Вся заваруха длилась около двух часов, после которой следовал многочасовой допрос подозреваемого, в тёмной комнате под одинокой, колеблющейся на тонком проводке, лампочке. Ситуацию усложняла шоковое состояние парня, он не мог чётко ответить не на один вопрос, почти нечего не помнил, из носа часто шла кровь, руки тряслись и он постоянно плакал, поэтому полную картину случившегося удалось составить во многом благодаря показаниям живих свидетелей и ближайшего окружения подозреваемого. Следствие шло несколько месяцев и в конечном счёте он получил то ли 15, то ли 20 лет колонии, колонии, а ведь это ещё и с учётом чистосердечного признания, раскаяния и согласия в сотрудничестве со следствием. Эта история произвела на меня колоссальное впечатление, как никакая другая. На самом деле одно неправильное решение может в одночасье окончательно и бесповоротно изменить жизнь. Столько разрушенных судеб, столько слёз и боли… Причём жизнь этого мальчика тоже была разрушена им же самим. В органах я проработал ещё несколько месяцев. Каждое успешно предотвращённое преступление волей не волей напоминала мне тот случай, где я никому не смог помочь. Не в силах бороться с самим собой, я ушёл в отставку. Меня усердно от гововаривали коллеги, мол всё со временем забудется и всё пойдёт своим чередом, но я то знал, что это не так. Подал рапорт, и в тот же вечер собрат всё, что мог и уехал из города в ближайшую деревню, где как раз сдавался участок. Я до сих пор живу здесь, занимаюсь хозяйством на небольшом огороде, часто помогаю одиноким, престарелым соседям в их хозяйстве: рублю дрова, вскапываю огород, а они в качестве благодарности угощают меня тёплым чаем с пирогами, рассказывают интересные истории из своей бурной молодости. А я сижу в уютном кресле-качалке, наблюдая, как в камине тают последние угольки и завершаю эту историю. Жизнь продолжается…