Aliis inserviendo consumor

[Джейкоб] Сильные порывы ветра вырывали сигарету из рук. Как бы Джейкоб ни разворачивался, огонь зажигалки моментально затухал, и в конце концов он раздраженно выбросил сигарету вниз с крыши многоэтажки, решив, что это лишь еще один знак бросать. По утрам он стал замечать какой-то неприятный кашель с мокротой, и это здорово напугало его, ведь ему было не так много лет, чтобы болеть. Он уставился вниз, перегнувшись через железные перила, на пустую улицу, где не было других идиотов, кроме него, которые отказывались бы от желанного сна и отдыха. Джейкоб был бы рад сейчас пятнадцатому по счету сну, однако с тех пор, как он подскочил в пять утра, желание уснуть к нему так и не вернулось. Он крутился на крошечных сантиметрах подле Еноха, не в силах заставить себя погрузиться в сон, и в тот опасный момент, когда Джейкоб осознал, что может разбудить Еноха, он наконец решил встать. Он ощущал слабый голод и немного – нервозность перед предстоящим днем. Черт, он планировал это несколько дней, но сомнений не становилось меньше. До сих пор им удавалось ладить, но общение это было хаотичное, выстроенное лишь на предчувствиях, смазанное работой и прочими обязанностями, так что, по сути, это был первый совместный день, посвященный только им. Джейкоб много раз задавался вопросом о том, что же он должен сделать, чтобы вернуть доверие Клэр. Он не знал, что представляет из себя сознание такой малышки, а потому абсолютно не понимал, возможно ли и правильно ли объяснять ей свои чувства к Еноху. Он пробовал спросить и самого Еноха, да только своим необычным шестым чувством угадал, что тот понимает в проблемах Клэр еще меньше. В конце концов, Джейкоб решил пустить все на самотек, надеясь, что Клэр достаточно умная девочка, чтобы самостоятельно определить, что же они хотят ей показать. Джейкоб нервничал даже слишком часто. Впервые в жизни он заглядывал в завтрашний день, заглядывал в будущее через неделю, пытаясь выстроить планы, он обрастал обязанностями и прогнозами, переживал, если не успевал в нескольких местах одновременно и еще больше переживал за то, что не может постоянно контролировать обоих О`Конноров. Джейкоб вставал в половину седьмого утра и ложился в половину двенадцатого, если повезет, и за весь чертов день он сидел, может быть, всего минут двадцать. Все остальное время он проводил на ногах, и ноги начали противно ныть не только к концу дня, но и ночью, и даже утром. С удивительной скоростью он перенял часть забот о Клэр и комнате, счетах и деньгах в общем всего за пару дней, получая искреннее удовольствие от того, что он в состоянии все успевать. Еще никогда в жизни он не уставал настолько смертельно, до полной отключки, а потому эта странная бессонница здорово сбила весь его настрой. Он не чувствовал себя достаточно отдохнувшим, а это, как известно, была благостная почва для любого рода сомнений. Такая гонка с жизнью помогала ему растянуть во времени невероятный, хоть и медленный, процесс знакомства с Енохом. За последнюю неделю он мог сосчитать по пальцам мгновения соприкосновения, мог лишь гадать, не показались ли они ему, но вместе с тем, посреди чертовой спешки день за днем, Джейкоб становился все ближе и ближе. Он учился быть рядом – а это была, пожалуй, целая наука, в которой приходилось учиться выбирать моменты для близости и остро ощущать моменты для поспешного побега, ведь Енох был импульсивен и почти непредсказуем. Джейкоб наблюдал за каждым из них, искренне веря, что только время поможет ему в действительности стать частью этой семьи. Он надеялся, что уже через месяц будет достаточно заметен в своих обязанностях, а через два и вовсе станет незаменимым. Джейкоб обнаружил, что достаточно хвалить самого себя, ставить себе галочки и сравнивать с прошлым, чтобы двигаться дальше. Он больше не наезжал на Еноха и не давил, просто наблюдал и угадывал те секунды, когда ему позволено подойти. Пусть это звучало, как рабство, Джейкоб воспринял это скорее как некоторые стадии принятия. Ему было тяжело представить ситуацию Еноха, но Бронвин, скучавшая в своей палате, твердила день за днем, что Енох поступает так не из-за Джейкоба персонально, а потому, что в принципе не умеет быстро привыкать и менять свои устои. Поэтому Джейкоб просто жил, наваливая на себя все больше и больше занятий. Буквально два дня назад он и Хью закончили уборку в кафе, где упаковали все, что стоило сохранить, до лучших времен. С тех пор Хью даже не позвонил ему. И от этого Джейкоб поневоле страдал. Он тяжело воспринимал брошенные вскользь факты из жизни Хью, которые так быстро расцветали с каждым днем, и несколько болезненно реагировал, хоть и пытался это скрыть. Хью делал вид, что не замечает. Джейкобу хотелось и не хотелось одновременно узнать о том, что происходит между ним и Миллардом. И хотя сам Миллард вызывал только глубокое уважение, Джейкоб скорее был обижен на мир за то, что тот заставляет его раздваиваться. Он зависел от Хью. Сейчас, когда каждый шаг в сторону Еноха должен был быть обдуманным и взвешенным, когда он играл в игру, правила которой были туманны, но обязательно, Джейкоб остро ощущал потребность в поддержке. Он ругал себя, ненавидел себя временами, но никак не мог перестать воспринимать Хью как запасной вариант. Он даже старой частью своей души, избалованной, богатой, эгоистичной понимал, что он действительно задел Апистона и на самом деле может в любой момент забрать его с собой в другую жизнь. Действительно может. Это была власть, сладостнее которой раньше были только деньги. Это была свежая власть, удивительная в своей простоте, ведь Джейкоб обладал ею только по праву самого себя, а не своих денег. При свете дня ему удавалось спорить с самим собой, но ночью, в тот момент, когда Енох спал спиной к нему и никак не обращал на него внимания перед этим, Джейкобу до боли в животе хотелось снова ощутить себя в центре внимания. Все это время, всю эту неделю в нем дрались два Джейкоба, и один из них представлял прошлое, а другой – будущее. Вот и сейчас на этой мысли Джейкоб лишь стиснул зубы. Он боялся предстоящего дня. Боялся и даже подумывал отступить, ведь, черт, что это за свидание, если оно распланировало и продумано до секунды, рассчитано на все вероятные взрывы Еноха. С Хью он завалился бы в первый попавшийся торговый центр и моментально влип бы в приключения. Джейкоб тонул в болотной тине своих желаний, которые были даже слишком похожи. Иногда он действительно думал сдаться. Идти по легкому пути – немногим ранее только это и умел Джейкоб Портман, но теперь достаточно было вспомнить себя в день аварии, и Джейкоба отпускало. Ведь он базировал все свои ощущения лишь на эгоистичной потребности использовать Хью. Питаться его заботой, его искренней привязанностью, которая стоила многого даже без секса. Секс вообще не имел здесь никакого значения, лишь его присутствие. Джейкоб покрутил в руках телефон. Он может даже написать об этом Хью. Много ли вообще есть людей, которым он в состоянии сказать то, что думает? Заикнись он