I fell in love this summer

На утро Миша был бодр и силен, как никогда. Он встал раньше всех, даже раньше вожатой, взял холодной от ночной пелены тюбик зубной пасты и щетку, тихим шагом направляясь к умывальнику. В этом комплексе, в отличие от новопостроенных, туалет и раковины с начищенными до блеска кранами находились на улице. Располагались они в отдельном маленьком домике, что был построен всего-то год назад, зимой. Помещение было достаточно красиво сделано — узоры на внешних стенах напоминали большие булыжники, что легли друг к дружке вплотную, создавая нерушимую на вид крепость. Крыша была выложена из коричневатой черепицы, а окошки были маленькие и слегка виднелись на верхней половине здания. Миша с притупленным скрипом закрыл дверь, чтобы утренний морозец не проникал в сонное королевство, и направился прямиком по тропиночке к постройке с желанной водой. Парень действительно был рад этому утру. Солнышко светило ярко, желтым всадником восседая на колючих верхушках сосен. Трава с водной диадемой на кончике что-то шептала ветру, а тот, будто непослушный мальчик с пылинками-веснушками босиком носился по зеленому покрывалу, хлюпая голыми пятками по мокроватым коронкам. День обещал быть теплым и ярким, а зной, притаившись на детских качелях с ленивой тоской в глазах покачивался, где-то в невидимой голове строя планы на грядущие сутки. Как только шатен зашел в домик, он сразу пристроился к белой раковине, включая кран и вслушиваясь в звук разбивающегося стеклянного ствола о снежную стенку. Он умывал лицо, прочувствовал каждую ворсинку водного одеяла на клеточках кожи. Но, как бы он не старался, мысли о Дане так и не убегали с прозрачными струйками в серебряное кольцо в раковине. Даже освежающая мятная паста, толстым слоем охлаждающая ровные зубы, никак не выдавливала своей химической прохладой раздумья о светловолосом пареньке, который сейчас, вероятнее всего, спит, укутавшись в одеяло. Из головы просто не выметался момент, когда Рэнделл был в трех миллиметрах, и Миша, просто растаявший под горячим дыханием, в красной краске на своем лице, прикрыл в блаженстве глаза, ощущая, как теплый ветерок оседает на губах. Он был так близко, что шатен понимал, как его податливое тело, словно магнитом, тянет к красивому альфе. Холодная вода стекала по щекам, одаривая их своей сухой прохладой. Мелкие капельки обводили рельеф носа и красноватых губ, затекая в рот и обнимая водной коркой белые зубы. Миша посмотрел в зеркало. Перед его взором встал парнишка пятнадцати лет, с темными волосами, липшими к мокрым вискам, карими глазами, что так и переливались красками своей кофейной гущи при утренних, еще не тронутых похотливыми детьми, лучами желтого солнышка. Улыбнувшись себе, подросток почистил зубы и, вдохнув приятный запах хлорки, вышел из маленькой хижины, уходя обратно в корпус. Весь день был скучным. Сочные краски лета ужасно давили на сетчатку глаз, зной бушевал, а ветерок, будто специально притаившись где-то в уголке мира, лишь изредка качал верхушки деревьев, разшевеливая замеревшие ветви. Вся площадь лагеря будто горела, асфальт был горяч настолько, что только к вечеру, когда изрядно потемнело, с его шершавой поверхности вверх устремился белый плотный пар. — Пойде-е-ем, — Вопил Макс, — У меня слюнки текут! Миша, все сильнее утопая в рубашке Дани, сонно мычал в ответ: — Не хочу… — Миша, ну, такой шанс бывает раз в жизни! Баба Надя не всегда оставляет за витриной пирожки! Пойдем! Шатен вяло сел на кровать, одним, еле-еле открытым глазом смотря на беловолосого друга, а через пару минут обидчиво фыркнул, прокручивая в голове прекрасный дворец короля-сна, на стеклянных стенах которого расположились драгоценные камни, а в их блеске уютно притаились Мишины любимые сны. И парень бы продолжал срывать цветные камешки со башен величественного здания царства Морфея, если бы Шабанов так настойчиво не предлагал потырить пирожки из-под носа старой сожительницы лагеря. Вот же хочется ему приключений в начале смены! — Давай быстрей, не мы ведь одни такие! Альфы по-любому уже там! — Такими вскриками подгонял кареглазого Максим, постоянно проверяя, нет ли рядом вожатых. Миша одевался достаточно медленно. Он долго выбирал, что лучше — рубашка Дани или толстовка Дани? Поколебавшись над выбором до того момента, пока у друга не осип от вскриков голос, шатен все-таки выбрал рубашку, ибо термометр гордо пестрил красной линией ртути, достигающей до отметки в плюс тринадцать. Наконец-то собравшись, ребята вышли из корпуса, тихонько обходя вожатых и гуляющих мелких. После такого дня, в течении которого уверенно господствовал зной, юные жители лагеря вылезли из своих укрытий, задорно смеясь пришедшей ночной поволоке. Ребята всех младших отрядов