Aliis inserviendo consumor

[Енох] Енох слишком устал. До этого дня он убеждал себя, что справится, но все валилось из рук. Его здорово шатало. Он присел на стул, который кое как влез в его каморку. Стоило ему опуститься на шаткую поверхность, как сознание оставило его. Он очнулся от того, что упал на пол. На короткий промежуток времени падение дало ему возможность победить сон, и он встал, чтобы вернуться к работе. Работа вызывала у него двоякое впечатление: с одной стороны, он ее ненавидел за всю грязь, за все пренебрежение к себе и своему труду, за весь мат, что выслушивал каждый день, но, с другой стороны, она приносила неплохие деньги за суточные дежурства, да и иногда люди приплачивали за «особый» уход. Енох был честен и всегда его исполнял. Больше никто из санитаров центральной больницы Флориды таким совестливым не был. Нужно было выходить, иначе его отсутствие заметят. В приемном покое, именуемом справедливо отделением скорой помощи, вечно кто-то блевал, поливал кровью пол, иногда мочился, иногда и срал. В общем-то, в этом отделении происходило все и сразу. Иногда одновременно. В смене обычно положено быть трем санитарам, но на деле был один лишь Енох и еще один насквозь пропитый Дэвид, толстый мужчина неопределенных лет, который редко вылезал из своей каморки, так что вся работа была на Енохе. И он ненавидел ее как таковую. Нет ничего приятного убирать за людьми все их испражнения, терпя их высокомерные взгляды. Многие думают, что стоят чего-то, если не работают на такой работе, как Енох. Если бы у него был выбор, он бы тоже бывал здесь только в подпитии или с травмами, а не сутки через двое круглый год без отпуска. Если бы у него был выбор, он бы тоже являлся сюда героем какой-нибудь драки. Но эта жизнь была не для него, закрыта навсегда, даже если он исправился. Все койки были заняты. Одного ударили бутылкой по голове, и Енох вытирал густую кровь, смешанную с ликвором, этакие интересные пятна с двойным контуром. Один урод перепил в тот же день, когда ему исполнился двадцать один год и впал в кому, предварительно орошив все остатками праздничного ужина. Забавно, но он умирает, хотя ничем этого не заслужил. Енох многих видел здесь и научился безошибочно определять печать смерти на лице человека, даже ему всего двадцать один. Тотальный панкреонекроз, слишком хорошо его организм отреагировал на алкоголь, плотно закупорил ее проток – и все, поджелудочная переваривает сама себя. Его привезли слишком поздно. Еще пару часов назад его можно было бы спасти, но теперь уже нет. Значит, Еноху скоро готовить его к транспортировке в морг. Впрочем, это тоже уже не новость на его работе, иногда он спускает тела по два-три раза в сутки. Енох снова пошатнулся. Его тело ныло, моля об отдыхе, но у Еноха на это не было никакого права. Впереди Рождество, а он все еще не закрыл февральский счет. Впереди Рождество, и Клэр не должна остаться без подарка, действительно стоящего, а не просто китайскую дешевку. Впереди Рождество, и нужно устроить подобие праздничного обеда. Столько дел, столько денег еще нужно заработать, а сил уже нет. Если бы не его прошлое, он бы устроился на более чистую, более высокооплачиваемую работу даже без опыта. Продавать мобильники – отличная работа, и плевать, что Енох ненавидит людей в принципе и тем более – разговаривать с ними. В последнее время ему становилось труднее проводить столько часов на ногах. Полотер – отличная штука, конечно, особенно такой, но он едет слишком медленно, и пока он проедет коридор, одна идиотка родит и зальет все околоплодными водами, другой вытащит катетер и польет все кровью, а третий разольет собственную утку. Енох обычно не полагается на технику, работая руками. От этого на его ладонях начала грубеть кожа. Енох прислонился к стене. Мимо сновали медсестры и ординаторы, бегали задержавшиеся студенты. На него никто не обращал внимания, спасибо синему безликому комбинезону. Можно было постоять секунду… - У нас ДТП, везут троих, - послышалось с сестринского поста. ДТП. Очевидно, не с испугом везут, а это снова кровь, снова бесконечный ворох скрученных тампонов на полу, наспех сбритые волосы со всех мест и грязь, тонны грязи. Енох впал в странное космическое состояние вне тела, не похожее на сон, но и далекое от реальности. Громко хлопнули двери от подъезда скорой. Каталка громко грохотала по больничному полу. Одна – и мимо Еноха везут светловолосую девушку в воротнике Шанца. Все ее лицо разбито, похоже, подушкой безопасности. За ней еще какого-то латиноса, покрытого татуировками и все той же кровью. Он в сознании, но кричит. Похоже, нога и что-то внутреннее, может и разрыв селезенки. Наверное, сидел сзади. И водитель, совсем молодой парень, в сознании и совсем без травм, только широко распахнутые глаза говорят о том, что он в шоке, но не в болевом, слишком нормальные зрачки. Странно как-то сознание Еноха выхватывает эти детали. Вздохнув, он пошел по своему порочному кругу от коридора экстренной помощи до поста медсестер, смена воды, пустая операционная, смена воды – три бокса, смена воды – перевязочная. В перевязочной много бинтов, но нет крови, и это просто отлично. Енох бессильно опускается на кушетку. Глаза горят от усталости, и все двоится перед ними. Он трет