об этом Еноху, и Енох размажет по стене их обоих. Его ревность действительно существовала, но в последнее время слегка затупилась из-за того, что он снова начал уставать и отказывался есть, даже если Джейкоб собирал ему с собой несколько контейнеров. Джейкоб ощущал на себе путы, привязанные к О`Коннорам, что по тяжести соотносилось с тягой Титаника. И он не справлялся. Даже слишком часто. Его тактика была правильной, но ведь и он не обладал бесконечным резервом. Последние несколько дней он и вовсе пережил отвратительные моменты признания перед Бронвин, потому что больше не мог терпеть молчания. Он вынужден был молчать перед одним в том, что более всего нуждается в его поддержке, и перед другим в том, что ему не хватает сил. Бронвин не жалела его, не делала за него выбор, но иногда она тепло отзывалась о том, насколько он критичен к себе, и сетовала, что не всем этого хватает. Джейкоб ясно видел, что она, в силу давнего знакомства, выбрала бы Хью, и от этого становилось совсем хуже. Как бы Джейкоб не старался, Бронвин отказывалась сообщать свою оценку Еноха. Енох не мог понравиться никому, даже несмотря на свою внешность. Пара минут общения, и нормальный человек моментально осознал бы, что он тут не нужен. Джейкоб держался почти месяц. Оглядываясь назад, он в ужасе понимал, что прошел огромный путь, и если он оступится, возвращаться будет некуда. Ни разу Джейкоб не подумал о родителях, находя это болезненной темой, ни разу вспомнил о так называемых друзьях, стыдясь того, что вообще вертелся в тех кругах. Он просто двигался вперед так далеко, как только мог. Но силы заканчивались. Телефон мягко зажужжал в руке. - А если бы я спал? – Возможно, он должен был разыграть раздражение, но на деле Джейкоб с трудом скрывал радость и немного – ревность. - Ну ты же не спишь. - Мне стоит спрашивать, как ты об этом узнал? - Можно соврать об армейском бинокле? - Нет. - Тогда я просто эгоистично позвонил наугад, потому что мне скучно. - Ты чертовски верно выбрал время для наугад, - отозвался задумчиво Джейкоб. Он присел на старое ведро, брошенное тут в качестве стула одним из жильцов. Толстая куртка все равно пропускала порывы ветра за шею и немного – к пояснице, так что находиться здесь было неуютно. - Сон алкоголика короток и тревожен, - резюмировал Хью. - Ты не алкоголик. - Я блевал дальше, чем видел. - Именно поэтому ты не алкоголик. Если способен блевать – значит, еще не спился. - Меня поражает глубина твоей жизненной мудрости. - Разве у тебя нет компании? – У Джейкоба с трудом получилось спросить это. Он слегка закусил губу. У него была возможность сравнить вечера с Хью и Енохом, и черт, Енох проигрывал почти во всем, кроме того волшебного ощущения внутри, этого сильного чувства, что правит телом Джейкоба, и только лишь это останавливало Джейкоба. Он замер и представил вдруг, как уезжает навсегда, находит нормальную работу и живет нормальной жизнью с человеком, который ему симпатичен и приятен. Это было бы спокойным будущим. Скучным и спокойным. - Я немного утомил компанию, - протянул Хью чуть тише и виновато. – Я перебрал, так что… Не помню, в общем, помню капельницу, а после нее уже вырубился. Джейкоб прикрыл телефон ладонью и позволил себе вздохнуть. Ему и хотелось, и одновременно не хотелось узнать о том, что же происходит на другом конце города. Как только он начинал думать о Хью и Милларде, его мутило, хотя он осознавал, как глупо ведет себя. Он взрослый человек, но в чем-то продолжал думать, как капризное существо. Раньше он мог купить сколько угодно партнеров, но здесь речь шла о чем-то большем. Гораздо большем. Будущее. - Я что-то не знаю никого, кому с похмелья бы ставили капельницу, - выдавил наконец Джейкоб из себя деланно восхищенно, хотя на самом деле его здорово скривило от своей же фразы. - Ты не обязан делать вид, что тебе есть до этого дело, Джейкоб. - Я чувствую, что поступил отвратительно по отношению к тебе. - Ты ничего не обещал мне. Джейкоб слегка постучал затылком о бетонную стену позади себя. Это не помогало. Даже сейчас Хью был образцом адекватности, убеждая Джейкоба в правоте, хотя в реальной жизни вообще не может быть ничего правильного и неправильного. - Я хочу участвовать в твоей жизни, так что… В общем, я жду подробностей и все такое, - шутить тоже не получалось. - Джейкоб, давай-ка по паре банок вечером и решим с этим окончательно, идет? – Джейкобу не понравилась торопливость в его голосе. Ему вдруг захотелось швырнуть телефон вниз, прямо на блестящий от влаги асфальт. Ребенок в нем, умирающий, золотой ребенок был готов кататься по асфальту. - Мне нельзя пить рядом с тобой. Это ранее утро, пустая улица, пустая крыша и полное разочарование в нынешнем дне толкнуло его на то, что он не должен был говорить. Джейкоб прикусил кожу на предплечье, надеясь, что Хью, как обычно, переведет все в шутку или иронию, но он молчал. - Прости, давай просто… Просто забудем, идет? – пробормотал он поспешно. – Сегодня… Сегодня не тот день. - Точно. Я потерялся в днях. Конечно. Будешь должен в подробностях, - парировал Хью, но голос его совсем не был похож на обычный. Джейкоб воспринял сердцем каждую интонацию. Это что, так будет всегда? Он будет оказываться ближе к одному и осознавать поспешно, что должен быть с другим, и так по чертовому порочному кругу? Он отключил телефон дрожащей рукой, потому что был в полном отчаянии. До сих пор он был уверен, что поступает правильно, до сих пор, пока видел Еноха. Как только он оказывался рядом с Хью, взаимодействие между ними нарастало само. Уборка в кафе могла бы закончиться катастрофично много раз. Действительно много. Он мучительно вспоминал каждое прикосновение к себе, к нему, капли белой краски на темной коже от покраски высокого потолка, каждый взгляд, что скрывал больше, чем имело право быть. Возможно, Джейкоб борется не за выбор. Он борется с самим собой за то, чтобы навсегда уничтожить в себе желание обладать тем, что ему не принадлежит. Именно поэтому он ходит по чертовому кругу. Именно поэтому он мешает Хью строить свои отношения, мешает себе на пути к Еноху. Возненавидев себя до последней точки кипения, Джейкоб сорвался с места. Всего две минуты, и он снова в темной комнате, на узкой постели, устраивается на влажной подушке и прижимается лбом к горячей коже спины Еноха, переживая внезапно нахлынувшее возбуждение. Чем больше он получает намеков, тем сильнее ему хочется, и это никак не связано с его душой. Тело требует своего, тело накачано гормонами, которым нужен выход, и Джейкобу тяжело справиться с сильным возбуждением. Он закрыл глаза, стараясь справиться, но фантазия брала свое. В его голове вспыхивали образы, от которых он вынужден был закусить подушку, от которых он извивался на постели, стараясь ослепнуть ментально, не понимая, почему думает о подобном. Все мышцы в его теле были напряжены в бесполезной борьбе с возбуждением, и рука его против воли скользнула под слабый пояс штанов. Он болен. Иначе ему никак не объяснить то, что он думает о Хью одновременно с Енохом, что