играли в классики, по воздуху со сладким запахом лета летал разноцветный мяч, рассекая круглыми боками просторы. От уже охлажденного асфальта с резиновым писком отбивались скакалки, цветные линии водили сыпучие мелки, оставляя на пальчиках загорелых малышей яркие пятнышки. Взрослые же ребята, пересекшие возраст 14-ти лет, сидели на лавочках. Некоторые из них увлеченно читали книги, белые страницы которых переворачивал сонный ветер. Другие пускали воздушного змея, иногда изрядно расстраиваясь тому, как его размашистые крылья не достают десяти сантиметров до конца сосны. Иные подростки просто гуляли и общались, то улыбаясь, то расстраиваясь новостям. Миша не замечал этих прекрасных деталей кипения жизни, так как вместе со своим другом-одноклассником они, словно мыши, прошмыгнули в деревянный домик столовой. Здесь было темно, но благодаря начищенным до блеска окнам в помещение проникал свет от уходящего заката и наступающей на свой престол луны. Вот маленький рыжеватый лучик побежал по полу, показывая своим тусклым светом его чистоту. Он даже осветил углы, проверяя, нет ли там паутины. Не-а, пусто. В досаде, он шмыгнул обратно за окно, будто в слезах жалуясь матери-солнцу, каково уже легло спать там, за горизонт, на гладь спящего океана. Не прошло и пары секунд, как в комнату с тихим звоном ворвался седовласый луч, исходящий из бороды старца-луны. Он, похожий на призрака, прошелся по персиковым стенам, одобряя их ухоженность, погладил своей яркостью цветастые плакаты с лозунгами, призывающими к гигиене. Он даже провел невидимый рукой по столу, ощущая не колкие крошки, а ровную поверхность. Тут луч резко сиганул к противоположному от ребят углу и попал прямо на лица двух знакомых альф. Это был Даня, на чьих густых волосах остановился седой луч, и Руслан — ди-джей лагеря «Салют». Они тоже пришли за пирожками, ибо оба не наелись ими за ужином. И, будучи лучшими друзьями, решили пойти вдвоем утолять пожирающий организм голод. — Даня? — Шепнул Миша, боясь разбудить целую бригаду поваров и старушку, которая была главной, а-ля шеф, — Что вы тут забыли? — Это что вы тут делаете? — Сдавленно произнес Тушенцов. — Мы пришли за пирожками. — Допустим, — влез в разговор Рэнделл, — И мы. — Вы чего, серьезно? Эти… — Белобрысый омега пересчитал количество аппетитных булочек, — Трое пирожков достанутся нам. — Мы здесь оказались раньше вас. И поэтому… — Закрылись, — Властный голос Дани прозвучал угрожающе, — Если бригада услышит, что мы здесь, нас отчислят из лагеря, ибо это серьезное нарушение режима. В задние воцарилась тугая тишина. Решив, что самый юркий подойдет к витрине, за призрачным слоем которой лежат вкуснейшие пирожки, чей масляный блеск так и манил, ребята затихли в углах. В голове невольно строилась траектория побега, в памяти всплывали в стены дома и дыры в них, через которые можно незаметно вылезти наружу. А что творилась в сознании Миши, которого как раз и послали красть румяные булочки, знал только он. Хотя очень сложно было сдерживать поток шумных мыслей. Адреналин, живущий в пульсации вен, ответственность за такую важную миссию и колокольный звон страха, хлопающий подростка по ушам. Тихими шажками он подходил к витрине, боясь, что страшные звуки эмоций услышит баба Надя и тогда ему несдобровать. Казалось бы, что легче, взять булочки и сбежать с ними? Да и интересного, пожалуй, мало, только проблем много. Но для них это было нечто особенное, веселое приключение, запомнившееся на всю жизнь. Неожиданной волной столовую озарил светло-желтый свет. Он мигом обошел все пространство, показывая тайны каждого темного уголка, потоптался по тем самым плакатам, подмечая все недостатки выцвевшей краски, и осел на лицах ребят, путаясь в петлях их одежды. Миша, дрожа от шока, перевел взгляд на бабу Надю. Она потирала глаза, зевала, и искала в кармане старенького халатика такие же старенькие очки. Парень не мог пошевелиться, слушая то, как сзади него ребята в ужасе сбегают прочь. Его окутала настолько колкая пелена страха, что ее острые шипы впились в глаза маленького омеги, и он чувствовал, как вот-вот заплачет от боязни звучания старческого голоса в его сторону. Это произошло настолько быстро, что Миша и опомниться не успел, как оказался на улице. На чугунном крыльце, окрашенным черной краской этой зимой. Его, обладателя уже мокрых и красных глаз, вытащил из домика Даня, вынося на своих сильных руках. Каким-то образом русоволосый успел подхватить остолбеневшего Мишу и унести раньше, чем баба Надя нашла коричнево-золотые очки с цепочкой и лениво повесила их на морщинистый нос. Криков и шумов не было, видно, кухарка решила, будто ей приснился мрачный сон, а громкие шаги и пошептывания — всего лишь старческое воображение.