их, но бесполезно. Уже не сон, нет, просто желание отключиться. Нельзя садиться, нельзя лежать. Он отключится и получит выговор, а ему нельзя. Руки вспотели от перчаток. У него уже почти не проходит сыпь от них, но это лучше, чем сжечь кожу хлорсодержащими препаратами и прочим дерьмом, которым он обязан мыть одно и то же по миллиону раз. - Эй, - голос раздается с какой-то стороны. Енох вскинул голову, словно просыпаясь. – Я вообще-то тут вроде короче лежу, - тот молодой парнишка, пошатываясь, добрел до кушетки. Енох встал, пропуская его насквозь пропитое тело. От него воняло как от парочки запойных бомжей. Парень завалился на кушетку. Он выглядел каким-то зеленоватым. – Блять, опять, - простонал он и нагнулся, опорожняя желудок прямо на чистый, только что вымытый пол. Сука. Енох сжал в руках швабру. Как хочется врезать ему пару-тройку раз, этому уроду, явно богатому сыночку какого-нибудь воротилы. Его вещи стоят несколько сотен. Парень вытирает рот, хихикает и достает смартфон, снимая свою очумелую морду куда там они все это делают. Он хрюкнул и сообщил, что только что «влетел в стену прям как Вин Дизель, только с дрифтом, отвечаю». Еноха трясло. Он стоял и пытался успокоиться, чтобы погасить этот гнев. У этого ублюдка есть все. Все, что нужно и даже больше, а он просирает свою жизнь вот так. Ему просто стоило бы абстрагироваться, но парень вдруг тыкнул на него пальцем: - А чё не убрал? – произнес он, смотря раскосым взглядом на Еноха. Да он еще и обкурен, поэтому без единой царапины. Идиотам всегда везет. Енох вспомнил о Клэр. Ему нельзя терять работу, но как же хочется вписать эту швабру в его рожу. Но это его работа. Скотская, бессмысленная, но работа, и он получает за нее нормально, хватает на их комнату и садик для Клэр. - Да ладно, че ты, улыбнись, - протянул парень, наставив на него свой мобильник того самого неприлично дорогого бренда. – А ты ниче, - добавил он, смотря на Еноха через камеру смартфона. Это было уже слишком. Енох двигался быстрее, чем думал. Мгновением спустя он врезал локтем в живот этого недомерка, забывая о том, где он находится. Парень заорал благим матом, не в состоянии скоординировать руки и ноги, чтобы ответить. - Для чего только тебя земля носит, - прорычал Енох, заставляя его заткнуться руками на его тощей шее. – Бесполезное существо, - он вдруг резко обессилел, кинув парня обратно на кушетку. Никто не виноват в том, что Енох здесь, никто, кроме него самого. Но почему бы ему не родиться в богатенькой семье? Кто управляет этой лотереей жизни? Гнев снова придал ему сил, и он быстро доделал все свои вечерние обязанности. Дальше его вызовут, как только кто-нибудь опять не удержит в себе какую-нибудь гадость. И аскаридами рвало, и легкие гнили, и молочные железы гнили, все бывало. Енох забыл, когда в последний раз удивлялся чему-то. И мертвых детей вынашивали до последнего, до тяжелой интоксикации, и добровольно уходили от врачей с фонтаном крови из живота. Черт с ними, у него есть хотя бы пара минут, чтобы вздремнуть. Если нужно будет, разбудят. [Джейкоб] Джейкоб поднял в воздух ключи. Это был победный знак, ведь его новенький автомобиль – это та причина, по которой они сейчас в клубе. Здесь всегда отличный бит, и Джейкоба всегда уносит с него и со спидов. Здесь нормальные спиды, дают чертову кучу сил пить и танцевать всю ночь. Джейкоб не слышал ничего из того, что говорила ему Эмма. Ее рыжие локоны свободно падали на плечи, а юбка была в этот раз почти как пояс. Она смеялась, и Джейкоб отмахнулся от нее. Чертова кукла, все равно ведь он не интересуется девушками. Вообще-то парнями тоже, он скорее в свободном плавании своих желаний. Новые дизайнерские джинсы узковаты, и в них так просто ноги на стол не закинешь, но бог с ним, пара шотов – и он уже не вернется за стол. Эмма лежит на нем, крася глаза, хотя на них и так тонны косметики. Она долго рядом с ним продержалась, дольше остальных, всегда знает, что ему нужно и получает за это любую шмотку. Он проводит ее в любые клубы, а она всегда спрашивает, нужна ли ему вечером. Джейкоб редко когда оставляет ее возле себя, по большей части ему плевать, кто трахает ее в кабинке туалета или на стоянке в каком-нибудь автомобиле. Вообще-то она совсем ничего и там, и там, просто Джейкоб не в настроении. У него есть классная тачка, и она занимает все мысли Джейкоба. Он получил права всего месяц назад, потому что предок уперся рогом в принцип. Якобы Джейкоб должен хоть что-то получить самостоятельным трудом. Вообще-то кредитку у него никто не отменял, и он просто купил экзаменатора. Ну и позволил ему себе за это отсосать, симпатичный был парень, да и талантливый во всех отношениях. Джейкобу было смешно тогда до одури, хотя минет был на уровне. Просто до чего же деньги меняют людей, так, что они готовы сделать что угодно за пару тысяч долларов. Даже за сотню иногда. Так весело унижать их. Джейкоб опрокинул в себя еще один шот. Егерьмейстер с лимонной взвесью, пахнет лекарством, но приятно греет. Наконец-то Джейкоб оживает. Все утро он валялся в постели, щелкая пультом от телека. Утром его тошнило от скуки, и ему не терпелось съездить за тачкой. Нужно было ждать отца. Отец баловал его наравне с матерью, причем оба тщательно скрывали это друг от