в его фантазии сразу двое, и это настолько потрясает все его существо, что ему приятно до боли представлять это. Кажется, он слишком мал для любви. Для отношений. Он не наигрался, раз телом его правит только секс. Стыд заставил его сесть на кровати, руками скрывая лицо. Может быть, проблема в принципе в нем, что он от рождения не знает, что значит быть преданным лишь одному человеку. Водоворот одинаковых мыслей. Джейкоб должен справиться с этим. Ведь чем ближе он становится к Еноху, тем больше шансов имеет окончательно сломать его. Раз и навсегда. Это все равно, что убить кого-то. Джейкоб не способен держать за подобное ответ. Лучше он встанет и подумает о завтраке. [Енох] Ощущение самопроизвольного пробуждения по степени удовольствия напоминает поход в туалет после долгой нужды. Енох даже не смог открыть глаза сразу же, привыкая к тому, что его тело просто… выспалось. Возможно, это было приятно до слез. Он ощущал свою неудобную кровать как мягкую, тело как полным сил и разум в сонной дымке – да Енох же просто в эйфории от того, что проснулся самостоятельно. Ему до последнего не верилось, что Портман действительно принесет деньги за этот день, так, чтобы Енох действительно смог снять смену в кафе. Енох не почувствовал ничего еще вчера, когда Портман все же выложил деньги на стол, но сегодня до него впервые дошел смысл того, что такое выходной. Он приоткрыл глаза. Даже зимнее солнце решило отметить этот деньги и пробраться сквозь грязное окно, миновать гирлянду и пощекотать лицо Еноха. Он медленно сел, привыкая к своему телу, ища признаки своей язвы, которая, кажется, передумала заживать. Щурясь, Енох проверял Клэр – все еще спит, свернувшись клубочком – и только затем понял, что в комнате чем-то вполне приятно и вкусно пахнет. Он взглянул через плечо – Портман мыл какую-то миску под тонкой струйкой воды, лохматый, но выглядящий так, словно проснулся уже давным-давно. Енох снова сощурился – даже в это утро, когда он, кажется, был почти самим собой, прежним собой, он не мог найти в Портмане ничего, что его могло бы зацепить. Внешне Еноха не трогало ничего, но он больше не мог сказать так о внутреннем его состоянии. Поганец знал, когда подойти. Знал, когда Енох не в настроении, а когда слишком устал, отвлечен или в принципе равнодушен. Он смотрел за Енохом, почти не отводя глаз, и это давало ему преимущества, о которых даже сам Енох не догадывался. Каким-то образом Портман знал его настроение прежде, чем Енох сам до этого додумывался. Портман вдруг вздрогнул и посмотрел на него украдкой. Закончив мыть свою миску, он вытер руки и повернулся, еще раз посмотрев на Еноха. Как он делает это? В чем он видит нынешнее состояние Еноха? Это вряд ли так явно написано на лице. Он отвернулся и принялся развешивать явно мокрое полотенце на старом деревянном держателе. Даже сейчас он понял, на что настроен и на что не настроен Енох. Это вообще можно как-то объяснить? Его же лицо казалось абсолютно нечитаемым. Да, Портман был эмоционален – в те мгновения, когда прекрасно сам понимал, какая именно эмоция им правит. Сейчас же он казался скорее задумчивым, чем эмоциональным. На этом Еноху надоело думать, и он решил, что пора вставать. Пару раз отжался, чтобы скинуть остатки сна – это помогало крови бежать быстрее, возвращать к жизни весьма ленивое тело. Провел пару минут в ванной, приводя в порядок свое вновь осунувшееся лицо. Ненадолго ему хватило отдыха в больнице. Он оттянул кудри вниз, пытаясь представить, как он будет выглядеть с короткими волосами. После чего наконец вернулся в комнату. Завтрака он не ожидал. Точнее, Портман сидел и ел, погрузившись в какую-то невесть откуда вылезшую газету, тогда как на второй тарелке тоже что-то лежало и достаточно приятно пахло, кажется, омлетом. Енох мог бы взорваться и послать его к чертовой матери в любой другой момент, но здесь все выглядело так, словно у Еноха был выбор – есть или не есть, а Портман был тут словно и не при чем. Он был даже слишком наблюдателен. И это тоже немного раздражало. Енох решил не изображать из себя сытого жизнью. Сидеть за одним столом с Портманом было… Никак. Привычно. Он влез в жизнь его и Клэр настолько нагло и прочно, что иногда Енох удивлялся скорее тому, что его нет, чем тому, что он есть. Это были пугающие знаки. Которые заставляли его вспомнить о том, что он в принципе согласился на все это. Согласился на то, чтобы Портман был рядом. - Я тут постирал в… - Портман вдруг замолчал и уткнулся в стол. Может быть, Енох немного перегибает. Но от «спасибо» скоро отвалится язык. Он почувствовал что-то похожее на неудобство – ему не придраться, никак не вывернуть ситуацию. Этот дерганный Портман приспосабливается, словно крошечный зверек. И это, вероятно, может Еноху прийти по душе. Это… Стоит уважения. Даже то, что кофе абсолютно горячий и абсолютно без сахара. Даже то, что на тканевой полке Еноха одежда действительно лежит та, что он собирался и сам стирать. Не придраться, но не то, чтобы Енох в полном восторге – это накладывает на него некоторые обязательства, а он не любит быть обязанным. Впрочем, с Портманом легко рассчитаться. Он встает всего через несколько минут, чтобы убрать за собой. За последнюю неделю он только и делал, что носился, так что у Еноха были лишь вопросы о природе его энергии. Худая его фигура остановилась даже прежде, чем рука Еноха действительно послужила преградой. Он опасливо склонил голову, однако Енох веселился тем, что смотрел в стену и абсолютно никак не демонстрировал свою цель. У него было не так много забав в настоящем, так что нервозность Портмана и в принципе игры на его эмоциональности были необычным развлечением. Он перехватил руку Портмана, не особенно заботясь о том, насколько сильно это сделал. Каждое его движение взрывалось тысячами предположений в голове Портмана, и это тоже выглядело забавно со стороны. Он силился предсказать Еноха и не мог. С каждой новой секундой он просто сдавался на милость Еноху. И победа, в общем, была приятной. Игра. Только игра помогала Еноху не бунтовать и не выражать свой протест через боль. Он никогда не славился способностью подумать, прежде чем сделать, так что в некотором роде сейчас Енох продвинулся по стезе самоконтроля. Формально, он и сам не знал, зачем остановил Портмана. Сейчас в его голове был хаос, так что у Портмана было невероятно много шансов не угадать, так что Енох законно мог бы сорваться на него. Просто так. За то, что вдруг влез, вдруг нашел свое место в этой комнате, за то, что Еноху приходится признавать его пользу, хотя он давно поверил в то, что не нужен этой жизни. Секунды проходили в полном молчании. Портман признал свой следующий ход, но панику скрыть не сумел. Енох слегка склонил голову, повернувшись на несколько десятков градусов, чтобы невзначай изучать эту панику. Портман уставился себе под ноги, после чего все же пошевелился. Енох выругался мысленно. Он наклонился, чтобы забрать тарелку. Нейтрально поступил там, где вообще не было никакого шанса на это. И все же Портман умудрился