Точки и линии

Электронные часы, нарочно поставленные так, чтобы видеть горящие в темноте цифры с любого бока кровати, показывали половину третьего, когда в комнату бесцеремонно ввалился Сквало. Кикё, разбуженный возней, не мог ошибиться хотя бы потому, что больше ни у кого запасного ключа от его спальни не было во всем штабе, а дверь он всегда запирал на ночь. И об этой привычке тоже больше никто, кроме Сквало, не знал. Странно было то, что тот, зная еще и то, что Кикё ненавидит незваных гостей и когда ему не дают выспаться, нарушил его сон. Прежде такого не случалось. Ну то есть, как прежде? За все те месяцы, что они время от времени спали вместе. Хотя точнее будет сказать: занимались сексом и разлетались по своим делам. На самом деле, происходило это не так часто, но Сквало всё равно выцыганил у него ключ, чтобы на всякий случай иметь возможность прийти в любое время. «Почему ко мне, а не к Занзасу?» — спросил у него тогда Кикё: секрета из своих с ним отношений Сквало не делал. Но и на вопрос его не ответил, просто промолчал. Чаще они оставались в комнате у Кикё: она находилась дальше, чем у всех остальных Хранителей, и никакого постороннего внимания можно было не опасаться. Сквало все-таки не хотел, чтобы о его личной жизни много знали. Кикё понимал это как нежелание отвечать Занзасу на схожие вопросы. Всех все устраивало. Секс — он и в Африке секс. Большее их не связывало. Сквало никогда не оставался на ночь, никогда не целовал его — Кикё тоже не пытался — и вообще никак не сдвигал границы к близости эмоциональной, а не телесной. Всё, что между ними происходило, расценивалось с обеих сторон как возможность скрасить досуг. Пока Кикё не мог рассчитывать на отпуск, а его отлучки из штаба заряжали атмосферу таким негативом, что, вернувшись, он чувствовал себя хуже громоотвода, потому что притягивал к себе не только пламенеющие вспышки, но и чужие взгляды, и чужие домыслы, и чужое дурное настроение. Появление при таких обстоятельствах Сквало в его спальне ошарашивало. Только по этой причине Кикё не выставил его пинком за дверь, а включил тускловатый ночник и все равно болезненно сощурился. Иногда голова гудела даже от малейшего раздражения. Не говоря ни слова, Сквало посмотрел на то, как Кикё садится на кровати, усмехнулся, оценив его пижаму, пробубнил что-то в духе «я думал, ты спишь голым», а затем подошел к краю и сел. Деловито развязал ботинки, стащил их и забрался с ногами, даже не раздевшись. Бровь Кикё задергалась. Он ждал объяснений, а Сквало вел себя так, словно пришел к себе и собирался лечь спать — ничего необычного. Он совершенно не собирался раскрывать рта. — Могу я узнать причину, по которой ты ко мне вламываешься среди ночи? — голос Кикё мгновенно затянуло льдом. Он посмотрел на часы: так, чтобы Сквало заметил. Тот заметил. И продолжил молчать. Сложил на животе руки, сцепил их в замок, прищурился. Мрак скрадывал его резкие, иногда даже отталкивающие черты: слишком светлые глаза, широкий большой рот, сухую, вечно облезавшую на носу кожу. Он выглядел вроде бы как всегда, но что-то было всё равно не так. Кикё сел удобнее. — Захотелось. Нельзя? Кикё тяжело вздохнул, потом выдохнул, еще раз скользнул взглядом по лицу Сквало. Тот постарался прикрыться волосами, будто это его смущало или вносило что-то чужеродное в душу. — Не поверю, что так соскучился, что даже не смог удержаться… Сквало выпятил губу, пожал плечом и глянул исподлобья. — Случилось что? — спросил Кикё. Он знал, что Сквало вернулся из поездки, откуда именно — понятия не имел. Друг о друге они знали мало. Передвижения, жизнь, скабрезные истории о приключениях во время миссий — над этим властвовал Занзас. Единолично. Кикё разделить его вотчину не собирался, лишних вопросов не задавал и просто-напросто старался сделать свою новую жизнь максимально удобной — ему самому. Сквало молчал. Затем тяжело вздохнул и бросил, закрывая глаза так, будто думал здесь отрубиться: — Ненавижу похороны. Теперь оба молчали. Кикё не был дураком, догадался, что всё это значит. Впервые он задумался о том, что у Сквало есть — ну или была — семья и что он может быть в каком-то смысле к кому-то даже привязан. Вдруг он женат? Кто их, в этой Варии, разберет. — Кто? — спросил Кикё, устраиваясь рядом, на подушке. — Мать. Снова пауза. Сквало мял пальцами край одеяла, Кикё лежал рядом и смотрел на его шею. Он ждал развития темы. Но Сквало пришел не поговорить, похоже, а зачем-то, только ему известным. Время уходило. Кикё чувствовал, как глаза против воли закрываются. — Не могу уснуть, — так тихо признался Сквало, что сон едва не накрыл с головой. Свойства пламени Дождя иногда проявлялись неожиданно и неуместно. А может, лучше бы уснул. Что ему сказать, Кикё не знал. Да и с любыми речами Сквало просто пошлет его — он был не из тех, кто нуждается в утешении. Чай, не маленький. Кикё навис над Сквало, упираясь рукой в кровать. Тот посмотрел в глаза не без тревоги, замер, почти перестал дышать. Лишнее движение — вспыхнет драка. Нужно было ее избежать, чтобы не устроить кавардак в комнате. Кикё не придумал ничего лучше. Он наклонился вперед, сжимая свободной рукой волосы так, чтобы те не мешались, и поцеловал Сквало. Губы у него были жесткие, от них ощутимо несло привкусом растворимого кофе и дешевого пойла, которое в это кофе, видимо, влили. Те еще впечатления от первого поцелуя. Сквало не двигался. Кикё сжал его нижнюю губу своими, затем коснулся верхней. Рот все больше и больше наполнялся кислым привкусом. Сквало не пытался ответить, и ощущение, будто он целует статую, настолько напряженным тот был, Кикё не оставляло ни на секунду, пока Сквало его не отстранил. Они мимолетно взглянули друг на друга. Сквало выглядел недоуменным. — Давай без соплей, — хрипло сказал он. — И без слюней. Если решил меня утешать, давай как-нибудь по-взрослому. Буря, которая могла бы разразиться, вдруг начала стихать. Кикё на секунду окутало пламенем — мягким и убаюкивающим. Он зевнул. — …А лучше вообще без этого, — продолжил Сквало, посмотрел на него и подтянул к себе. — Завтра выходной? — Куда там, — сонно пробормотал Кикё. Сам Сквало был теплее, чем его губы, и, хотя мышцы все еще казались одеревеневшими, это хотя бы не напоминало прикосновения к статуе. — Тогда тем более спим. Пламя настаивало и усыпляло. Где-то на краю сознания Кикё поймал настойчивую мысль: «Почему, все же, ко мне, а не к Занзасу?..» — и это озадачило. А еще он чувствовал себя по-мальчишески глупо из-за поцелуя, явно лишнего. Сквало не просил утешений. Не стоило начинать… У самой границы сна, в который Кикё погружался с каждым вздохом, он вдруг почувствовал теплое прикосновение губ к своим. Замер, прислушался к ощущениям, стараясь разобраться, не сон ли — и снова почувствовал, как его целуют. Ответ на вопрос, почему именно к нему, нашелся быстрее, чем Кикё ожидал.