друга. У Джейкоба было целых две золотых кредитных карты, и никто не спрашивал его о возрасте, благо его рост тоже не соответствовал его возрасту. Деньги решают все, даже вопросы законов. Ему восемнадцать, но его карта способна купить все, от виски до сигарет. Единственное, конечно, наркотики приходилось покупать за наличку, но тут уж точно всем было плевать на его возраст. Деньги были просто бумагой, цифрами в мобильном банке, которые никогда не закончатся. Все было слишком доступно, слишком легко. Алкоголь загорался в крови. Наконец-то жизнь, наконец-то хочется двигаться, танцевать всю ночь. Джейкоб притянул Эмму к себе. Она приятно пахла чем-то клубничным. - Предлагаю покорить этот танцпол, - проорал он ей на ухо. Рики развалился в кресле напротив них. Он не был обделен вниманием Джейкоба, и ему точно так же доставалась любая вещь, которую он только пожелает. Вообще-то у Джейкоба было больше мальчишеское настроение, так что, пожалуй, Эмма сегодня останется в клубе. Ну или Джейкоб выкинет ее у какого-нибудь метро. Сегодня его привлекает сила, причем как лошадиная в автомобиле, так и тренированная спортзалом в Рики. - Я всегда за, - ответила Эмма прямо на ухо Джейкобу. Сказано – сделано. Музыка давно не кажется громкой, наоборот, ровно то, что надо. Джейкоб уже привык к этому месту, к этому танцполу, и примелькавшие лица уже начинают ему надоедать. Эмма танцует просто, отлично дополняя его. Джейкобу нравится, когда все вокруг него красиво, но ее скользящие движения вдоль его тела абсолютно не возбуждают. Сегодня он хочет другого. Рики всегда знает, когда Джейкоба накрывает этим настроением, и позволяет себе дразниться, выдерживать паузу. Да только вся его наигранная недоступность ничего не значит против карты Джейкоба, которой он привязал его к себе. Джейкоб не так глуп, чтобы не понимать, зачем он им нужен. Точнее, его деньги. Деньги нужны всем, это нормально, странно, если кто-то кому-то нужен без денег. Это бред, не заботиться о деньгах. В этом мире все продается и покупается, даже любовь, так почему это должно смущать Джейкоба? Деньги нужны всем, так что Джейкоб легко получит все, что только захочет и кого только захочет. У всех есть цена, и иногда он торгуется. С Рики он не торговался. Едва приметив его несколько лет назад на одной из студенческих вечеринок, он загорелся этим парнем. Его цена была высока, даже слишком, и это правильно, учитывая просто дьявольскую привлекательность, редкую для латиноса. Даже сейчас, когда Джейкоб уже наигрался с ним, его вид будоражит кровь. Он отпихнул Эмму сразу же, как только Рики соизволил выбраться на танцпол. Его самоуверенная ухмылка нравилась Джейкобу, такой легкий и демонстративный вызов, а ведь через пару часов он нагнет Рики прямо в своем новом автомобиле, и тот едва ли не первым полезет к нему на колени. Но сейчас он выглядел достаточно неприступным, чтобы Джейкоб завелся. Он положил руку на затылок Рики, притягивая его себе. Его черные южные глаза смотрели на Джейкоба с приятным интересом. Он не сопротивлялся, но и не покорялся, и это было то, что нужно Джейкобу. Он прильнул к Рики за пояс, перехватывая поперек спины. Вместе с поцелуем Джейкобу досталась кисловатая таблетка, вкус которой он просто отлично знал. Черт, может ли кто-то быть круче Рики? Джейкоб позволил ему обнять себя в ответ. Музыка делала его расслабленным, руки Рики – возбужденным, а таблетка обещала огромную энергию. Если так, то в машине будет ни один раунд. Совсем не один. Всего пара минут, и игра началась. Ускорилась музыка, танец, жаркие движения навстречу друг другу, руки, что давно пробрались под футболки. Под огнями танцпола становилось все жарче и жарче. Слишком медленная музыка, слишком мало движений. Нужна скорость, нужен драйв. Машина. Нужно ехать, гнать отсюда, на воздух, на свободу. Он потащил Рики за собой. Это было не так просто, добраться до машины. Его разрывало от жажды скорости, жажды секса и жажды танца под дикую энергичную музыку. Хотелось всего и сразу, и в коридорах, залитых синим светом, он вдруг оказывался возле стены, с горячим языком Рики на своей шее, или вдруг наваливался на него сам всем своим весом, кусая его губы. Его энергия сталкивалась с энергией Рики, и вокруг было так много света, теней, людей, музыки, что не хотелось уходить, но ныли руки, требуя руля, ныл член, требуя секса. Он не помнил, как они добрались до машины, этого потрясающего чуда техники с невероятным космическим принтом по бокам, с ее гладкими очертаниями, здорово напоминавшими тело Эммы. Вообще-то Джейкоб хотел и ее. Он хотел кого-нибудь, лишь бы двигаться. Джейкоб упал на водительское сидение, заводя машину. От рева ее двигателя кружилась голова, и Джейкоб откинулся на обтянутое белой кожей сидения, гладя руль. Как чертовски сильно он хотел ее, прямо как сейчас – кого-нибудь трахнуть. Он хотел нажать на газ, но увидел Эмму. Она была пьяна, растрепана и совершенно привлекательна. Джейкоб скользнул по ее обнаженному под задравшимся платьем бедру, находя кружевной верх чулка. Возможно, она уже кому-то дала, да и черт с ней. За выпивку и украшения она готова на все. - Ты обещал взять меня с собой, - капризно заявила она, падая на заднее сидение. – Какого черта? - Да похуй, - неопределенно