ускользнуть, разместившись возле мойки. Острые его локти двигались даже слишком быстро – он необъяснимо быстро учился жизни. Енох погасил укол разочарования. Весь этот день Портман спланировал и опробовал в осторожных предложениях. Изгадить его – это просто цель номер один для Еноха, ведь он не верит в собачью верность, не верит в существование незыблемой любви и прекрасно знает, что если он снова дойдет до нужной точки – не самой критичной в своей жизни – то Портман не выдержит и свалит насовсем, и Енох будет даже как бы и не виноват. Ведь он поступает так, как поступал всегда. Это его характер. Его сущность. Енох не может объяснить ревность. Не может спокойно слышать о том, что очкастый коп все равно лезет к Портману. Не может не ощущать связь между ними, которой по времени было намного меньше, чем общению Еноха с Портманом. Это било по самооценке, ведь когда-то Еноху удавалось общение. Когда-то он мог получить власть над любым человеком, если бы захотел. Он допивал кофе, когда негромкая трель мобильника – роскоши на взгляд Еноха, неизвестно как заработанной Портманом – заставила его обернуться. Сузив глаза незаметно для себя, он наткнулся на рассеянную улыбку Портмана, обращенную экрану телефона. Улыбка меняла его лицо настолько, насколько это вообще возможно. Улыбка придавала смысл его лицу, ярким глазам и худобе, делая его живым и полноценным. Улыбка была, возможно, единственной причиной смотреть на него для Еноха, и эта улыбка еще ни разу не была вызвана Енохом. Только очкастым копом. Не срослось с Миллардом? Тело действовало быстрее, чем разум, что в большинстве случаев все же сглаживало тяжелый характер Еноха. В мыслях он убивал Портмана, в реальности же оказывался в максимальной близости. Несколько удивленное лицо Портмана оказалось прямо перед его взглядом. Яркие голубые глаза уставились на него в вечном анализе. Он не хуже очкастого копа. Иначе бы он тут не стоял. Портман напрягся, буквально распластавшись по стойке с мойкой. Он смотрел то на руку Еноха, то на его лицо, словно бы в действительности не знал, что Енох собирается сделать. Енох не понимал и сам. Он знал, что Портмана консультирует вся его команда поддержки, которая на самом деле не особенно жалует Еноха. Еноху же особо не с кем поговорить, даже если бы гордость не мешала ему признать, что он просто не знает, чего хочет. Ему нравилась власть над Портманом. Нравилось видеть в нем что-то дикое, нелогичное, слепое обожание, которое жило слишком долго, несмотря на все, что творил Енох. Портман рассчитывал как на прикосновение, так и на удар, и все равно стоял, словно примерзнув к полу намертво. Он едва слышно выдохнул, ни разу не моргнув, стоило Еноху провести кончиками пальцев по его щеке. Весь он был единым целым организмом, реагирующем в одном-единственном порыве. Легкая дрожь возрастала в нем пропорционально тому, как Енох играл с его лицом. Возможно, он не так уж прав в своей цели изгадить этот день. Ведь это его выходной, рассчитанный под него и для него, человеком, который научился многому за короткий промежуток времени, следуя лишь за ним. Портман был, пожалуй, все же не настолько бесполезным. И он так дьявольски хорошо знал, когда ему стоит изображать мертвого. Даже если ему хотелось податься вперед, он держался на месте, не шевельнувшись ни на сантиметр. Как будто так и не моргнул. А ведь прежний Портман уже висел бы на его шее. Это другой человек. Он ошибается, если продолжает судить Портмана по первому впечатлению. Мысль эта была отчасти неприятной. Енох застыл, перестраиваясь на новый лад. Бывало, что он понимал, каких людей можно использовать и нужно сохранять, а каких нет. С трудом Енох вспоминал, как раньше ему удавалось обрастать связями, как ловить нужных людей. Стоило ему снова настроить тот забытый временем своеобразный радар, как он едва не оглох от ментального требования удержать Портмана. Логика требовала оставить его, приручить, забрать все, что он только может дать. Потенциал Портмана возрос в несколько раз и продолжал расти. Портман вдруг пошевелился. Воспользовался своей сверхъестественной способностью и вдруг слегка склонился вперед. Руки его легли на шею Еноха в едва выносимой нежности, в миллиметрах от той грани, что показалась бы Еноху смешной. Он застрял на пути к тому, чтобы признать Портмана необходимым. Сейчас он не мог реагировать негативно или еще как-то, просто следовал за руками Портмана. К своему удивлению, Енох определил, что прошло почти четыре недели с тех пор, как Портман появился в его жизни. Удивился тому, что и подобное положение в его жизни не новость. Каким-то непостижимым образом он продолжал стоять, послушно склонив голову к плечу Портмана, как уже делал это раньше, и в тот момент Енох думал только том, что никогда раньше не задумывался о том, что будет. Он никогда не рассчитывал на выходной. На завтрак. На объятие. Считал это лишним идиотизмом, но сейчас, вынужденно уткнувшись взглядом в вешалку с куртками, Енох почему-то воспринимал это как должное. Портман не дышал больше как слон, скорее наоборот – казалось, он не дышит вовсе, аккуратно обнимая Еноха руками вокруг головы. Подобрать слова было трудно. Он вырвал мобильник из кармана Портмана и отправил его куда подальше, не особенно заботясь, разобьется он или нет. Клэр зашевелилась. [Джейкоб] Мороз задевал чувствительный нос. Джейкоб потер его в очередной раз, прежде чем встать снова в гигантскую очередь, что вела к огромной бесплатной горке, что залили льдом пару дней назад. На его шее сидела Клэр, чья шапка и пальто уже покрылись снегом и крошечными льдинками. Она раскраснелась и немного устала, хотя они провели на этой ярмарке всего час. Она первая увидела эту горку, после чего замерла, не зная, у кого из них спросить разрешения. Джейкоб повел ее за собой. Он не собирался даже спрашивать Еноха – утро оставило в нем хрустальную надежду получить еще тысячу или миллион подобных моментов. Когда он заметил ярость в глазах Еноха, он мысленно попрощался с жизнью. К тому моменту все мысли о Хью и его сообщении стерлись из сознания моментально, оставив только острый выброс адреналина. Что его ждет? Удар? Или что? Он еще никогда не ощущал такого накала эмоций на трезвую голову, и лавина облегчения буквально стерла все сомнения внутри него, когда он интуитивно обнял Еноха, защищая его так же, как и в больнице. Джейкоб не обратил внимание на состояние мобильника, ни на что иначе. Он медленно умирал от счастья, что появилось абсолютно неожиданно в ту секунду, когда Енох поцеловал его. Отныне, если любое желание убежать все же посетит Джейкоба, ему будет, что вспомнить. Даже сейчас, на морозе, слегка возбужденный в целом от езды с горки, чего он не делал, кажется, никогда, он возвращал в памяти невероятный момент, который был, наверное, самым естественным за все четыре недели. Он едва устоял на ногах, едва мог дышать, понятия не имел, может ли он держаться за Еноха или все же придется за мойку, губы не слушались его от неуверенности в себе и в том, что происходит. Джейкоб