I fell in love this summer

Услышав о том, что двоюродный брат уехал в лагерь, русоволосая перестала быть жизнерадостной девочкой, сменив лучезарную улыбку своих тонких, гладких губ на переползающую на других жителей квартиры грусть, вперемешку с горькой яростью. Она больше жизни хотела попасть в лагерь, завести новых друзей и просто ощутить на языке этот сладчайший нектар свободы, сочащегося из сочного, запретного плода. У девушки было все: двухэтажный дом, чересчур заботливая мама, контролирующая дочь ежесекундно, богатый отец с твердой, как камень душой, учителя, дающие подопечной все необходимые знания для поступления в высшее учебное заведение города. Не было у нее только одного, самого главного: собственной жизни. Мать терроризировала свою малышку нравоучениями, слежкой, нанятыми няньками, которые с самых пеленок следили за Лизой, не отходя ни на шаг. Даже в ванну русоволосая не ходила в одиночку: две или три пожилые женщины, самые верные и проверенные Екатериной Алексеевной, отправлялись вместе с опекаемой принимать водные процедуры. Девушка никогда не могла насладиться душем в полной мере, как это делает обычный человек - приходит с утомительной работы, стягивает с себя, как змея шкуру, тяжелую и потную одежду, залазит в белоснежную тару, ошпаривающей ноги мертвым, но таким желанным, холодом, вертит хромированные ручки и улетает куда-то далеко под песнь стекающих капель, выталкивающих из высохшей от зноя кожи тлеющий, путающийся в банной занавеске, пар, склеенный с пылью изматывающего дня. Она тоже снимала с себя очередное платье, которые отец и мать запрещали менять на что-нибудь еще, растегивала кружевной лифчик из шелка, неохотно отлипавший от аккуратной груди, садилась в джакузи и жмурилась от режущей глаз красноты, голодно заглатившей щеки. Противные тетки, выставлявшие себя заботливыми бабушками, драли ей волосы корявыми руками, в морщинках пальцев собирали жесткую пену от дорогостоящего венского шампуня, скребли бледную спину деревнянными мочалками ручной работы францзуских мастеров. Грязная вода сбегала в серебряный слив, плечи Лиза укрывали грубым полотенцем из кашемира и льна, выталкивали наружу, чтобы продезинфицировать помещение для следующих процедур. "Моя маленький распустившийся цветочек!" - Так Екатерина Алексеевна приветствовала дочь после посещения ванны, и каждый раз девушка, сильнее кутаясь в чистую ткань, благодарила ее с ложной улыбкой, понимая, что чувствует себя, скорее, засушенным бутоном, зажатым между толстыми пластами страниц книги. Ее короткие волосы, уложенные лучшими парикмахерами, бесили ее с самого детства. Зализанные, вечно прямые и блестящие настолько сильно, что, казалось, в них можно увидеть свое отражение, если подойти ближе. Лиза очень хотела отрастить их, просто забыв о существовании лаков, муссов и утюжков. Ей хотелось жить, как все девочки: с шикарными гривами, лоснящимися, переливающимися на свету, опутывающих своей густотой мальчишек со двора. Просиживая часами за журналами по ночам, девушка рассматривала фотографии моделей с гигантскими прическами, пыталась повторить уроки с глянцевых страниц о плетении колоска на голове или шикарных толстых кос. Но единственное, что ей удавалось, так это смять поврежденные химией волоски, а с утра получить крики мамы и нянь о скомканных локонах. Она была готова убежать. Так далеко, чтобы никто не мог ее узнать или дозвониться. Туда, где нет связи с прошлым, с родителями и всей армией прилипших людей. Ей бы поспать в траве, почувствовать быстрых жучков, которые путаются в мелких волосках на руках, что, наконец-то, скрыли это зеркальное сияние после многочасового бритья. Ей бы попить коровьего молока прямо с банки, забыть ощущение всех фарфоровых и хрустальных бокалов на подушечках пальцев, покупаться в речке, наслаждаясь водрослями, вязавшими узлы на ногах. Просто надеть шорты, майку и поползать коленями по мокрой, рыхлой земле после согревающего душу дождя. Полюбить. По-настоящему полюбить. Как делают все девушки ее возраста - ищут, влюбляются, встречаются, расстаются, переживают и сходятся. Просто ощутить все эти эмоции первого поцелуя молодого парня, услышать гармонию ветра, тянущего за собой шлейф из аромата его парфюма, и, перестав дышать, робко обнять растущего мужчину за шею. И почувствовать не идеально гладкую кожу, словно стеклянную, а мелкие грубоватости и