отмахнулся Джейкоб, трогаясь с места. Машину повело, и она сорвалась с парковки. Он выруливал на шоссе, давя на газ. Мимо летели бесконечные отпечатки фонарей, огней домов, неоновой рекламы, мигали фары машин, которых он оставлял далеко позади. Эмма смеялась. Джейкоб дернул ремень безопасности, чтобы он перестал противно пищать. Кому нужен этот чертов ремень? Зачем эта преграда на пути к абсолютной скорости? Он объезжал тупорылых медленных идиотов, и огонь в его крови полыхал все сильнее. Он с благодарностью посмотрел на Рики, расстегивающего ширинку его штанов. Черт возьми, с его рукой на своем возбужденном члене, на этой невероятной скорости, на машине в миллион ценой Джейкоб чувствовал себя потрясающе. Он отвлекся, когда Рики принялся дрочить ему слишком быстро. Эмма ныла, что ей ничьего внимания не досталось, после чего вдруг вздумала перелезать вперед, устраиваясь на коленях Рики. Джейкоба веселила ее потребность в бесконечном сексе, но вообще-то ему понравилось смотреть на то, как она целует Рики. Ее рыжие волосы рассыпались по обнаженным плечам и слегка прикрыли ее весьма откровенный поцелуй. Джейкоб снова посмотрел вперед. У него было все, все, о чем только могли мечтать эти придурки в кредитных машинах, была молодость, был драйв, наркотики, деньги, секс в любой чертов момент, хочешь – с парнем, хочешь – с девчонкой, а хочешь – просто смотри, как они отлично смотрятся вместе. Джейкоб слегка разозлился, когда понял, что она претендует на секс с Рики. Он ущипнул ее за бедро, запрещая ей даже думать о том, чтобы воспользоваться его возбуждением. На сегодня Рики принадлежал только ему. Она разочарованно надула губы и перелезла назад, с обидой закинув ногу на ногу. Рики только ухмылялся. И эта блядская ухмылка заставила Джейкоба немедленно притянуть его к себе, удерживая руль одной рукой. Он смотрел то на дорогу, то темные глаза Рики, то снова на дорогу, запуская язык в его рот. Головокружительный сильный ответ заставил его рефлекторно крутануть руль. - Ты не хочешь нас угробить? – спросил его Рики с низким смехом, отчего Джейкоб бросил к черту этот сраный руль. Он помнил только сумасшедший визг Эммы, удар и бесконечное удивление на лице Рики, после чего все померкло. [Клэр] В комнате очень темно, горит только рождественская гирлянда. Вообще-то она горит круглый год, потому что потребляет совсем мало света, и Клэр нравится на нее смотреть. Она устраивает чаепитие с мистером Тедди и мистером Банни, ведь сегодня важный день. Она готовилась к нему несколько месяцев, не без помощи Оливии. Это вообще была идея Оливии, и Клэр была очень ей благодарна. Но Оливия редко приходила, ведь была такой же взрослой, как и Енох. Часы очень медленно идут. Клэр знает, что Енох придет не раньше шести. С каждым новым днем он выглядит все хуже, и хотя Клэр не понимает, что такое не спать, она видит, что ее брат устает. Она хочет помогать, но не дотягивается даже до обеденного стола. Сегодня она впервые смогла набрать в ведро воды и помыть пол, но не с первого раза. Сначала она набрала слишком много и, пытаясь поднять, опрокинула все на себя. Клэр гордилась тем, что не растерялась и все быстро убрала, потому что вода на полу – это очень плохо. Мистер Банни выглядит больным. Наверное, он тоже устал, и Клэр берет его на руки, чтобы пожалеть и уложить спать. Она считает, что у нее это неплохо получается, ведь Енох всегда быстро засыпает. Полшестого, а мистер Банни уже спит в ямке между стеной и ее подушкой, заботливо укрытый одеялом. Мистер Тедди и Клэр отправляются на прогулку на подоконник, хотя Енох запрещает там сидеть. Он здорово холодный, но если подложить свитер, то можно и посидеть несколько минут, разглядывая снежную улицу. Клэр рассказывает мистеру Тедди все, что видит, потому что он еще маленький и может чего-то не заметить. Она снова смотрит на часы, но нет, еще не шесть. Кнопочка на гирлянде так и манит ее палец, и она наконец нажимает. Веселые огоньки отражаются в мутном стекле единственного в комнате окна. Небольшие узоры от мороза уже появляются в уголках стекла, и Клэр пытается перерисовать их на свою открытку. У нее есть целый набор всяких фломастеров и карандашей, которые Оливия приносит ей с работы. Иногда они плохо пишут, но иногда очень яркие, и рисовать ими – одно удовольствие. Клэр сжимает в руках открытку. Ну же. Она так ждала этого дня, чтобы поздравить Еноха с днем рождения, чтобы он хоть разок улыбнулся. В ней, этой открытке, она написала все сама, хотя ее рукой двигала Оливия. Там еще очень важное обещание, которое очень важно для Клэр. Ей жаль, что Оливия не осталась навсегда. Она не понимала, почему им нельзя жить втроем. Теперь у Оливии есть своя семья, у нее есть муж, и он почти не отпускает ее к Клэр после работы. Ключ в замке поворачивается. Клэр прыгает с подоконника, забывая свитер, но прижимая к сердцу открытку. Енох похож на большого снежного человека, усыпанного мягкими пушистыми снежинками, и некоторые даже не растаяли на его куртке. От него веет морозом с улицы, и Клэр очень хочется гулять. - Ени, Ени, с днем рождения! – Она прыгает вокруг брата, нетерпеливо ожидая, пока он поставит пакет на пол и разденется. - Привет, малыш, - наконец произносит он и опускается на колено, чтобы быть с ней