слегка прикусил губу, возродив все эти эмоции даже слишком ярко. Утро никогда не казалось ему таким великолепным. Он переодевался, наблюдая за тем, как сонно Клэр поедает омлет, подогретый во второй раз, как пьет ячменный кофе (огромный пакет всего за доллар по акции) и как Енох, возможно, самый мрачный, самый непредсказуемый и самый опасный, помогал ей одевать колготки, чтобы выбраться наконец из дома. Эти моменты обладали высокой ценой. Хотел Енох или нет, но Джейкоб ощущал свою роль сильнее, чем внешне имел на это право. Его губы горели каждый раз, когда он вспоминал утренний поцелуй. За всю неделю он разделил с Енохом всего два или три, и то поспешных, и то рожденных под влиянием момента, взаимопонимания, усталости, работы, чего угодно. Этот был первым осознанным, медленным, доводящим до сумасшедшего желания, которое моментально схлынуло, как только Клэр заворочалась и села на кровати. Сердце Джейкоба до сих пор билось не так уж и ровно. Он держал Клэр за колени на своей шее, поглядывая на Еноха – раньше он смотрел так, словно через минуту его отошлют навеки от О`Конноров, но сейчас Джейкоб просто позволял себе наслаждаться, как наслаждаются каким-нибудь красивым видом. Он отдал многое за то, чтобы быть здесь, и должен был отдать еще больше, чтобы помочь Еноху справиться со всем происходящим и однажды поменяться – а Джейкоб свято верил в то, что это возможно. Джейкоб гордился легким румянцем на вечно бледных щеках, гордился тем, что вечные синяки немного меньше обычных, что Енох в принципе стоит здесь, а не ждет их за пределами горки. Стоило Клэр посмотреть на него, и он моментально кивнул, хотя Джейкоб ожидал от него меньше всего участия в подобном. Он не стал отводить взгляда, встретив ответный Еноха. Он еще не умел читать смысла взглядов, не понимал, что выражают темные глаза, но ему было, что противопоставить. Этим утром он впервые не был инициатором в полном смысле слова, этим утром он был кем-то заметным, и черт возьми, ему показалось, что Енох больше не смотрит только ему в глаза. Тело загоралось быстрее физиологической способности согреваться. Это будет долгий день, и Джейкоб готов сделать все, чтобы ночь была не менее долгой. Чтобы это был его личный рекорд ночи, чтобы он успел умереть несколько раз от того, что не в силах вынести, чтобы утренний поцелуй перестал быть единственным. Каждая мысль об этом заставляла его испытывать жажду. Он был рад, что руки заняты Клэр, ведь его тянуло к Еноху, как магнитом. Из-под темной шапки – той, что Джейкоб купил для него – вбивались несколько прядей, украшенных не тающими снежинками, и для Джейкоба это делало его, кажется, единственно существующим человеком на всей Земле. Он вообще не видел никого вокруг. Он нервно болтал с Клэр, что продолжала молчать и только несильно сжимала его руку на своем колене, если была согласна, но с каждой минутой здесь, посреди заснеженной площади, полной разноцветных палаток, она улыбалась все чаще. Джейкоб выхватил из толпы чье-то лицо, какой-то девицы, что пристально изучала Еноха. Он моментально напрягся, неистово ревнуя, мечтая вырвать ей глаза, не меньше, лишь бы она даже в мыслях не смела трогать Еноха. Он настолько сильно загорелся ненавистью к незнакомой девушке, что даже Клэр взволнованно погладила его по голове, не понимая, что происходит. Енох же смотрел куда-то в сторону огромной украшенной по всем рождественским традициям елки. Джейкоб с ужасом замечал все больше молодых людей – и парней, и девушек – что останавливали свой взгляд на Енохе. Кто-то ловил взгляд Джейкоба и поспешно скрывался, а кто-то игнорировал Джейкоба, и черт, как же его это бесило. Четыре недели он бился ради одного поцелуя, заработал нервный срыв, успел переспать со своим же куратором и лишь на пару процентов не влюбиться в него вместо Еноха, успел пережить смерть знакомого и травму подруги, он пережил так много всего, что сейчас идея о том, что кто-то может подойти к Еноху и попробовать познакомиться просто так его убивала. Он стиснул зубы, понимая, что один из этих личностей все же направился к Еноху в тот момент, когда Енох отошел от очереди покурить. Джейкоб не знал, что ему делать: лететь туда и бросаться на урода, что вообще посмел подойти, или стоять и принимать это унижение, тем более что Енох на контакт пошел. Видимо, парень попросил прикурить, раз Енох вновь достал зажигалку из кармана. Джейкоб покрылся волной мурашек, что рождена невозможностью гнева найти выход. Енох, очевидно, просто издевался. Он вступил в разговор. Джейкоб не выдержал. Он отвернулся, уставившись на деревянное основание огромной горки. Разочарование и обида душили его настолько сильно, что ему с трудом удавалось вдохнуть. Он опустил Клэр на землю, и девочка отвлеклась на какое-то объявление по радио, так что Джейкоб остался незамеченным в своей боли. Он даже не смог посмотреть на Еноха, когда тот вернулся. Боялся увидеть язвительное торжество или бог знает что. Как же он был наивен, когда полагал, что смог чего-то добиться… Сигаретный дым предупредил его всего за полсекунды до. Он вздрогнул от неожиданности, посмотрев на тяжелую руку, что оказалась на его плече. Енох оказался рядом с ним, лениво устроив руку так, словно это было самой естественной вещью на свете. Джейкоб заторможенно перевел взгляд на его лицо, находя его слабую усмешку. Это, конечно, было просто очередным издевательством, но не настолько жестоким, раз Джейкоб все же стоит рядом с ним и обозначен как кто-то стоящий. Лишь присутствие Клэр мешало Джейкобу от пережитого отчаяния попросить поцелуя в знак того, что все это было действительно лишь побочным эффектом характера Еноха. Клэр тянула его за руку. Он обнимал девочку и катился вместе с ней еще несколько раз, пока очередь не измотала их больше, чем само катание. Они бродили вдоль ларьков, и Джейкоб искал, чем же им всем перекусить, пока не купил яблоки в карамели, об которую можно было сломать зубы. Мороз немного отступал от количества народа, и Джейкоб смог немного ослабить шарф. Он ждал, когда же настанет представление, на которое он заранее купил билеты – дешевое, в шатре типа циркового, для маленьких детей, но все же такое важное для Клэр, что много лет не была на подобных мероприятиях. Он вел ее за руку, искренне веря, что сегодняшний день поможет каждому из них окончательно объяснить для себя происходящее, даже для Клэр. Надеялся, что она заговорит. В шатре было полутемно и удушающе пахло вареной кукурузой пополам с запахом сладкой ватой, мигали дешевые китайские лампочки, которую Джейкоб все же купил и для Клэр. Крошечные раскладные стульчики были сбоку, не в самом выгодном месте, и все же для Клэр это было нечто чудесное – она постоянно оглядывалась на других детей, на сцену и инвентарь для спектакля, на свой новый фонарик и на недоеденное яблоко. Джейкоб сидел, как на иголках, переживая за то, понравится ли девочке выступление или стоило поднакопить на нормальный цирк под крышей. Ее ладошка доверчиво лежала в руке Джейкоба, как случайно занявшего рядом