Точки и линии

Утро, когда Сквало просыпается раньше обычного и с ломотой во всем теле, выдается невероятно холодным, словно его съемная квартирка в Риме — на случай, если придется заночевать здесь, как сейчас — за ночь чудесным образом перемахнула на Северный Полюс. Выбираясь из-под одеяла, он морщится, шарит рукой вслепую, пытается разлепить глаза. Не стоило расшвыривать одежду. Не стоило тут вообще ночевать. Если он выдохнет, пойдет пар? Или не пойдет? Сквало с трудом открывает глаза, не глядя хватает свою рубашку и, наконец, встает. Пар от дыхания не идет — это уже большой плюс. Теперь нужно подняться, как ныряют в ледяную воду, и пулей метнуться на кухню, зажечь плиту и поставить чай. От холода мог спасти душ. Но его уже заняли. Кожа от холода мгновенно делается гусиной. Он кутается в рубашку. Возле плиты — греет руки, пока закипает вода, вытягивая их вперед над огнем. По цвету он очень похож на Пламя Дождя. Дождь, кстати, во всю льет на улице: из окна виднеется только белая стена, и даже сквозь пластик слышен шум настоящего водопада. Только когда вода вскипает, Сквало замечает, что надел не свою рубашку. Кикё обосрется ее искать, а потом еще надает ему по шее или выскажет какую-нибудь пакость с утра, ну точно, так и будет. Этот умеет испортить настроение одной фразой — даже чертов босс так не может. Но снимать не хочется — это нужно снова возвращаться в выстуженную комнату, раздеваться… Кикё быстро заканчивает с водными процедурами, успевает натянуть штаны и выходит в кухню, когда Сквало уже прихлебывает из чашки кофе и очень жалеет, что в холодильнике не завалялось даже масла. Они встречаются взглядами. Кикё одет там, где Сквало совершенно голый, но смотрит он значительно выше, усмехается и прижимается бедром к краю стола. — Я же говорю, серьезные отношения, — он смеется. — Ты уже и мои вещи носишь. Сквало скалится в ответ и фыркает. — Да иди ты. Большой опыт, да? — Он ставит кружку на стол и, глядя на ухмылку, от которой очень хочется вмазать прямо по роже, собирается стянуть рубашку. — Не очень, — уклончиво отвечает Кикё, — но мне хватило. — И ловит Сквало за руку. — Можешь оставить ее себе. У меня есть чистая. — Да иди ты! — Сквало заходится хохотом. — Прачку еще из меня сделай. — Впрочем, рубашку он не торопится снять и спокойно допивает кофе, пока Кикё заканчивает одеваться и, прихватив нужные ему вещи, прощается у самой двери. Сквало уже не слышит его за шумом воды. …Вечером он появляется неожиданно, весь мокрый и дрожит от холода. Дождь кончился еще до того, как Сквало вышел из ванной утром, с тех пор прошло предостаточно времени. Как прошла операция спрашивать сейчас не к месту, и так понятно, что не без проблем. Сквало пропускает Кикё в квартиру, закрывает дверь и, пока тот стягивает хлюпающую обувь, спрашивает: — Есть во что переодеться? — Нет, все мокрое. — Голос у Кикё сел. И пальцы не справляются с шнурками с первого раза. Это выводит его из равновесия — Сквало уходит в комнату: поискать вещи и не стоять над душой. — Давай, вали в ванную, греться. Есть только халат, пойдет? Кикё кивает, забирает из рук халат и идет плескаться в воде, на этот раз, теплой. Сквало возвращается на диван, где только что ужинал, первым делом проверяет сматрфон и убеждается в том, что во время операции проблемы все-таки возникли. Машина слетела в озеро. Надо же, шаблон из дурацкого фильма, в котором плохие парни пытаются утопить других плохих парней. — Ну что, ты сегодня решил поплавать? — спрашивает Сквало и оборачивается. Халат, который он всучил Кикё выглядит в разы короче, выставляя