на одном уровне. – Разве сегодня третье? – спрашивает он немного растерянно, и Клэр бросается к нему на шею. Его щеки очень холодные, и он выглядит даже хуже, чем больной мистер Банни. - Это вот тебе, мне очень помогала Оливия, - произнесла Клэр торжественно, вручая брату свою открытку. Енох держал ее одной рукой, а второй, включив свет, взял открытку. - Какие у меня кудри, - фыркнул он. – А это, наверное, твои? – Он с незамеченной Клэр грустью посмотрел на ее почти налысо обритую голову. Лишь легкий пушок вырос за все это время. – Спасибо, малыш. Клэр очень сильно обнимает брата. Ей трудно поверить, что когда-то он был совсем другим и не обращал на нее никакого внимания. Всего год назад она считала, что брат ее ненавидит. Это был очень долгий и тяжелый год. - Оливия обещала прийти завтра и подарить свой подарок, только я не знаю, что это, она мне не говорит, - бормотала Клэр, сидя на своей кровати и болтая ногами, ожидая, пока брат переоденется. – Ени, почему она не осталась? - Ты еще маленькая, чтобы понять, - отрезал Енох как всегда. Эту тему он не любил. - Мне уже пять, - обиделась Клэр, сложив руки на коленях. Она уже все-все знает. Ей нравится мальчик в садике, но он ее не замечает. Наверное, Енох тоже не замечал Оливию, нужно было просто ему сказать. Оливия ведь красивая, у нее длинные волосы. У Клэр таких нет, поэтому она не может сказать, но вот Оливия могла бы. Она очень милая и всегда обнимает Клэр, а Клэр любит обниматься. Ей обидно, что после своего пятого дня рождения Енох запретил ей спать рядом с ним. Она, конечно, взрослая, но с Енохом не снятся страшные сны и совсем не холодно. - Как много, - вздохнул Енох, наконец садясь рядом с ней. Его руки дрожали. Клэр тут же вспомнила о своем намерении стать помощницей и тут же забралась на стол, чтобы включить чайник. Пока он весело кипел, она забралась на табурет и принялась готовить брату чай. Когда все было готово, она вернулась к кровати, но Енох уже спал, привалившись к ее подушке. Он был такой длинный для этой кровати, но так сладко спал, что Клэр только накрыла его одеялом. Она привыкла. Рядом с дверью она нашла брошенный Енохом пакет. Там было молоко, которое Клэр дотащила до холодильника, кусочек мяса, макароны и огромная раскраска. Клэр забыла обо всем на свете, неся ее к столу как настоящую драгоценность. [Енох] Под утро Енох здорово вымотался. Он думал об открытке, полученной от Клэр. После всего, что они пережили, ее волосы стали предметом его боли. Удивительно, еще недавно он молился, чтобы она выжила, но сейчас может хотеть только вернуть ее красивые кудри. Он обходил пустые палаты приемника, в которых редко кто задерживался, когда услышал чьи-то всхлипы. Толкнув дверь, он обнаружил вчерашнюю девушку, пострадавшую в ДТП. Все ее лицо теперь покрывали искусно наложенные швы, но их было слишком много, чтобы все это прошло бесследно. Ее кисть уже была на скелетном вытяжении на специальном столике, опухшая, темно-фиолетовая от сплошных кровоподтеков. Возможно, она просто запросила другую больницу, иначе ее давно бы перевели на отделение. Грязные рыжие волосы свисали сосульками по обеим сторонам от отекшего лица. - И что мне теперь делать? – орала она в телефон, плача и размазывая слезы аккуратно над швами. – Где этот недоносок, я тебя спрашиваю, где Портман и лучше бы он сдох, - она уперлась взглядом в Еноха, словно ожидала ответа. Енох поднял бровь, и она застонала. - Что вы тут, блять, немые что ли, - простонала девушка. – Где этот недомерок Портман? Он заплатит мне за все! Енох пожал плечами. Его не касалось, кто такой Портман, он развернулся спиной и собирался выйти, как наткнулся на открытую дверь и того самого обдолбанного парня, который прошлой ночью получил от Еноха. Однако он выглядел мрачным, зашуганным и даже не посмотрел на Еноха. - Эмма, я… - Ах ты придурок обдолбанный, посмотри на меня, кто меня такую теперь пропустит в клуб? – визжала она, в ярости размахивая здоровой рукой. - Ты сама села в машину, идиотка, - разозлился вдруг этот парень. Енох хотел бы выйти, но проход был занят этим лопоухим существом, да и шоу было забавным. Енох сделал шаг в сторону, прислоняясь к стене. Спасибо комбинезону, его все равно, что не было в комнате. - Это ты сел пьяным за руль! – продолжала орать эта Эмма. Портман показал ей средний палец. Она запустила в него стаканом из-под воды, и он разлетелся вдребезги в опасной близости от головы Портмана. Енох вздохнул и нажал кнопку вызова охранников. Однако прежде, чем они появились, эта сумасшедшая принялась кидать все, что попадалось под руку – графин, емкость для таблеток, даже собственный телефон. От бессильной ярости ее лицо исказилось, и без того не поражая красотой отеками, гематомами и шрамами. В палату ворвались двое охранников, и она перешла на плач, заявив, что ей нужен врач и успокоительное. Вскоре вокруг нее столпились медсестры и пара ординаторов, а Еноху достались только осколки. Он вышел за шваброй, с которой уже сроднился, и вернулся, когда сумасшедшая Эмма бросила ему на пол десятку. - Приберись тут, - велела она. Енох побледнел. Огромная волна ярости, приправленная усталостью и ненавистью к этим золотым детям потухла только потому, что даже десятка ему бы не помешала. Поэтому он