с ней место. Енох не возражал. Он забрался в самый угол, прислонившись к стене. Он делал вид, что собирался спать, но Джейкоб не верил ему ни секунды. Его близость мешала Джейкобу воспринимать происходящее на сцене. Он так переживал за впечатления брата и сестры, что больше смотрел на них обоих. Клэр улыбалась и почти светилась, хотя игра актеров была так себе, а костюмы доисторическими, хлопала после каждой песни и расцветала на глазах. Джейкоб же застыл с прямой спиной, услышав возле своего уха низкий шепот: - Пристрели меня, Портман, чтобы я не мучился. Джейкоб не видел более ни одной секунды из того, что происходило на сцене. Он посмотрел на Еноха, пытаясь прощупать его состояние. От шепота и кратковременной близости он едва усидел на месте, едва подавил рефлекс моментально поймать эти губы, и теперь с каждой секундой в этой темноте, в самом углу зала Джейкоб страдал от невозможности сделать хоть что-то. Его руки против обыкновения похолодели и стали сухими, что подтверждало – он не волнуется. Он просто не может спокойно сидеть рядом и не касаться. У Джейкоба немного кружилась голова. Может быть, от глинтвейна в пластиковом стаканчике, что отдавал дешевым вином, но дарил происходящему еще больше атмосферы из-за традиционной корицы и апельсина, может быть, из-за того, что он не чувствовал отторжения со стороны Еноха. Как зачарованный, он скользил по крупным кольцам его кудрей, мечтая не застывать на губах, перебирая в памяти одно-единственное воспоминание. Смех детей и редкие хлопки от взрослых ничуть не отвлекали его. Он не соврал ни на секунду. Если у этого уничтожающего изнутри чувства рвущей потребности и панического страха за чужую жизнь могло быть название, то оно было всего одно. Джейкоб прижался спиной к стулу, надеясь отвлечься тем, что происходило на сцене. Он не рисковал трогать Еноха, если точно не знал его настрой – это отбросило бы его в прогрессе. Но руки сводило от желания хотя бы прикоснуться. Секунды проходили за минутами, но Джейкобу не становилось легче. Он готов был пожертвовать всем, лишь бы хоть на секунду ощутить, что все это реально. Он положил руку на руку Еноха, лежащую на его колене. Дрожащую руку, выдающую весь его страх перед возможным провалом. Джейкоб едва не застонал, ощутив, как после выдержанной паузы рука Еноха приняла его руку. Это отдалось в его теле сильнейшей вспышкой потребности. Так стало еще хуже. Так стало еще невыносимее. Енох нужен ему со всей своей ненавистью, яростью, непредсказуемостью и нетерпимостью, ревностью, сильным телом, несмотря на измождение, темными глазами, от которых невозможно отвести взгляд. Он сжал руку Еноха так сильно, что должен был поплатиться за это. Взгляд его поневоле скользил по обтянутому темной тканью колену. Еще хуже. Джейкоб думает только о ночи. Только о том, что у него есть шанс получить, если он продолжит без глупостей, хотя все его тело требует уже сейчас, черт знает где, даже в самой убогой и тесной кабинке туалета, потому что окружающее не будет иметь никакого значения. Каждую ночь он мог обнимать Еноха, каждую ночь его руки касались спины и живота, плеч и пояса, но на утро Джейкоб забывал, каково это – ощущать подобное. Сейчас он держал Еноха за руку и все равно не мог перестать думать об объятии. О чем-то большем. Ему было сложно поверить, что еще утром он всерьез думал о Хью. Сейчас Хью не смог бы отвлечь его ни на секунду. Джейкоб разочарованно признал, что представление подошло к концу. Клэр казалась возбужденной, принявшей происходящее даже слишком близко к сердцу – что это вообще было, Диккенс? – и она словно хотела о чем-то спросить Джейкоба, пока наконец не нашла нарисованную от руки, хотя и талантливо, брошюру о спектакле. Джейкоб присел на корточки возле нее на стоптанном снегу рядом с палаткой. - Ты хочешь, чтобы я прочитал тебе эту книгу? – спросил он наугад, и Клэр смущенно кивнула, облегченно опуская руки с брошюрой. Джейкоб пообещал ей, как был готов пообещать что угодно, лишь бы это выражение лица больше не исчезало никогда. Он снова взял ее за руку, но Клэр вдруг вырвалась. Она застыла, разглядывая цепочную карусель – огромную для детей ее возраста и крошечную для Джейкоба. - Клэр, нет, - моментально отрезал Енох. Джейкоб заметался взглядом между ним и готовой заплакать Клэр. Он покусал губы, не зная, имеет ли право вмешиваться. Одними губами он постарался спросить Еноха, почему. Почему ей нельзя в такой день? Но Енох помрачнел, и у Джейкоба не осталось сомнений, что Енох имеет на этот отказ свои причины. Клэр, казалось, вот-вот заплачет. Енох присел рядом с ней, держа ее за плечи. Он что-то тихо говорил ей, и из-за окружающего шума Джейкоб никак не мог услышать, что он говорит. Это его нервнировало, но лезть и подслушивать намерено он не мог. Поэтому стоял, как придурок, и ждал, пока Енох убедит Клэр в ошибочности ее желания. Но Клэр отказывалась понимать. Она качала головой и возражала. Джейкоб наконец сделал шаг к Еноху. - Ты разве забыла, как у тебя кружилась голова? – наконец закончил он. Джейкоб соотнес все, что знал о болезни Клэр. На тот момент он готов был согласиться с Енохом. Клэр украдкой смахивала слезы и качала головой. Джейкоб не мог на это смотреть. - Я думаю, Клэр может принять это решение сама, - произнес он тихо, понимая, что идя против Еноха, он почти лишается возможности получить ночь, о которой мечтал. Но Джейкоб устроил все это для нее, не для своей прихоти. Енох поднял на него тяжелый взгляд, который Джейкобу невозможно было вынести. - И что я должен буду делать, если ей снова станет плохо? – спросил Енох вкрадчиво. – Ей запрещены любые встряски на протяжении года… - Но год ведь прошел. И она же здорова, так что… Пусть она попробует, - продолжил Джейкоб, ненавидя себя за это. Ему хотелось бы не перечить Еноху, не ловить на себе этот недобрый взгляд, но зато Клэр смотрела на него с надеждой. - Значит, и ответственность за свое решение Клэр тоже возьмет сама, - наконец после длительной паузы произнес Енох достаточно низко и угрожающе. – Я предупреждал тебя – тебе может стать плохо. Однако Клэр лишь стиснула зубы и ответила ему тем же тяжелым взглядом. Джейкоб поплелся в кассу, платить за билет, понимая, что купить обещанную книгу сегодня уже не сможет, только если не ограбит банк. Он переживал и за здоровье Клэр, и за ее психическое состояние. - Ей нужно доверять. Она должна почувствовать себя таким же ребенком, как и остальные, - произнес он в свою защиту, когда они вместе остались за забором наблюдать за тем, как Клэр пристегивают к качелям. - Да что ты знаешь о… - Ничего. Но я надеюсь, что однажды вы мне все расскажете, - губы не слушались. Джейкоб ощутил волну раздражения от Еноха, и даже если ему до смерти хотелось снова взять его за руку, он стоял рядом молча и не двигался, понимая, что на этот раз не стоит испытывать судьбу. Он даже ничего не сказал в ту секунду, когда Енох снова отошел покурить. Его самого совсем не тянуло на то же самое, поэтому он просто стоял. - Есть ли уважительная причина, по