недочеты, поры, покрытые мелкой грязью после кувыркания в смачной луже, набухшие вены от таких же снующихся чувств, как и у нее. Услышать пошлые шутки, попробовать кока-колу, послушать популярные треки, вдохнув запах дыма от костра или сигарет, уносящийся в тяжелые, пыхнувшие розовым цветом, облака, покраснеть от прикосновения возлюбленного к груди. Просто жить. Как все живут. И она тоже так хотела. Открывая по ночам окошко и, будто всасывая в себя ночной холод, Лиза смотрела на гуляющих людей ее возраста и просто желала хотя бы на секундочку оказаться с ними. В шортах, в огромной футболке, без жавшего лифчика и кедах. А по утрам ее желания сжигались вставшим солнцем, и все начиналось заново: водные процедуры, немой завтрак, очередное платье, учителя и вечно смотрящие глаза, не дающие покоя молодой душе. Сегодня Лиза решила все изменить. Узнав о своей бабушке, которая приезжала к внучке очень давно, а потом отстраненная от нее по желанию отца, девушка украла немного денег из сейфа, код от которого достала у матери из кармана, взяла плед и убежала через окно. Пока она неслась к последней электричке, ее пятки больно стучали о твердую дорогу, песок и пыль подымались, пачкая ее колени и подол платья. Девушке было плевать. Эта боль доставляла ей такое неописуемое наслаждение, что ее горящими чувствами можно было растопить самый большой айсберг в мире. Она была счастливее всех, когда поднялась в вагон, увидела простого человека в лице проводницы, принимавшей билеты. И всей ей казалось прекрасным: кусок шершавой бумажки, руки сонной женщины, что так долго проверяла подлинность листка, старый вагон, пропитанный запахами трав и предыдущих пассажиров, диванчик из коричневого кожзаменителя, нагретый огнем зноя ушедшего дня. Паук, заплетавший косы из паутины в углу, казался Лизе чем-то космическим и недосягаемо прекрасным. Его мелкие лапки активно спутывались и расходились вновь, создавая замысловатый узор из тончайших нитей, и малышка, словно хрупкая бабочка застрявшая в липкой сети хищника, смотрела на существо с бушующим восторгом, не желая вылезать из такой ловушки. Когда девушка прибежала к бабушке, она долго рассматривала старушку: светлейшая женщина, спасительница ее измученной души, была очень мирная и радостная. Ее улыбка была ярче палящего солнца. Русоволосая долго смотрела на ее морщинки, темные пятна на смятой коже, белые волосы в бублике, густые ресницы. Внучка видела в женщине ангела, свалившегося по ошибке с небес. Самого лучшего и любимого ангела, который вытащил ее из непродыхаемого дегтя. Старшука долго металась около Лизы: помыла ее в баньке, выбив березовым веником слой блескучих кремов и ласьонов, покрыла ее уставшие волосы чем-то очень масляным и таким нежным, что девушка в блаженстве закрывала глаза, понимая, что ни один шампунь из Европы не заменит простого бабушкиного отвара. И полотенце, заботливо обтянувшее худое тело беженки, было мягче шелка, теплее любого дорогостоящего испанского камина, которые каждый год обновлял отец. Перед сном русоволосая пила чай из старинного сервиза, слушала рассказы бабушки и безумно радовалась обычной белой сорочке, свисавшей с ее плеч мешком. Напиток был вкуснее, чем дома, и внучка выпила целый чайник за раз, каждый раз облизывая губы, заглатывая все до малейшей капли. Ей казалось ужаснейшим грехом оставить хоть что-нибудь в кружке, и поэтому даже черные песчинки чая проваливались в горло, передавая каждую нотку вкуса. Как только Лиза уснула, оставляя на широкой подушке мокрые пятна от влажных волос, женщина присела на лавку. Что же теперь делать? Куда отправить внучку и что сказать сыну и его стервозной жене? Определенно, отдавать им внучку бабушка не хотела, особенно после услышанного. Девочка была замучена излишним вниманием и пластмассовой любовью, поэтому возвращать молодую душу в этот горький мед было бы бесчеловечно. Поэтому, покопавшись в газетах и журналах, старушка купила путевку в лагерь. Ей казалось это наилучшим решением: мало того, что малышка сможет отдохнуть от всех посторонних глаз и липких рук нянь, так еще и женщина сможет разобраться с родителями через суд без какого-либо груза в виде заботы о внучке. За две оставшиеся недели смены она точно сумеет что-нибудь сделать, а потом девушка будет жить с ней и купаться в лучах настоящей любви, ощущать эту жизнь не по рассказам, а самостоятельно. На том и решилось.