поднял ее, чувствуя, как появляются все новые и новые трещины в его гордости. Всего час до конца смены, повезло еще, что Портман забыл в своем алкогольном бреду о том, как Енох врезал ему. Он убрался и вышел как можно скорее, но Эмма уже не замечала его, тихо хныча и разглядывая себя в карманном зеркальце. Проходя мимо поста, Енох услышал, как несколько полицейских спрашивают о Портмане. Одна из сестер повела их в палату, соседнюю с Эммой. Неужели посадят? Хотя он вроде влетел в ограждение, никого не убив, но он был пьян, под наркотой и не тянул на двадцать один год. Хотелось пожелать ему огромных неприятностей, что Енох и сделал. Он оставил весь инвентарь в каморке, натягивая свитер поверх комбинезона. Можно было и покурить. Он вышел через черный ход десятью минутами спустя, обнаруживая там пару-тройку курящих врачей. Теоретически курить возле больницы запрещалось, но слишком большой процент врачей курил, чтобы отходить на положенное количество метров – тогда больница бы просто перестала работать. Енох закурил, не обращая внимания на мороз, который начинал щипать кожу. Он прошелся вдоль боковой стены, смотря на огромную очередь из скорых. Похоже, снегопад принес много травм, и хорошо, что не в смену Еноха. Он курил, прислонившись к стене, как вдруг мимо него пронеслась черная машина. Он с любопытством смотрел, как Портман садится в нее, бездумно кивая на все, что говорили ему офицеры. Значит, откупился. Как и всегда. В этом мире не бывает справедливости. Енох вернулся в каморку, чтобы проверить все журналы и сдать их следующей смене. Он всегда оставлял после себя порядок, но остальные санитары были грубоваты и недалеки, а потому не платили ему тем же. Конечно, кто в здравом уме пойдет на такую работу? Его не взяли в морг просто потому, что не хватило веса таскать тела, а так он был бы избавлен от хамства и унижения. Очень хотелось домой. Енох чувствовал себя виноватым перед Клэр за то, что уснул, толком не поговорив с ней. Он обнаружил ее на своей кровати, свернувшуюся калачиком. А ведь он обещал ее искупать еще на выходных. Хуже всего то, что она росла, и вскоре он не сможет помогать ей в некоторых вопросах. Он вообще ничего не знал о том, как растят девочек. Никто никогда не готовил его к такому. Да и как можно было подготовиться к последним двум годам его жизни? Он перекинул сумку через плечо, покидая больницу. Никто не попрощался с ним, потому что не замечал. В больнице ищут только людей в белом, не в синем. Кстати, он ведь забыл взять домой комбинезон постирать. Зато есть десятка, и он сможет зайти в магазин лишний раз, порадовать Клэр и извиниться перед ней, хотя раскраска ей очень понравилась. Она аккуратно раскрасила половину первой страницы, и было видно, что она старалась. Но перед тем, как он вернется, ему предстояло еще шесть адовых часов в общепите. Раньше было восемь, но Эд бесился, когда Енох не справлялся после суток, и снизил ему количество часов. Впрочем, шести хватало, чтобы устать до потери сознания. Но шесть – это не сутки, это вообще ни о чем для мозга Еноха, который уже не считает время, только деньги. Завтра – еще восемь часов. Послезавтра – снова сутки. Никаких выходных до тех пор, пока он не отработает хотя бы часть долга за лечение Клэр. Он брел к метро под легким призрачным снегопадом, мягко касающимся щек. Шапку он потерял еще месяц назад, а новая была бы расточительством. Он уснул в метро, а на выходе вспомнил, что забыл ее на окошке, к которому прислонился. Хорошо еще, что пока не ударили сильные морозы. Всегда есть капюшон, конечно, но и куртка у него не предел мечтаний. Метро грело и навевало сон. Енох старался, как мог, вцепившись в поручень, но глаза слипались. Он забыл, когда в последний раз высыпался. Сутки в восемь, ехать – два с половиной часа, подъем в пять. Общепит поближе, но час езды с десяти до шести. А ведь еще нужно ходить в магазин, кормить Клэр, забирать ее и отводить в сад. Благодаря Оливии, работавшей на полставки в садике бухгалтером, пару дней в неделю он спал на полчаса дольше, а это большое преимущество. Оливия. Как объяснить малышке, что ему не хватает сил на чувства к кому-то, нет денег на отношения и нет никакого желания тратить ресурсы сердца? Да и не нравилась ему Оливия, худощавая, угловатая. Девушка. Еще одна, о которой нужно заботиться, а Еноху хватало и Клэр, он не мог делить свое внимание на кого-то еще. Он бесконечно виноват перед Клэр, отсутствуя всю ее недолгую жизнь рядом. А ведь первое время она его боялась. Он сам себя боялся. Сигареты кончались. Дорогое удовольствие, но от них не дрожат руки. Енох вышел из метро прямо к остановке, ожидая теперь автобус. Каждодневная рутина, в которой не нужно даже думать. Он смотрел на сонных людей, выходящих из дома явно в свой выходной, на праздных школьников на каникулах, и не понимал, какой сегодня день. Наверное, пятое. Позавчера Клэр подарила ему открытку, уже позавчера. Черт возьми, время летит так быстро, а легче не становится. Енох успел докурить прежде, чем подполз по снежной дороге набитый людьми автобус. Люди. Их много, они все чем-то озабочены, вечно недовольны, но при этом у каждого в руке брендовый телефон, сумка от Майкла Корса и наушники в ушах. Они тонут в кредитах, но от своей жадности, а