которой ты не отвечал на звонок, Портман? Джейкоб моментально ощутил раздражение. Это было удивительно – Хью, казалось, совсем не может его раздражать. И все же сейчас его появление было лишним. Совсем. Все летело к чертям. - Прости, я забыл телефон дома, - ляпнул он первое, что пришло в голову. Хью не очень то ему и поверил, очевидно, из-за того, что Джейкоб отвел взгляд. Его зимняя форма свидетельствовала о том, что он был на дежурстве, и, судя по бормочущей рации, прямо сейчас, так что это было простым совпадением. Джейкоб устыдился своей вспышки и обернулся к Хью, чтобы поговорить с ним нормально. Громкая музыка мешала ему нормально слышать, и он слегка склонился к Хью. - Просто сегодня такой день… Воздух покинул его легкие. Джейкоб не смог сразу понять, почему вместо Хью он вдруг видит далекое серое небо, почему шея вдруг взорвалась болью и почему на его губах вкус сигарет. Джейкоб потерял чувство реальности и времени, стараясь лишь удержаться на ногах, переживая вполне реальный поцелуй, быстрый, рожденный, кажется, все той же ревностью, поцелуй-утверждение, который почти ничем не напоминал утренний и все же оставил после себя легкую эйфорию. Джейкоб снова посмотрел на Хью, не помня, что вообще хотел сказать. Его спасла рация. - Кто-то ломает сортир, - резюмировал Хью, сделав рацию погромче. – Вообще-то я хотел поздороваться с малышкой, а не с вами, - на этом он кивнул Еноху и Джейкобу и удалился в толпу, что заставило Джейкоба лишь немного устыдиться. Он облизнул губы как можно незаметнее, в общем-то прося Хью прийти еще раз чуть позже, чтобы снова испытать это немыслимое собственничество. Клэр смеялась. Это было еще одной неожиданностью, из-за которой Джейкоб вынужден был отвлечься от этого нового витка в происходящем между ним и Енохом. Клэр выходила с качелей и смеялась, хотя Джейкоб не мог вспомнить, когда она в последний раз действительно так смеялась. Яркий румянец на ее щеках и сияющие глаза стоили любых споров с Енохом. Он же и взял ее на руки, и Джейкобу было виднее всех то, что он испытывает то же облегчение, что и Джейкоб. Для Еноха все происходящее ничуть не приятнее, и он переживает за Клэр, как и обязан, будучи ей родным братом. Она обняла Еноха, и Джейкоб лишь порадовался за то, что он не так уж глупо придумал этот день. Они ходили между рядами, и Джейкоб примерял Клэр смешные шляпы, себе прикладывал бороду, надеясь вызвать ее улыбку, оплатил ей еще одну поездку на разноцветных лошадях, составляющих еще одну карусель. Окружающее пропитало его ощущением праздника – сумраком короткого зимнего дня, редким легким снегом, что сыпался с мрачных облаков, электрическим светом фонарей и отблесками ярких праздничных гирлянд, запахом ели, сладостей и лошадей, на которых катали детей. Редкий звон колокольчиков, привычно-рождественские песни и огромный экран для автокинотеатра, на котором можно было посмотреть отрывок старого фильма, хоть и без звука, ведь у них не было машины, чтобы настроить радио. Клэр устало шла рядом с ними ближе к десяти вечера, когда каждый из них съел по хот-догу, сыграл в бесплатные игры на столах для барбекю, когда Клэр играла с другими детьми в снежки, когда отгремел, наконец, огромный салют, который, кажется, был приурочен просто к дню рождения какого-то торгового центра, а не к самому Рождеству. Клэр кивала головой и терла глаза, тогда как Джейкобу казалось, что он родился заново. Он шел рядом с Енохом, что держал Клэр на руках, и девочка положила голову ему на плечо, сонно смотря перед собой. Вместе они шли к автобусной остановке, и Джейкоб после недолгой борьбы с собой нашел руку Еноха. Весь этот день прошел настолько идеально, насколько это вообще возможно, и Клэр казалась абсолютно счастливой, как только могут дети. Джейкоб смотрел на рыжую от света фонарей дорогу и ощущал невероятный подъем. Никакие деньги, никакие наркотики или алкоголь никогда не подарили бы такой смеси радости и спокойствия. Они дождались автобуса и заняли пустующие места, пока Джейкоб отвлекал Клэр от сна перечислением того, что случилось за день. Она блаженно улыбалась, и усталость ее вдруг мельком показалась и в самом Джейкобе. Он беспокойно ерзал на сидении, стараясь устроиться как можно удобнее, чтобы с ней говорить, пока наконец не рискнул положить голову на плечо Еноха. Ему было совсем не видно выражения его лица, и это немного стирало страх перед его реакцией. Он снова продолжил разговаривать с Клэр, что было трудно лишь поначалу – она кивала и иногда мотала головой, стараясь поддерживать диалог, хоть и не могла говорить. И все же она задремала, как только Джейкоб замолчал. Он и сам ощутил, как смыкаются веки в теплом автобусе после долгого дня, полного прогулок, морозного воздуха и развлечений, которые требовали некоторых сил. Больше всего его разморило то, что щекой он прислонился к теплому свитеру Еноха, который, возможно, отныне и навсегда ассоциировался у него с ощущением защиты. Легкое удивление на фоне дремы проснулось в нем, когда рука Еноха легла на его плечо так же, как другая его рука на плече Клэр. Джейкоб сквозь дрему думал о том, значит ли это, что они теперь действительно официально семья. Даже если он все еще не определился с положением относительно Еноха [Енох] В полночных магазинчиках есть своя атмосфера. До десяти еще можно встретить тех, кто задержался после работы, и поэтому Енох не ощущал привычного напряжения, когда понял, что они в магазине не одни, и это не темнокожие парни покупают пиво в ночь, чтобы разбойничать в кварталах. Он бы и не ходил в магазин, если бы не Портман, вовремя вспомнивший, что все резервы для завтрака истощились этим утром. Он вспомнил об этом как раз перед выходом из магазина, проснувшись словно лишь для того, чтобы это сказать. Енох наслаждался тем, что в его голове впервые так пусто и спокойно, что все его мысли занимает лишь улыбающаяся сестра и ее смех, что было положительным результатом сегодняшнего дня. Ему было немного неудобно за рефлекторный поцелуй, что он не сдержал, когда увидел, как Портман делает шаг к копу. Коп выводил его из себя, бесил своей фривольностью и в целом заставлял Еноха творить какие-то непонятные вещи. Он не собирался вообще никак соотносить себя с Портманом на людях. Когда какой-то парень попросил у него закурить, хотя при этом даже не знал, как держать сигарету, Енох собирался повеселиться за счет Джейкоба, что не мог скрыть свою ревность. Однако выражение обиды, глубокой, словно Енох резанул ему ножом по сердцу, отбило всякое желание и дальше развлекаться подобным образом. Портман ничем не заслужил за сегодняшний день нечто подобное, и если признать, что он действительно влюблен в Еноха, то Енох позволил себе положить руку ему на плечо. Он едва высидел скучнейшее представление, держась только радостью Клэр, от скуки позволив Портмана взять себя под руку. По его лицу складывалось ощущение, что он готов умолять Еноха о сексе, и все его тело кричало о чем же думает Портман. Нельзя было сказать, чтобы Еноха это не трогало. Лишившись