на показ длинные, подтянутые ноги, смотреть на которые Сквало может как угодно, только не равнодушно. Кусок пиццы застревает у него в горле. Вроде, давно не подросток, но пялится он на Кикё, словно ему снова двенадцать, а перед ним — самая красивая девчонка в классе, которую он случайно — совершенно случайно! — увидел тогда голой. — Не то, чтобы это было моим решением, — расслабленно тянет Кикё. — Но без купания не обошлось. — Как Леви? — Лучше спроси, оправился ли руль после встречи с его лбом. — Смех у Кикё звонкий, как его имя. Заразительный. Он садится рядом со Сквало и взглядом спрашивает разрешения выпить вино, оставшееся в кружке — бокалов в квартире нет. Кажется, что-то говорит по поводу романтически настроенного капитана, который лишь с виду кажется суровым. Шпильку Сквало пропускает мимо ушей: он слишком занят. Халат задрался, еще больше оголил бедра. Это даже странно, на самом деле, что столько времени они друг на друга пялились и понимали, что хотят одного и того же, а добрались до кровати только вчера. И то потому, что Кикё просто не хватило номера в гостинице, и он позвонил Сквало: узнать, не подскажет ли тот другую. А тот возьми и ляпни: «Переночуешь у меня». Вчера они только перекидывались шуточками о свиданиях, а сегодня носят одежду друг друга. Смешно: Сквало совсем не удивляется. Всё происходящее кажется естественным, правильным, нужным. Он вдруг ясно осознает, что может безнаказанно касаться ног, что не дают покоя, там, где ему хочется, ставит на место тарелку и кладет руку на горячее бедро Кикё. Тот не отталкивает, не напрягается, не дергается прочь. Сквало с наслаждением трогает его, гладит, скользит пальцами по коже. Кикё везде гладкий, и если раньше такое повышенное внимание к своему телу Сквало смешило, то сейчас играет ему на руку. Кикё падает на подушки с противоположной стороны, и край халата задирается еще сильнее. — Трусы тоже были мокрые? — усмехается Сквало и накрывает ладонью его пах. — Всё. Мокрое. — Кикё дергает бедрами, толкаясь в ладонь. — Абсолютно всё. — И облизывает губы. Сквало наклоняется к нему, целует шею, развязывает пояс на халате и продолжает мять твердеющий в ладони член. Кикё тянет его на себя, томно выдыхает от поцелуев в шею и забирается рукой в штаны. Теперь уже Сквало дышит через раз и совершенно забывает о времени, окружающем мире и долгожданном ужине. Ему так хорошо, что он не чувствует вообще ничего, кроме жара ладони Кикё. Слишком хорошо. Навалившись сверху, он прижимается так тесно, как вообще может, и двигается, двигается, двигается что есть сил — пока хватает воздуха, пока в тишине раздается скрип кожаной обивки, пока не закладывает уши и всё тело не обмякает, содрогнувшись в оргазме. — Слезь с меня, — слышит Сквало у уха и садится на диване. Пальцы подрагивают, дышать ему нечем, зато впервые за день не просто тепло — жарко. Штаны Сквало застегивает торопливо — в моментах такого близкого общения сквозит непривычное, неловкое чувство. Кикё тоже запахивает халат и прикрывает глаза. — В висках стучит, — не жалуется, просто говорит он, как бы сказал о погоде за окном. — Я полежу так? — Полежи, — Сквало пожимает плечами. — Если замерзнешь, могу вернуть тебе рубашку. Приоткрыв один глаз, Кикё поднимает голову и изумленно смотрит так, словно пытается залезть в душу и вытряхнуть ее наизнанку. — Я же сказал: оставь себе. — Серьезные отношения? — с насмешкой спрашивает Сквало, возвращаясь к утренней теме. К теме, которая вообще во всем виновата. Кикё морщится и качает головой. — Лучше, — говорит он со всей уверенностью. — Гораздо лучше.