не от жизненных ситуаций. Они ругаются друг с другом из-за денег, из-за быта, а в действительности Енох не понимает, зачем вообще с кем-то жить. Он взял на себя обязанность по воспитанию сестры в двадцать один, теперь ему двадцать два, и он уверен, что семьи у него не будет, потому что до совершеннолетия Клэр он просто не доживет. Накопит столько, сколько может, и умрет, потому что без отдыха не сможет столько лет. Может быть, ей повезет, и она успеет вырасти красавицей, чтобы жить за чей-нибудь счет. Это правда лучше, чем расти страшненькой и умненькой. Еноху очень хочется, чтобы Клэр жила лучше, чем он. Но и видеть ее на месте такой, как Эмма, тяжело. Деньги. Они нужны ему, но они не властны над Енохом, и он никогда не позволил бы ни себе, ни Клэр так опуститься. Кого он обманывает, еще пятнадцать лет он протянет на чистом упрямстве, потому что слишком легко просто сдохнуть. Наконец он добрел до торгового центра. Здесь каждый день тратят невероятные суммы на всякую фигню, на вещи, которые не соответствуют логике своими ценниками, где люди меряются кошельками и проводят выходные, потому что выросли только потребителями и не умеют ничего другого. Им нужны их телефоны, их телевизоры, они боятся, что останутся наедине со своими мыслями, в которых пусто. У Еноха нет ни телефона, ни телевизора, вообще ничего. Мыслей, впрочем, тоже. Но это лучшая жизнь, чем была прежде. Он хотя бы не ограничен клеткой со стальными прутьями. Год за глупость юношества, год за пьяный разбой, и вот его жизнь в полном дерьме, потому что никому не нужен отсидевший в тюрьме. И никого не волнует, насколько сильно ты пересмотрел свои взгляды на жизнь, не волнует, что детская колония – это не взрослая тюрьма, но срок – это всегда срок. И ему не отмыться никогда, как никогда не стереть эту строчку из всех компьютерных баз, где всегда проверяют новых работников. Енох очнулся только перед шкафчиком с идиотской формой. Дурацкая кепка едва ли налезает на его голову, но других так и не приходит. Он смотрит на себя в зеркало и снимает с крючка внутри свою карту. Нужно идти и делать тупую работу по созданию бургеров, которые стоят больше, чем нормальный обед, потребителям, которые иногда толще, чем сам Енох, раза в три, и никак не могут перестать жрать. Такая вот сеть ресторанов берет всех, даже отсидевших, лишь бы согласились стоять на ногах по восемь часов за гроши. Но здесь не оскорбляют, и это неплохо. Иногда можно забрать домой якобы просрочку, но не с Эдом. Именно Эд, этот лысоватый низкорослый придурок в очках, уже стоит на пороге раздевалки, сложив руки на груди. Енох мрачно смотрит на него, захлопывая дверцу. Он опоздал на минуту, а этот задрот уже готовиться высказать ему все, что думает. - На кассу, О'Коннор, - рявкнул он, когда Енох прошел мимо него в пространство ресторана, где всегда жарко, а пол залит маслом из фритюрницы. - Я не пойду на кассу, - ответил Енох зло. Но нет, за станцией уже какой-то долговязый новичок с дредами, тупо пялится на подсказки. Никакой кассы, он не в состоянии связать двух слов. - Я тебя не спрашивал, - Эд злее обычного. Похоже, народ плохо стал поглощать бургеры или уходит в более известную сеть по соседству. – Если не хочешь стоять на кассе, сделай что-нибудь со своим лицом, а пока оно тянет к нам всяких идиоток, будешь стоять там! Енох отвернулся. Он терпеть не мог общаться с этими кокетливыми одинаковыми девчонками, которые почему-то вечно слетались к их ресторану, когда он стоял за кассой. Если в моде парни с внешностью мертвецов, тогда вопросов нет. Но, с другой стороны, за всеми остальными кассами черные, толстяки и толстушки, прыщавые очкарики – все, для кого нет места в нормальной жизни. А у него была бы нормальная жизнь, если бы он думал не задницей в восемнадцать лет. Да даже задница думает лучше, чем Енох О'Коннор в восемнадцать. В утренние часы народу было мало, и Енох сновал туда-сюда за стойкой, накачиваясь безлимитным кофе в счет обеда. Горькое, отвратительное на вкус и неприлично дорогое, оно немного помогало мыслить ярче, но к самому кофеину он уже давно привык. В этом дерьмором бистро – какой к черту ресторан – работникам запрещалось стоять на месте и тем более сидеть. Иногда Енох плевал на все и опирался на стойку, потому что после суток стоять уже было почти невозможно. А ведь Клэр уже замечает, что он устает. В пять лет обычно об этом не знают, но Клэр уже смотрит на него с грустью. Но выбора нет, другой работы тоже нет, всем нужны рекомендации, опыт, чистая биография, даже если у него действительно не страшное лицо. Он вздохнул, когда очередные школьницы прилипли к стойке. Еще совсем круглые лица были измазаны всеми оттенками косметики, нарисованы скулы там, где были детские щеки. Но нужно работать. К двенадцати его тошнило от этих сладких духов. Все они одинаковые, беззаботные, увешанные украшениями, модными шарфами, все в кедах и с распущенными волосами, без всякой индивидуальности. И всем им что-то было нужно от него, хотя по правде – только одно, а ведь заикнись, так получишь по морде. Идиотизм человеческих отношений. Его снова шатало, кружилась голова. Он оперся о стойку, показывая Эду средний палец под стойкой. Тот аж побагровел. Но он на выгонит Еноха, пока эти девицы