сил и секса на долгое время, он отвык нуждаться в нем, но за последнее время Енох заново пережил все самые приятные моменты подобного, и нетерпение Портмана все же отдавалось в нем. Он был послушен, отзывчив и эмоционален, отдавался Еноху на максимуме своих возможностей, не следил за тем, как ведет себя – и в этой дикости секса было что-то интригующее. Енох лениво думал о том, что ему есть, что показать, но в таком случае они рискуют разбудить Клэр. Как-то незаметно для себя он обдумывал факт ночи, как будто уже решил впустить Портмана не только в свой сон, но и в свою постель в целом. Он был слишком худым, чтобы его вид возбуждал хоть сколько-нибудь, но в темноте прошлого раза его худоба показалась чем-то оригинальным. Впрочем, он был прав в отношении Клэр – Енох слишком замкнулся на заботе о ней, чтобы вспомнить о доверии, которое помогло бы ей стать таким же ребенком, как и все. Скоро отрастут волосы, и она станет наравне с остальными, будет принята в игры и может быть даже влюбиться. Портман понимал ее с другой стороны, нежели Енох, и это было принять проще всего, ведь у Еноха не хватало сил наблюдать за ней. Он был почти рад отдать Портману все заботы о том, как вновь помочь ей заговорить. У него не было ни одной идеи, почему так произошло, а спрашивать Портмана напрямую ему показалось глупым, ведь он сам должен понимать свою сестру. Он сидел в автобусе, обнимая Клэр, смирившись с тем, что может лишь обеспечить ее и предоставить защиту, тогда как роль друга все же досталась Портману. Он умудрялся разговаривать с ней, хотя она не могла ни слова сказать в ответ. Клэр засыпала, и вскоре Портман точно так же вырубился на его плече. И если раньше у Еноха это вызвало бы защитный сарказм или недовольство, он вдруг осознал себя ответственным за двух человек, которые действительно чем-то связаны с ним и которых он может защитить. Уже защищал. Воспоминание о вечере в кафе накрыло его с головой, только на этот раз не было опасности – он просто делал это, потому что мог. В этом был какой-то смысл существования, какая-то логика – Портман отдает ему и Клэр все, что только может, и Енох предоставляет ему защиту. Это равноценный обмен, если учесть еще и секс. Они ходили между рядами вместе с Клэр, пока Енох просто следовал за ними, ожидая, когда же они наконец доберутся до дома. Он устал, но не физически, как обычно, а скорее от впечатлений, от которых отвык. В каждом одинаковом дне он здорово потерял толерантность к новым моментам, а потому оказался бы словно перегружен. В этот момент Портман мог делать с ним, что захочет – он был просто образом себя, роботом, чья оперативная память занята обработкой, что произошло за день. Они подбирались к кассе. Перед ними женщина с вытравленным цветом волос расплачивалась, после чего кассирша, сонная афроамериканка, как принято в этом районе, наконец обратилась к ним. Прозвенел колокольчик на двери, однако мимо Еноха никто не прошел. Приступ тревоги проснулся в нем в ту же секунду, как его взгляд уткнулся в знакомую картину, пусть он никогда не оказывался с этой стороны. На него смотрело дуло обычного пистолета, который держал в руках смутно знакомый парень. Енох мог поклясться, что видел его лицо раньше. Это лишь ухудшало положение, ведь для тех людей он был все равно, что мертв, ведь после колонии он не вернулся на улицы. Разум его переключался на забытые рельсы. Он моментально повернулся так, чтобы закрывать Клэр и Портмана не вполоборота, а целиком. Он слышал, как всхлипнула Клэр, но уже думал не об этом. Скорость пули, увы, априори выше его. Он может сыграть только на замешательстве. А для этого ему следует сообщить о том, кто он есть. - Невероятно, но факт – ты не соответствуешь своей кличке, - краем памяти Енох выхватил из прошлой жизни ту самую кличку. Покрытое оспинами лицо изобразило задумчивость. - Так я как раз на пути к этому, - хрюкнул парень в дурацкой кепке. Золотая цепь смотрелась странно с потертой от времени кожаной курткой. – Мы думали, ты сдох. - Я тоже так думал, - Енох перевел взгляд на второго – тоже пистолет, что намного хуже одного. Для него особенного выбора нет, ведь если он узнал тех, кто собирается грабить магазин, никто и не подумает оставлять его в живых. Пусть он состоял лишь в резерве, основная банда вряд ли меняла правила еще с семидесятых. Нет свидетелей – нет проблем. А значит ему стоило думать только о том, как дать возможность уйти остальным, спасти Клэр. К сожалению, он не знал, хватит ли Портману мозгов воспользоваться моментом и унести отсюда Клэр. - Боссу тебя не хватает. Машины пошли сложнее, сам понимаешь, - развел руками парень. Возможно, его звали Джерард. Или Джордан. Все звали его просто Поддатым, и, увы, он был одним из самых тупых ребят, которых Енох только видел. К сожалению, из всех полезных знаний Енох помнил только то, что этот придурок трахает свою же мать, которая пропила окончательно все мозги. Он спокойно воспринял тот факт, что шансов выйти отсюда у него нет. Когда-то же это могло произойти. Он мог лишь порадоваться тому, что заканчивает по эту сторону пистолета, что не так стыдно. Хотя на самом деле не стыдно жить. - Думаешь, стоит позвонить? - Думаю, что правила для всех одинаковы. Кто знает, что за птица ты теперь, Фьюри, - покачал головой парень. Второй тоже демонстративно развел руками – его Енох не помнил вовсе, что означало, скорее всего, новичка. Отвлечение заканчивалось. У него всего один шанс, и он последний. Он прекрасно знал всю схему, хоть и сидел всегда там, в машине, что даже сейчас видно за стеклянной витриной. Сердце стало биться чуть быстрее – он словно в замедленной съемке наблюдал, как Поддатый поворачивает голову к кассирше, оставляя Еноху всего несколько секунд. Рефлексы выживают дольше всех, как умение пользоваться велосипедом. Он выбросил руку вперед, отводя пистолет и выбивая его из кисти и одновременно отправляя тушу этого парня назад, чтобы сбить с ног второго, который только доставал пистолет. Еноху не хватало инерции, чтобы сбить с ног обоих. Выстрел гремел в его ушах, когда он вырубал ударом по виску того, кто все же успел выстрелить. Бросившись за пистолетом, он успел всего на секунду раньше, чем Поддатый. Выбросив локоть, Енох промахнулся, так что на мгновение перед ним стоял выбор – убить и сесть в тюрьму или бог знает как вырубить. Ствол пистолета врезался прямо в горло. Задохнувшись, Поддатый схватился за горло и потерял концентрацию в борьбе за пистолет. Второй удар в висок вышел чуть сильнее. Звон в ушах наконец ослаб, и Енох осознал, что звоном этим было имя, которое прокричал высокий девичий голосок: - Джейкоб! Енох повернул голову. Клэр стояла на коленях, прижимая свою же шапку к груди Джейкоба, что стремительно пропитывалась кровью. Он с удивлением смотрел на свою руку, что скрывалась наполовину под шапкой Клэр. Каждый вдох давался ему все труднее. Он посмотрел на Еноха, бледнея буквально на глазах. - Джейкоб! – Клэр дрожала, смотря сквозь выступившие слезы на Еноха. Как будто он мог думать о чем-то еще.