заказывают молочные коктейли и кофе. Хорошо, что не надо улыбаться, а то Енох способен только на оскал. Идиотский мир, полный ненужных вещей, ненужной еды и ненужных людей вроде него. И как жарко в этой рубашке. Он мог бы носить и форменную футболку, но руки напоминают ему о сломавшей жизнь глупости. Нет денег, чтобы свести все, что он требовал рисовать на себе много лет назад. Всего четыре, а кажется, будто целая жизнь. - Эй, - кто-то постучал картой по стойке. Енох поднял голову. Очень смешно. Портман хмуро окинул его взглядом, на этот раз точно узнав. – Привет, - произнес он, крутя карту в руках. С такой картой бургеры не едят, но он совсем еще ребенок. Пара синяков, один шрам над виском – и все, а ведь он влетел на огромной скорости в заграждение. Его должно было разорвать на куски, а он выжил и отделался царапинами. – Сколько нужно заплатить, чтобы и пожрать, и тебя забрать? - Чего? – переспросил Енох, изучая его хмурое мальчишеское лицо. - Какие-то проблемы? – выпорхнул Эд из своей каморки, расцветая улыбкой. - Сколько стоит его смена? – флегматично спросил Портман у Эда, едва ли глядя на него. Енох опешил от его наглости. - Простите, я не понимаю, - так же вежливо продолжил Эд улыбаться, как идиот. - Да блять, сколько денег надо отвалить в твою кассу, чтобы ты его отпустил со мной? – перефразировал Портман. От холодного его взгляда Енох моментально вспыхнул гневом. - Ты что, ебнулся, я никуда с тобой… - Двести, - так же мило и спокойно откликнулся Эд. - С какого… - Енох выпрямился, не зная, кому первому сломать шею. К черту работу, это же какой-то бред, так покупать его, словно он собственность ресторана! – Я не пойду никуда. - Два выходных, - прошипел Эд ему на ухо. - Да пошли вы нахуй, - ошалело произнес Енох. - Уволю, - совсем тихо произнес Эд, глупо улыбаясь Портману. Тот скучал. - Да и… Клэр. Он остро вспомнил ее на больничной койке, такую худенькую, еле живую. Как тяжело она отходила от операции. Она заслуживает большего, чем комната в многоквартирном преступном доме, больше, чем этот ублюдочный садик, где каждый норовит обидеть ее. Он должен сделать для нее все. - Триста, и чего-нибудь пожрать, - кивнул Портман, скользя взглядом по лицу Еноха. Енох сжимал и разжимал кулаки, стоя столбом в своей бессильной ярости, пока Эд пробивал заказ года. Ему светит премия, а Еноху – озабоченный кретин, поехавший мозгами. Триста долларов за что? Он что, проститутка, чтобы его снять за триста баксов? - Я там подожду, - махнул рукой в сторону зала со столиками Портман. – Пять минут. - А теперь можешь идти и скинуть его с четвертого этажа, - фыркнул Эд, хлопнув его по спине. Енох сдержался, хотя больше всего хотел разбить его лицо о стойку. – Всегда будешь на кассе стоять, ловить всяких озабоченных с золотыми картами. Триста баксов! С этими словами он втолкнул Еноха в комнатку для переодеваний. Енох пытался понять, не бред ли это усталого мозга. Он переодевался автоматически, впервые подумав о том, на что он готов, чтобы закрыть счета Клэр. Готов ли он на… Нет. Он лучше угробит себя бесконечной работой, чем это. Он вышел из помещения ресторана на фуд-корт с твердым намерением скинуть этого крысеныша с четвертого этажа. Портман сидел в пластиковом стуле торгового центра, как король, и выглядело это очень глупо. Если бы его куртка не была кожаной, она была бы золотой. - Привет, - произнес он скучающе, окидывая взглядом Еноха с ног до головы. У Еноха сложилось ощущение, что его взвесили и оценили, как на рынке. – Не тянешь на триста. - Пошел нахуй, - произнес Енох почти по слогам, опираясь на стол и склоняясь к нему. – Пошел нахуй, или я скину тебя отсюда экспрессом до первого этажа, а потом подниму и уроню еще раз. - А ты хорош, - вместо испуга Портман фактически выплюнул эти слова ему в лицо. – Сколько надо, чтобы ты пошел со мной? Четыреста? - Ты совсем ебнулся? – с некоторым интересом спросил Енох. Ледяного цвета глаза этого парня смотрели на него с интересом, как на какую-то модную и уникальную вещь, которую нужно купить. – Я что, похож на шлюху? - Нет, конечно, они и подешевле бывают, - пожал плечами Портман – Ничего не могу с собой поделать, - он чуть сполз по стулу и развел бедра в узких темных джинсах. Скрывать он явно ничего не собирался. Как потрясающе приятно было сжать его горло. Но он не испугался, абсолютный псих, он только усмехнулся, хотя Енох не играл с ним. - Пятьсот, и сможешь меня трахнуть, - прошептал он едва слышно, и в его глазах горел невероятный огонь желания. Енох бросил его обратно на стул, просто разворачиваясь к нему спиной. Пятьсот баксов, чтобы его трахнули – ему место в психушке. Енох ушел, не обернувшись не на ресторан, в котором его наверняка уволят, ни на психа Портмана, который жег дыру в его спине. Он чувствовал себя настолько грязным и бесполезным, настолько ничтожным, что хотелось просто орать. Орать и убивать. Прежний Енох опасно подобрался к границам его заключения. Клэр. Ради Клэр он должен вести себя нормально, но продаваться, как шлюха, это разве нормально? Пятьсот баксов. Он покрыл бы три счета разом. Три. Три из двенадцати. Но стоило ему закрыть глаза, как отвратительно самодовольное лицо этого мальчишки возникало в его сознании, вызывая только одно желание – убивать.